Беатрис

— Они богаты, — проговорил Рой. — Густав Пальмгрен очень успешный предприниматель.

— Мы знаем, — перебила его Чарли.

— Дайте мне договорить, — сказал Рой.

— Простите, — сказала Чарли. — Продолжайте, пожалуйста.

Внутри она ощутила раздражение, подумав, что куда более невежливо вот так осадить коллегу, чем прервать случайной репликой.

— В городе все знают, кто такой Густав Пальмгрен, — сказала Стина, поскольку Рой предпочел промолчать. — О нем много писали в местных газетах, да и в национальных тоже. Его лицо всем знакомо и — да, о семье много чего говорят.

— Что именно? — спросила Чарли.

— В основном просто сплетни. Густав и его компаньон получили за свою компанию фантастическую сумму, так что… да, о таких вещах люди любят посудачить. Ты, наверное, знаешь больше? — спросила Стина, глядя на Роя. — Он с ними знаком, — пояснила она.

— Нет, это не так. Просто я когда-то вращался в тех же кругах, что и Фрида, но это было много лет назад.

— Что она за человек? — спросил Андерс.

— Она была очень популярна, — ответил Рой. — И умна, и красива, — продолжал он с сомнением в голосе, словно это уравнение в его голове как-то не сходилось. — В детстве-то ей пришлось тяжеловато, но это не бросалось в глаза. Хотя мы встречались чаще всего где-нибудь в баре, а там все веселее, чем обычно.

— В каком смысле ей пришлось тяжеловато? — спросила Чарли.

— Родители были алкаши. Оба совершенно опустившиеся. Так что сейчас она действительно живет совсем по-другому.

— Кстати, о богатстве, — сказал Андерс. — Если речь идет о похищении, то скоро должны последовать условия выкупа.

— Да, — кивнула Стина. — И там находятся наши специалисты, которые помогут им в этом случае.

— А семьи? — спросила Чарли. — Родители? Братья-сестры?

— Густав — единственный ребенок в семье, — пояснила Стина. — Его отец умер, а мать живет в доме престарелых, страдает деменцией. У Фриды родители умерли, но у нее есть брат, который…

— Который что?

— Он находится на реабилитации. Зависимый. Ранее засветился в полиции.

— В связи с чем?

— Все как обычно — кражи, хранение наркотиков, управление транспортным средством в нетрезвом виде.

— А какие у него отношения с Фридой?

— Насколько я понимаю, не самые лучшие. Он, как уже говорилось, зависимый, а это в большинстве случаев сильно портит отношения. Но сейчас он на лечении.

— Но ведь его там, наверное, не держат под замком? — спросила Чарли.

— Насколько я поняла, он вот именно что сидит под замком, — ответила Стина. — Мы пока не проверяли его столь подробно. Нам показалось, что это не самый горячий след.

— Трудно сказать, какой след самый горячий, когда нет никаких следов, — заметила Чарли.

— Хотите, чтобы я проверил, не сбежал ли он? — спросил Рой.

— Да, конечно, — ответила Чарли и подумала, что это следовало давно сделать. — Вы взяли образцы ДНК Беатрис?

Стина ответила, что они отослали на экспертизу две соски и бутылочку, из которой девочка пила утром овсяную смесь.

— А родители? — спросила Чарли. — У них взяли пробы?

Стина кивнула.

— Мы хотели бы встретиться с ними как можно скорее, — сказала Чарли. — Мы с Андерсом отправимся туда немедленно. Тем временем пусть продолжают опрашивать соседей. Кроме того, нужно изучить прошлое родителей. И выделить отдельный номер для звонков общественности.

— Это уже сделано, — сказал Рой.

— Вскоре нам придется устроить пресс-конференцию, — сказала Стина. — Журналисты нас буквально преследуют.

— Ну и пусть, — ответила Чарли. — Сейчас мы не можем терять время на вопросы и ответы, к тому же нам почти ничего не известно.





Сара



Она рада нас приветствовать на сеансе групповой терапии, сказала Марианна, устроившись на стуле рядом с Эмили посреди сидящих в кругу девчонок. Пикколо вертелась у наших ног. Марианна сказала — для тех, кто не заметил, — что появилась новая девочка. Да, может быть, я сама представлюсь?

Опустив глаза в блокнот с ручкой, лежавший у меня на коленях, я ответила, что меня зовут Сара и мне пятнадцать лет.

— Почему ты здесь? — спросила тощая девчонка, сидящая напротив меня.

— Вопросы предоставьте мне, — сказала Марианна.

Не могла ли бы я рассказать что-нибудь о себе? Может быть, о том, что у меня хорошо получается? Этот вопрос она задает всем новым девочкам, потому что считает важным, чтобы мы сосредоточились на наших сильных сторонах, а не только на слабостях.

Я долго сидела молча, потому что никогда раньше об этом не задумывалась. Перед глазами встала вышивка крестиком, которую делала бабушка Юнаса и не успела закончить перед смертью и которую я почти успела доделать перед тем, как попасть в «Чудное мгновение»: «Жизнь — не те дни, что прошли, а те, что запомнились». Но у меня стежки получились неаккуратные и торчали во все стороны, так что я не могла сказать, что умею вышивать.

— Может быть, что-нибудь такое, что характерно только для тебя? — спросила Марианна, когда я не ответила.

В голове было по-прежнему пусто. Единственное, что я вспомнила — что у меня, кажется, отсутствует рвотный рефлекс. Но это наверняка будет воспринято плохо, так что я сказала, что умею ездить верхом.

— Как мило, — сказала Марианна. — У нас тут есть еще наездницы, — и кивнула в сторону девушки, которую я раньше не заметила.

— Я не наездница, — буркнула девушка. — Я просто так сказала.

Марианна не стала продолжать тему и сказала, что мы начнем, как обычно — писать в наших блокнотах в свободной форме обо всем, что придет в голову.

Когда вокруг меня все зашуршали ручками по бумаге, я вдруг почувствовала себя, как в школе — то ужасное чувство, когда не знаешь ответа, просто стараешься досидеть до конца урока, остро ощущая свое одиночество. Я взяла ручку и медленно написала. «Эта страница раньше была пустая. А теперь уже нет». И затем, поскольку все остальные продолжали что-то строчить, записала те же предложения снова, на этот раз еще медленнее: «Эта страница раньше была пустая. А теперь уже нет».

Я покосилась на Лу, сидящую рядом. Ее ручка так и летала по бумаге, словно бы жила какой-то своей жизнью. Что она пишет? Я пыталась заглянуть в ее лист, но она держала блокнот под таким углом, что ничего не было видно.



Когда письменная работа закончилась, Марианна заговорила о надежде. Важно не терять надежду, сказала она. Мы должны думать позитивно и не ставить самим себе подножку уже на старте.

— Наверное, не мы сами себе подножку поставили, — сказала Лу.

— Позвольте мне рассказать вам об одной девочке, — продолжала Марианна, не обращая внимания на комментарий Лу.

И Марианна начала рассказывать о девочке, которая жила когда-то в «Чудном мгновении». Я слушала вполуха длинную историю обо всем том, что у нее пошло не так, но потом выправилось. Сейчас у нее есть работа, и она замужем за бухгалтером.

— Кошмарный сон!

— Ты что-то сказала? — Марианна посмотрела на Лу.

— Просто сон, — сказала Лу. — Звучит как прекрасный сон.

— По-настоящему счастливая история, — сказала наконец Марианна, а потом посмотрела на каждую из нас и сказала, что мы тоже сможем стать такими — мы сможем стать, кем только захотим, надо просто очень сильно захотеть.

— Как ее звали? — спросила Лу. — Как звали ту счастливицу?

— Ее имя не имеет значения.

— Очень даже имеет, — воскликнула Лу. — Имя имеет огромное значение.

В ту ночь я лежала без сна и думала о череде событий, которые привели меня в «Чудное мгновение»: мама ушла, папа спился и умер, Рита не захотела взять меня к себе. Я подумала про вечеринки в магазе, про игры, от которых у меня останутся шрамы на всю жизнь. Стоило мне закрыть глаза, и я видела перед собой комнатку под крышей, старый покрытый пятнами матрас и траченные молью одеяла, развевающиеся на ветру занавески. Я ощущала все эти руки, хватающие мое тело, и думала о том, что мне пятнадцать лет, а я уже так от всего устала.





12




Большой белый коттедж Пальмгренов располагался на холме. За деревьями в огромном саду угадывалась гладь воды озера Венерн. С двух сторон от входа высились две колонны, а перед ними — терраса, где утром и стояла коляска. Когда они подошли ближе, Чарли заметила колыбельку, подвешенную к ветке дуба. Перед двойным гаражом стояли две машины: городской внедорожник и «Тесла».

Чарли нажала на кнопку звонка. Дверь открыла женщина лет тридцати пяти. Она представилась как Шарлотта Юландер, близкая подруга семьи.

— Ваши коллеги сидят там, наверху, — сказала она. — Мы только и ждем, чтобы похититель позвонил и сказал, что она у него, что она жива и… если речь о деньгах, то все устроится. Иначе просто быть не может.

Чарли огляделась по сторонам, пока Шарлотта вела их через комнаты с тяжелыми портьерами натуральных цветов, светлой деревянной мебелью и картинами приглушенных тонов.

Коллеги спустились вниз и кратко представились. Это были мужчина и женщина, оба с серьезными лицами.

Фрида Пальмгрен сидела за кухонным столом. В руке она сжимала игрушечное одеяльце с мягкой головой кролика на уголке. Она вовсе не походила на фотографии счастливой молодой матери в социальных сетях, но, хотя косметика размазалась и волосы растрепались, была убийственно хороша собой.