Баллада о Лорелее
Часть 75 из 131 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Не торопись, — нахмурился Богданов. — Что-то мне подсказывает, что все не так просто… Так о чем вы хотели со мной поговорить?
— Подождите, Михаил Александрович, — решительно вмешался Ник. — По-моему, нужно все-таки выяснить до конца, кто же они такие. Без всяких шуток. Иначе никакого разговора не будет.
— Что ж, это справедливо, — согласился Сэм. — Мое настоящее имя — Катя, а фамилия — Решетникова.
На командном пункте воцарилась мертвая тишина. Услышать заявление молодого парня о том, что, оказывается, его зовут Катя, — несомненно, в этом присутствовало нечто противоестественное. Экипаж «Афродиты» явно оказался не готов к восприятию подобного рода откровений.
Богданов подался вперед, крепко сжав губы и сверля бывшего стажера взглядом, не предвещавшим тому ничего хорошего. Даже Марк Аврелий в полном недоумении бросил свой пост и зашел сбоку, чтобы получше рассмотреть больного на всю голову парня, который ни с того, ни с сего вдруг решил назваться женским именем. Так, словно никогда до этого никакого Сэмюэля Харди и в глаза не видел.
— Ты что, издеваться над нами вздумал? — зловеще прошипел Ник. — Какая еще Катя? Совсем с катушек слетел?
— Решетникова, — спокойно повторил Сэм. — Когда-то, много лет назад, я училась в одном классе с неким Колей Соловьевым, там, на Лорелее. Не знаешь такого?.. Странно… И меня совсем-совсем не помнишь? Какая жалость…
Николай обвел присутствующих возмущенным взглядом. Стажер Харди явным образом издевался, в этом не оставалось абсолютно никаких сомнений. И объектом своего неподобающего поведения отчего-то избрал именно его, Ника.
— Решетникову Катю я прекрасно помню, — процедил он сквозь зубы. — Вот только выглядела она совсем по-другому.
— Ой! Я и забыла, — сказал Сэм. — Одну минуту, сейчас все исправлю.
С телом бывшего стажера неожиданно начала происходить совершенно немыслимая метаморфоза: бедра раздались и слегка округлились, а талия стала существенно тоньше, словно ее со всех сторон обжали каким-то невидимым корсетом, в то время как грудь налилась и начала выпирать под комбинезоном самым вызывающим образом. Черты лица словно бы поплыли, разгладились… тяжелый сэмов подбородок чуть заострился, рыбьи глаза упрятались поглубже в глазницы и украсились изящными черточками бровей, а соломенного цвета волосы внезапно окрасились в густой черный цвет и удлинились, спадая на плечи широкими волнами. На месте неуклюжего стажера совершенно необъяснимым образом возникла красивая молодая девушка, рассматривавшая потрясенно умолкнувшее собрание с едва заметной иронической улыбкой.
Глаза Ника округлились, он, раскрыв рот, с ужасом взирал на изменения в облике бывшего стажера. Марк Аврелий сильно побледнел и отшатнулся, а потом бочком-бочком начал пробираться вдоль стены поближе к выходу с явным желанием спрятаться куда-нибудь подальше. Так, чтобы не нашли. А командир, уставившись неподвижным взглядом на того, кого они совсем недавно принимали за Сэмюэля Харди, — не выделявшегося особыми знаниями или умениями курсанта Космической Академии, — лишь крепче сжал кулаки, так что костяшки пальцев приобрели почти безупречный белый оттенок.
— А теперь? — спросила девушка, заглядывая Нику в глаза. — Похожа?
Даже голос бывшего Сэма изменился самым кардинальным образом, став значительно выше и приобретя ту тембральную окраску, которая безошибочно позволяет отличить женский голос от мужского.
Потрясенный Ник машинально кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
— А вы что скажете, Михаил Александрович?
— Кто ты? — глухо спросил Богданов.
— Дядя Миша… это же я, ваша Катя. Неужели я так изменилась?
— Катя погибла на Лорелее… потерялась в джунглях… А кто ты — мне неведомо. Возможно, даже инопланетный диверсант, не знаю… Может, киношники правы, и они все-таки существуют… Но кто бы ты ни был… слишком жестоко принимать облик той, кого я считал чуть ли не своей дочерью.
Катя закусила губу и отвернулась. А потом вдруг решительно пододвинула свободное кресло и уселась прямо напротив Богданова. Николай испуганно отодвинулся.
— Этот облик мой собственный, — твердым голосом заявила она. — И я такой же человек, как и вы. Да, — взгляд ее темных глубоких глаз перемещался с Богданова на Николая и обратно, — понимаю, в это трудно поверить, но тем не менее точно такой же. За исключением отдельных нюансов…
— А это кто? — Богданов кивнул в сторону Майкла.
— Мой муж Рональд, — ответила Катя. — Знакомьтесь. Бывший пилот межзвездной «Ириды». Тоже, между прочим, самый обычный человек.
Майкл изобразил галантный поклон, прижав правую руку к груди. Непонятно было, то ли всерьез, то ли в насмешку.
Николай с сомнением покачал головой. Он уже начал понемногу приходить в себя от пережитого потрясения.
«Теперь-то понятно, — мелькнула у него совершенно посторонняя мысль, — откуда у заурядного стажера подобная хватка…»
— Ник! — Катя, наконец, посмотрела ему прямо в глаза. — Помнишь Лорелею, Центральный парк… Я сидела на скамейке и читала книгу, а потом подошли незнакомые ребята и начали надо мной куражиться… По-моему, они были в подпитии… совали бутылку, а когда им надоело — вырвали книгу и потребовали, чтобы я пошла с ними… И тут появился ты и сходу полез в драку. Тебе тогда здорово досталось, но моих обидчиков ты все-таки прогнал… А потом мы долго гуляли по парку, и ты увлеченно рассказывал о далеких галактиках и прекрасных мирах под светом немыслимо ярких разноцветных солнц. А еще сказал, что собираешься поступать в Космическую Академию… Вот тогда-то я, наверное, в тебя и влюбилась… а ты и не знал. И любовь эта, в конце концов, сыграла решающую роль в том, кем я стала. Правда, довольно необычным образом и много-много позднее… Что ж, рада, что твоя мечта осуществилась…
— Ты?.. Влюблена в меня? — похоже, Ник окончательно уверился в том, что сидящая напротив него девушка и есть та самая Катя Решетникова, которую он когда-то спас от хулиганов в Центральном парке. — А почему я ничего об этом не знал?
— Потому что я не хотела, — грустно улыбнувшись, сказала Катя. — Космические просторы манили тебя гораздо сильнее.
Николай серьезно задумался. Вероятно, над тем, стоило ли разменивать весьма возможную счастливую жизнь с Катей на груду венерианских камней.
Катя перевела взгляд на командира. Михаил Александрович очень внимательно прислушивался к разговору, однако на застывшем каменном лице не отражалось абсолютно никаких эмоций. Марк Аврелий, осознав, что его здоровью, кажется, ничего не угрожает, пододвинулся поближе и пристроился на кубическом ящике вычислительного комплекса за спиной у Ника. Судя по всему, он окончательно уверовал в то, что прорываться с боем из командного пункта никто не собирается.
— Дядя Миша… — Катя смотрела на командира грустным взглядом. — Помнишь тот самый день рождения? Мой первый день рождения без мамы… Мне тогда исполнилось всего лишь восемь лет, и ты принес в подарок большой альбом для рисования и огромный набор красок и кисточек. Обрадованная и вдохновленная, я немедленно приступила к работе, мгновенно написав портреты самых близких мне людей: мамин, папин, дяди Лешин… и твой. При этом вывозилась в краске с ног до головы, безнадежно испортив шикарное праздничное платье. Дядя Леша тогда ужасно расстроился, а глядя на него и я расплакалась, а ты прижал меня к себе и сказал, что платье — ерунда, всегда можно купить другое. А вот талант нужно развивать и поддерживать.
«Представь себе, — говорил ты в ответ на укоризненные дяди Лешины взгляды, — что когда-нибудь наша Катя станет великим художником, и наступит момент, когда мы увидим ее работы в какой-нибудь галерее… еще будем гордиться знакомством с выдающимся мастером…»
Забавно, но я запомнила этот разговор в мельчайших подробностях. Возможно, именно он впоследствии и подтолкнул меня к выбору жизненного пути, хотя, признаюсь, — добраться до сияющих вершин в профессии художника мне так и не удалось… А ты помнишь мой день рождения?
Богданов долго молчал, глядя на собеседницу взглядом, в котором безумная надежда смешивалась с болью и горечью непоправимой утраты. А потом, наконец, тихо произнес, глядя собеседнице прямо в глаза:
— Я очень хотел бы поверить в невозможное… но не могу. Извини. Даже если у тебя внешность и воспоминания Кати — ты все равно не она. Наша Катя мертва, и изменить это не в силах уже никто.
— Но почему, дядя Миша? Что со мной не так?
— Ты прекрасно знаешь. Люди не могут вот так запросто менять один облик на другой, как ты только что нам продемонстрировала… или продемонстрировал. Ты не человек… Сэм Харди или Катя — всего лишь маски, за которыми прячется твоя истинная сущность. Не говоря уж об этих черных бестиях, — Богданов махнул рукой в сторону зависшей над столом голограммы. — Тоже ваша работа? Так кто же вы на самом деле?
Катя опустила голову. Майкл стоял у нее за спиной и задумчиво смотрел на застывшее в неподвижности изображение.
Возникла длинная пауза. Все ждали убедительных объяснений от пребывающих в явном затруднении самозванных стажеров… или инопланетных пришельцев… или кто они там такие…
— А может, это что-нибудь техническое? — подал голос Марк Аврелий. — Какой-нибудь голографический камуфляж, а? Правда, никогда не слышал о таком… но мало ли… военные напридумывают всякого, секретного… а ты гадай потом…
— Какой там камуфляж, — с досадой сказал Ник. — Никакая голограмма не позволит тебе выжить при температуре в полтысячи градусов и летать в облаках, размахивая крыльями… да еще обходиться при этом без кислорода.
— А может, это вообще не они, — Марк предпринял последнюю безнадежную попытку объяснить то, что никакому рациональному объяснению не поддавалось. — Какие-нибудь приспособившиеся к венерианскому климату местные твари… А что? Миллионы лет назад условия здесь были почти как на Земле, вот они и сохранились с тех времен. Адаптировались.
— Ну, Марк, ты даешь, — покачал головой Ник. — Гипотезами так и сыпешь. Тебе только фантастические романы писать.
— А что? Может, еще напишу, — Марк гордо поглядывал на всех с высоты своего насеста.
Катя вдруг резко подняла голову.
— Нет, — сказала она. — Командир прав, это мы.
Она быстро закатала рукав и положила правую руку на стол рядом с зависшей голограммой.
— Смотрите.
Рука как рука. Женская, красивая… и миниатюрная ладошка с длинными узкими пальчиками… не то что у Сэма Харди.
Внезапно она вздулась буграми мускулов, в неуловимо краткий момент почернела и удлинилась, а пальцы обзавелись мосластыми суставами и внушающими ужас огромными, острыми, словно бритва, когтями. Миг, — и на столе перед потрясенным экипажем станции «Афродита» возникла лапа демона во всей красе.
Катя дала время на то, чтобы полюбоваться результатом частичной метаморфозы, а затем столь же быстро вернула руку к ее обычному человеческому виду.
Повисшую в воздухе звенящую тишину нарушил Богданов.
— И после этого ты будешь утверждать, что ты человек?
— Буду, — упрямо заявила Катя.
Командир лишь покачал головой и откинулся в кресле, всем видом давая понять, что попытки переубедить его абсолютно безнадежны. В особенности после произведенной демонстрации.
Катя тоже выпрямилась в кресле и заговорила, глядя Богданову прямо в глаза:
— Вскоре после моего возвращения на Лорелею вышло так, что мы с Роном оказались в этнографической экспедиции Алана Стромберга. В перечне задач значилось прежде всего всесторонее изучение обычаев и жизненного уклада местных аборигенов — лорнов. Включая культуру во всем ее многообразии: верования, танцы, живопись, литература… всякого рода песни и легенды, — и весьма своеобразные представления об окружающем мире. Рон выполнял в экспедиции обязанности пилота, а я… в общем, на подхвате, занимаясь всем понемногу. В основном, на кухне. Специалисты экспедиции нередко обсуждали текущие дела за обеденным столом, так что волей-неволей я оказывалась в курсе всех новостей. Постепенно лорны меня заинтересовали, я сама не ожидала, что их песни, а в основном, — легенды и мифы настолько сильно захватят мое воображение. Мне вдруг захотелось узнать о них все. Я искренне восхищалась цивилизацией, существующей в полной гармонии с природой, пусть даже с нашей точки зрения такая жизнь и выглядела архаичной.
Вовсе не обязательно строить гигантские здания до самых облаков и летать между звезд, думала я. Пусть лорны даже не подозревают о сомнительных благах технического прогресса, зато они абсолютно свободны от его пороков. Очень может быть, что подобный образ жизни в конце концов окажется гораздо более правильным, нежели наш. Возможно, человечеству тоже стоит пересмотреть свои взгляды и перестать покорять природу вместо того, чтобы слиться с ней, став ее частью. Кто знает, не на этом ли пути нас ожидает самое обычное человеческое счастье.
Катя умолкла, обводя взглядом притихший экипаж «Афродиты». Никто не стал оспаривать весьма неочевидные умозаключения, все смотрели на рассказчицу с предельным вниманием. После короткой паузы, она продолжила:
— Неожиданно обнаружилось, что мне довольно легко дается язык аборигенов и их письменность. Руководитель экспедиции Алан Стромберг быстро оценил столь выдающиеся лингвистические способности, после чего немедленно избавил от работы на кухне. Появилась возможность общаться с лорнами напрямую. Удивительно, но обычно не склонное к общению местное население в конце концов меня признало, перестав видеть перед собой всего лишь назойливого надоедливого чужака. Может, почувствовали, что я действительно стремилась жить с ними одной жизнью… понять, а не заниматься изучением. Мои унылые и однообразные будни, наконец, наполнились смыслом. В конце концов я стала проводить с лорнами куда больше времени, чем с собственным мужем…
Катя подняла голову и взглянула на Рона. Тот в ответ лишь пожал плечами. Мол, не со всем согласен, но спорить не буду.
— Приближался праздник Великой Охоты, — Катя снова повернулась лицом к ожидавшей продолжения аудитории. — Я упросила вождя лорнов взять меня с собой в джунгли, и после долгих уговоров он в конце концов согласился. Правда, с условием, что я не буду путаться под ногами. Охота — вообще дело серьезное, а уж Великая Охота… Естественно, я пообещала все что угодно, пребывая на седьмом небе от счастья. Еще бы! До сих пор ни один из землян не удостаивался подобной чести. Я первая. Кажется, не спала целую ночь, а рассвет встретила уже в лагере охотников…
Катя замолчала и нахмурилась. Создалось полное впечатление того, что по какой-то неведомой причине воспоминания о радостном предвкушении предстоящего праздника внезапно сменились чем-то тревожным и даже более того — весьма неприятным.
— Не буду вдаваться в подробности, — хмуро произнесла Катя. — Тем более, что они не имеют никакого отношения к тому, о чем я хотела вам рассказать… Короче… произошел несчастный случай. Испуганный зверь выскочил из зарослей прямо на меня… там, откуда его никто не ожидал. Ударил меня и понесся дальше. А я… Не удержалась и рухнула вниз с высокого обрыва. Когда лорны нашли меня, я была еще жива. Представляю, какое жуткое зрелище открылось их взглядам: сплошная груда переломанных костей и окровавленной плоти. Помню ощущение адской боли… и наводящие ужас мысли о том, что, вероятно, вот это и есть мой последний час. А еще… что в моем теле не осталось ни единой целой, даже самой маленькой, косточки, что, скорее всего, было недалеко от истины. Даже речи не могло быть о том, чтобы поднять меня и перенести куда-нибудь в более подходящее место. Я просто рассыпалась бы на кусочки в руках спасателей.
И тогда лорны стали оказывать мне помощь своими средствами, прямо там, под скалой. Не знаю, что именно подтолкнуло их к такому решению. Возможно, чувство ответственности за жизнь неопытного и абсолютно беспомощного в джунглях чужака… а возможно, возникшее между нами чувство взаимной симпатии. Хотелось бы в это верить…
Подробности лечения я опущу. Скажу лишь, что результат оказался воистину ошеломляющим. На следующий день уже ничто не напоминало о полученных травмах, а еще через день я встала на ноги.
Николай недоверчиво хмыкнул и с сомнением покачал головой. Судя по всему, он не имел дурной привычки верить в неподкрепленные строгими фактами чудеса. Марк слушал, разинув рот, а Богданов прочно спрятал чувства за маской ледяного спокойствия.
— Побочным эффектом подобного лечения стала нежданно приобретенная способность к изменению формы и биохимии моего тела, — завершила рассказ Катя. — Она обрушилась на меня словно гром с ясного неба, словно водопад… Помню потрясение, которое я испытала, когда впервые ощутила себя в облике крылатого чудовища. Произошло это спонтанно, вне зависимости от моей воли или желания. Тогда мне казалось, что я останусь монстром навсегда, однако, к счастью, ошиблась. Быстро выяснилось, что управлять процессом довольно легко, достаточно простого мысленного усилия…
Возникла длинная пауза, во время которой Катя поочередно заглядывала в лица своих собеседников, пытаясь угадать их реакцию. А потом спросила прямо:
— Ну как? Я еще не убедила вас в том, что внутри меня вовсе не таятся злобные инопланетные захватчики? И я по-прежнему та Катя Решетникова, которую вы знали?
Экипаж «Афродиты» пребывал в задумчивом молчании. Видимо, каждый пытался определиться со своим собственным отношением к услышанному.
Наконец, Николай неожиданно для самого себя произнес:
— Я тебе верю. Я поверил даже без этого рассказа, просто… — он пошевелил в воздухе пальцами, — хотелось разобраться, что же, в конце концов, происходит. Теперь я понял…
Марк Аврелий развел в стороны руками и ухмыльнулся.
— Подождите, Михаил Александрович, — решительно вмешался Ник. — По-моему, нужно все-таки выяснить до конца, кто же они такие. Без всяких шуток. Иначе никакого разговора не будет.
— Что ж, это справедливо, — согласился Сэм. — Мое настоящее имя — Катя, а фамилия — Решетникова.
На командном пункте воцарилась мертвая тишина. Услышать заявление молодого парня о том, что, оказывается, его зовут Катя, — несомненно, в этом присутствовало нечто противоестественное. Экипаж «Афродиты» явно оказался не готов к восприятию подобного рода откровений.
Богданов подался вперед, крепко сжав губы и сверля бывшего стажера взглядом, не предвещавшим тому ничего хорошего. Даже Марк Аврелий в полном недоумении бросил свой пост и зашел сбоку, чтобы получше рассмотреть больного на всю голову парня, который ни с того, ни с сего вдруг решил назваться женским именем. Так, словно никогда до этого никакого Сэмюэля Харди и в глаза не видел.
— Ты что, издеваться над нами вздумал? — зловеще прошипел Ник. — Какая еще Катя? Совсем с катушек слетел?
— Решетникова, — спокойно повторил Сэм. — Когда-то, много лет назад, я училась в одном классе с неким Колей Соловьевым, там, на Лорелее. Не знаешь такого?.. Странно… И меня совсем-совсем не помнишь? Какая жалость…
Николай обвел присутствующих возмущенным взглядом. Стажер Харди явным образом издевался, в этом не оставалось абсолютно никаких сомнений. И объектом своего неподобающего поведения отчего-то избрал именно его, Ника.
— Решетникову Катю я прекрасно помню, — процедил он сквозь зубы. — Вот только выглядела она совсем по-другому.
— Ой! Я и забыла, — сказал Сэм. — Одну минуту, сейчас все исправлю.
С телом бывшего стажера неожиданно начала происходить совершенно немыслимая метаморфоза: бедра раздались и слегка округлились, а талия стала существенно тоньше, словно ее со всех сторон обжали каким-то невидимым корсетом, в то время как грудь налилась и начала выпирать под комбинезоном самым вызывающим образом. Черты лица словно бы поплыли, разгладились… тяжелый сэмов подбородок чуть заострился, рыбьи глаза упрятались поглубже в глазницы и украсились изящными черточками бровей, а соломенного цвета волосы внезапно окрасились в густой черный цвет и удлинились, спадая на плечи широкими волнами. На месте неуклюжего стажера совершенно необъяснимым образом возникла красивая молодая девушка, рассматривавшая потрясенно умолкнувшее собрание с едва заметной иронической улыбкой.
Глаза Ника округлились, он, раскрыв рот, с ужасом взирал на изменения в облике бывшего стажера. Марк Аврелий сильно побледнел и отшатнулся, а потом бочком-бочком начал пробираться вдоль стены поближе к выходу с явным желанием спрятаться куда-нибудь подальше. Так, чтобы не нашли. А командир, уставившись неподвижным взглядом на того, кого они совсем недавно принимали за Сэмюэля Харди, — не выделявшегося особыми знаниями или умениями курсанта Космической Академии, — лишь крепче сжал кулаки, так что костяшки пальцев приобрели почти безупречный белый оттенок.
— А теперь? — спросила девушка, заглядывая Нику в глаза. — Похожа?
Даже голос бывшего Сэма изменился самым кардинальным образом, став значительно выше и приобретя ту тембральную окраску, которая безошибочно позволяет отличить женский голос от мужского.
Потрясенный Ник машинально кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
— А вы что скажете, Михаил Александрович?
— Кто ты? — глухо спросил Богданов.
— Дядя Миша… это же я, ваша Катя. Неужели я так изменилась?
— Катя погибла на Лорелее… потерялась в джунглях… А кто ты — мне неведомо. Возможно, даже инопланетный диверсант, не знаю… Может, киношники правы, и они все-таки существуют… Но кто бы ты ни был… слишком жестоко принимать облик той, кого я считал чуть ли не своей дочерью.
Катя закусила губу и отвернулась. А потом вдруг решительно пододвинула свободное кресло и уселась прямо напротив Богданова. Николай испуганно отодвинулся.
— Этот облик мой собственный, — твердым голосом заявила она. — И я такой же человек, как и вы. Да, — взгляд ее темных глубоких глаз перемещался с Богданова на Николая и обратно, — понимаю, в это трудно поверить, но тем не менее точно такой же. За исключением отдельных нюансов…
— А это кто? — Богданов кивнул в сторону Майкла.
— Мой муж Рональд, — ответила Катя. — Знакомьтесь. Бывший пилот межзвездной «Ириды». Тоже, между прочим, самый обычный человек.
Майкл изобразил галантный поклон, прижав правую руку к груди. Непонятно было, то ли всерьез, то ли в насмешку.
Николай с сомнением покачал головой. Он уже начал понемногу приходить в себя от пережитого потрясения.
«Теперь-то понятно, — мелькнула у него совершенно посторонняя мысль, — откуда у заурядного стажера подобная хватка…»
— Ник! — Катя, наконец, посмотрела ему прямо в глаза. — Помнишь Лорелею, Центральный парк… Я сидела на скамейке и читала книгу, а потом подошли незнакомые ребята и начали надо мной куражиться… По-моему, они были в подпитии… совали бутылку, а когда им надоело — вырвали книгу и потребовали, чтобы я пошла с ними… И тут появился ты и сходу полез в драку. Тебе тогда здорово досталось, но моих обидчиков ты все-таки прогнал… А потом мы долго гуляли по парку, и ты увлеченно рассказывал о далеких галактиках и прекрасных мирах под светом немыслимо ярких разноцветных солнц. А еще сказал, что собираешься поступать в Космическую Академию… Вот тогда-то я, наверное, в тебя и влюбилась… а ты и не знал. И любовь эта, в конце концов, сыграла решающую роль в том, кем я стала. Правда, довольно необычным образом и много-много позднее… Что ж, рада, что твоя мечта осуществилась…
— Ты?.. Влюблена в меня? — похоже, Ник окончательно уверился в том, что сидящая напротив него девушка и есть та самая Катя Решетникова, которую он когда-то спас от хулиганов в Центральном парке. — А почему я ничего об этом не знал?
— Потому что я не хотела, — грустно улыбнувшись, сказала Катя. — Космические просторы манили тебя гораздо сильнее.
Николай серьезно задумался. Вероятно, над тем, стоило ли разменивать весьма возможную счастливую жизнь с Катей на груду венерианских камней.
Катя перевела взгляд на командира. Михаил Александрович очень внимательно прислушивался к разговору, однако на застывшем каменном лице не отражалось абсолютно никаких эмоций. Марк Аврелий, осознав, что его здоровью, кажется, ничего не угрожает, пододвинулся поближе и пристроился на кубическом ящике вычислительного комплекса за спиной у Ника. Судя по всему, он окончательно уверовал в то, что прорываться с боем из командного пункта никто не собирается.
— Дядя Миша… — Катя смотрела на командира грустным взглядом. — Помнишь тот самый день рождения? Мой первый день рождения без мамы… Мне тогда исполнилось всего лишь восемь лет, и ты принес в подарок большой альбом для рисования и огромный набор красок и кисточек. Обрадованная и вдохновленная, я немедленно приступила к работе, мгновенно написав портреты самых близких мне людей: мамин, папин, дяди Лешин… и твой. При этом вывозилась в краске с ног до головы, безнадежно испортив шикарное праздничное платье. Дядя Леша тогда ужасно расстроился, а глядя на него и я расплакалась, а ты прижал меня к себе и сказал, что платье — ерунда, всегда можно купить другое. А вот талант нужно развивать и поддерживать.
«Представь себе, — говорил ты в ответ на укоризненные дяди Лешины взгляды, — что когда-нибудь наша Катя станет великим художником, и наступит момент, когда мы увидим ее работы в какой-нибудь галерее… еще будем гордиться знакомством с выдающимся мастером…»
Забавно, но я запомнила этот разговор в мельчайших подробностях. Возможно, именно он впоследствии и подтолкнул меня к выбору жизненного пути, хотя, признаюсь, — добраться до сияющих вершин в профессии художника мне так и не удалось… А ты помнишь мой день рождения?
Богданов долго молчал, глядя на собеседницу взглядом, в котором безумная надежда смешивалась с болью и горечью непоправимой утраты. А потом, наконец, тихо произнес, глядя собеседнице прямо в глаза:
— Я очень хотел бы поверить в невозможное… но не могу. Извини. Даже если у тебя внешность и воспоминания Кати — ты все равно не она. Наша Катя мертва, и изменить это не в силах уже никто.
— Но почему, дядя Миша? Что со мной не так?
— Ты прекрасно знаешь. Люди не могут вот так запросто менять один облик на другой, как ты только что нам продемонстрировала… или продемонстрировал. Ты не человек… Сэм Харди или Катя — всего лишь маски, за которыми прячется твоя истинная сущность. Не говоря уж об этих черных бестиях, — Богданов махнул рукой в сторону зависшей над столом голограммы. — Тоже ваша работа? Так кто же вы на самом деле?
Катя опустила голову. Майкл стоял у нее за спиной и задумчиво смотрел на застывшее в неподвижности изображение.
Возникла длинная пауза. Все ждали убедительных объяснений от пребывающих в явном затруднении самозванных стажеров… или инопланетных пришельцев… или кто они там такие…
— А может, это что-нибудь техническое? — подал голос Марк Аврелий. — Какой-нибудь голографический камуфляж, а? Правда, никогда не слышал о таком… но мало ли… военные напридумывают всякого, секретного… а ты гадай потом…
— Какой там камуфляж, — с досадой сказал Ник. — Никакая голограмма не позволит тебе выжить при температуре в полтысячи градусов и летать в облаках, размахивая крыльями… да еще обходиться при этом без кислорода.
— А может, это вообще не они, — Марк предпринял последнюю безнадежную попытку объяснить то, что никакому рациональному объяснению не поддавалось. — Какие-нибудь приспособившиеся к венерианскому климату местные твари… А что? Миллионы лет назад условия здесь были почти как на Земле, вот они и сохранились с тех времен. Адаптировались.
— Ну, Марк, ты даешь, — покачал головой Ник. — Гипотезами так и сыпешь. Тебе только фантастические романы писать.
— А что? Может, еще напишу, — Марк гордо поглядывал на всех с высоты своего насеста.
Катя вдруг резко подняла голову.
— Нет, — сказала она. — Командир прав, это мы.
Она быстро закатала рукав и положила правую руку на стол рядом с зависшей голограммой.
— Смотрите.
Рука как рука. Женская, красивая… и миниатюрная ладошка с длинными узкими пальчиками… не то что у Сэма Харди.
Внезапно она вздулась буграми мускулов, в неуловимо краткий момент почернела и удлинилась, а пальцы обзавелись мосластыми суставами и внушающими ужас огромными, острыми, словно бритва, когтями. Миг, — и на столе перед потрясенным экипажем станции «Афродита» возникла лапа демона во всей красе.
Катя дала время на то, чтобы полюбоваться результатом частичной метаморфозы, а затем столь же быстро вернула руку к ее обычному человеческому виду.
Повисшую в воздухе звенящую тишину нарушил Богданов.
— И после этого ты будешь утверждать, что ты человек?
— Буду, — упрямо заявила Катя.
Командир лишь покачал головой и откинулся в кресле, всем видом давая понять, что попытки переубедить его абсолютно безнадежны. В особенности после произведенной демонстрации.
Катя тоже выпрямилась в кресле и заговорила, глядя Богданову прямо в глаза:
— Вскоре после моего возвращения на Лорелею вышло так, что мы с Роном оказались в этнографической экспедиции Алана Стромберга. В перечне задач значилось прежде всего всесторонее изучение обычаев и жизненного уклада местных аборигенов — лорнов. Включая культуру во всем ее многообразии: верования, танцы, живопись, литература… всякого рода песни и легенды, — и весьма своеобразные представления об окружающем мире. Рон выполнял в экспедиции обязанности пилота, а я… в общем, на подхвате, занимаясь всем понемногу. В основном, на кухне. Специалисты экспедиции нередко обсуждали текущие дела за обеденным столом, так что волей-неволей я оказывалась в курсе всех новостей. Постепенно лорны меня заинтересовали, я сама не ожидала, что их песни, а в основном, — легенды и мифы настолько сильно захватят мое воображение. Мне вдруг захотелось узнать о них все. Я искренне восхищалась цивилизацией, существующей в полной гармонии с природой, пусть даже с нашей точки зрения такая жизнь и выглядела архаичной.
Вовсе не обязательно строить гигантские здания до самых облаков и летать между звезд, думала я. Пусть лорны даже не подозревают о сомнительных благах технического прогресса, зато они абсолютно свободны от его пороков. Очень может быть, что подобный образ жизни в конце концов окажется гораздо более правильным, нежели наш. Возможно, человечеству тоже стоит пересмотреть свои взгляды и перестать покорять природу вместо того, чтобы слиться с ней, став ее частью. Кто знает, не на этом ли пути нас ожидает самое обычное человеческое счастье.
Катя умолкла, обводя взглядом притихший экипаж «Афродиты». Никто не стал оспаривать весьма неочевидные умозаключения, все смотрели на рассказчицу с предельным вниманием. После короткой паузы, она продолжила:
— Неожиданно обнаружилось, что мне довольно легко дается язык аборигенов и их письменность. Руководитель экспедиции Алан Стромберг быстро оценил столь выдающиеся лингвистические способности, после чего немедленно избавил от работы на кухне. Появилась возможность общаться с лорнами напрямую. Удивительно, но обычно не склонное к общению местное население в конце концов меня признало, перестав видеть перед собой всего лишь назойливого надоедливого чужака. Может, почувствовали, что я действительно стремилась жить с ними одной жизнью… понять, а не заниматься изучением. Мои унылые и однообразные будни, наконец, наполнились смыслом. В конце концов я стала проводить с лорнами куда больше времени, чем с собственным мужем…
Катя подняла голову и взглянула на Рона. Тот в ответ лишь пожал плечами. Мол, не со всем согласен, но спорить не буду.
— Приближался праздник Великой Охоты, — Катя снова повернулась лицом к ожидавшей продолжения аудитории. — Я упросила вождя лорнов взять меня с собой в джунгли, и после долгих уговоров он в конце концов согласился. Правда, с условием, что я не буду путаться под ногами. Охота — вообще дело серьезное, а уж Великая Охота… Естественно, я пообещала все что угодно, пребывая на седьмом небе от счастья. Еще бы! До сих пор ни один из землян не удостаивался подобной чести. Я первая. Кажется, не спала целую ночь, а рассвет встретила уже в лагере охотников…
Катя замолчала и нахмурилась. Создалось полное впечатление того, что по какой-то неведомой причине воспоминания о радостном предвкушении предстоящего праздника внезапно сменились чем-то тревожным и даже более того — весьма неприятным.
— Не буду вдаваться в подробности, — хмуро произнесла Катя. — Тем более, что они не имеют никакого отношения к тому, о чем я хотела вам рассказать… Короче… произошел несчастный случай. Испуганный зверь выскочил из зарослей прямо на меня… там, откуда его никто не ожидал. Ударил меня и понесся дальше. А я… Не удержалась и рухнула вниз с высокого обрыва. Когда лорны нашли меня, я была еще жива. Представляю, какое жуткое зрелище открылось их взглядам: сплошная груда переломанных костей и окровавленной плоти. Помню ощущение адской боли… и наводящие ужас мысли о том, что, вероятно, вот это и есть мой последний час. А еще… что в моем теле не осталось ни единой целой, даже самой маленькой, косточки, что, скорее всего, было недалеко от истины. Даже речи не могло быть о том, чтобы поднять меня и перенести куда-нибудь в более подходящее место. Я просто рассыпалась бы на кусочки в руках спасателей.
И тогда лорны стали оказывать мне помощь своими средствами, прямо там, под скалой. Не знаю, что именно подтолкнуло их к такому решению. Возможно, чувство ответственности за жизнь неопытного и абсолютно беспомощного в джунглях чужака… а возможно, возникшее между нами чувство взаимной симпатии. Хотелось бы в это верить…
Подробности лечения я опущу. Скажу лишь, что результат оказался воистину ошеломляющим. На следующий день уже ничто не напоминало о полученных травмах, а еще через день я встала на ноги.
Николай недоверчиво хмыкнул и с сомнением покачал головой. Судя по всему, он не имел дурной привычки верить в неподкрепленные строгими фактами чудеса. Марк слушал, разинув рот, а Богданов прочно спрятал чувства за маской ледяного спокойствия.
— Побочным эффектом подобного лечения стала нежданно приобретенная способность к изменению формы и биохимии моего тела, — завершила рассказ Катя. — Она обрушилась на меня словно гром с ясного неба, словно водопад… Помню потрясение, которое я испытала, когда впервые ощутила себя в облике крылатого чудовища. Произошло это спонтанно, вне зависимости от моей воли или желания. Тогда мне казалось, что я останусь монстром навсегда, однако, к счастью, ошиблась. Быстро выяснилось, что управлять процессом довольно легко, достаточно простого мысленного усилия…
Возникла длинная пауза, во время которой Катя поочередно заглядывала в лица своих собеседников, пытаясь угадать их реакцию. А потом спросила прямо:
— Ну как? Я еще не убедила вас в том, что внутри меня вовсе не таятся злобные инопланетные захватчики? И я по-прежнему та Катя Решетникова, которую вы знали?
Экипаж «Афродиты» пребывал в задумчивом молчании. Видимо, каждый пытался определиться со своим собственным отношением к услышанному.
Наконец, Николай неожиданно для самого себя произнес:
— Я тебе верю. Я поверил даже без этого рассказа, просто… — он пошевелил в воздухе пальцами, — хотелось разобраться, что же, в конце концов, происходит. Теперь я понял…
Марк Аврелий развел в стороны руками и ухмыльнулся.