Баллада о Лорелее
Часть 127 из 131 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Опять не успел, — объявил он, завидев выходящую из детской Катю.
— Сам виноват. Нужно было сразу вставать, а теперь жди, когда освободится.
Однако, Катя прекрасно понимала, что недовольство мужа связано не столько с тем, что ему в который раз приходится ждать своей очереди под дверью, сколько с тем, что дочь снова разгуливает нагишом, нисколько не стесняясь присутствия в доме взрослого мужчины. Несмотря на то что тема соблюдения приличий поднималась неоднократно. Что поделать, в этом вопросе Рон редкостный зануда, а дочь то ли делает вид, то ли действительно не понимает сути предъявляемых ей претензий.
— Опять не соизволила одеться, — буркнул Рон, кивая на дверь в ванную. — А ты ей попустительствуешь.
— Не ворчи, — вздохнув, ответила Катя. — Прекрасно ведь знаешь, что нагота в нашем обществе — явление более чем естественное, это способ существования. Посмотрела бы я на тебя в тот момент, когда ты вздумал бы сменить человеческий облик на форму, скажем, того же ледяного льва. Или еще лучше — демона. Причем, не вылезая из брюк и рубашки. Не догадываешься, что осталось бы от твоей одежды? А уж про обратную метаморфозу я вообще молчу. Так что воспринимай нашу дочь такой, какая она есть. Другой жизни у нее не будет.
«И другого общества тоже, — мысленно добавила она. — Кстати, чета Харрисов смотрит на проблему воспитания сына аналогичным образом, поэтому волей-неволей, но Рон со своими старорежимными замашками пребывает в явном меньшинстве. Даже при условии, что дядя Леша его поддержит. Тоже ведь динозавр еще тот. Хотя его мнения по этому вопросу никто не спрашивает, а сам он не имеет дурной привычки вмешиваться в чужие семейные дела.»
— Все равно, правила поведения в человеческом обществе надо соблюдать, — упрямо заявил Рон.
— Так то в человеческом, — сверкнула глазами Катя. — Не забывай, мы не люди. И наша дочь тоже.
Рон насупился и отвернулся.
— А что у нас на завтрак? — сквозь шум водяных струй раздался едва различимый голос Наташи.
— Омлет с беконом, — ответила Катя. — То, что ты любишь.
— Ум-гу, — донеслось из-за двери.
— Куратор в курсе наших сегодняшних планов? — хмуро осведомился Рон. Он в очередной раз сдался, однако явно не желал демонстрировать жене свое полное поражение в вопросах воспитания.
— Пока нет, — ответила Катя. — Дед позвонил довольно поздно, и мне было не до формальностей. Сейчас сообщу.
— Не рановато ли? — в голосе Рона послышалось сомнение. — Ночь на дворе.
— Ничего, потерпит, — беззаботно рассмеялась Катя. — Работа у него такая. Не все же нам с тобой исполнять его прихоти.
Она прошла в гостиную мимо вновь насупившегося Рона и сразу же обнаружила, что завтрак давно готов и ожидает на столе. Над чашками вился легкий парок, разнося кофейный аромат по всему помещению. Катя зажмурилась, с удовольствием потянула носом, после чего негромко позвала:
— Фима!
Серафима возникла практически мгновенно, сменив образ улыбчивой горничной на строгий деловой облик секретаря.
«И как только она угадывает, что мне понадобится в следующий момент, — в который раз удивилась Катя. — Никак не могу к этому привыкнуть. Не иначе как подслушивает чужие разговоры.»
— Мне нужна связь с куратором, — сказала она. — И кстати, спасибо за завтрак.
Серафима молча кивнула и исчезла, а в области коммуникатора у левой стены немедленно возникла заспанная, сильно помятая физиономия.
«Ага, а вот и куратор. В общем-то, неплохой человек, с которым, как правило, всегда удавалось договориться. Практически идеальная для нас кандидатура надзирателя, если бы не его постоянная озабоченность то ли выдуманными, то ли действительными обязательствами перед мировой наукой. А также воистину маниакальная одержимость совершенно нереальной мечтой об оглушительной славе, наподобие той, что много лет назад снедала беднягу Миллса. Конечно, оставить след в науке ему удастся лишь в том гипотетическом случае, если коллективу подчиненных ему биохимиков и в самом деле удастся раскрыть таинственный механизм метаморфизма, в чем я лично сильно сомневаюсь. А результат столь неуемного рвения для всех нас на редкость неприятен — регулярные медосмотры со взятием всевозможных анализов, а также непрерывные психологические тесты, причем зачастую в самое неподходящее время. И это не считая постоянного круглосуточного видеонаблюдения, даже в спальне. На что, скрепя сердце, пришлось согласиться, хотя быстро выяснилось, что жить под прицелом видеокамер куда как непросто. Поначалу Рон еще пытался ругаться, отстаивая наши права на личную жизнь, обещал куратору расколотить видеокамеры все до одной, однако в конце концов сдался, убедившись в полнейшей бесперспективности любых протестов. А также полностью смирившись с не слишком почетной ролью подопытных кроликов, уготованной для нас перепуганными землянами. С другой стороны, договор есть договор, его надо выполнять, поэтому мы с Роном все же сошлись на том, что доставляемые нашей семье неудобства — не слишком высокая плата за комфорт и безопасность.»
— Доброе утро, — произнесла Катя, испытывая нечто вроде легкого злорадства. Мол, не только тебе позволено тревожить людей в любое время дня и ночи. Настал и на нашей улице праздник.
Куратор кивнул, пробурчав в ответ нечто трудноразличимое.
— У нас сегодня пикник на природе, — сообщила Катя. — Поэтому все школьные занятия у Наташи отменяются.
— Какой еще пикник? — куратор явно не сразу понял, о чем идет речь. Видно, не до конца проснулся. — Не может быть никакого пикника. А как же медицинские процедуры?
— Никак, — притворно вздохнув, ответила Катя. — У нас сегодня выходной. А возможно, и завтра тоже.
Куратор лишь угрюмо засопел, понимая, что протестовать бесполезно. Не он здесь главный, пожелания подопечных для него закон. Конечно, в определенных рамках, предусмотренных договором.
— Что вы со мной делаете, — грустно сказал он и отключился, горестно покачав на прощание головой.
Однако Кате почему-то совсем не было его жалко.
Из коридора донесся стук настежь распахнутой двери в ванную, и на пороге гостиной мгновенно возникла Наташа в совершенно неподобающем виде, по крайней мере на консервативный взгляд не одобряющего подобные вольности Рона. Она пулей промчалась мимо матери, явным образом вознамерившись занять свое место за столом и незамедлительно приняться за трапезу. Обернувшись, Катя заметила, как Рон укоризненно покачал головой и, не сказав ни слова, занял место дочери в душе.
— Стой! — крикнула Катерина. — Ты куда? А одеться?
— А, потом, — беззаботно ответила Наташа, забираясь на стул и заглядывая в тарелку.
— Нет, так не пойдет, — Катя вдруг решила проявить твердость. — Ты сейчас же пойдешь и оденешься. В таком виде я тебя за стол не посажу.
— Почему?
— Ну… существуют же определенные нормы поведения в обществе. И давай не будем их нарушать. Как правило, люди за стол голыми не садятся. И потом… ты же знаешь, папа такие вещи не одобряет.
— Ну, ма-ам… — начала канючить Наташа. — Одежда такая неудобная… и играть мешает.
Однако на сей раз Катя была непреклонна.
— Давай, пожалуйста, без «ну», — строго сказала она.
Наташа, надувшись, выбралась из-за стола и, понурившись, направилась к выходу.
— Можно подумать, вы с папой всегда ходите одетыми, — буркнула она, проходя мимо.
— Не всегда, — согласилась Катя. — Но не за столом же.
— А вот и неправда! — обиженно крикнула Наташа. — За столом тоже. Я видела, видела!..
— Мы взрослые, нам можно, — слегка смутившись, ответила Катя. — А ты еще маленькая.
— Я тоже взрослая, — объявила Наташа и, бросив длинный укоризненный взгляд на мать, скрылась в коридоре.
Возмущенно хлопнула дверь в детскую. Катя задумчиво покачала головой и погрузилась в невеселые думы о нелегких проблемах воспитания и их особенностях в среде метаморфов.
*
Утро не спешило вступить в законные права. Темное небо над головой густо усеивали яркие звезды всевозможных размеров, от поражающих холодной красотой бело-голубых гигантов до едва различимых бледных, с булавочную головку, карликов. Звездное полотно наискось перечеркивала тусклая лента Млечного пути.
«Все как всегда, — думала Катя, всматриваясь в темноту за прозрачным остеклением кабины. — Черное небо и взирающая на нас с полнейшим равнодушием бесконечная Вселенная. Практически неизменный пейзаж на протяжении последних двухсот лет. Хотя, нет, я все-таки не совсем права… кое-какие изменения, несомненно, налицо. Если большую часть Сезона Ледяного безмолвия мы наблюдали лишь абсолютно статичную сферу, заполненную застывшими в затяжном летаргическом сне немигающими звездами, то теперь картина совершенно другая. Казалось бы, с момента восстановления атмосферы прошло не так уж много времени, а небосвод будто ожил. Звезды перестали восприниматься колючими яркими точками, теперь они мерцают, словно предвещая наступление новых счастливых перемен.»
Антиграв стремительно летел прямо в звездную ночь, разгоняя тьму впереди лучами мощных прожекторов. Два ярких световых пятна бежали перед ним по поверхности, выхватывая из небытия то гигантские поваленные стволы, наполовину утонувшие в раскисшей почве, за последние недели превратившейся в опасную наполненную грязной водой трясину, то спутанные клубки каких-то черных то ли ветвей, то ли лиан… Тлен и разложение. Торжество смерти. Глядя на внушающий уныние мертвый пейзаж ни за что невозможно себе представить, что когда-то здесь все вокруг было наполнено жизнью и яркими красками, а гигантские деревья вздымали зеленые раскидистые кроны на совершенно невероятную высоту. Непроходимые, опутанные лианами болотистые джунгли в те безумно далекие времена давали приют не только мириадам самых разнообразных живых существ, но даже разумным обитателям планеты — лорнам.
«Ничего, — думала Катя. — Все еще вернется, теперь я в этом не сомневаюсь. Скоро очнутся от вынужденного, затянувшегося на столетия, сна лорны и вновь заселят свои покинутые города; выберутся из глубоких таинственных убежищ пережившие долгую зиму звери, птицы, насекомые… И мы снова увидим Лорелею цветущей.»
Далеко впереди вдруг возникло большое черное пятно, прекрасно различимое даже на фоне темного звездного неба.
«Утес. Тот самый, с которого почти двести лет назад ледяные львы всматривались в развалины покинутого Города. Где-то там, у самого подножия, находится дом дяди Леши. Мы почти прилетели.»
— Видишь? — Катя наклонилась к Рону, указывая рукой на темнеющую прямо по курсу скалу. — Бери правее… а затем вниз по склону.
— Да знаю я, — досадливо произнес Рон. — Не в первый раз. И потом, у меня навигатор.
Катя промолчала, признавая его правоту.
— Мы скоро приедем? — вдруг осведомилась Наташа с заднего сиденья. — А то я устала уже…
— Скоро, — ответила Катя. — Можно сказать, приехали.
Наташа тут же прилипла к стеклу, пытаясь разобрать, что происходит снаружи.
Антиграв сильно уменьшил скорость, уверенно скользнул по узкому каменному проходу, огибая величественный утес справа и, наконец, выбрался на просторный, засыпанный мелким песком, берег Рейнского моря. Сверкающий в звездных лучах лед до сих пор покрывал его белоснежным кристаллическим панцирем, хотя и заметно попятнанным темными, наполненными талой водой обширными проплешинами.
Двухэтажный коттедж, выстроенный из белого камня, стекла и металла, возник из-за края скалы как всегда неожиданно. Парковочная площадка оказалась ярко освещена, явно в ожидании гостей, и Рон уверенно направился прямо туда. Аккуратно развернув машину, он плавно посадил ее рядом с антигравом, принадлежащим хозяину дома, после чего сразу же заглушил двигатель.
— Ура! — закричала Наташа. — Можно выходить?
— Можно, — ответила Катя, выпутываясь из ремней безопасности.
Наташа немедленно распахнула дверцу и выскочила наружу. Там она сразу же попала в объятия Алексея, вышедшего встречать долгожданных гостей.
— Привет, дед! — закричала она, и Алексей счастливо засмеялся, крепко прижимая ее к себе.
Катя наблюдала за ними с легкой улыбкой, а потом подошла и чмокнула бывшего опекуна в щеку.
— Кажется, мы первые? — сказал Рон.
— Да, — ответил Алексей, обмениваясь с ним крепким рукопожатием. — Джош с семейством сейчас будет… Да вот и они.
Из-за скалы, вовсю сияя огнями, появился еще один антиграв, неторопливо развернулся, выбирая свободное место, и, наконец, опустился рядом с только что прибывшей машиной. Распахнулись дверцы, и из недр летательного аппарата появилась семья Харрисов в полном составе: Джошуа, Жаклин и высокий худощавый мальчик, ровесник Наташи.
— Эдди! — воскликнула Наташа, вырвалась из рук Алексея и подбежала к мальчику. — Привет! Целый сезон не виделись!
С этими словами она весьма бесцеремонно хлопнула его по плечу.
Эдди растерянно улыбнулся, бросая осторожные взгляды по сторонам. Было сильно заметно, что ему очень хочется выглядеть взрослым и мужественным, а, как известно, всякие там нежности не для настоящих мужчин. Тем не менее, ответил он весьма дружелюбно:
— Привет, Натали! Рад тебя видеть. Здравствуйте, тетя Кэтрин, дядя Рональд… дядя Алекс.
— Сам виноват. Нужно было сразу вставать, а теперь жди, когда освободится.
Однако, Катя прекрасно понимала, что недовольство мужа связано не столько с тем, что ему в который раз приходится ждать своей очереди под дверью, сколько с тем, что дочь снова разгуливает нагишом, нисколько не стесняясь присутствия в доме взрослого мужчины. Несмотря на то что тема соблюдения приличий поднималась неоднократно. Что поделать, в этом вопросе Рон редкостный зануда, а дочь то ли делает вид, то ли действительно не понимает сути предъявляемых ей претензий.
— Опять не соизволила одеться, — буркнул Рон, кивая на дверь в ванную. — А ты ей попустительствуешь.
— Не ворчи, — вздохнув, ответила Катя. — Прекрасно ведь знаешь, что нагота в нашем обществе — явление более чем естественное, это способ существования. Посмотрела бы я на тебя в тот момент, когда ты вздумал бы сменить человеческий облик на форму, скажем, того же ледяного льва. Или еще лучше — демона. Причем, не вылезая из брюк и рубашки. Не догадываешься, что осталось бы от твоей одежды? А уж про обратную метаморфозу я вообще молчу. Так что воспринимай нашу дочь такой, какая она есть. Другой жизни у нее не будет.
«И другого общества тоже, — мысленно добавила она. — Кстати, чета Харрисов смотрит на проблему воспитания сына аналогичным образом, поэтому волей-неволей, но Рон со своими старорежимными замашками пребывает в явном меньшинстве. Даже при условии, что дядя Леша его поддержит. Тоже ведь динозавр еще тот. Хотя его мнения по этому вопросу никто не спрашивает, а сам он не имеет дурной привычки вмешиваться в чужие семейные дела.»
— Все равно, правила поведения в человеческом обществе надо соблюдать, — упрямо заявил Рон.
— Так то в человеческом, — сверкнула глазами Катя. — Не забывай, мы не люди. И наша дочь тоже.
Рон насупился и отвернулся.
— А что у нас на завтрак? — сквозь шум водяных струй раздался едва различимый голос Наташи.
— Омлет с беконом, — ответила Катя. — То, что ты любишь.
— Ум-гу, — донеслось из-за двери.
— Куратор в курсе наших сегодняшних планов? — хмуро осведомился Рон. Он в очередной раз сдался, однако явно не желал демонстрировать жене свое полное поражение в вопросах воспитания.
— Пока нет, — ответила Катя. — Дед позвонил довольно поздно, и мне было не до формальностей. Сейчас сообщу.
— Не рановато ли? — в голосе Рона послышалось сомнение. — Ночь на дворе.
— Ничего, потерпит, — беззаботно рассмеялась Катя. — Работа у него такая. Не все же нам с тобой исполнять его прихоти.
Она прошла в гостиную мимо вновь насупившегося Рона и сразу же обнаружила, что завтрак давно готов и ожидает на столе. Над чашками вился легкий парок, разнося кофейный аромат по всему помещению. Катя зажмурилась, с удовольствием потянула носом, после чего негромко позвала:
— Фима!
Серафима возникла практически мгновенно, сменив образ улыбчивой горничной на строгий деловой облик секретаря.
«И как только она угадывает, что мне понадобится в следующий момент, — в который раз удивилась Катя. — Никак не могу к этому привыкнуть. Не иначе как подслушивает чужие разговоры.»
— Мне нужна связь с куратором, — сказала она. — И кстати, спасибо за завтрак.
Серафима молча кивнула и исчезла, а в области коммуникатора у левой стены немедленно возникла заспанная, сильно помятая физиономия.
«Ага, а вот и куратор. В общем-то, неплохой человек, с которым, как правило, всегда удавалось договориться. Практически идеальная для нас кандидатура надзирателя, если бы не его постоянная озабоченность то ли выдуманными, то ли действительными обязательствами перед мировой наукой. А также воистину маниакальная одержимость совершенно нереальной мечтой об оглушительной славе, наподобие той, что много лет назад снедала беднягу Миллса. Конечно, оставить след в науке ему удастся лишь в том гипотетическом случае, если коллективу подчиненных ему биохимиков и в самом деле удастся раскрыть таинственный механизм метаморфизма, в чем я лично сильно сомневаюсь. А результат столь неуемного рвения для всех нас на редкость неприятен — регулярные медосмотры со взятием всевозможных анализов, а также непрерывные психологические тесты, причем зачастую в самое неподходящее время. И это не считая постоянного круглосуточного видеонаблюдения, даже в спальне. На что, скрепя сердце, пришлось согласиться, хотя быстро выяснилось, что жить под прицелом видеокамер куда как непросто. Поначалу Рон еще пытался ругаться, отстаивая наши права на личную жизнь, обещал куратору расколотить видеокамеры все до одной, однако в конце концов сдался, убедившись в полнейшей бесперспективности любых протестов. А также полностью смирившись с не слишком почетной ролью подопытных кроликов, уготованной для нас перепуганными землянами. С другой стороны, договор есть договор, его надо выполнять, поэтому мы с Роном все же сошлись на том, что доставляемые нашей семье неудобства — не слишком высокая плата за комфорт и безопасность.»
— Доброе утро, — произнесла Катя, испытывая нечто вроде легкого злорадства. Мол, не только тебе позволено тревожить людей в любое время дня и ночи. Настал и на нашей улице праздник.
Куратор кивнул, пробурчав в ответ нечто трудноразличимое.
— У нас сегодня пикник на природе, — сообщила Катя. — Поэтому все школьные занятия у Наташи отменяются.
— Какой еще пикник? — куратор явно не сразу понял, о чем идет речь. Видно, не до конца проснулся. — Не может быть никакого пикника. А как же медицинские процедуры?
— Никак, — притворно вздохнув, ответила Катя. — У нас сегодня выходной. А возможно, и завтра тоже.
Куратор лишь угрюмо засопел, понимая, что протестовать бесполезно. Не он здесь главный, пожелания подопечных для него закон. Конечно, в определенных рамках, предусмотренных договором.
— Что вы со мной делаете, — грустно сказал он и отключился, горестно покачав на прощание головой.
Однако Кате почему-то совсем не было его жалко.
Из коридора донесся стук настежь распахнутой двери в ванную, и на пороге гостиной мгновенно возникла Наташа в совершенно неподобающем виде, по крайней мере на консервативный взгляд не одобряющего подобные вольности Рона. Она пулей промчалась мимо матери, явным образом вознамерившись занять свое место за столом и незамедлительно приняться за трапезу. Обернувшись, Катя заметила, как Рон укоризненно покачал головой и, не сказав ни слова, занял место дочери в душе.
— Стой! — крикнула Катерина. — Ты куда? А одеться?
— А, потом, — беззаботно ответила Наташа, забираясь на стул и заглядывая в тарелку.
— Нет, так не пойдет, — Катя вдруг решила проявить твердость. — Ты сейчас же пойдешь и оденешься. В таком виде я тебя за стол не посажу.
— Почему?
— Ну… существуют же определенные нормы поведения в обществе. И давай не будем их нарушать. Как правило, люди за стол голыми не садятся. И потом… ты же знаешь, папа такие вещи не одобряет.
— Ну, ма-ам… — начала канючить Наташа. — Одежда такая неудобная… и играть мешает.
Однако на сей раз Катя была непреклонна.
— Давай, пожалуйста, без «ну», — строго сказала она.
Наташа, надувшись, выбралась из-за стола и, понурившись, направилась к выходу.
— Можно подумать, вы с папой всегда ходите одетыми, — буркнула она, проходя мимо.
— Не всегда, — согласилась Катя. — Но не за столом же.
— А вот и неправда! — обиженно крикнула Наташа. — За столом тоже. Я видела, видела!..
— Мы взрослые, нам можно, — слегка смутившись, ответила Катя. — А ты еще маленькая.
— Я тоже взрослая, — объявила Наташа и, бросив длинный укоризненный взгляд на мать, скрылась в коридоре.
Возмущенно хлопнула дверь в детскую. Катя задумчиво покачала головой и погрузилась в невеселые думы о нелегких проблемах воспитания и их особенностях в среде метаморфов.
*
Утро не спешило вступить в законные права. Темное небо над головой густо усеивали яркие звезды всевозможных размеров, от поражающих холодной красотой бело-голубых гигантов до едва различимых бледных, с булавочную головку, карликов. Звездное полотно наискось перечеркивала тусклая лента Млечного пути.
«Все как всегда, — думала Катя, всматриваясь в темноту за прозрачным остеклением кабины. — Черное небо и взирающая на нас с полнейшим равнодушием бесконечная Вселенная. Практически неизменный пейзаж на протяжении последних двухсот лет. Хотя, нет, я все-таки не совсем права… кое-какие изменения, несомненно, налицо. Если большую часть Сезона Ледяного безмолвия мы наблюдали лишь абсолютно статичную сферу, заполненную застывшими в затяжном летаргическом сне немигающими звездами, то теперь картина совершенно другая. Казалось бы, с момента восстановления атмосферы прошло не так уж много времени, а небосвод будто ожил. Звезды перестали восприниматься колючими яркими точками, теперь они мерцают, словно предвещая наступление новых счастливых перемен.»
Антиграв стремительно летел прямо в звездную ночь, разгоняя тьму впереди лучами мощных прожекторов. Два ярких световых пятна бежали перед ним по поверхности, выхватывая из небытия то гигантские поваленные стволы, наполовину утонувшие в раскисшей почве, за последние недели превратившейся в опасную наполненную грязной водой трясину, то спутанные клубки каких-то черных то ли ветвей, то ли лиан… Тлен и разложение. Торжество смерти. Глядя на внушающий уныние мертвый пейзаж ни за что невозможно себе представить, что когда-то здесь все вокруг было наполнено жизнью и яркими красками, а гигантские деревья вздымали зеленые раскидистые кроны на совершенно невероятную высоту. Непроходимые, опутанные лианами болотистые джунгли в те безумно далекие времена давали приют не только мириадам самых разнообразных живых существ, но даже разумным обитателям планеты — лорнам.
«Ничего, — думала Катя. — Все еще вернется, теперь я в этом не сомневаюсь. Скоро очнутся от вынужденного, затянувшегося на столетия, сна лорны и вновь заселят свои покинутые города; выберутся из глубоких таинственных убежищ пережившие долгую зиму звери, птицы, насекомые… И мы снова увидим Лорелею цветущей.»
Далеко впереди вдруг возникло большое черное пятно, прекрасно различимое даже на фоне темного звездного неба.
«Утес. Тот самый, с которого почти двести лет назад ледяные львы всматривались в развалины покинутого Города. Где-то там, у самого подножия, находится дом дяди Леши. Мы почти прилетели.»
— Видишь? — Катя наклонилась к Рону, указывая рукой на темнеющую прямо по курсу скалу. — Бери правее… а затем вниз по склону.
— Да знаю я, — досадливо произнес Рон. — Не в первый раз. И потом, у меня навигатор.
Катя промолчала, признавая его правоту.
— Мы скоро приедем? — вдруг осведомилась Наташа с заднего сиденья. — А то я устала уже…
— Скоро, — ответила Катя. — Можно сказать, приехали.
Наташа тут же прилипла к стеклу, пытаясь разобрать, что происходит снаружи.
Антиграв сильно уменьшил скорость, уверенно скользнул по узкому каменному проходу, огибая величественный утес справа и, наконец, выбрался на просторный, засыпанный мелким песком, берег Рейнского моря. Сверкающий в звездных лучах лед до сих пор покрывал его белоснежным кристаллическим панцирем, хотя и заметно попятнанным темными, наполненными талой водой обширными проплешинами.
Двухэтажный коттедж, выстроенный из белого камня, стекла и металла, возник из-за края скалы как всегда неожиданно. Парковочная площадка оказалась ярко освещена, явно в ожидании гостей, и Рон уверенно направился прямо туда. Аккуратно развернув машину, он плавно посадил ее рядом с антигравом, принадлежащим хозяину дома, после чего сразу же заглушил двигатель.
— Ура! — закричала Наташа. — Можно выходить?
— Можно, — ответила Катя, выпутываясь из ремней безопасности.
Наташа немедленно распахнула дверцу и выскочила наружу. Там она сразу же попала в объятия Алексея, вышедшего встречать долгожданных гостей.
— Привет, дед! — закричала она, и Алексей счастливо засмеялся, крепко прижимая ее к себе.
Катя наблюдала за ними с легкой улыбкой, а потом подошла и чмокнула бывшего опекуна в щеку.
— Кажется, мы первые? — сказал Рон.
— Да, — ответил Алексей, обмениваясь с ним крепким рукопожатием. — Джош с семейством сейчас будет… Да вот и они.
Из-за скалы, вовсю сияя огнями, появился еще один антиграв, неторопливо развернулся, выбирая свободное место, и, наконец, опустился рядом с только что прибывшей машиной. Распахнулись дверцы, и из недр летательного аппарата появилась семья Харрисов в полном составе: Джошуа, Жаклин и высокий худощавый мальчик, ровесник Наташи.
— Эдди! — воскликнула Наташа, вырвалась из рук Алексея и подбежала к мальчику. — Привет! Целый сезон не виделись!
С этими словами она весьма бесцеремонно хлопнула его по плечу.
Эдди растерянно улыбнулся, бросая осторожные взгляды по сторонам. Было сильно заметно, что ему очень хочется выглядеть взрослым и мужественным, а, как известно, всякие там нежности не для настоящих мужчин. Тем не менее, ответил он весьма дружелюбно:
— Привет, Натали! Рад тебя видеть. Здравствуйте, тетя Кэтрин, дядя Рональд… дядя Алекс.