Багдадский Вор

Ахмед улыбнулся, так как решил применить теорию друга на практике. Первый приступ удивления прошел, и он притворился, что не замечает смеха и шуток дерева. Он наигранно зевнул, потянул руки, как будто устал от ходьбы, и сел в тень говорливого дерева, прислонившись к его стволу, в то время как дерево над ним продолжало тараторить, насмехаться и болтать, как старая дева, кудахчущая над поварскими горшками.

– Как ты собираешься выбираться отсюда? – спрашивало дерево.

Не было ответа. Только громкий, грубый зевок.

– Хо-хо! – насмехалось дерево. – Ты можешь жить вечно в этом саду, пока у тебя не отрастет борода, молодой человек, и не достигнет такой же длины, как мой мох!

И все равно нет ответа. Еще раз Ахмед зевнул, сонно моргнул глазами.

– Вор! – воскликнуло дерево. – Багдадский Вор! Ты слушаешь меня? – И еще более нетерпеливо: – Ахмед! Ответь мне! Ты слушаешь? – И еще более нетерпеливо, с легким рычанием гнева, от которого кора изогнулась, словно шкура старого слона: – Ты оглох? Ответь мне! Я требую ответа!

Ахмед протер глаза.

Затем засвистел, негромко, небрежно, в то время как дерево начало трястись от гнева, заикаться и запинаться:

– Посмотрите на этого глупца! Этого идиота! Этого полоумного! Он называет себя умным! Он хвастается этим! И вот он сидит, тихий, глухой, немой! Во имя Аллаха! И в самом деле глупец! Тот дурак, который постится целый год, а потом разговляется луком!

И все равно Ахмед был молчалив, как пустыня ночью, думая про себя: «Ожидай добра от злого, осуши молоко ласточки, выщипай шерсть с собаки, заставь в песках расти гранаты, выкачай море, положи слона в гнездо колибри, а затем заставь тишину говорить!»

Дерево, совершенно рассерженное, разразилось сильнейшим потоком отборной брани, проклиная предков Ахмеда на семь поколений, проклиная его сомнительных потомков, и завершило речь так:

– Он называет себя арабом! Но я думаю, он лжет! Он не понимает языка Пророка! Он еврей! Христианин! Возможно, китаец! Или африканец с кучерявыми волосами и тонкими косичками! Он глух и нем! Что ж, даже если я прямо сейчас скажу ему, что, дабы выбраться из Зачарованного Сада, ему достаточно просто три раза произнести имя Аллаха и коснуться указательным пальцем левой руки небольшого коричневого пятна, которое скрывает мое сердце, на моем зеленом стволе; даже тогда он не поймет – глупец, идиот, полоумный, тупица, бездарь! Братья и сестры! – Дерево обратилось ко всему саду: – Боюсь, что этот Ахмед останется здесь, пока не умрет! И какой ужасной скукой это будет для всех нас!

– Не беспокойся, о мудрое дерево! – рассмеялся Ахмед, подпрыгнув.

Он поискал коричневое пятно на стволе, нашел его и коснулся указательным пальцем левой руки, три раза произнеся имя Создателя. Затем, в тот же миг, дерево, казалось, изменило форму. Листва осыпалась, как и кора; и на месте дерева появился старик с длинными зелеными волосами, длинной зеленой бородой, зелеными глазами и зеленой кожей. Даже ногти на его ногах были зелеными, и голос его был зеленым, если можно сказать, что у голоса есть цвет, когда он сказал Ахмеду:

– Ты можешь быть глупцом, но я еще больший глупец. Ибо ты одурачил меня своим проклятым молчанием. Посмотри. – Он указал на Зачарованный Сад и на отверстие в стене из деревьев, за которым виднелся солнечный свет. – Ты разрушил чары. Дорога вон там – дорога, по которой ты должен пойти в поисках счастья! Ты показал великую храбрость, но путь все равно труден.

– Найду ли я серебряный сундук на этой дороге, волшебный сундук, величайшее сокровище на земле?

– Не уверен, – ответил старик-дерево. – Ты так далеко зашел. Ты усмирил свою гордость, свою зависть и свою ревность. Ты показал храбрость. Ты принял благословенную веру пророка Мухаммеда – да здравствует он! И… – с несколько неловким смехом добавил старик, – лично я свидетельствую о твоей мудрости и уме. Но я ничего не могу поведать тебе о серебряном сундуке. Тебе придется спросить Старика Полуночного Моря.

– Где он живет?

– Где-то там! Вот карта, которая приведет тебя к Старику Полуночного Моря, – ответил древесный человек, протягивая ему карту, нарисованную на коре, и указывая куда-то на восток.

Прежде чем Ахмед смог задать еще один вопрос, старец снова превратился в дерево – в этот раз в очень молчаливое дерево, такое же раздражающе молчаливое, каким был Багдадский Вор несколько минут назад.

И Ахмед пошел своей дорогой, переживая различные невообразимые приключения, пока наконец не встретил Старика Полуночного Моря – «Моря Смирения с Судьбой», как толкует это древняя арабская летопись.

Но, говоря о смирении с Судьбой, следует учесть, что существовала одна добродетель, которой принцу Монголии решительно не хватало.

– Я и есть моя собственная Судьба! – любил восклицать он; и, наконец, когда дело касалось принцессы Зобейды, он пытался сделать все возможное, дабы это хвастовство стало правдой.

Ибо к этому времени, путешествуя по великой Центральной Азиатской сухопутной дороге под видом мирных купцов, его отборные татарские, маньчжурские и монгольские бойцы проникали в Багдад. Они находили убежище в различных караван-сараях недалеко от дворца халифа – на случай внезапного сбора и нападения. Днем они сидели в своих базарных палатках, обменивая спелые плоды Дальнего Востока на арабистанские шелка, духи и кованую сталь; вечерами они собирались на пустынном кладбище за стенами Багдада, где Вонг К’ай, доверенный советник монгольского принца, который остался в городе, наблюдал за их упражнениями, которыми руководили краснолицые боевые капитаны в серебряных шлемах.

А шпионы, которые наблюдали за принцем Персии и принцем Индии, доносили своему господину, который сейчас направлялся к таинственному и необыкновенному острову Вак, названному так по причине потерявшейся в туманах древности – причине, о которой даже грандиозная и тяжеловесная мандаринская классика, «Книга Желтого Императора», не дает ни малейших сведений.

Принц и его свита сели на корабль на маньчжурском побережье. Прошли два дня качки, вращения и, сказать по правде, морской болезни, ибо корабль крутился в бурном серо-зеленом канале. А затем, однажды утром, солнце встало на востоке за низкими облаками, похожими на пылающую золотом лаву. Внезапно опустился легчайший туман, и с каждой минутой остров Вак все яснее проступал в зоне видимости. Он приближался и приближался, пока принц Монголии, сидевший на верхней палубе, не смог разглядеть его в деталях.

Издалека остров напоминал какую-то деликатную и изысканную живописную работу, написанную мастером-художником династии Минг. Там были очаровательные пагоды, звенящие серебряными и фарфоровыми колокольчиками, дрожащие заросли бамбука, высокие сосны; воды кружились вокруг сплетений высоких тростников; узкие реки пересекали смело изогнутые мосты. Виднелись и яркие признаки жизни: крестьянин пахал свой маленький участок земли; девушка сидела в саду и ткала парчу на станке; ученый у дома размышлял над свитком; старик нес большую связку дров; рыбак качался в своем ялике – и над всем этим распространялось ощущение безмятежности, тихого, интенсивного, никогда не утомляющего труда, разума и умеренности китайцев.

Ибо Вак колонизировали китайцы. В согласии с принципами своего народа, не мечом, а работой и тщанием, они одолели первоначальных обитателей – тунгузов. То племя вымерло. На сегодняшний день остался только один из них, Йуклюк, знахарь; говорили, что ему ведомо о какой-то секретной святыне; ему принц послал сообщение о своем приезде; и прямо сейчас этот знахарь взбирался по лестнице на корабль.

Принц Монголии, который прибыл на остров Вак в поисках редкого сокровища, издал тихий возглас отвращения, когда увидел знахаря. Ибо Йуклюк выглядел как истинный дикарь. Он был высок, худ и темнокож. Его волосы, выкрашенные хной, были тщательно уложены в форме огромного шлема и украшены рогами антилопы. С его плеч свисала великолепная накидка из перьев ястреба. Он носил на ногах скрученные медные браслеты, которые шли от лодыжек до коленей, и широкие медные браслеты на предплечьях. Его голое тело покрывали странные узоры из охры и пурпурной глины, а лицо его было татуировано наподобие дьявольской маски. Бесчисленные ожерелья из бисера колыхались вокруг его шеи. С пояса свисала огромная коллекция колдовских амулетов, которые подскакивали и гремели при каждом его жесте и движении; а с длинной палки в его правой руке свисало нечто, напоминающее высушенный кокос, но при ближайшем рассмотрении оно оказалось человеческой головой, аккуратно закопченной, законсервированной и ссохшейся после того, как были извлечены кости.

Отвратительный дикарь! Но было что-то зловещее, что-то дикое и величественное в движениях его высокого тела. И несколько секунд спустя оказалось, что, несмотря на внешность человека, внутренний человек был и проницательным, и бесстрашным.

– Я слышал, Йуклюк, – сказал принц, – о каком-то страшном фрукте, которым ты владеешь, – фрукте, который дарует мгновенную власть над жизнью и смертью.

– Ты слышал истину, – ответил знахарь.

– Я хочу этот фрукт. Принеси его.

– Нет!

– Нет? – Принц поднял бровь. – Ты имеешь в виду – ты отказываешься подчиняться?

– Точно! – Йуклюк скрестил руки на своей широкой груди.

– Ты осознаешь, – проговорил принц, – что означает отказ?

– Смерть?


– Правильно, собака! Но ах, – с тонкой, жестокой улыбкой, – медленную смерть – смерть длительную и забавную. Забавную я имею в виду с точки зрения зрителя.

– Я не боюсь смерти. Как и пыток.

Оба мужчины замолчали. Они уставились друг на друга, как два фехтовальщика. В конце концов принц склонил голову.

– Ты сказал правду, – сказал он. – Ты не боишься. Убить тебя было бы бесполезно. Пытать тебя означало бы тратить время. С другой стороны, я хочу волшебный фрукт. Мне он нужен. Я намереваюсь получить его. Скажи мне – сколько ты хочешь?

– Фрукт не продается. Золото не имеет для меня цены.

– Я могу сделать тебя герцогом Вака.

– Меня не интересуют титулы. Я, – гордо выпрямился Йуклюк, – знахарь! Какой титул может быть больше?

– Мой, возможно, – улыбнулся принц.

– Возможно! – раздался высокомерный ответ.

Принц рассмеялся.

– Во имя Будды! – сказал он. – Ты мне нравишься.

– И ты мне нравишься, о Великий!

И оба мужчины действительно так думали. Оба рассмеялись.

– Может, ты отдашь мне фрукт из любви ко мне? – предложил монгол.

– Я не люблю тебя достаточно для этого.

– Тогда как я могу тебе отплатить? Что я могу сделать для тебя? У каждого человека есть своя цена. Какова твоя? Чего ты хочешь?

– Я хочу жену, – раздался простой ответ Йуклюка. – Я хочу детей – предпочтительно мужского пола. Ибо я последний из своей расы. Со мной – если у меня не будет детей – тунгусская нация прекратит свое существование.

– Что ж… тогда… почему ты не женился?

– Во всем мире не осталось ни одной тунгусской женщины.

– Женись на китаянке. Некоторые из них довольно привлекательны, и все они покорны.

Глаза знахаря полыхнули ненавистью.

– Эти китайские свиньи смотрят на меня свысока, – сказал он. – Они не отдадут мне одну из своих женщин.

– Я отдам приказ. У тебя будет дюжина китайских жен, если ты пожелаешь.

– Великий! – ответил Йуклюк. – Добра из этого не выйдет. Ты можешь приказать – да, и они подчинятся. Но они будут обращаться со мной, как и всегда, и моя жена, несмотря на родство с ними, будет отверженной среди них.

– Что мы можем сделать? – озадачился принц.

– Есть только один выход.

– Расскажи о нем!

– Ты Великий Владыка, Великий Дракон, Верховный и Изысканный Великий! Если бы женщина твоей крови стала моей женой, даже самые гордые из этих китайских свиней начали бы пресмыкаться предо мной и целовать мои ноги!

Принц Монголии молчал. Его не оскорбило такое требование. Что ж, подумал он и тонко улыбнулся, его отец был господином множества жен. У него самого двенадцать жен, семнадцать сыновей, девять дочерей. Он сам – «по причинам мира и политического единства», как говорится, – обезглавил своих братьев, когда взошел на трон. Но он сохранил жизнь сестрам. Ибо они были ценными пешками, предметами политической торговли, их можно было отдавать в жены вождям, ханам и младшим князьям, которые жаждали сияющей славы императорского родства. И как раз представился такой случай!

Он повернулся к знахарю.

– Моя самая младшая сестра станет тебе прекрасной женой, – сказал он. – И ты, несомненно, сделаешь меня прекрасным шурином.

– Да, – улыбнулся Йуклюк. – В течение часа я принесу тебе волшебный фрукт жизни и смерти.

– Дружеские и изысканные благодарности!





* * *


Они сошли на берег.