Автономное плавание[=В третью стражу]
Часть 35 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Пытались завербовать его и англичане. Однако, если судить по их поведению, не успели.
Олег замолчал и с интересом смотрел на Таню, пытавшуюся – и не без успеха – изображать равнодушие к тексту и презрение к рассказчику. По-видимому, сейчас ей очень хотелось спросить, откуда он знает об англичанах, и о ком, собственно, идет речь, но держала себя в руках.
– Вот, – Олег достал из кармана пальто давешнюю «Дэйли Мейл» и положил перед Таней. – Полюбопытствуйте.
– Ну и что здесь не так? – но по глазам Тани сразу стало видно, что она-то поняла, «что там не так».
– Я предполагаю, что это провокация английской разведки. Газету оставьте мне, а своим скажите, что карикатура помещена в газете «Дэйли Мейл». Но, тем не менее, это намек на реально существующее обстоятельство. Полагаю, что ваш резидент откуда-то об этом узнал. Тогда понятным становится и его убийство.
– Это все? – голос холоден, губы кривятся в презрительной усмешке.
– Есть кое-что еще. Передайте, пожалуйста…
– Я еду в Париж, – напомнила Таня, но это уже было лишнее. Случись что серьезное, – этот финт не помог бы.
«Впрочем…»
– Но мы же договорились, кажется?
– Хорошо.
– Германия озабочена возможным сближением СССР и Франции. В качестве меры воздействия на ситуацию рассматривается провокация, возможно даже террористический акт против одного из видных деятелей партии или правительства, приезжающих в Париж.
– Зачем вы все это говорите?
– Для создания атмосферы доверия, – совершенно серьезно объяснил Баст.
– А зачем вам понадобилось доверие?
– Вот это и есть главное, – кивнул Шаунбург. – Несколько… ну, скажем, единомышленников… Вы меня понимаете? Хорошо, значит, единомышленников… – он специально задержался на этом слове, а затем продолжил как бы с того места, где остановился, – …достаточно влиятельных… Озабочены политикой Гитлера и хотели бы получить независимый канал связи с руководством СССР. Для обсуждения – разумеется, на взаимовыгодной основе – актуальных вопросов мировой политики. Вы запомнили, или мне повторить?
– Повторите, пожалуйста, – попросила Таня.
Шаунбург повторил. Три раза. Медленно и четко.
Потом еще два раза повторяла Таня.
– Запомнила.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Баст. – Связь. Первый понедельник марта, и потом еще раз через две недели, но уже во вторник, площадь перед дворцом юстиции в Брюсселе. Около памятника героям Великой Войны. В шесть часов вечера. Вы.
– Я? – удивилась Таня.
– Вы. А тот, кто приедет говорить, пусть ждет в отеле. Вообще в качестве постоянного представителя Москвы я хочу видеть именно вас.
– Почему меня?
– Мой каприз, – улыбнулся Баст. – Может быть, вы мне нравитесь, а может быть, мне понравилось, как вы поете.
– А откуда вы знаете, как я пою?
– Мне рассказал Питер Кольб. Помните такого?
– Питер? Господи!
– Я вижу, вы его вспомнили, – Шаунбург достал наконец сигарету и закурил. – Он увидел вас в Праге. Удивился. Проследил и удивился еще больше: у вас, оказывается, образовалось новое имя. К счастью, он работает на меня. Я прибыл в Прагу и вел вас все это время.
– Но меня проверяли.
– Плохо проверяли.
– И Кольб рассказал вам обо мне?
– Да. Певица – хорошее прикрытие.
– А не могут в Москве узнать про наш дивертисмент? – на мгновение выходя из роли, спросила Таня.
– Вряд ли, – ответил Олег после короткого размышления. – Я уже думал об этом. Вероятность крайне мала, но… Но если даже и узнают. Ну, значит, ты просто побоялась сказать им правду. А разговор этот состоялся не в Антверпене, а в Праге после того, как ты со мной переспала.
– Но я с тобой в Праге не спала! – возмутилась Таня.
– Правда, – согласился Олег. – Но кто этому поверит?
* * *
Остаток дня они провели, неторопливо прогуливаясь по городу. О делах больше не говорили. Все, что требовалось обсудить, обсудили еще в ресторане, обговорив и ее линию поведения в Москве, и способы связи, и прочие жизненно важные мелочи, но заниматься этим весь день сочли излишним. Некоторая спонтанность в ее, очевидным образом не заученном наизусть рассказе о встрече в Антверпене могла только добавить правдоподобия и искренности. И присутствие Олега рядом с Таней было теперь залегендировано. Немец выгуливал ее до отплытия парохода, развлекая лекциями об истории города и длинными рассуждениями о немецком музыкальном гении.
На самом деле говорили они, как ни странно, мало, и на это, по-видимому, у каждого имелись веские причины. Чувствовали настроение друг друга и не пытались говорить ради самого факта разговора. Но и напряжения или неловкости от длинных пауз между короткими репликами не испытывал ни он, ни она. Напротив, и у Олега, и у Татьяны было ощущение облегчения, а почему так, каждый знал и сам, вернее понял позже, когда уже расстались.
Около восьми они зашли в бар неподалеку от порта, выпили по рюмочке коньяка и там же простились. Идти дальше Таня должна была уже одна.
– Удачи! – сказал Олег, глядя ей прямо в глаза. – И до встречи. Я буду ждать тебя в Брюсселе.
– Скажи, Олег, – Таня, очевидно, решилась наконец озвучить часть того, что непроизнесенное ощущалось дальним фоном все время их не слишком содержательного разговора. – Ты ведь здесь не один?
Конечно, можно было и отшутиться, сказав, что, разумеется, – нет, поскольку вместе с Таней их двое. А еще можно было сделать вид, что не понял, о чем идет речь. Были и другие варианты. Но Олег решил сказать правду. Сразу, без лишних раздумий решил, почувствовав, что так будет правильно.
– Нет, – сказал он. – Нас трое. Со мной здесь два моих старых друга.
– Значит, трое, – кивнула Таня.
– Четверо, – поправил ее Олег.
– Пятеро, – она снова смотрела ему в глаза.
– И кто же у нас пятый?
– Ее зовут Катерина Николова.
– Болгарка?
– Здесь.
– А там?
– Она из Питера. Но это она пусть тебе сама рассказывает. В Париже оставь ей записку у портье в отеле «Одеон», и она придет на встречу.
«Не проболталась… Надо же!»
– Правильное решение, – кивнул Олег. – Когда приедешь в следующий раз, познакомлю тебя со всеми остальными. Пять человек – это сила.
– Прощай.
– До свиданья! – поправил Таню Олег.
– До свиданья! – улыбнулась она и неожиданно, резко привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку.
А где-то сзади – то ли справа, то ли слева от того места, где стоял Олег, – «сводный духовой оркестр» грянул «Прощание славянки», и у Ицковича неожиданно защипало в глазах. Он оглянулся в поисках так кстати вступившего оркестра, но там, где он мог или должен был быть, ничего подобного, разумеется, не наблюдалось. Однако музыка-то звучала! И Баст фон Шаунбург отчетливо ее слышал, вот только так и не понял, откуда она к нему пришла. Из далекого далека прошлого, когда, возможно, под этот же марш уезжал на «японскую»[64] сапер Моисей Ицкович, или из далекого будущего, где с этой мелодией тоже много чего было для него связано. Но, так или иначе, она была с Олегом – эта тревожная мелодия – здесь и сейчас, в вечернем Антверпене 1936 года, а вот Тани, когда Баст обернулся назад, рядом уже не было.
Глава 10. Миссия
Татьяна Драгунова.
Январь – февраль 1936 года
Вверх… Вниз… Вверх… И снова вниз…
«Кончится это когда-нибудь? – Татьяна лежала на кровати в своей каюте и страдала. – На койке, – поправила она себя через не могу. – Не вывалюсь, это главное. Понятно теперь, для чего тут бортик, но вот желудок… Ох!»
Качка выматывала, ужин, которым угостил Олег, вывернуло уже через час после того, как «Сибирь» отдала швартовы и вышла в открытое море. А теперь пустой желудок делал робкие пока попытки выйти погулять, как та кошка, которая гуляла сама по себе.
«Ох мне! Хорошо хоть шифровку составить успела… А Олег как-то странно себя вел, не находишь? Не подкалывал, как обычно… Или просто не до смеха стало?»
«Он мне нравится!» – эхом пришла мысль, которую Татьяна решительно обозначила, как принадлежащую альтер эго – Жаннет.
«Я вся такая порывистая, вся внезапная такая, – процитировала Татьяна в ответ на мысль Жаннет. – Молчала бы, шлюха малолетняя! Тебе и Рихард нравился, и этот капитан, что радиодело преподавал, и тот лейтенант – будто бы летчик, и снова Рихард, и снова летчик. На передок слабовата? Ты сама хоть раз выбирала?»
Олег замолчал и с интересом смотрел на Таню, пытавшуюся – и не без успеха – изображать равнодушие к тексту и презрение к рассказчику. По-видимому, сейчас ей очень хотелось спросить, откуда он знает об англичанах, и о ком, собственно, идет речь, но держала себя в руках.
– Вот, – Олег достал из кармана пальто давешнюю «Дэйли Мейл» и положил перед Таней. – Полюбопытствуйте.
– Ну и что здесь не так? – но по глазам Тани сразу стало видно, что она-то поняла, «что там не так».
– Я предполагаю, что это провокация английской разведки. Газету оставьте мне, а своим скажите, что карикатура помещена в газете «Дэйли Мейл». Но, тем не менее, это намек на реально существующее обстоятельство. Полагаю, что ваш резидент откуда-то об этом узнал. Тогда понятным становится и его убийство.
– Это все? – голос холоден, губы кривятся в презрительной усмешке.
– Есть кое-что еще. Передайте, пожалуйста…
– Я еду в Париж, – напомнила Таня, но это уже было лишнее. Случись что серьезное, – этот финт не помог бы.
«Впрочем…»
– Но мы же договорились, кажется?
– Хорошо.
– Германия озабочена возможным сближением СССР и Франции. В качестве меры воздействия на ситуацию рассматривается провокация, возможно даже террористический акт против одного из видных деятелей партии или правительства, приезжающих в Париж.
– Зачем вы все это говорите?
– Для создания атмосферы доверия, – совершенно серьезно объяснил Баст.
– А зачем вам понадобилось доверие?
– Вот это и есть главное, – кивнул Шаунбург. – Несколько… ну, скажем, единомышленников… Вы меня понимаете? Хорошо, значит, единомышленников… – он специально задержался на этом слове, а затем продолжил как бы с того места, где остановился, – …достаточно влиятельных… Озабочены политикой Гитлера и хотели бы получить независимый канал связи с руководством СССР. Для обсуждения – разумеется, на взаимовыгодной основе – актуальных вопросов мировой политики. Вы запомнили, или мне повторить?
– Повторите, пожалуйста, – попросила Таня.
Шаунбург повторил. Три раза. Медленно и четко.
Потом еще два раза повторяла Таня.
– Запомнила.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Баст. – Связь. Первый понедельник марта, и потом еще раз через две недели, но уже во вторник, площадь перед дворцом юстиции в Брюсселе. Около памятника героям Великой Войны. В шесть часов вечера. Вы.
– Я? – удивилась Таня.
– Вы. А тот, кто приедет говорить, пусть ждет в отеле. Вообще в качестве постоянного представителя Москвы я хочу видеть именно вас.
– Почему меня?
– Мой каприз, – улыбнулся Баст. – Может быть, вы мне нравитесь, а может быть, мне понравилось, как вы поете.
– А откуда вы знаете, как я пою?
– Мне рассказал Питер Кольб. Помните такого?
– Питер? Господи!
– Я вижу, вы его вспомнили, – Шаунбург достал наконец сигарету и закурил. – Он увидел вас в Праге. Удивился. Проследил и удивился еще больше: у вас, оказывается, образовалось новое имя. К счастью, он работает на меня. Я прибыл в Прагу и вел вас все это время.
– Но меня проверяли.
– Плохо проверяли.
– И Кольб рассказал вам обо мне?
– Да. Певица – хорошее прикрытие.
– А не могут в Москве узнать про наш дивертисмент? – на мгновение выходя из роли, спросила Таня.
– Вряд ли, – ответил Олег после короткого размышления. – Я уже думал об этом. Вероятность крайне мала, но… Но если даже и узнают. Ну, значит, ты просто побоялась сказать им правду. А разговор этот состоялся не в Антверпене, а в Праге после того, как ты со мной переспала.
– Но я с тобой в Праге не спала! – возмутилась Таня.
– Правда, – согласился Олег. – Но кто этому поверит?
* * *
Остаток дня они провели, неторопливо прогуливаясь по городу. О делах больше не говорили. Все, что требовалось обсудить, обсудили еще в ресторане, обговорив и ее линию поведения в Москве, и способы связи, и прочие жизненно важные мелочи, но заниматься этим весь день сочли излишним. Некоторая спонтанность в ее, очевидным образом не заученном наизусть рассказе о встрече в Антверпене могла только добавить правдоподобия и искренности. И присутствие Олега рядом с Таней было теперь залегендировано. Немец выгуливал ее до отплытия парохода, развлекая лекциями об истории города и длинными рассуждениями о немецком музыкальном гении.
На самом деле говорили они, как ни странно, мало, и на это, по-видимому, у каждого имелись веские причины. Чувствовали настроение друг друга и не пытались говорить ради самого факта разговора. Но и напряжения или неловкости от длинных пауз между короткими репликами не испытывал ни он, ни она. Напротив, и у Олега, и у Татьяны было ощущение облегчения, а почему так, каждый знал и сам, вернее понял позже, когда уже расстались.
Около восьми они зашли в бар неподалеку от порта, выпили по рюмочке коньяка и там же простились. Идти дальше Таня должна была уже одна.
– Удачи! – сказал Олег, глядя ей прямо в глаза. – И до встречи. Я буду ждать тебя в Брюсселе.
– Скажи, Олег, – Таня, очевидно, решилась наконец озвучить часть того, что непроизнесенное ощущалось дальним фоном все время их не слишком содержательного разговора. – Ты ведь здесь не один?
Конечно, можно было и отшутиться, сказав, что, разумеется, – нет, поскольку вместе с Таней их двое. А еще можно было сделать вид, что не понял, о чем идет речь. Были и другие варианты. Но Олег решил сказать правду. Сразу, без лишних раздумий решил, почувствовав, что так будет правильно.
– Нет, – сказал он. – Нас трое. Со мной здесь два моих старых друга.
– Значит, трое, – кивнула Таня.
– Четверо, – поправил ее Олег.
– Пятеро, – она снова смотрела ему в глаза.
– И кто же у нас пятый?
– Ее зовут Катерина Николова.
– Болгарка?
– Здесь.
– А там?
– Она из Питера. Но это она пусть тебе сама рассказывает. В Париже оставь ей записку у портье в отеле «Одеон», и она придет на встречу.
«Не проболталась… Надо же!»
– Правильное решение, – кивнул Олег. – Когда приедешь в следующий раз, познакомлю тебя со всеми остальными. Пять человек – это сила.
– Прощай.
– До свиданья! – поправил Таню Олег.
– До свиданья! – улыбнулась она и неожиданно, резко привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку.
А где-то сзади – то ли справа, то ли слева от того места, где стоял Олег, – «сводный духовой оркестр» грянул «Прощание славянки», и у Ицковича неожиданно защипало в глазах. Он оглянулся в поисках так кстати вступившего оркестра, но там, где он мог или должен был быть, ничего подобного, разумеется, не наблюдалось. Однако музыка-то звучала! И Баст фон Шаунбург отчетливо ее слышал, вот только так и не понял, откуда она к нему пришла. Из далекого далека прошлого, когда, возможно, под этот же марш уезжал на «японскую»[64] сапер Моисей Ицкович, или из далекого будущего, где с этой мелодией тоже много чего было для него связано. Но, так или иначе, она была с Олегом – эта тревожная мелодия – здесь и сейчас, в вечернем Антверпене 1936 года, а вот Тани, когда Баст обернулся назад, рядом уже не было.
Глава 10. Миссия
Татьяна Драгунова.
Январь – февраль 1936 года
Вверх… Вниз… Вверх… И снова вниз…
«Кончится это когда-нибудь? – Татьяна лежала на кровати в своей каюте и страдала. – На койке, – поправила она себя через не могу. – Не вывалюсь, это главное. Понятно теперь, для чего тут бортик, но вот желудок… Ох!»
Качка выматывала, ужин, которым угостил Олег, вывернуло уже через час после того, как «Сибирь» отдала швартовы и вышла в открытое море. А теперь пустой желудок делал робкие пока попытки выйти погулять, как та кошка, которая гуляла сама по себе.
«Ох мне! Хорошо хоть шифровку составить успела… А Олег как-то странно себя вел, не находишь? Не подкалывал, как обычно… Или просто не до смеха стало?»
«Он мне нравится!» – эхом пришла мысль, которую Татьяна решительно обозначила, как принадлежащую альтер эго – Жаннет.
«Я вся такая порывистая, вся внезапная такая, – процитировала Татьяна в ответ на мысль Жаннет. – Молчала бы, шлюха малолетняя! Тебе и Рихард нравился, и этот капитан, что радиодело преподавал, и тот лейтенант – будто бы летчик, и снова Рихард, и снова летчик. На передок слабовата? Ты сама хоть раз выбирала?»