Автономное плавание[=В третью стражу]
Часть 19 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты знаешь, где он сейчас?
– Семь месяцев назад был в Париже.
* * *
– В Зальцбург тебе нельзя, – в этом вопросе Таня была непреклонна и, в принципе, совершенно права. Разведка – не детская игра в песочнице, но сердце, черт возьми, с прописными истинами соглашаться не желало.
– Я вернусь завтра, но завтра ты ко мне даже близко не подойдешь, – сказала она непререкаемым тоном и посмотрела Олегу в глаза уже взглядом «я начальник – ты дурак». Судя по всему, она знала, какое впечатление производит на него – и, вероятно, не только на него – этот взгляд «глаза в глаза». – Вполне возможно, что за мной будут следить.
– С чего бы это? – насторожился Ицкович.
– У меня это первое самостоятельное задание, – объяснила Таня. – И отсюда я еду в Гаагу к нашему резиденту, а потом еще по нескольким адресам, так что вполне могут проследить.
«К резиденту… в Голландию…» – что-то мелькнуло в голове, но ушло раньше, чем Олег смог сосредоточиться на этой смутной, – а иначе бы и не ушла, – мысли.
– Значит… – сказал он, но Таня его сразу же перебила, по-видимому, выудив содержание несостоявшейся реплики из весьма, следует отметить, прозрачной интонации.
– Значит, мы встретимся через две недели в Антверпене, – пообещала Жаннет и улыбнулась. – Говорят, там замечательный железнодорожный вокзал. Я приеду днем…
– Гаага! – ускользнувшая в небытие мысль вернулась к Ицковичу, как собака с палкой в зубах, только вместо палки она притащила обрывок воспоминания, что-то читанное много лет назад в одной из любимых Олегом книг по истории разведки. – Гаага… – повторил он. – Ты едешь к Вальтеру?
– А ты откуда?.. – Татьяна не то чтобы была напугана, но, пожалуй, все же встревожена.
– Знаешь, сколько я этой мути в свое время прочел? И его книгу читал, и книги о нем. Интересная личность. Впрочем, там неинтересных не было.
– Здесь неинтересных нет, – поправила Олега Таня.
– Поймала! – усмехнулся он. – Значит, девятнадцатого в Антверпене.
– Девятнадцатого или двадцатого, – кивнула женщина. – Встречай меня с двух до четырех. А если не появлюсь… Ну! Баст, не будь ребенком!
Очевидно, выражение лица Олега недвусмысленно отразило эмоции, но он вдруг настолько испугался, что она вот так вот уйдет сейчас в никуда и больше не вернется, что даже стесняться не стал. Не до стеснений стало.
– Баст, мы же договорились! – сказала Татьяна и встала из-за стола. – Если ты думаешь, что мне не страшно, ошибаешься. Но если я не появлюсь, действуем, как договорились. – Она еще раз посмотрела ему в глаза, повернулась и, уже не оглядываясь больше, вышла из кафе, где они коротали время до отправления поезда на Зальцбург.
«Вернется? – спросил себя Олег. – Вернется! – твердо решил Баст. – Не может не вернуться, и если вернется, значит…»
«Ничего это не значит, – вынужден был согласиться он через минуту. – Даже если вернется, что из этого? Дружба и любовь – суть разные вещи».
Глава 6. Дороги, которые мы выбираем
Матвеев – Гринвуд.
Январь 1936 года
– Дамы и господа, через несколько минут наш поезд прибывает на морской вокзал Гавра, – повторяя эти слова раз за разом, кондуктор шел по коридору и звонил в колокольчик. Степан посмотрел на часы – с утра все шло по расписанию. Теперь оставалось только купить два билета: один – на пакетбот через Ла-Манш, другой – по одному из «оперативных» паспортов Гринвуда – на трансатлантический лайнер. За несколько недель вряд ли кто-то в МИ-6 почешется, даже случайно увидев в списках пассажиров знакомое имя. Слишком много совпадений должно случиться на коротком, по нынешним, доинформационным меркам, отрезке времени. Совпадений времени, места и специфического интереса.
Поезд затормозил, и за окнами вагона стало темнее – они въехали под крышу вокзала. Пассажиры поднялись с мест. Сразу стало тесно.
– Мадам, вы позволите? – Степан снял с багажной полки тяжелый чемодан и поставил на пол.
– О, большое спасибо, мсье, – поблагодарила пожилая дама, – не были бы вы так любезны, помочь мне еще с тем чемоданом?
Если этот чемодан был большим, то тот, второй, оказался попросту огромным. Степан еле удержал его от падения на голову старичка в шляпе. Что эта тетка там запаковала? Вывозит из Европы золото в слитках?
– Еще раз большое спасибо, – старушка не отставала, – таких любезных молодых людей теперь не каждый день встретишь.
«Теперь не открутиться, – подумал Степан, – сейчас попросит дотащить ее баулы до выхода».
– Большое спасибо, мадам, никаких проблем, – сказал он обреченно.
– Ой, – всплеснула она руками, – а вы не могли бы мне помочь донести мои чемоданы до выхода?
Степан мысленно возвел очи горе.
– Разумеется, мадам.
По сравнению с теткиными без малого сундуками его чемоданчик выглядел легкой и изящной безделушкой. Правда, держать два чемодана в одной руке было неудобно. Впрочем, в проходе сразу образовалась пробка, так что багаж приходилось не столько тащить, сколько шаг за шагом перетаскивать.
– Скажите, мсье, – не унималась старая дама, – вы ведь бельгиец? – ответа она ждать не стала. – Скажите, вы не знакомы с капитаном Бараном? С капитаном Филиппом Бараном из Брюсселя?
– Мне очень жаль, мадам, но, к сожалению, я никогда не слышал о капитане Баране, – выдавил из себя Степан, протискивая теткины чемоданы еще на один шаг вперед.
– Ой, какая жалость, – воскликнула дама за спиной, – а то я надеялась, что наконец-то найду кого-нибудь, кто его знает. Вы знаете, мсье, мы познакомились с ним, когда он был в отпуске в Париже. Это было как раз в разгар Великой Войны. Мы с ним… – она запнулась, – А когда война кончилась, он вернулся к себе в Брюссель. А потом письма от него перестали приходить. Может быть, вы его все-таки где-то встречали, может быть, не в Брюсселе… – в голосе засквозила тоска.
К счастью для Степана, он наконец-то добрался до выхода. Вытащил оба чемодана на перрон и рукой подозвал носильщика с тележкой.
– Мадам! – Матвеев приподнял шляпу. – Разрешите пожелать вам счастливого пути!
Дама хотела что-то сказать, но Степан уже развернулся и пошел вдоль по перрону. «Не догонит, – облегченно подумал он, – от чемоданов не убежит». Путь был свободен. Он встал на ступеньку эскалатора и расслабился. Интересно, что его акцент приняли за бельгийский – это что, так переплелись русские и английские языковые навыки?
В своем движении к кассам он ненадолго остановился у лотка с прессой и купил газет. Очевидно, это последние европейские газеты, которые ему удастся прочитать в ближайшие две недели. Хотя какая по большому счету разница, что именно там пишут. Он-то уже знает сенсации этого столетия и раньше всех газет этого мира, вместе взятых, и даже до того, как эти сенсации случатся!
«Figaro» – на первой странице материал о позиции Англии перед лицом мирового кризиса. Перепечатанная из английской «Morning Post» статья утверждает, что нынешней численности английского флота недостаточно для обороны Британской империи. Положение дел сравнивают с концом мировой войны, сетуют на слишком малые запасы вооружения. Они еще не знают, что та война была не Великой, а всего лишь Первой мировой войной, и что этот флот и эти запасы в ближайшее время ждет очень интенсивное использование по назначению.
На следующих страницах: о визите в Прагу австрийского канцлера Шушнига. Канцлер обещает развитие отношений со странами Малой Антанты, а также сближение с дунайскими странами вообще. Одновременно Италию обвиняют в бомбардировке английского лагеря Красного Креста в Эфиопии, и в свою очередь Италия обвиняет Эфиопию в применении разрывных пуль «дум-дум». Французский посол в Германии встретился с германским статс-секретарем, а министр иностранных дел Польши выразил поддержку французской политике и объявил, что его страна никогда не откажется от прав на Данциг. В общем, обычная международная суета. Покойники поднимают бокалы с шампанским за здоровье друг друга и желают долгих лет жизни.
На третьей странице фото: пухлые барышни – губки бантиком – улыбаются и рассказывают корреспондентке, какую карьеру они собираются выбрать и творчество какого писателя любят больше всего. Из профессий барышням нравятся учительница английского и летчица. Впрочем, одна заявила, что истинное призвание женщины – быть женой и матерью. Молодые девчонки продолжат свое воркование даже на краю пропасти и не прекратят, даже перестав быть молодыми. Вот как хотя бы эта ищущая своего героического бельгийца дама. Ее он узнал по голосу. Она по-прежнему своими разговорами вытягивала соки из окружающих. На этот раз из носильщика, толкавшего тележку со знакомыми чемоданами. Естественно, речь шла не о бельгийском капитане (наверняка давно забывшем свой мимолетный парижский роман), а о содержимом чемоданов, которое ни в коем случае нельзя повредить, и потому с чемоданами нужно обращаться со всей осторожностью. Степан отвернулся к лотку с газетами, опасаясь быть ею замеченным.
Подождав, пока назойливая соседка не скрылась в толпе, он сложил газету и направился дальше через анфиладу залов. В ближайшем будущем маячили: белые штаны, мулаты и Рио-де-Жанейро. Разумеется, в иносказательном смысле – переезжать в Бразилию он не собирался. Ну его к черту, этот португальский язык. Хватит и испанского. Устроиться в какой-нибудь спокойной южноамериканской стране без гражданских войн и разных экзотических обычаев вроде «pronunciamento»[42]. Какая страна в Латинской Америке сейчас самая стабильная? Кажется, Чили. Отличное место. Климат на любой вкус, хочешь – горный, а хочешь – морской. Заработать стартовый капитал (человек, умевший не пропасть в России образца «лихих девяностых», не пропадет нигде), купить какую-нибудь «асьенду» и жить себе кум королю. Жарить асадо и потягивать матэ. Потом парочка удачных инвестиций в США, во время мировой войны на военных поставках можно сделать состояние, потом, скажем, в пятьдесят третьем купить иранские нефтяные акции, когда они упадут при Моссадыке – так и вообще можно стать местным олигархом. Да и в самой Чили большие перспективы – если прикупить акций медных рудников. Правда, при Альенде их национализируют, но три года до переворота генерала Пиночета вытерпеть можно. И сидеть себе, спокойно стричь купоны, воспитывать свою большую латиноамериканскую семью, как какой-нибудь дон Хосе Рауль в сериале про Марию Изабеллу или как ее там.
Вот и кассы, продающие билеты на трансатлантические рейсы, судя по небольшой очереди у стоек различных компаний, пользующиеся популярностью… А отчего бы и нет? До регулярных авиарейсов, не рекордных перелетов экспериментальных машин, все еще отдающих запредельным авантюризмом, а «настоящих», в комфортных авиалайнерах с улыбчивыми стюардессами, еще годы и годы. Так что выхода нет – каюта первого класса, пять-шесть дней в пути, и – здравствуй, Америка!
Вообще-то земля под Матвеевым не горела. «Попасть» он умудрился исключительно удачно – с политической точки зрения. Британская секретная служба не станет возражать, если ее бывший агент подаст заявление с просьбой об отставке по личным причинам. Сэр Энтони удивится, но возражать не станет. Достаточно обязательства о неразглашении секретов. Как ни крути, британская демократия имеет свои преимущества – никто не будет преследовать его по всему миру, чтобы по окончании поисков ликвидировать. На худой конец можно и остаться. Как ни в чем не бывало. Продолжить службу в ведомстве «мистера Си», равно как и работу в своей газете. В конце концов, он знает все наперед – в его работе, как официальной, так и тайной, это только плюс. Можно просто жить и работать, как сотни миллионов людей в окружающем мире, и забыть о своих безнадежных замыслах изменить мир.
А также забыть, что его дед по матери еле вырвался из Белостокского котла, чтобы потом погибнуть под Минском, выбираясь из подбитого танка. И выкинуть из головы, как его бабушка вывозила детей: его мать и тетю из Белостока – в последнем эшелоне на восток, под немецкими бомбами. И не пудрить себе мозги двадцатью с лишним миллионами трупов соотечественников, а также плюнув на пятьдесят с лишним миллионов – всего. А он сам – вовсе никакой не дезертир, а просто дальновидный человек, не пытающийся прыгнуть выше головы. И при помощи высокооплачиваемого психоаналитика убедить себя, что он ничего не мог сделать, а все, что он знал заранее, было только сном, который стоит забыть – и как можно быстрее.
– Мсье, ваш паспорт, пожалуйста! – очередь Матвеева подошла внезапно.
«А если все забыть, то зачем вообще куда-то ехать? Не проще ли утопиться здесь же, в гаврском порту?»
– Мсье, дайте, пожалуйста, ваш паспорт!
Степан почувствовал, что понимает шекспировского Гамлета. Интересно, а сам Шекспир его понимал, когда выдумывал «Быть или не быть»?
Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся?
– Мсье, проснитесь, – толкнул его в плечо кто-то сзади.
Так о чем они говорили в гостинице? Умиротворение? Мюнхенское соглашение? Испортить им игру? Да! Еще раз да! В конце концов, они сами виноваты. Раз уж жизнь этих «миротворцев» привела к войне, пусть их смерть приведет к миру!
– Прошу прощения, господа!
Степан развернулся и пошел прочь от людей, стремящихся за океан, – бегущих ли от судьбы, возвращающихся ли домой, не важно… – не оглядываясь. Следовало уточнить, во сколько отходит ближайший пакетбот в Англию.
* * *
«Дом. Милый дом!»
Пологие холмы и по-английски – а как иначе может быть в Англии? – аккуратные лесопосадки по сторонам шоссе. Это Англия. Дом. Во всяком случае, страна, гражданином которой он теперь был. И не просто гражданином…
«Соль земли английской…» – усмехнулся Матвеев, по достоинству оценив сам собой случившийся каламбур. А Англия… Что ж, она была именно такой, какой ее воспринимал сэр Майкл. И в этом случае Степану оставалось лишь принять как данность то, что есть, без ненависти или восторга.
Но стоило ему съехать с шоссе на грунтовую дорогу, как учащенно забилось в груди чужое сердце, и… Путь к дому поначалу повторял прихотливые изгибы небольшой реки, тянулся вдоль ее невысоких, плотно заросших кустарником, берегов. А на финишной прямой дорога буквально раздвигала деревья старинной аллеи, ведущей прямо к воротам поместья. Тут даже воздух показался неожиданно другим, отличным от всех прочих сортов атмосферы, которыми Степану приходилось теперь дышать здесь ли – в Англии, или там – на континенте. Как там говорилось на другом языке и по поводу совсем другой страны: «И дым отечества нам сладок и приятен?» Сладок. Не то слово. Но аллея уже почти закончилась, его колымагу заметили – попробуй ее не заметить или не услышать – и, значит, свидание с чужим прошлым можно считать открытым.
«Гип-гип ура!»
– Семь месяцев назад был в Париже.
* * *
– В Зальцбург тебе нельзя, – в этом вопросе Таня была непреклонна и, в принципе, совершенно права. Разведка – не детская игра в песочнице, но сердце, черт возьми, с прописными истинами соглашаться не желало.
– Я вернусь завтра, но завтра ты ко мне даже близко не подойдешь, – сказала она непререкаемым тоном и посмотрела Олегу в глаза уже взглядом «я начальник – ты дурак». Судя по всему, она знала, какое впечатление производит на него – и, вероятно, не только на него – этот взгляд «глаза в глаза». – Вполне возможно, что за мной будут следить.
– С чего бы это? – насторожился Ицкович.
– У меня это первое самостоятельное задание, – объяснила Таня. – И отсюда я еду в Гаагу к нашему резиденту, а потом еще по нескольким адресам, так что вполне могут проследить.
«К резиденту… в Голландию…» – что-то мелькнуло в голове, но ушло раньше, чем Олег смог сосредоточиться на этой смутной, – а иначе бы и не ушла, – мысли.
– Значит… – сказал он, но Таня его сразу же перебила, по-видимому, выудив содержание несостоявшейся реплики из весьма, следует отметить, прозрачной интонации.
– Значит, мы встретимся через две недели в Антверпене, – пообещала Жаннет и улыбнулась. – Говорят, там замечательный железнодорожный вокзал. Я приеду днем…
– Гаага! – ускользнувшая в небытие мысль вернулась к Ицковичу, как собака с палкой в зубах, только вместо палки она притащила обрывок воспоминания, что-то читанное много лет назад в одной из любимых Олегом книг по истории разведки. – Гаага… – повторил он. – Ты едешь к Вальтеру?
– А ты откуда?.. – Татьяна не то чтобы была напугана, но, пожалуй, все же встревожена.
– Знаешь, сколько я этой мути в свое время прочел? И его книгу читал, и книги о нем. Интересная личность. Впрочем, там неинтересных не было.
– Здесь неинтересных нет, – поправила Олега Таня.
– Поймала! – усмехнулся он. – Значит, девятнадцатого в Антверпене.
– Девятнадцатого или двадцатого, – кивнула женщина. – Встречай меня с двух до четырех. А если не появлюсь… Ну! Баст, не будь ребенком!
Очевидно, выражение лица Олега недвусмысленно отразило эмоции, но он вдруг настолько испугался, что она вот так вот уйдет сейчас в никуда и больше не вернется, что даже стесняться не стал. Не до стеснений стало.
– Баст, мы же договорились! – сказала Татьяна и встала из-за стола. – Если ты думаешь, что мне не страшно, ошибаешься. Но если я не появлюсь, действуем, как договорились. – Она еще раз посмотрела ему в глаза, повернулась и, уже не оглядываясь больше, вышла из кафе, где они коротали время до отправления поезда на Зальцбург.
«Вернется? – спросил себя Олег. – Вернется! – твердо решил Баст. – Не может не вернуться, и если вернется, значит…»
«Ничего это не значит, – вынужден был согласиться он через минуту. – Даже если вернется, что из этого? Дружба и любовь – суть разные вещи».
Глава 6. Дороги, которые мы выбираем
Матвеев – Гринвуд.
Январь 1936 года
– Дамы и господа, через несколько минут наш поезд прибывает на морской вокзал Гавра, – повторяя эти слова раз за разом, кондуктор шел по коридору и звонил в колокольчик. Степан посмотрел на часы – с утра все шло по расписанию. Теперь оставалось только купить два билета: один – на пакетбот через Ла-Манш, другой – по одному из «оперативных» паспортов Гринвуда – на трансатлантический лайнер. За несколько недель вряд ли кто-то в МИ-6 почешется, даже случайно увидев в списках пассажиров знакомое имя. Слишком много совпадений должно случиться на коротком, по нынешним, доинформационным меркам, отрезке времени. Совпадений времени, места и специфического интереса.
Поезд затормозил, и за окнами вагона стало темнее – они въехали под крышу вокзала. Пассажиры поднялись с мест. Сразу стало тесно.
– Мадам, вы позволите? – Степан снял с багажной полки тяжелый чемодан и поставил на пол.
– О, большое спасибо, мсье, – поблагодарила пожилая дама, – не были бы вы так любезны, помочь мне еще с тем чемоданом?
Если этот чемодан был большим, то тот, второй, оказался попросту огромным. Степан еле удержал его от падения на голову старичка в шляпе. Что эта тетка там запаковала? Вывозит из Европы золото в слитках?
– Еще раз большое спасибо, – старушка не отставала, – таких любезных молодых людей теперь не каждый день встретишь.
«Теперь не открутиться, – подумал Степан, – сейчас попросит дотащить ее баулы до выхода».
– Большое спасибо, мадам, никаких проблем, – сказал он обреченно.
– Ой, – всплеснула она руками, – а вы не могли бы мне помочь донести мои чемоданы до выхода?
Степан мысленно возвел очи горе.
– Разумеется, мадам.
По сравнению с теткиными без малого сундуками его чемоданчик выглядел легкой и изящной безделушкой. Правда, держать два чемодана в одной руке было неудобно. Впрочем, в проходе сразу образовалась пробка, так что багаж приходилось не столько тащить, сколько шаг за шагом перетаскивать.
– Скажите, мсье, – не унималась старая дама, – вы ведь бельгиец? – ответа она ждать не стала. – Скажите, вы не знакомы с капитаном Бараном? С капитаном Филиппом Бараном из Брюсселя?
– Мне очень жаль, мадам, но, к сожалению, я никогда не слышал о капитане Баране, – выдавил из себя Степан, протискивая теткины чемоданы еще на один шаг вперед.
– Ой, какая жалость, – воскликнула дама за спиной, – а то я надеялась, что наконец-то найду кого-нибудь, кто его знает. Вы знаете, мсье, мы познакомились с ним, когда он был в отпуске в Париже. Это было как раз в разгар Великой Войны. Мы с ним… – она запнулась, – А когда война кончилась, он вернулся к себе в Брюссель. А потом письма от него перестали приходить. Может быть, вы его все-таки где-то встречали, может быть, не в Брюсселе… – в голосе засквозила тоска.
К счастью для Степана, он наконец-то добрался до выхода. Вытащил оба чемодана на перрон и рукой подозвал носильщика с тележкой.
– Мадам! – Матвеев приподнял шляпу. – Разрешите пожелать вам счастливого пути!
Дама хотела что-то сказать, но Степан уже развернулся и пошел вдоль по перрону. «Не догонит, – облегченно подумал он, – от чемоданов не убежит». Путь был свободен. Он встал на ступеньку эскалатора и расслабился. Интересно, что его акцент приняли за бельгийский – это что, так переплелись русские и английские языковые навыки?
В своем движении к кассам он ненадолго остановился у лотка с прессой и купил газет. Очевидно, это последние европейские газеты, которые ему удастся прочитать в ближайшие две недели. Хотя какая по большому счету разница, что именно там пишут. Он-то уже знает сенсации этого столетия и раньше всех газет этого мира, вместе взятых, и даже до того, как эти сенсации случатся!
«Figaro» – на первой странице материал о позиции Англии перед лицом мирового кризиса. Перепечатанная из английской «Morning Post» статья утверждает, что нынешней численности английского флота недостаточно для обороны Британской империи. Положение дел сравнивают с концом мировой войны, сетуют на слишком малые запасы вооружения. Они еще не знают, что та война была не Великой, а всего лишь Первой мировой войной, и что этот флот и эти запасы в ближайшее время ждет очень интенсивное использование по назначению.
На следующих страницах: о визите в Прагу австрийского канцлера Шушнига. Канцлер обещает развитие отношений со странами Малой Антанты, а также сближение с дунайскими странами вообще. Одновременно Италию обвиняют в бомбардировке английского лагеря Красного Креста в Эфиопии, и в свою очередь Италия обвиняет Эфиопию в применении разрывных пуль «дум-дум». Французский посол в Германии встретился с германским статс-секретарем, а министр иностранных дел Польши выразил поддержку французской политике и объявил, что его страна никогда не откажется от прав на Данциг. В общем, обычная международная суета. Покойники поднимают бокалы с шампанским за здоровье друг друга и желают долгих лет жизни.
На третьей странице фото: пухлые барышни – губки бантиком – улыбаются и рассказывают корреспондентке, какую карьеру они собираются выбрать и творчество какого писателя любят больше всего. Из профессий барышням нравятся учительница английского и летчица. Впрочем, одна заявила, что истинное призвание женщины – быть женой и матерью. Молодые девчонки продолжат свое воркование даже на краю пропасти и не прекратят, даже перестав быть молодыми. Вот как хотя бы эта ищущая своего героического бельгийца дама. Ее он узнал по голосу. Она по-прежнему своими разговорами вытягивала соки из окружающих. На этот раз из носильщика, толкавшего тележку со знакомыми чемоданами. Естественно, речь шла не о бельгийском капитане (наверняка давно забывшем свой мимолетный парижский роман), а о содержимом чемоданов, которое ни в коем случае нельзя повредить, и потому с чемоданами нужно обращаться со всей осторожностью. Степан отвернулся к лотку с газетами, опасаясь быть ею замеченным.
Подождав, пока назойливая соседка не скрылась в толпе, он сложил газету и направился дальше через анфиладу залов. В ближайшем будущем маячили: белые штаны, мулаты и Рио-де-Жанейро. Разумеется, в иносказательном смысле – переезжать в Бразилию он не собирался. Ну его к черту, этот португальский язык. Хватит и испанского. Устроиться в какой-нибудь спокойной южноамериканской стране без гражданских войн и разных экзотических обычаев вроде «pronunciamento»[42]. Какая страна в Латинской Америке сейчас самая стабильная? Кажется, Чили. Отличное место. Климат на любой вкус, хочешь – горный, а хочешь – морской. Заработать стартовый капитал (человек, умевший не пропасть в России образца «лихих девяностых», не пропадет нигде), купить какую-нибудь «асьенду» и жить себе кум королю. Жарить асадо и потягивать матэ. Потом парочка удачных инвестиций в США, во время мировой войны на военных поставках можно сделать состояние, потом, скажем, в пятьдесят третьем купить иранские нефтяные акции, когда они упадут при Моссадыке – так и вообще можно стать местным олигархом. Да и в самой Чили большие перспективы – если прикупить акций медных рудников. Правда, при Альенде их национализируют, но три года до переворота генерала Пиночета вытерпеть можно. И сидеть себе, спокойно стричь купоны, воспитывать свою большую латиноамериканскую семью, как какой-нибудь дон Хосе Рауль в сериале про Марию Изабеллу или как ее там.
Вот и кассы, продающие билеты на трансатлантические рейсы, судя по небольшой очереди у стоек различных компаний, пользующиеся популярностью… А отчего бы и нет? До регулярных авиарейсов, не рекордных перелетов экспериментальных машин, все еще отдающих запредельным авантюризмом, а «настоящих», в комфортных авиалайнерах с улыбчивыми стюардессами, еще годы и годы. Так что выхода нет – каюта первого класса, пять-шесть дней в пути, и – здравствуй, Америка!
Вообще-то земля под Матвеевым не горела. «Попасть» он умудрился исключительно удачно – с политической точки зрения. Британская секретная служба не станет возражать, если ее бывший агент подаст заявление с просьбой об отставке по личным причинам. Сэр Энтони удивится, но возражать не станет. Достаточно обязательства о неразглашении секретов. Как ни крути, британская демократия имеет свои преимущества – никто не будет преследовать его по всему миру, чтобы по окончании поисков ликвидировать. На худой конец можно и остаться. Как ни в чем не бывало. Продолжить службу в ведомстве «мистера Си», равно как и работу в своей газете. В конце концов, он знает все наперед – в его работе, как официальной, так и тайной, это только плюс. Можно просто жить и работать, как сотни миллионов людей в окружающем мире, и забыть о своих безнадежных замыслах изменить мир.
А также забыть, что его дед по матери еле вырвался из Белостокского котла, чтобы потом погибнуть под Минском, выбираясь из подбитого танка. И выкинуть из головы, как его бабушка вывозила детей: его мать и тетю из Белостока – в последнем эшелоне на восток, под немецкими бомбами. И не пудрить себе мозги двадцатью с лишним миллионами трупов соотечественников, а также плюнув на пятьдесят с лишним миллионов – всего. А он сам – вовсе никакой не дезертир, а просто дальновидный человек, не пытающийся прыгнуть выше головы. И при помощи высокооплачиваемого психоаналитика убедить себя, что он ничего не мог сделать, а все, что он знал заранее, было только сном, который стоит забыть – и как можно быстрее.
– Мсье, ваш паспорт, пожалуйста! – очередь Матвеева подошла внезапно.
«А если все забыть, то зачем вообще куда-то ехать? Не проще ли утопиться здесь же, в гаврском порту?»
– Мсье, дайте, пожалуйста, ваш паспорт!
Степан почувствовал, что понимает шекспировского Гамлета. Интересно, а сам Шекспир его понимал, когда выдумывал «Быть или не быть»?
Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся?
– Мсье, проснитесь, – толкнул его в плечо кто-то сзади.
Так о чем они говорили в гостинице? Умиротворение? Мюнхенское соглашение? Испортить им игру? Да! Еще раз да! В конце концов, они сами виноваты. Раз уж жизнь этих «миротворцев» привела к войне, пусть их смерть приведет к миру!
– Прошу прощения, господа!
Степан развернулся и пошел прочь от людей, стремящихся за океан, – бегущих ли от судьбы, возвращающихся ли домой, не важно… – не оглядываясь. Следовало уточнить, во сколько отходит ближайший пакетбот в Англию.
* * *
«Дом. Милый дом!»
Пологие холмы и по-английски – а как иначе может быть в Англии? – аккуратные лесопосадки по сторонам шоссе. Это Англия. Дом. Во всяком случае, страна, гражданином которой он теперь был. И не просто гражданином…
«Соль земли английской…» – усмехнулся Матвеев, по достоинству оценив сам собой случившийся каламбур. А Англия… Что ж, она была именно такой, какой ее воспринимал сэр Майкл. И в этом случае Степану оставалось лишь принять как данность то, что есть, без ненависти или восторга.
Но стоило ему съехать с шоссе на грунтовую дорогу, как учащенно забилось в груди чужое сердце, и… Путь к дому поначалу повторял прихотливые изгибы небольшой реки, тянулся вдоль ее невысоких, плотно заросших кустарником, берегов. А на финишной прямой дорога буквально раздвигала деревья старинной аллеи, ведущей прямо к воротам поместья. Тут даже воздух показался неожиданно другим, отличным от всех прочих сортов атмосферы, которыми Степану приходилось теперь дышать здесь ли – в Англии, или там – на континенте. Как там говорилось на другом языке и по поводу совсем другой страны: «И дым отечества нам сладок и приятен?» Сладок. Не то слово. Но аллея уже почти закончилась, его колымагу заметили – попробуй ее не заметить или не услышать – и, значит, свидание с чужим прошлым можно считать открытым.
«Гип-гип ура!»