Апперкот

Хотя, по данным разведки, купленные у американцев лодки дооснащались в доках «Гокаска» в Йокосуке, и в ходе разведки у Сасебо их ни разу не видели, встретиться с ними именно здесь все же считалось весьма вероятным. На всех крупных артиллерийских кораблях, пусть спешно, но минимум дважды проводились практические учения по отражению атаки из-под воды и уклонению от нее, в том числе и при следовании в составе эскадры, а на транспортах тренировки сигнальщиков, командиров и рулевых. Это, естественно, дало результат, но сделанного оказалось явно недостаточно.

Броненосная колонна среагировала, можно сказать, образцово-показательно. Несмотря на то что артиллерия правого борта сейчас вела интенсивный огонь по японским фортам и, следовательно, почти все внимание было обращено именно туда, лодку с противоположного борта обнаружили сразу и незамедлительно закидали бронебойными гранатами из трехдюймовок. Одновременно «Ушаков» разразился соответствующим случаю ракетным сигналом, продублированным миганием ратьера. Но никаких шараханий на курсе и переносов огня с основных целей допущено не было. Морзянку с головного броненосца колонны немедленно отрепетовали флагами все остальные корабли главных сил, с которых лодку не видели, и даже стоявшие в стороне пароходы.

На всякий случай Рожественский распорядился передать по боевой колонне: «Держать строй! С фарватера не сходить!» Впрочем, кроме стрельбы и сигналов, никаких других движений никто и не предпринимал. Ждали следа торпеды на воде и вглядывались в волны, в поисках перископа. Маневрировать было нельзя, так как опасались выскочить на мины. Оставалось непонятным, удалось добиться попаданий или нет, но с поверхности воды лодка исчезла быстро. Никто не мог сказать, наша она или нет. Момент был напряженный. И тут оконфузились транспорты.

Едва им отмигали приказ «немедленно отходить обратно к острову Куро», а Черкашину «вернуть две миноноски из его отряда для охраны обоза от новой угрозы», их колонна сломала строй, начав расползаться за пределы проверенного тральщиками канала. Затем последовал повторный запрос с «Калхаса», не разобравшего сигнала с флагмана, а следом сигнальщики доложили, что отряд Черкашина начал общий разворот и в полном составе идет к эскадре.

Но, как скоро стало ясно, это было только начало. Прежде чем успели повторить распоряжение для конвоя, уже махнув рукой на оставление дозорных позиций на юго-западе всеми миноносками, сначала «Корея», а затем и оба других транспорта открыли частую стрельбу себе под левый борт. Причем раньше их артиллерии в воду начали палить солдаты из винтовок с палуб. При этом никаких сообщений для флагмана они не передавали и на запросы о ситуации не отвечали.

Ни с замыкавшего колонну «Бородино», ни с других броненосцев, бывших сейчас не так и далеко от пароходов, ничего там не видели, но частокол водяных всплесков, вздымаемых снарядами и пулями, метался уже вдоль обоих бортов транспортов. Несмотря на все сигналы с «Орла», эта вакханалия продолжалась еще в течение нескольких минут. Потом сначала замолчали пушки, а затем прекратился и ружейный огонь.



Когда на «Корее» сигнальщик разобрал сигнал о субмарине, поднятый над «Ушаковым», он голосом передал его в рубку. Это известие было услышано на палубе толпившейся под мостиком пехотой и со скоростью лавины распространилось и исказилось среди всей оставшейся на борту солдатской массы.

Началась паника, ведь все шлюпки уже ушли с десантом к мысу Кого, а подводные лодки «подкрадываются со всех сторон». Вспыхнула стихийная ружейная стрельба по перископам, вскоре поддержанная комендорами, поддавшимися общей панике. Но обученные артиллеристы, подстегнутые энергичными командами своих офицеров, добравшихся до пушек, и убедительными воплями с мостиков, довольно быстро осознали, что «палят в белый свет, как в копеечку», и стрельбу задробили, а вот со стрелками вышла заминка.

Из-за малой численности флотской команды в гражданских экипажах пароходов порядок на палубе удалось навести далеко не сразу. Даже после выстрелов в воздух из револьверов нескольких пехотных офицеров, совершенно потонувших в общей какофонии звуков, начатой раздачи тумаков и зуботычин моряками и своими командирами, пехота, наслушавшаяся еще на Цусиме матросских баек о неуязвимости и смертоносности подлодок, высаживала в волны содержимое своих подсумков, почти воя от страха. Несколько солдат даже успели сигануть за борт, бросив на палубе винтовки и все снаряжение. Их втянули обратно на палубы с большим трудом, немедленно отправив в кочегарку «стирать штаны и сушиться».



Конечно, столь частая раздача распоряжений и запросов, так же как и постоянное появление новых угроз, отнюдь не способствовали улучшению управляемости эскадрой и ее обозом. Рывки враздрай только усиливали общую нервозность.

Спустя всего минуту после прекращения пальбы в воду слева от «Орла», казалось прямо с воды, взлетели в воздух три ракеты цветного дыма, а следом еще одна, что по новому своду ракетных сигналов означало: «Имею срочное сообщение для адмирала». До места их старта было менее мили, но на поверхности воды ничего не просматривалось.

В этом направлении сразу ушло несколько снарядов с головных кораблей, но с «Орла» тут же одернули не в меру ретивых семафором «задробить стрельбу», продублировав его для верности ревом корабельной сирены, благодаря чему новой вспышки бестолкового огня все же удалось избежать.

Но, повинуясь сигналу, увиденному и услышанному на всех кораблях боевой линии, в недоумении переглядываясь, но все же не решаясь нарушить приказа, перестали стрелять и по японским фортам, что вызвало всплеск начальственного мата на мостике флагмана. Бомбардировку возобновили лишь после очередного пристрелочного залпа его шестидюймовок и дополнительного сигнала ракетами, семафором и фонарем.

А в ответ на ракетный сигнал с воды с «Орла» отмигали: «Назовите себя», уже не надеясь получить отзыв. Но менее чем через минуту там показался почти неразличимый низкий корпус подлодки. Через него перекатывались волны. Спустя еще минуту с ее средней рубки сверкнул ратьер, передавший опознавательный «Налима». Все это время с броненосца фонарями, прожекторами и семафором продолжали сообщать по эскадре и особо на транспорты: «Не стрелять по подлодке!»

Субмарине приказали приблизиться, что и было исполнено незамедлительно, и ее командир лейтенант Белкин передал на «Орел» пакет с самой свежей картой, где были отмечены места свободного судоходства японцев, якорные стоянки транспортов и стоянки брандвахтенных судов, а также обнаруженные береговые сигнальные посты, которые могли располагаться на батареях, и даже точные места некоторых обнаруженных капитальных укреплений. В общем, все данные, что были собраны разведывательной подводной экспедицией за последние несколько дней. Все это проходило под обстрелом, быстро набиравшим силу и становившимся все точнее. Шедшие в голове колонны малые броненосцы уже начали получать повреждения от осколков. Тяжелые пушки с мыса Кого пристрелялись.

Державшейся с противоположного от берега борта подлодке почти ничего не угрожало, но долго совещаться не было ни времени, ни возможности. Подводникам приказали прикрыть эскадру с севера и северо-запада, после чего «Налим», не погружаясь, но по-прежнему на электрическом ходу и на солидной дистанции, прошел мимо транспортов, навстречу возвращавшимся от острова Куро миноноскам.

С ними и конвоем обменялись позывными. С командирами приблизившихся миносок согласовали позиции и сигналы, после чего, убедившись, что необходимости в «поправке на дурака» больше нет, перешли на бензомоторы, заряжая аккумуляторную батарею. Верхние люки на обеих рубках отдраили, проветривая внутренние помещения.

Было решено, что «Налим» возьмет на себя южный выход из пролива Хирадо, а миноноски обеспечат ближнее прикрытие с южных румбов. Все так же идя под бензомоторами, к 09:20 подводная лодка уже совсем пропала из вида где-то на западе. Низкий корпус и почти не возвышавшиеся над его палубой две небольшие рубки легко терялись среди волн.





* * *


Лейтенант Белкин не был извещен о точной дате предстоящего штурма Сасебо. Более того, в рамках своей задачи он имел сведения лишь о заинтересованности штаба наместника в получении самой свежей информации обо всех передвижениях крупных кораблей в районе японской базы и ни намека на возможный и даже планируемый скорый визит в эти воды всей эскадры. «В случае возможности гарантированно успешного выхода в атаку на броненосные крейсера ему разрешалось применять оружие, но ни при каких иных обстоятельствах. Дабы ни в коем случае ничем не выдать факта своего присутствия». Именно такая формулировка была в боевом приказе. Так что встретить здесь свои броненосцы он никак не ожидал.

Поэтому, когда вскоре после рассвета 30 июля с лежавшего в дрейфе западнее острова Такошима «Налима», занятого пополнением заряда аккумуляторов, обнаружили спешащие в залив Сазаура японские пароходы, он решил, что намечается отправка большого конвоя. Поскольку зарядку уже почти закончили, двинулись к острову Макура, обычному месту сбора японских пароходов. Он был рядом с выходом из Сасебского залива, так что эта позиция позволяла контролировать все основные маршруты с малыми шансами кого-то упустить.

«Налим» оказался сейчас один на позиции у Сасебо, так как вторая лодка, «Дельфин», еще не вернулась с ночной встречи с миноносцами связи и обеспечения (не состоявшейся по причине начала операции, из-за чего «Дельфин», прождав всю ночь, запаздывал с возвращением). Белкин решил выяснить, что затеяли японцы. Но продвижению мешали небольшие пароходы и шхуны, шедшие теперь с запада сплошным потоком. Из-за них приходилось все время передвигаться в подводном положении. Заряд аккумуляторов постепенно таял, а дышать становилось все труднее.

Наконец, когда поток судов иссяк, всплыли на поверхность и тут же увидели справа по носу мачты сразу нескольких крупных кораблей. Начав к ним приближаться, вскоре обнаружили еще одну группу больших паровых судов, скорее всего военных, немного западнее первой, шедшей от острова Куро. Но разглядеть, кто это, снова не удалось, так как с той же стороны появился миноносец.

Не имея сведений о возможном появлении в этом районе наших кораблей, Белкин приказал погружаться и продолжать сближение уже в подводном положении, рассчитывая атаковать, если представится возможность. Идя на перископной глубине, долго не могли возобновить контакт. Но когда уже решили, что цель потеряна, услышали звуки взрывов где-то впереди по курсу, а вскоре снова разглядели и мачты.

Из-за дождя видимость в перископ была отвратительной. К тому же лодка несколько отклонилась от курса и уже явно не успевала занять позицию для атаки. Взрывы на воде теперь слышались постоянно, и этот звук приближался. Вероятно, в районе обнаруженных целей шел бой. Опасаясь появления миноносца, не слышного теперь для подлодки, из-за усилившейся канонады наверху на поверхность пока не поднимались.

При очередном подвсплытии в перископ хотя и плохо, но стали видны уже и верхушки труб обнаруженных недавно судов, но их корпуса и надстройки все еще не просматривались из-за остатков дымки, державшейся над самой поверхностью воды. По комбинации труб на японцев это было непохоже. Столько двухтрубных кораблей в одном строю у них быть не могло. Но через оптику перископа вполне могли и напутать из-за погоды.

Хотели было попробовать осмотреться с поверхности, но в этот момент по характерному звуку определили появление нескольких небольших паровых судов между кораблями, к которым приближались, и лодкой, что снова остановило от всплытия.

Тем временем звуки разрывов снарядов на воде стали слышны совершенно отчетливо, как и тяжелый глухой гул, вероятно, от собственных залпов обнаруженных кораблей. Теряясь в догадках, Белкин и его минный офицер пришли к выводу, что японцы затеяли какие-то артиллерийские учения, возможно с участием батарей.

При очередном подъеме перископа было отмечено, что мачты крупных судов начинают ворочать к северу. Лодка двинулась им наперерез, рассчитывая успеть атаковать хотя бы замыкавшие колонну корабли. Спустя четыре минуты в просвете дымки, к огромному удивлению, удалось разглядеть, что одним из больших судов, к которым сейчас приближались, является наш броненосец береговой обороны типа «Ушаков».

Немедленно попытались всплыть, чтобы связаться с ним, но тотчас были загнаны обратно под воду его скорострелками. Уйдя на восемь метров, отвернули западнее и, переждав вызванную своим появлением стрельбу, всплыли в позиционное положение. Через иллюминаторы рубки командир разглядел часть нашей эскадры, явно ведущей бой с крепостью. Лодку, отбежавшую под водой подальше, с нее пока не видели и топить не собирались. Удостоверившись в этом, высунувшись из рубочного люка, он дал сигнал ракетами, что имеет сообщение для адмирала. В ответ снова начали стрелять, но это прекратилось еще до того, как успели погрузиться.

Белкин, уже задраивая рубочный люк изнутри, даже смог разобрать через иллюминаторы мигание фонаря с одного из больших броненосцев, с приказом назвать себя. Поскольку обстрел быстро кончился, он дал «отбой» погружению, а сам поднялся на рубку с ратьером и приступил к переговорам с флагманом, оба мостика которого все время мигали всем, чем могли, во все стороны. Затем, подойдя к «Орлу», передал на него карту, составленную предыдущей парой лодок, разведовавших японское судоходство у Сасебо, и дополненной за последние трое суток уже «Дельфином» и «Налимом».






* * *


Из полученных от подводников сведений Рожественский теперь знал, что севернее банки Араидаси и другой, меньшей, что рядом с ней, мин нет, так как там вчера спокойно ходили японцы даже на больших пароходах. Вероятность управляемого с берега крепостного минного поля была так же мала, поэтому русские броненосцы получили серьезное преимущество. Они теперь могли дать нормальный ход и уклоняться от японских залпов.

Немедленно с «Орла» передали на «Ушакова» приказ для Иессена подавить батарею на мысе Осаки, уже серьезно досаждавшую тральщикам. Также семафором сообщили, что от банок против входа в Сасебский залив в направлении залива Сазаура мин нет, дав «добро» на свободное маневрирование и выбор боевого курса по своему усмотрению.

К этому времени флагман Иессена без приказа уже пристрелялся по этой батарее, так как с него лучше, чем со всех остальных, видели, как несладко приходилось тральщикам под практически безнаказанным огнем крепости. Один из прорывателей уже получил попадание и явно с трудом мог управляться, а две миноноски травили пар, вероятно пострадав от осколков все время рвущихся вокруг них снарядов, но пока держали место в строю.

Приказ командующего застал головной броненосец в момент начала правого разворота на второй боевой галс. Шедший следом за ним «Сенявин» еще не начал правую циркуляцию, поэтому вместо того, чтобы вслед за головным положить право руля, Йессен приказал ему ворочать влево, привести батарею себе на правый траверз и начать громить ее бортовым огнем. Следом за «Сенявиным» «Генерал-адмирал Апраксин» также повернул на северо-запад, к южной оконечности Такошимы, возобновив огонь правым бортом.

Только «Ушаков», заканчивая некстати начатый маневр, задержался с началом обстрела. Ему пришлось задробить стрельбу, пока, увеличив ход и обогнав прорыватели и медленно ползущие перед ними мимноноски по внешней дуге их разворота, он не описал полную циркуляцию вправо и также лег на новый боевой курс.

Такое сложное раздельное маневрирование отряда малых броненосцев позволило не допустить сбивания в кучу перед колонной Рожественского и неизбежной при этом заминки, дав одновременно возможность большим броненосцам также сразу увеличить скорость и начать свой разворот. Правда, на время вывело флагман Иессена из боя. Только разойдясь на встречных курсах левыми бортами с последовательно ворочавшими вправо «Орлом» и «Бородино» и встав в хвосте колонны своего отряда, «Ушаков» смог наконец снова стрелять.

Японские батареи района Осаки хорошо просматривались с наших малых броненосцев. Они представляли собой удобную цель, так как располагались на единой позиции, в середине очищенного от кедрового леса юго-западного склона горы Такаока, чуть восточнее мыса. Причем гаубицы, судя по всему, традиционно размещались в двухорудийных двориках, а орудия более мелких калибров – компактной группой рядом с ними.

Кроме грубой геометрии брустверов форта, по мере продвижения на северо-запад, наблюдателям с «ушаковцев» постепенно открывался и залив Сазаура. Там, в уже редеющей утренней дымке, на фоне поросших зеленью скалистых островков угадывались силуэты многочисленных пароходов и парусников всех размеров.

Часть транспортов явно была под парами. А десятки высоких и не очень мачт, перекрещенных реями, одевались светло-серыми перепончатыми клочками азиатских парусов и почти белыми классическими прямыми и косыми кусками прошитой парусины, выделяя тех, кто уже был готов «дать ходу» отсюда. Но пока было не до них.

Быстро пристрелявшись по форту, снизили обороты на винтах до «самого малого» и развили максимальный темп стрельбы, буквально засыпая японцев снарядами менее чем с трех миль. Поскольку дистанция позволяла, главным калибром работали, снова используя уменьшенные заряды. Сначала в ход шли только чугунные бомбы, так как «нормальные» фугасы было приказано беречь на случай боя с флотом.

Принятые при последнем пополнении башенных погребов по причине отсутствия других боеприпасов, эти считавшиеся бронебойными бомбы из закаленного чугуна, начиненные дымным порохом, стрельбу уменьшенным зарядом вполне выдерживали, не разваливаясь в полете. Но по силе разрыва, даже на глаз, заметно уступали штатным пироксилиновым. Правда, дыма давали больше.

Следующими должны были подать сегментные снаряды. Но теперь, в отличие от обстрела укреплений Нагасаки, они теоретически считались более эффективными. Проведенные на Цусиме доработки в части точности срабатывания дистанционной трубки, в сочетании с приемлемой дистанцией применения и крутой траекторией подлета к цели позволяли надеяться на удовлетворительный результат.

Небольшой запас «чугуняк» потратили быстро, приступив к расходованию сегментных. К этому времени дистанция, а соответственно и подлетное время снарядов уже были выверены. К тому же в очередной раз перебранная стараниями мастеровых с использованием ремонтных мощностей Такесики гидравлика башен позволяла стрелять теперь гораздо точнее, так что сомнительные боеприпасы пошли в дело максимально эффективно.

Они «дымили» почти так же, как чугунные, но производимый ими эффект превзошел все ожидания. По сути, главную роль в подавлении форта на мысе Осаки сыграли именно эти снаряды, покрывавшие японские позиции плотным ковром довольно крупно нашинкованного металла, падавшего почти отвесно.

В бинокли и другую оптику с сократившегося расстояния после удаления маскировки с укреплений было хорошо видно бревенчатые навесы над некоторыми артиллерийскими позициями, предназначенные, вероятно, для защиты от шрапнели. Но такого обстрела они явно не выдерживали и довольно быстро рушились.

Значительное рассеивание снарядов при залпах башен, являвшееся неизбежным следствием прогрессирующего износа стволов, с лихвой компенсировалось приличной площадью поражения разлетавшимися сегментами. А обладавшее гораздо большим весом, в сравнении со шрапнельной пулей, содержимое противоминоносных снарядов крошило эти сооружения в крупную щепу, роняя их остатки на головы расчетов и давая пищу появившемуся кое-где огню.

Частая и точная стрельба трех броненосцев береговой обороны совершенно расстроила методичный расстрел тральщиков пушками с мыса Осаки в течение уже первых десяти минут. Осознав новую угрозу, батареи попытались достать своих обидчиков, но достойно ответить так и не смогли.

В 09:46, когда от «Сенявина» до южной оконечности острова Такашима, увенчанной высокой горой, оставалось менее пяти кабельтовых, головной броненосец увеличил число оборотов на винтах, положив право руля, и начал разворачиваться обратно к входу в Сасебский залив. Следом за ним ворочали последовательно оба остальных, ложась на второй галс и меняя стреляющий борт.

При этом обстрел берега хотя и ослаб, но полностью не прекращался, так как «Сенявин», «Апраксин» и уже подтянувшийся к ним «Ушаков» начинали маневр поочередно. В результате, когда шедший головным «Сенявин» перекрыл секторы стрельбы замыкавшему строй «Ушакову», флагман отряда как раз только что прекратил стрелять, начав маневр, а головной, наоборот, возобновил огонь, уже закончив его. Это не позволило противнику справиться с полученными повреждениями и начинающимися пожарами.

На новом курсе, ведя огонь уже на добивание с еще меньшей дистанции, Иессен сразу приказал снова снизить ход. Со склона Такаока, из часто вздымавшихся дымных клубов разрывов на японских позициях и непосредственно над ними еще изредка сверкали вспышки ответного огня, но все снаряды ложились далеко в стороне и с огромным разбросом.

Оказавшись под сосредоточенным огнем тяжелых и скорострельных современных пушек с малой дистанции, японские капитальные укрепления не продержались и получаса. В 09:57 на батареях, совершенно скрывшихся в дыму еще и от разрастающегося пожара, прогремел сильный взрыв, затем еще один. Оттуда к этому времени уже никто не стрелял.

Видя вставший над фортом столб бурого дыма, увенчанного клубящейся и закручивающейся внутрь себя шляпой, Иессен приказал перенести огонь на мыс Кого, чтобы помочь большим собратьям. Там как раз образовалась небольшая пауза, вызванная разворотом эскадренных броненосцев на очередной галс.

После того, как отряд броненосцев береговой обороны был отправлен на подавление мыса Осаки, оба эскадренных броненосца последовательно положили право руля, разворачиваясь на обратный галс. Тральщикам было приказано исправлять повреждения и следовать юго-восточным курсом, до пересечения с линией первоначального движения эскадры, которая упиралась в середину прохода между мысами Кого и Ёрифуне.

Достигнув ее, предписывалось начинать траление полосы по намеченному изначальными планами маршруту для решительного прорыва. Все три прорывателя отправлялись с ними в качестве группы прикрытия. «Орел» и «Бородино» тем временем вплотную занялись батареями на входе в залив.

После разворота они открыли огонь левым бортом. Пока русские перестраивались и разворачивались, японцы отдышались и быстро оживились, снова начав стрелять часто и точно. Они опять быстро пристрелялись, теперь уже по «Орлу», на котором держался адмиральский флаг. Около дюжины тяжелых пушек и еще несколько стволов меньшего калибра с двух отдельных батарей вели беглый огонь. Все еще небольшая скорость наших броненосцев облегчала им задачу, и они теперь постоянно накрывали, хотя попаданий пока не было. Третья батарея, вероятно вооруженная устаревшими орудиями не слишком большого калибра, не оставляла в покое тральщики, все так же медленно ползшие вдоль берега на юго-восток, постепенно склоняясь влево от курса броненосцев.

Наша ответная стрельба сразу после завершения разворота была редкой. «Бородино» пристреливался шестидюймовками по самой южной позиции, а «Орел» – по двум оставшимся. Но куда ложились снаряды, разглядеть оказалось невозможно. Даже из артиллерийских рубок на мачтах, несмотря на всего трехмильную дистанцию, места падения и разрыва шестидюймовых фугасов сливались с общим фоном берега, казавшегося размытой серо-зеленой массой. Пришлось задействовать главный калибр.

Первый пристрелочный полузалп из носовых двенадцатидюймовых башен обоих броненосцев оказался неточным, что и не удивительно, так же как и еще два, последовавшие с интервалом в 50 секунд. К этому времени мыс Кого можно стало разглядеть достаточно хорошо. После внесения поправок по приметным разрывам на берегу и вспышкам ответного огня, уже четвертым по счету полузалпом, кормовой башней «Бородино» накрыл тяжелую батарею, тут же введя в дело все остальные калибры.

Тем временем пара тяжелых бомб из кормовой башни «Орла» снова не дала накрытия по его цели. Возможно, причина промахов была в том, что перед этим броненосец получил свое первое попадание в этом бою. Японский снаряд угодил в бок левой кормовой шестидюймовой башни, контузив ее расчет, срикошетил от брони и разорвался позади кормового мостика, прямо над колпаком командира башни главного калибра, повредив надстройки, а также сильно встряхнув кормовой мостик и грот-мачту. Всех, кто там был, сбило с ног, разбросало беседки с трехдюймовыми патронами из кранцев противоминной батареи, вызвав возгорание пороха из разорванных взрывной волной и осколками патронов. Командира двенадцатидюймовой башни контузило и обожгло лицо, а расчет оглушило. Но люди остались на своих постах и башня действовала. Пожар в надстройках быстро потушили, побросав все горящее за борт. А шестидюймовая башня оказалась заклиненной и снова смогла поворачиваться только через десять минут.

Пятым полузалпом главного калибра наконец и флагман добился накрытия, сразу начав стрельбу на подавление и из скорострельных стволов. Все данные, предварительно пропущенные через таблицы согласования, были переданы к орудиям еще до падения снарядов. Одновременно двенадцатидюймовки обоих эскадренных броненосцев, чередуя залпы, начали нащупывать последнюю необстреливаемую батарею мыса Кого.

Японцы энергично отвечали, при этом до сих пор не потеряв управляемости. В 09:37 «Орел» снова получил попадание тяжелым снарядом. Теперь на ватерлинии в нижний пояс напротив носовой башни главного калибра. Но снаряд безвредно разорвался на броне, лишь подняв гейзер воды, обрушившийся на палубу.

В этот момент был обнаружен миноносец, неожиданно выкатившийся из дымной пелены, все еще частично закрывавшей обзор в глубине входного канала в Сасебский залив. Сначала его приняли за японца, но он дал наш опознавательный, а затем и позывной миноносца № 211. Следом с него просигналили ратьером, что имеют срочное сообщение для адмирала, и повернули к броненосцам, разойдясь почти на контркурсах с тральщиками, уже начавшими выстраиваться в боевой порядок всего в полутора милях к западу от мыса Кого.

Еще до того, как большие броненосцы закончили второй боевой галс, он приблизился на семь кабельтовых и сообщил фонарем, что «Аврора» и «Жемчуг» ведут бой внутри Сасебского залива, хотя и имеют тяжелые повреждения. «Жемчуг» без хода. Почти все миноносцы тоже тяжело повреждены. Выявлены серьезные укрепления на восточном берегу канала, ведущего в Сасебскую бухту и на мысе Кушукизаки. Японские миноносцы и другие суда скрылись в Сасебо. Вход в залив чист, но канал, ведущий в Сасебскую бухту, японцы, вероятнее всего, успели заминировать. Крейсера и миноносцы, связанные боем, не смогли этому помешать. Обнаружено много пароходов у канала Харио.

Полученная информация заставила Рожественского принять решение о срочном отзыве Иессена от залива Сазаура, для скорейшего подавления японской обороны на входе в Сасебский залив. Требовалось как можно быстрее форсировать проход. Но к этому времени стало ясно, что с укреплениями на мысе Осаки уже и так покончено. Мощные взрывы на японском форте, как раз там, где он был отмечен на картах, переданных подводниками, наверняка вывели его из игры. Судя по их силе, рванули погреба. А Иессен и без приказа уже возвращался и даже пристреливался по входному мысу.

Когда спустя меньше минуты эскадренные броненосцы начали разворот влево, чтобы снова возобновить обстрел уже на северном курсе, во флагман Рожественского попал третий снаряд. Это, видимо, опять был фугас. Правда, в этот раз среднего калибра, так как он смог лишь проделать небольшую пробоину в наружной обшивке напротив барбета кормовой шестидюймовой башни левого борта. Механизмы и ее расчет не пострадали. Стрельба японских фортов к этому времени стала беспорядочной и почти не организованной.

Но к удивлению всех, кто был на мостиках и в башнях «бородинцев», всего за четыре минуты, потраченные на разворот, японцы снова смогли прийти в себя, несмотря на то что все это время находились под огнем с малых броненосцев. При этом флагарт Берсеньев отмечал хорошую стрельбу отряда Иессена. Снаряды стодвадцаток и десятидюймовок его кораблей неизменно ложились в расположении фортов. Было непривычно и странно, что, несмотря на это, еще до того как «Орел» и «Бородино» возобновили огонь, батареи начали отвечать опять полноценными, точными залпами. Казалось, что предыдущий обстрел на них не повлиял.

Стремясь избежать новых повреждений и быстрее миновать задымленную тральной партией зону, эскадренные броненосцы начали увеличивать ход и маневрировать, сбивая пристрелку как японцам, так и себе. Тяжелый дым от усердно пыхтящих «запряженных» миноносок и пароходов-прорывателей сносило ветром в промежуток между берегом и бьющими по нему кораблями. Правда, по мере того как броненосцы поднимались на север, его все же рассеивало, чуть приподнимая над водой и открывая уже совсем близкий берег. Наш огонь становился точнее. К тому же сейчас в деле были и пушки кораблей отряда Иессена, шедшего навстречу и уже пересекшего курс «Орла». Их было хорошо видно всего в восьми кабельтовых на носовых румбах правого борта.