Апперкот

Тут выяснилось, что сновавшие на пристани, судах и берегу люди были солдатами, чья форма почти полностью скрывалась большими парусиновыми фартуками и нарукавниками, в которых они работали. Оружие было только у двух офицеров, командовавших разгрузкой.

Увидев наших матросов, японцы бросились к своим винтовкам, сложенным в пирамиды у сторожки на берегу, но были прижаты к земле пулеметными очередями с катеров. Хотя и не очень точными, из-за качки, но достаточно убедительными. К пулеметам добавилась ружейная и пистолетная стрельба с палуб миноносок, окончательно деморализовавшая японцев, совершенно не оказывавших сопротивления после того, как пули срезали самых отчаянных и резвых, в том числе и обоих офицеров. Благодаря всему этому, когда обмотанные крест-накрест пулеметными лентами поверх черных бушлатов и обвешанные оружием морские пехотинцы и штрафники сошли на берег, самой большой проблемой было поймать перепуганных лошадей, чтобы не лишиться повозок. Воспользовавшись этой возней, часть японцев, так и не добравшись до своего оружия, сбежала в лес, спускавшийся по склону к самой пристани. Им вслед пальнули несколько раз и занялись организацией обороны, на всякий случай.

Быстро осмотрев окрестности, собрали трофейные винтовки и амуницию, сложив все в повозки. Туда же с миноносок, тут же отваливших от берега, перетащили и свое снаряжение. А оставшихся японских солдат заперли в сторожке. Искать сбежавших не стали, максимально быстро двинувшись на колесах по булыжной дороге. Она вела в нужном нам направлении.

Тут все оценили назначение столь большого диаметра у колес захваченных телег. Благодаря размеру, превышавшему рост человека, они не скакали на камнях. Лошади резво тянули свои возы по уходившей вверх по склону каменке, которая, после нескольких поворотов вывела прямо во внутренний двор батареи, располагавшейся на северном склоне горы Томидаке, еще не до конца вымощенный этими же валунами, сваленными кучами в нескольких местах.

Здесь уже встретили вооруженный отпор, хотя и неорганизованный, вследствие внезапности своего появления. Всюду под деревьями были видны сложенные строительные материалы, доски, бревна, из-за которых то тут, то там выскакивали люди, одетые по-разному. Кто в военной форме, кто в рабочей одежде, даже в тех же парусиновых фартуках почти на голое тело. Некоторые с винтовками, но большей частью с ломами, лопатами и прочим дубьем. Навались они все разом, было бы туго, а так их просто смяли.

С ходу сломив сопротивление и преследуя побежавших уцелевших японцев, ворвались на позиции еще одной батареи, располагавшейся совсем рядом, чуть западнее. Там тоже явно еще шло строительство. Стремительная атака быстро перешла в рукопашную. Вся схватка заняла не более десяти минут, после чего уцелевшие японцы скрылись в зарослях, охватывавших позиции с трех сторон, а штрафники принялись осматривать захваченные укрепления.

Обнаруженную телефонную и радиостанцию с самым настоящим коммутатором немедленно уничтожили трофейными снарядами, сложенными внутри помещения и подорванными пироксилиновым патроном. Точно так же вывели из строя все двенадцать армстронговских шестидюймовок с необычайно большими щитами, стоявших на обеих батареях, а обширные основательные погреба приготовили к взрыву, но поджигать запалы зарядов пока не стали.

Судя по количеству уложенных там снарядов, этот подрыв накрыл бы всех десантников, так что его отложили на крайний случай. К этому времени уже совсем рассвело. Поскольку дело оказалось сделано, можно было отправляться в обратный путь. В 07:20 на державшиеся под самым берегом миноноски и катера флажным семафором передали, что обе батареи теперь безопасны и можно швартоваться обратно для приемки десанта. На всякий случай продублировали сигнал ракетами. Но тут по миноноскам начала стрелять батарея, расположенная ниже по склону, хорошо замаскированная и потому не обнаруженная никем ранее. Там стояли, вероятно, старые двенадцатисантиметровые нескорострельные пушки Круппа. Хотя, похоже, не все из них еще были боеспособны, она представляла реальную опасность для наших малых кораблей, оказавшихся слишком близко, что вынудило их броситься в рассыпную.



С этого момента связь со штрафниками и морскими пехотинцами носила почти случайный эпизодический характер. Отбежавшие от берега кораблики удачно избежали тяжелых повреждений, но потом времени, чтобы снять людей с берега, уже не хватило. А в дальнейшем все они оказались плотно заняты в обеспечении действий основных сил флота, предоставив судьбу десанта случаю и везению.



Поскольку вновь обнаруженные орудийные дворики хорошо просматривались сверху, ружейным огнем прислугу исправных орудий быстро загнали в укрытия, не давая ей больше оттуда высунуться. От этой стрельбы загорелся порох из разорвавшихся картузов у двух пушек, вызвавший вскоре детонацию приготовленных для боя снарядов в самих двориках.

Под прикрытием этой канонады несколько добровольцев спустились кустами по склону и закидали бомбочками остальные дворики, приведя все пушки в негодность. После этого подожгли штабеля досок и строящиеся деревянные здания в расположении всех уже захваченных укреплений, чтобы дать сигнал своим броненосцам.

Но прежде чем за разводами дождя удалось разглядеть свою эскадру, последовала первая японская атака, отбитая довольно легко. Собрать крупные силы японцы, похоже, еще не успели и пытались восстановить положение тем, что оказалось под рукой. Но первая неудача их не остановила. Настроены они были решительно, так что атаки следовали одна за другой. Винтовочные выстрелы на северном берегу Осимы не смолкали. С юга и запада сквозь них довольно скоро стала отчетливо доноситься канонада. Флот рвался к Сасебо.

Десантники видели, как довольно скоро из пролива Тера большим ходом вышли эсминцы, а следом и бронепалубные крейсера, встречаемые поспешными и не точными залпами тяжелых батарей с японских фортов на мысе Кого и у бухты Омодака. Затем пришел «Донской» угодивший уже под сосредоточенный и хорошо организованный обстрел и вынужденно скрывшийся обратно в пролив, волоча за собой жирный шлейф дыма.

Потом со стороны Какиноуры показались и броненосцы, ушедшие сначала в дождь на северо-запад. Затем они появились снова, явно продвигаясь в направлении Сасебо следом за тральным караваном, несмотря на огонь с берега. И снова пришел еще дымящийся «Донской», упорно бившийся с фортами до их полного подавления. А со стороны Сасебского залива взлетали в небо сигнальные ракеты. Но понять, чьи это сигналы и что они означают, десантники не могли.

Отбитые у врага позиции позволяли хорошо наблюдать за ходом штурма крепости. Но помощь от флота, теперь почти все время бывшего рядом, пришла не скоро. Штрафники и морпехи на Осиме до полудня отбивали бесконечные атаки японцев, пытавшихся вернуть себе потерянные укрепления, не получая помощи с моря.

Минные катера, воспользовавшись внезапностью и рассветной мглой, сразу после высадки атаковали японскую брандвахту между Осимой и Какиноурой, после чего подорванный торпедой пароход спешно выбросился на отмель, где и лег на грунт с большим креном на правый борт.

После внезапного обстрела миноносок к берегу подходить они тоже опасались, занявшись ближней блокадой острова. Позже, действуя совместно, миноноски и катера перехватили и потопили несколько паровых катеров, шедших к Осиме из бухты Омодака с переполненными вооруженными людьми лихтерами, разогнав по окрестностям еще более десятка таких же и других мелких судов. А потом вынужденно разделились.

Пара миноносок с катерами под командованием Хладовского согласно плану операции спустились вниз по проливу Тера, атакуя все встреченные японские суда. Прикончить кого-либо еще не удалось, но путь для эсминцев и крейсеров ими был расчищен. А мичман Черкашин на трех оставшихся миноносках развернулся и обогнул Осиму с севера, двинувшись затем на запад-северо-запад. Патрулируя в этом районе, он вел разведку и обеспечивал поиск и объединение главных сил эскадры с десантной группой, а потом охрану тральной партии и снова разведку, и опять охрану, но уже каравана транспортов.





* * *


Капитан второго ранга Семенов с транспортами, прорывателями, номерными миноносцами и тремя миноносками к утру благополучно форсировал пролив Хирадо, оказавшийся на удивление слабо прикрытым. Кроме небольших дозорных судов, там больше никого не встретили. Мин также не обнаружили. Но за полчаса до полуночи, сразу после разделения отряда, когда он еще только двинулся на юг, держась поблизости от западных берегов островов Икитсуки и Хирадо, этого еще никто не знал.

Прорыв начался с того, что у самого входа в пролив, чуть южнее острова Икитсуки, было обстреляно несколько небольших паровых и парусных судов, появившихся из дождя слева от каравана транспортов. После первых же выстрелов на острове, довольно высоко от уреза воды, вероятно на горе Конпирояма, открылся прожектор, но, едва скользнув по воде, его луч поднялся вертикально, сразу после чего где-то за ним взлетели три сигнальные ракеты. Ракетный сигнал немедленно был повторен с другого сигнального поста, гораздо южнее. Вероятно, уже с острова Хирадо.

Луч прожектора, поднятый в небо, был виден позади колонны еще довольно долго. К этому времени Леш закончил обход помещений, где размещалась пехота на флагманском «Калхасе». Будучи довольно тучным, однако всегда энергичным и подвижным, он после этого едва смог подняться на мостик, совершенно позеленев лицом. По словам его ординарца, все время бывшего рядом, за этот обход полковник устал как за недельный переход по раскисшим от дождя маньчжурским дорогам.

С трудом сдерживая спазмы желудка, он потребовал немедленно принять меры по улучшению условий для «пассажиров». Это было более чем уместно. В общем нервном напряге начавшегося прорыва про них как-то совсем забыли. В итоге спустя менее четверти часа после короткого обмена светограмм, переданных ратьером, с лязгом и грохотом стальные крышки трюмов начали открываться, а пехоте, до того удерживаемой в низах из соображений светомаскировки, разрешили подняться наверх.

Вырвавшись из кислой вони переполненных утроб транспортов, впитавших в себя запах пота сотен тел и расплесканного по всем углам так и не переваренного вчерашнего ужина, многие сразу принялись ладить самокрутки, и над палубами поплыл забористый дымок махорки.

При этом с державших дозорные позиции на флангах конвоя миноносок пароходы, подсвеченные огоньками бесчисленных цигарок, казались облепленными тысячами светлячков. Пехота, толпившаяся на палубах перегруженных людьми судов, довольно быстро отдышалась и, видя луч японского прожектора, начала беспокоиться.

Солдаты судачили между собой, что это сигнал тревоги, значит, вскоре следует ждать появления японцев. «А ежели потопют, как давеча в Такесики, так с палубы спасаться сподручнее, чем из железного нутра». Уроженцы Тамбовских и Рязанских губерний, до того никогда не видевшие моря и теперь испытывающие благоговейный трепет, потихоньку начали избавляться от подсумков с патронами и прочей амуниции, чтоб в случае чего легче плыть было.

Брошенное ими снаряжение, кое-как подсунутое под один из трапов, попалось на глаза снова решившему обойти пароход командующему экспедиционной бригадой Лешу. Тот оказался буквально взбешен столь вопиющим фактом разложения дисциплины и потребовал немедленно навести порядок, дав на это час времени, развернулся и ушел в свою каюту.

Сразу забегали унтера, выясняя, чей хабар попался на глаза начальству и почему. Быстро найденных «авторов» этого безобразия, после короткого, но доходчивого разъяснения, мигом свели в «золотую роту», поставив на самую грязную работу, сопровождавшуюся лещами и пинками от других, считавших, что из-за них теперь всех снова в низа позагоняют.

С палубы действительно скоро пришлось уйти. С большим трудом офицерам, командовавшим десантными частями, удалось отправить своих людей в уже проветренные и очищенные трюмы, над которыми для вентиляции оставили открытыми люки, и заставить заняться уходом за оружием, чтобы отвлечь от лишних мыслей.

Морской переход продолжался еще недолго, так что толком укачать почти никого не успело. Теперь же, закрывшись островами, океанские пароходы перестали даже чуть кивать носами, подминая массивными корпусами созданные ветром неровности водной поверхности. Качка прекратилась совсем, так что воинство приходило в себя.

Но было совершенно ясно, что при начале любой перестрелки с дозорными судами они все обязательно полезут наверх и удержать их будет нечем. Исходя из этого, расчетам палубных орудий транспортов запретили открывать огонь без крайней необходимости или команды с мостика, а солдатикам разрешали появляться наверху только под присмотром унтеров и без оружия, чтобы, не дай бог, не привиделось чего да палить не начали.

Поскольку наше появление здесь уже не было секретом, решили прямо сейчас спустить на воду все миноноски-тральщики. После обнаружения каравана считалось вполне вероятным оперативное минирование пролива японцами впереди по курсу. Подобное планировалось в Симоносеки, как стало известно уже потом из опроса пленных. Кроме того, в случае боя и возможной паники на палубах позже это будет сделать затруднительно. В течение часа все восемь миноносок спустили и завели на них тралы. Далее пароходы продвигались уже строго за ними по узкой протраленной полосе всего пятиузловым ходом.

После первой стычки все ждали японской атаки, но ее так и не последовало. Спокойно миновали остров Камеджика, никого не наблюдая вокруг. Только у следующего островка, называвшегося Шимоджика, миноносцы, шедшие сразу за тральщиками, наконец-то обнаружили противника. Небольшие пароходы, окрашенные в серый дымчатый цвет, от чего они совершенно терялись на фоне рассветного тумана, явно несли дозорную службу. Но, видимо, японцы заметили нас раньше, так как противника пришлось догонять.


Причем после начала погони с пароходов активно сигнализировали ракетами и прожекторами, но вообще не стреляли. Один из них в итоге был потоплен артиллерией миноносцев, а остальные укрылись в бухте Шиджуки на северной оконечности острова Хирадо, либо сумели скрыться в тумане. Как ни странно, на протяжении всей погони радио молчало.

Шлюпки с экипажем потопленного судна успели раствориться где-то в темноте. Их не стали искать, чтобы не терять время. Обнаруженные чуть позже другие убегавшие пароходы тоже не преследовали, ограничившись несколькими выстрелами вдогонку. Ждали появления более опасного противника, поэтому старались, по возможности, выдерживать позиции в ордере, находясь в готовности к отражению нападения. Но японских миноносцев или вспомогательных крейсеров так и не встретили. Так что нашим прорывателям и вооруженным транспортам при прорыве через пролив даже пострелять не довелось.

Сразу после пяти часов утра получили телеграмму от Рожественского, уточнявшего время и место встречи основного десантного отряда с эскадрой. К этому моменту конвой уже почти миновал пролив Хирадо, начав огибать одноименный остров с юга. Видимость заметно улучшилась. Стал виден берег слева по борту, но противника все так же не было.

Благополучно обойдя две небольшие скалы, расположенные южнее Хирадо, в половине шестого подошли к западной оконечности острова Куро, где была намечена встреча с эскадрой. На востоке, едва различимый из-за дождя, виднелся небольшой пароход, удалявшийся в сторону залива Сазаура. Больше никого не видели. С острова не сигналили и не стреляли. Он казался совершенно необитаемым.

Близкий берег держали на прицеле всех орудий, начав спускаться к юго-юго-востоку, откуда показались наши броненосцы. Тем временем вокруг самого острова обошел флагман миноносной группы № 209. Ни одного судна с него так и не увидели, хотя было точно известно, что на северном берегу имеется небольшая бухта, часто используемая в качестве стоянки местными рыбаками, а теперь японской брандвахтой.

Закончив осмотр, миноносец быстро вернулся к пароходам. За время его отсутствия встретились с отрядом миноносок Черкашина, посланным от Рожественского для выяснения принадлежности судов, обнаруженных с броненосцев в районе предполагаемой встречи отрядов. От него узнали об успешной высадке на Осиме, от которой в значительной степени зависел успех всего предприятия.

Вскоре подошла и эскадра. После объединения с главными силами обменялись сведениями о противнике и начали форсирование опасных в минном отношении вод. С востока, со стороны Сасебо, уже доносились раскаты артиллерийской стрельбы, но кроме уже осмотренного острова Куро, берег все еще нигде не просматривался.

В голове колонны теперь шли три пары миноносок с тралами в строе клина. Следом резервная пара, также с тралом. Далее пароходы-прорыватели, охраняемые отрядом Черкашина, потом цусимские миноносцы и только за ними оба отряда броненосцев в одной колонне.

Возглавляли главные силы корабли Иессена, с «Ушаковым» во главе. В кильватер броненосцам береговой обороны шли оба больших броненосца. Транспорты с десантом оставили у Куро под охраной трех миноносок, чтобы не рисковать ими в простреливаемых и, вероятно, минированных водах, пока не удастся их максимально обезопасить. Выделить дополнительное охранение возможности не имелось. Надеялись на дальнобойность главного калибра.

Вскоре после восьми часов утра с верхних марсов прямо по курсу едва разглядели условный ракетный сигнал от передового отряда легких сил. Уже на излете, цветные ракеты зависли лишь чуть выше плотной туманной дымки, скрывавшей берег. При этом с мостиков их не видели вообще. Егорьев срочно запрашивал помощь.

Это было уже не по плану. Ему ответили, дав понять, что запрос принят, и немедленно выслали вперед все номерные миноносцы. Учитывая прилив и их малую осадку, мины им были не опасны. Больше помочь было нечем.

До входного канала в Сасебский залив, по докладам от штурманов, оставалось не более восьми-девяти миль. Видимость во всех направлениях, кроме северного, улучшилась, и кабельтовых в пятидесяти на носовых углах правого борта вскоре даже открылся северо-западный берег Осимы. Район бухты Омодака и дальше к северу окутывала серая мгла, сквозь которую иногда сверкали вспышки выстрелов. Но «Донского», который должен был маневрировать в том районе для поддержки десанта и передового отряда легких сил, на назначенной ему позиции не наблюдали, что снова расходилось с тем, как должно было быть.

Для прояснения обстановки к Осиме послали миноноски Черкашина с приказом для любого из командиров крейсеров в случае сохранения боеспособности обеспечить прикрытие работы трального каравана и корректировку огня главных сил.

К половине девятого одна из миноносок вернулась с известием, переданным ратьером с захваченных батарей, что наши бронепалубники и эсминцы благополучно ушли в залив и там, судя по всему, ведут бой. Сильно горящий «Донской», получивший множество попаданий, укрылся в проливе Тера. Две оставшиеся миноноски отряда ушли к нему для уточнения.

Как в проход входил отряд Виноградского, с миноносок видели своими глазами. Били по номерным миноносцам несильно, и потерь среди них не было, так что усиление к Егорьеву японцы тоже пропустили. Умышленно или нет? Кто ж знает? С той стороны теперь постоянно взлетали ракеты, с трудом протыкавшие вязкую вату утренней прибрежной сырости сразу в нескольких местах и разных направлениях. Но разобрать в многочисленных фейерверках хоть какой-то сигнал уже не удавалось. Перекаты канонады также доносились до броненосной колонны. Палили часто, но снова было не ясно, слышны залпы с батарей у входа, или это из самого залива?

Тральный караван главных сил к этому времени уже около десяти минут обстреливался всеми батареями с мыса Кого. Хотя попаданий японцы пока не добились, всплески от тяжелых и средних фугасов, встававшие в его порядках, сильно давили на нервы всем, особенно на головных кораблях.

Наши броненосцы отвечали из носовых башен, способных простреливать секторы левее курса, но это пока никак не влияло на интенсивность огня противника. Из-за невыгодного курсового угла и паршивой видимости фактически никакого результата такая контрбатарейная стрельба не давала.

Все никак не могли пристреляться. Никто не видел, где конкретно находятся японские пушки, так как вспышки их дульного пламени скрадывались остатками туманных разводов, еще не растаявших на востоке, а места падения наших снарядов были вообще не различимы, в то время как медленно наступавший флот на очистившейся от дымки воде просматривался как на ладони. Русские и японцы оказались в разных условиях.

Но, по мере приближения, японский берег и проход между мысами Кого и Ёрифуне становился виден все лучше. Там часто появились кляксы шрапнелей, волнами пятнавшие небо с большим разбросом поочередно то над фортами Омодака, то над укреплениями мыса Кого и вспухали дымные шапки ответных залпов.

Судя по направлению выбросов порохового дыма, с части батарей явно стреляли куда-то к югу. По шрапнели и этим признакам, не дожидаясь доклада уже возвращавшихся миноносок, стало ясно, что на старичка «Донского» еще можно рассчитывать. А вскоре из северного устья пролива Тера показался и он сам, часто паля из всех стволов.

Грозные броненосцы, между тем, чувствовали себя беспомощными, видя быстро прогрессирующее избиение своих авангардных легких сил. Хотя до сих пор буксируемые миноносками громоздкие снасти из тросов и поплавков еще не зацепили ни одной мины, идти без тральщиков и свободно маневрировать считалось слишком опасным. На трофейных картах этот район значился «закрытым для плавания». Что это означало, никто не знал.

Снова все планы рухнули, как только дошло до дела. Одновременного удара по фортам с юга и запада явно не получилось, и фактически «Донской» бился с японскими батареями сейчас один. Правда теперь у них появились более приоритетные цели, и далеко не все снаряды доставались ему, чем он и спешил воспользоваться. А пушкари на нем были матерые и свое дело знали туго. Японцы это быстро оценили.





Глава 7




Как только в 07:02 впереди, чуть левее курса эскадры, открылся южный берег Какиноуры, обе колонны главных сил русской эскадры начали перестроение для штурма. Очень кстати исчезли из вида сновавшие вокруг японские миноносцы. Видимость быстро улучшалась, что делало маловероятной внезапную минную атаку. Теперь броненосцы уже не так остро нуждались в прикрытии. Это позволяло, как и планировалось, разделить силы.

Сейчас первоочередной задачей стало не допустить минирования противником входного канала в Сасебский залив, поэтому, когда броненосные отряды начали ворочать к северу, направляясь к месту встречи с десантным конвоем, оба бронепалубника и «Дмитрий Донской» отделились от них и продолжили следование курсом NO 83' на южную оконечность острова Какиноура. Ход всей троицей был увеличен до максимально возможных для старичка «Донского» пятнадцати узлов. Истребители ушли вперед и держались перед крейсерами на расстоянии уверенного чтения флажного семафора.

Огибая с юга и юго-востока острова Митико и Какиноуру, вошли в пролив Терасима. До вражеского берега слева по борту было всего 11–12 кабельтовых. Там могли быть пушки или скрываться какая-нибудь опасная мелочь, так что с него не сводили стволов заряженных орудий.

Но японцы на глаза не показывались. Лишь у располагавшейся к югу от пролива между Какиноурой и Митико почти плоской скалы, чуть возвышавшейся над водой и именуемой в трофейных картах островом Имоно, торчал небольшой парусник. Судя по сильному крену, он плотно сидел на мели. Судно выглядело совершенно брошенным, причем давно. Авария с ним произошла еще явно до нашего прихода.

Пока втягивались в пролив, с берега не стреляли и никаких запросов не делали. Зато когда впереди показался остров Тера, на нем сразу начал мигать прожектор. На его морзянку тут же отозвался второй, выше по проливу, уже на противоположном берегу. Сигналы разобрали, но понять их смысл не удалось. А почти сразу после этого обнаружили пять небольших паровых судов на встречном курсе.

Приняв их сначала за японские миноносцы, приготовились открыть огонь, но они показали наш опознавательный сигнал. Когда немного сблизились, выяснилось, что это миноноски и минные катера с Цусимы, из состава десантных сил. От них узнали, что укрепления на северном берегу Осимы заняты нашими моряками из штрафников и морской пехотой, японские катерные дозоры и караваны небольших судов с войсками выше по проливу, оказавшиеся неожиданно многочисленными, рассеяны, а брандвахта между островами Осима и Какиноура торпедирована. Береговых батарей в проливе Терасима не обнаружено.

Получив эту информацию, командир «Авроры» капитан первого ранга Егорьев, являвшийся старшим начальником передового штурмового отряда, приказал немедленно начать окончательное боевое развертывание и максимально ускорить движение, пусть даже и рассыпав строй. Так будет даже проще маневрировать.

Встреченные миноноски и катера оставили для прикрытия у себя в тылу, продолжив движение на юг. Поскольку никакого сопротивления в проливе крейсера не встретили, продвигались на север быстрее, чем это предусматривалось планом. Но после своего обнаружения отряду уже приходилось спешить, чтобы успеть использовать элемент внезапности. Ход подняли до полного.

В 07:40 достигли самой узкой части пролива у острова Тера. Верткие истребители к этому времени ушли еще дальше вперед, продолжая раскручивать машины и готовясь к прорыву в залив. Их общий курс был проложен прямо на мыс Кого, вплотную к входным створам бухты Омодака. Бронепалубники тоже увеличивали число оборотов на винтах, разогнавшись почти до восемнадцати узлов. «Донской», усердно дымивший в хвосте начавшей растягиваться колонны, все больше отставал, не в силах угнаться за более молодыми и резвыми.

Но спокойное продвижение закончилось. Спустя всего пару минут замаскированные японские береговые батареи открыли огонь по нашим эсминцам. Сначала дали залп пушки в бухте Омодака. Удалось разглядеть компактную позицию шести орудий среднего калибра на одном из склонов на дистанции в тридцать восемь кабельтовых. Довольно быстро выяснилось, что это не скорострелки. Да и стреляли они не точно, а потому были не столь опасны.

Гораздо большую угрозу представляли тут же показавшие себя четыре, вероятно, 76-миллиметровые пушки на северном мысе у входа в бухту. Они стояли у самой кромки воды и били очень часто и точно, накрыв головной эсминец уже с третьего залпа. От шедшего впереди «Безупречного» до них в этот момент было чуть больше двух миль, но тщательно укрытые позиции совершенно не просматривались с воды даже в бинокли и зрительные трубы, пока не началась стрельба. Вскоре к обстрелу присоединились еще и три более мелкие пушки на южном входном мысе бухты, но из-за приличной дальности это казалось уже чисто символическим довеском.