Аномалия

– Правительство принимает меры для возвращения вам вашего имущества, месье Месель, – говорит офицер.

Один вопрос не дает Клеманс покоя. Но психологиня задает его первой:

– Виктор, мы уже обсуждали это в самолете, но все же… Что могло заставить “другого” Виктора покончить с собой?

Писатель явно развеселился:

– Никто не кончает с собой, вы разве не проходили? Спасаются только замученные, убив своего палача.

– Это не из-за… Иляны Лесковой? – не отстает Жозефина Микалёфф. – Анаграмма “Аномалии” – Amo Иляна. “Я люблю Иляну”.

Месель рассмеялся:

– Да неужели? Правда, что ли? Кто это такой умник?

– Иляна намекала на это в интервью.

– Спасибо латыни, можно всунуть amo. Хороший язык – мертвый язык, сказал бы генерал Шеридан. Ладно, если серьезно, я понятия не имею, почему так поступил. Я не склонен к самоубийству. Хотя я бы с радостью себя убил, тем более что будет поздно потом.

Клеманс ахнула и, что-то лихорадочно поискав на планшете, с торжествующим видом показала Виктору строчку из “Аномалии”:

– Ты сейчас процитировал Виктøра Меселя.

Она произносит “Виктёр” с раскатистым “р” и демонстративно тянет “ø”.

– Моими бы устами да медок пить.

Издательница улыбнулась плохому каламбуру. Она открыла сумку, протянула Виктору конверт:

– Держи. Это то, что было при тебе, когда ты прыгнул.

Виктор вскрыл его. Там его мобильник, ключи и красный кирпичик “Лего”. Он порылся в кармане, вытащил его брата-близнеца и положил их рядом. Заинтригованно посмотрел на них, вставил один в другой. Память идеально встраивается в воспоминание.





* * *


Среда, 30 июня 2021 года.

Париж, отель “Лютеция”

Клеманс Бальмер созвала пресс-конференцию, тему которой обозначила следующим образом: “ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ ВИКТØРА МЕСЕЛЯ”, выбрав в качестве эпиграфа фразу из “Аномалии”: “Боюсь возлагать слишком большие надежды на неосведомленность моего будущего биографа”.

Собралась толпа народу. Чтобы не смешиваться с ней, Виктор сидел в маленькой комнатке за сценой, вместе с командой издательства “Оранже”. Уж больно тут устрашающая декорация: высокая эстрада, стол, два кресла – для него и Клеманс, напротив сотня стульев и ни одного свободного. В глубине зала его дожидается дюжина камер.

– Тут вся международная пресса, – сказала Клеманс. – Твой роман выйдет на следующей неделе почти во всех странах… Переводы делались впопыхах… Иногда они оставляют желать лучшего.

– Ну, я все же не Джордж Клуни.

– Ты гораздо лучше. Ты где-то на полпути между Роменом Гари и Иисусом. Самоубийство и воскрешение.

Виктор пожал плечами. Клеманс заботливо стряхнула пылинки с его серого пиджака. Приоткрыв дверь, он наблюдал за полным залом журналистов.

– А моя дорогая Иляна не пришла, что ли? Моя вдова, должно быть, бьется дома.

– То есть? – хмурится Клеманс.

– Нет, ничего, не обращай внимания.

Издательница смотрит на часы. Уже шесть.

– Нам пора. Мы запаздываем из-за контроля на входе. Многие каналы хотят открыть тобой вечерний выпуск новостей.

– Это камлание еще существует? Их еще кто-то смотрит, несмотря на BFM[39] и интернет?

– У них десятимиллионная аудитория. Пошли. Для полтаблетки лексомила ты как-то подозрительно расслабился. Даже слишком. Не придуривайся, умоляю тебя.

– Есть.

Виктор выходит из-за кулис, под треск вспышек поднимается на эстраду, занимает свое место, подавляет зевок. Он и правда расслабился.


– Здравствуйте все. – Клеманс Бальмер берет микрофон. – Не буду утомлять вас долгими разговорами, полагаю, у вас накопилось много вопросов…

Виктор не узнаёт ни одного из сотни присутствующих здесь журналистов. Вряд ли речь пойдет о литературе, газеты прислали репортеров, а не критиков. Если кто-нибудь из них и прочел “Аномалию”, то по долгу службы. Когда Клеманс заканчивает, все руки тянутся вверх. Невозмутимо дирижируя этим хаосом, она дает слово высокому парню в первом ряду.

– Жан Ригаль, “Монд”. Месье Месель, с тех пор как вы уехали из Парижа в марте, для вас прошла всего неделя. Но за эти четыре месяца столько воды утекло, особенно в вашем случае, вы написали книгу, и случилось то, что следует назвать вашей смертью. Как вы справляетесь с этой невероятной ситуацией?

– Как могу. Я прочитал “свою” книгу, а также некрологи в разных газетах. Чтобы увидеть все это, и умереть не жалко.

– Вы считаете, что “Аномалия” – ваша книга?

– Что значит “ваша”, поясните.

Виктор догадывается, что Клеманс на пределе, и берет себя в руки.

– Простите мне эти выкрутасы. Я определенно узнаю себя в каких-то высказываниях. Но это еще не значит, что эту книгу написал я, тот я, который с вами сейчас разговаривает. Впрочем, я получаю авторские, это главное.

“Говорила же, не придуривайся”, – красноречиво вздыхает Клеманс, сто раз пожалев, что посоветовала ему принять лексомил.

– Как вы полагаете, в этой книге кроется ключ к инциденту с вашим самолетом?

– Тысячи людей ищут его. Если такой ключ и существует, они найдут его раньше меня. Тем более, как вы знаете, держащий в руке молоток везде видит гвозди.

– Вы считаете, что мы все находимся в некой симуляции?

– Не знаю. Перефразируя Вуди Аллена, я бы сказал, что если это так, то я надеюсь, что у программиста есть хорошее оправдание. Потому что мир, который они создали, это ужас что такое. Хотя, насколько я понял, мы как раз сами его и создаем.

– Месье Месель, как вы, несомненно, знаете, почти все пассажиры вашего рейса скрывают свою личность. Почему вы согласились жить открыто?

– Не думаю, что мне что-то угрожает. В любом случае я нахожусь под охраной полиции. Мне предоставляется психологическая помощь. Все под контролем.

– Как вам кажется, вы почувствовали тот конкретный момент, как многие говорят теперь, “расхождения” или даже иногда “аномалии”?

– Конечно, как и все остальные. Турбулентность прекратилась, и солнце осветило салон самолета. Эта фраза может послужить также идеальным описанием действия прозака.

Зал смеется, Виктор тоже, он немного поплыл, и Клеманс в ужасе от его клоунады.

– Вы не знаете, почему ваш “двойник” покончил жизнь самоубийством?

– Наверное, он хотел умереть. Это основная причина самоубийств.

– Какие отношения вас связывают с Иляной Лесковой?

– На данный момент никакие. В лучшем случае предсмертные, скажем так.

Виктор сияет, прямо ходячая реклама бромазепама. – Анн Вассер, “Таймс литерари сапплемент”. Вы работаете над новой книгой, месье Месель?

Виктор вглядывается в последний ряд, откуда доносится женский голос с легкой хрипотцой. Его лицо озаряется. Это та самая девушка, которая на переводческом коллоквиуме в Арле интересовалась юмором у Гончарова.

– Да. Я сейчас пишу книгу.

Клеманс смотрит на него в изумлении.

– Классический сюжет, – продолжает Месель. – Женщина вновь появляется в жизни мужчины, когда он думает, что она исчезла навсегда. Роман будет называться “Аскот, или Возвращение английского крема”.

– Потрясающее название, – улыбается молодая женщина.

– Последний вопрос, – объявляет Клеманс Бальмер, понимая, что Месель сейчас думает о чем угодно, кроме пресс-конференции.

– Андреа Хильфингер, “Франкфуртер альгемайне”. Как бы вы определили то, что случилось вчера вечером в Соединенных Штатах?

– Как бы я это определил? Я думаю, Соединенные Штаты Америки уже просто наименование. Всегда существовало две Америки, и теперь между ними нет взаимопонимания. Поскольку я ассоциирую себя скорее с одной из них, то тоже не понимаю другую.





Night show




Вторник, 29 июня 2021 года.

Нью-Йорк, Театр Эда Салливана