Аномалия
Часть 18 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Виктор смотрит, как чужие жизни, чужие тревоги бурлят в гигантской чашке Петри, в которую превратился ангар – что за причудливое все же слово, – и не понимает, за что зацепиться. Завораживающее зрелище. Хорошо бы выбрать одного из этих незнакомцев (или одну из них), описать, найти точные слова и поверить наконец, что он подобрался достаточно близко, чтобы ничего не исказить. Затем перейти к следующему. И так далее. Три персонажа, семь, двадцать? Скольким синхронным историям согласится следовать читатель?
За его столом под номером 14 сидят несколько пассажиров и командир корабля. Виктору он напоминает отца. Те же зелено-серые глаза, орлиный нос, глубокие залысины на висках, которые рано или поздно одержат победу в битве против густых седых волос, такой же мощный торс. Машинально сунув руку в карман, писатель касается гладкой поверхности красного кирпичика. В бумажнике Виктор хранит фотографию покойного отца, вынутую из какого-то альбома – в те времена они еще водились и переизбыток фотографий не погубил фотографию как таковую. Ему тут двадцать лет, победоносная улыбка, прямой взгляд. Однажды он сказал сыну, смеясь: “Я был молод в те годы и уж не знаю, когда именно все покатилось по наклонной”. Да, в рассветных лучах капитан Маркл похож на отца, на которого сам Виктор похож так мало.
Еще накануне на летную форму Маркла, словно пчелы на мед, слетелись самые отчаянные паникеры, потому что их успокаивает синева “Эр Франс”, и отъявленные психи в поисках козла отпущения. Но сейчас на него никто уже не кидается. Пассажиры, видя, что он злится так же, как они, пришли к заключению, что ему не делают никаких поблажек и у него нет доступа к конфиденциальной информации. Чтобы доказать это или просто для удобства, он сменил форму на деловой костюм. На земле Дэвид Маркл уже не первый после Бога, а обычный милый мужик, которого даже жалко, этакий генерал Дюмурье, брошенный своими войсками, только все же посимпатичнее. Утром вместе с десятком других пассажиров ему без всяких объяснений пришлось пройти ряд медицинских обследований.
Еще за столом номер 14 сидит высокий чернокожий юноша с красивыми глазами и глубоким, меланхоличным взглядом. Его короткие волосы выстрижены замысловатым геометрическим орнаментом, достойным изразцов Альгамбры. Он произносит “Джонни” вместо journey, you are как “юва”, vision как “вишон”: это нигерийский певец и гитарист. Тут всем плевать, что завтра вечером у него концерт в Бруклине, он понял, что качать права не имеет смысла, и тоже смирился. Но все-таки забрал свою двенадцатиструнную гитару Taylor, лежавшую в футляре в салоне самолета, и теперь что-то наигрывает, сочиняя на ходу песню в спокойном ритме.
I remember your eyes of yesterday,
The way you smiled in a dazzling way[25].
Его гитара обладает глубоким и округлым звуком, голос у него хрипловатый и теплый. Изящный мальчик, ему очень идет сценический псевдоним, который он себе выбрал. Он улыбается Виктору:
– Давненько я не пел просто под гитару, без эффектов.
Он берет аккорд и продолжает:
But beautiful men in uniform forbid you…[26]
– Beautiful men in uniform? – спрашивает Виктор, указывая на солдат, охраняющих двери.
– Да. Так, наверное, будет называться мой новый трек.
Он поет, еле слышно:
The way to the light way to the light way to the light[27].
В самом конце стола кто-то шепчет: “Одно ведь имя лишь твое – мне враг. – И Виктор тут же узнает Шекспира. – А ты – ведь это ты, а не Монтекки”[28].
А вот и она, Джульетта Капулетти, совсем еще юная особа, зубрит свой текст:
Монтекки – что такое это значит?
Ведь это не рука, и не нога,
И не лицо твое, и не любая
Часть тела. О, возьми другое имя!
Что в имени? То, что зовем мы розой, —
И под другим названьем сохраняло б
Свой сладкий запах! Так, когда Ромео
Не звался бы Ромео, он хранил бы
Все милые достоинства свои…
Даже задумчивый монолог ей удается наполнить страстным переживанием, и она знает: в нужный момент у нее хлынут слезы.
– Прослушивание на следующей неделе, – говорит она Виктору. – Они же нас выпустят, когда мы пройдем все тесты, это ведь всего лишь тесты, да? Нельзя просто так держать людей под замком, мы в свободной стране, законы никто не отменял.
– Да, законы никто не отменял, – подхватывает молодая чернокожая женщина с тонкими чертами лица, волосы у нее зачесаны назад и схвачены серебряной заколкой. Адвокатесса собрала пятьдесят подписей под class action, включающим жалобы на заведомо незаконный арест, произвольное лишение свободы, нелегальную конфискацию имущества, отказ в праве на доступ к адвокату в течение более сорока восьми часов и т. д. Какой счет выставить за минуту, учитывая, что у нее нет возможности связаться со своей фирмой? Во что оценить собственную боль оттого, что она не слышит голоса Эби и понимает, что он умирает от волнения? Назначить всего по две тысячи долларов на нос в день в качестве возмещения убытков, связанных с задержанием, разве это не подарок ВВС США и правительству?
Как там в анекдоте? А, да. Дьявол приходит к адвокату и говорит: “Привет, я дьявол. Предлагаю вам сделку”. – “Я слушаю”. – “Я сделаю вас самым богатым адвокатом в мире. Взамен вы отдадите мне свою душу, души ваших родителей, детей и пяти лучших друзей”. Адвокат удивленно смотрит на него и отвечает: “Хорошо. А в чем наебка?”
Она морщится. Нет, правда, она вовсе не такая, как этот мерзкий тип из анекдота. Но в этом мире надо ударять по кошельку, другого языка они не понимают. Она снова одалживает у девочки лист бумаги и цветной фломастер и составляет очередное письмо. Мать девочки, молодая блондинка, колеблется:
– Мой муж служит в армии, я боюсь ему навредить.
– Ну что вы. Вы же сказали, ваш муж – герой войны и был ранен в бою? Это вообще делает его неприкасаемым, и кроме того, подписав коллективный иск, вы лишите армию возможности его запугивать и угрожать ему. Это будет опять же воспрепятствованием осуществлению правосудия, им это ни к чему. В единении сила. Мы не можем больше сидеть взаперти. Вы же тут с двумя детьми? От психологической травмы пострадают все, но в особенности они.
– От психологической травмы? – переспрашивает женщина.
Она смотрит на своего мальчика, который уже не требует вернуть ему планшет и дремлет, положив голову на стол, и на дочь – она рисует странных черных существ с длинными тощими и страшными конечностями, а потом замазывает их всех черными штрихами.
А вон та девушка – главная за столом номер 14, Виктор уверен. Тридцать с хвостиком, шатенка, тонкая как тростинка, – он тут же злится на себя за этот штамп. Она напоминает ему другую девушку, с которой он познакомился несколько лет назад на коллоквиуме переводчиков, она тогда поразила его в самое сердце, но с тех пор он так ее и не разыскал. Тоска – злодейка. Она заставляет поверить, что жизнь имеет смысл. Виктора словно магнитом к ней тянет, он садится рядом, впрочем, суть влечения и состоит как раз в постоянном желании сократить дистанцию.
Он попытался завязать разговор. Нет, она как все, ей ничего не известно, и, скорчив недовольную гримасу, она снова утыкается в книгу. Она тут не одна – с ней элегантный мужчина лет шестидесяти, но вряд ли отец, он догадался об этом по его подчеркнутой предупредительности и по тому, как он зыркнул на Виктора, когда тот к ней обратился. Ему не удалось скрыть легкий инстинктивный всплеск тревоги. Они знакомятся. Он архитектор. Виктор слышал о нем, но никогда не видел его работ. Ему скучен мир бетона и стекла. Иногда, сидя за переводом, он спотыкается о какой-нибудь технический термин – архитрав или гонт, например, лезет в словарь и тут же о них забывает. Виктор наблюдает за ним, и хоть архитектор вполне хорош собой, по нему заметно, как старость проступает сквозь тонкую кожу рук и морщинистый лоб. Но ему наверняка столько лет, сколько она ему дает. Что она в нем нашла? Что мы вообще знаем о влечении женщины к мужчине?
Архитектор встает и спрашивает свою спутницу, не хочет ли она кофе, поскольку солдаты как раз установили автоматы. Она мотает головой, он не спеша уходит. Виктор догадывается, что это такой элегантный жест, он дает ей отдохнуть от себя. Сидение в четырех стенах и так угнетает, незачем еще донимать ее своей заботой.
Хм, книга у нее в руках – роман Кутзее. Виктор его еще не читал.
– Вам нравится? – спрашивает он.
– Что?
– Новый Кутзее?
– Да, – отвечает она, – но меньше, чем “Бесчестье”.
– Согласен, – отвечает Виктор, – это лучший его роман, правда?
– Просто шедевр, – подтверждает она и отворачивается.
Виктор понимает, что надоел ей, и не настаивает, снова берет блокнот и пишет, без всякой иронии, слово “бесчестье”.
E pur si muove[29]
Суббота, 26 июня 2021 года, 9.30.
Вашингтон, Белый дом, Ситуационная комната
Джейми Пудловски и ее команда собрали в подземной Ситуационной комнате Белого дома двенадцать мужчин, каждый из которых твердо убежден, что он, слава Богу, был рожден в правильной религии: тут два кардинала, два раввина – либеральный и традиционалист, – православный поп, лютеранский пастор, баптист, мормонский апостол, три мусульманских мудреца – суннит, салафит и шиит – и два буддийских монаха – приверженцы Ваджраяны и Махаяны. На столе кофе в большом количестве. Правда, Пудловски все-таки умудрилась поспать сорок минут в вертолете.
Пудловски, ответственная за разработку психологических операций, встревожена. Прямолинейный путь чурается выбоин, а темнота не терпит необъяснимого. Незыблемый Закон упрямо бьется о космические завихрения и прогресс знаний. Где в Торе, Новом Завете, Коране и прочих откровениях найти хоть малейшее высказывание, загадочную суру или туманный стих, предсказывающие или оправдывающие тот факт, что в лазурном небе возникает вдруг самолет, идентичный во всех отношениях другому, приземлившемуся тремя месяцами ранее?
Когда народы Америки столкнулись, на свою беду, с Христофором Колумбом, а потом со стаями конкистадоров, провозвестником которых он явился, католической церкви пришлось-таки найти в священных текстах объяснение их существованию. Конечно, если верить Павлу, Евангелие было услышано “по всей земле”, но каким же образом, черт побери, трое сыновей Ноя, Сим, Хам и Иафет, умудрились заселить всю землю, как этим паршивцам удалось расплодиться аж до самой Вест-Индии? Были ли эти новые люди потерянными коленами Израилевыми, о которых говорится в четвертой книге Ездры, этом апокрифическом Апокалипсисе, упомянутом в сочинениях Тертуллиана? В конце концов они отыскали в Евангелии от Иоанна подходящую формулировку, и она всех устроила: у Иисуса были “и другие овцы, которые не сего двора”[30].
Джейми Пудловски – католичка по отцу и еврейка по матери.
В январе 1980 года бостонская врач ашкенази безумно влюбилась в гоя полицейского из Балтимора, и с тех пор все у них было не слава богу. Маленькая Джейми воспитывалась в окружении бабушек и дедушек, иудеев и немцев по материнской линии и католиков и поляков по отцовской, так что ничего хорошего друг другу они сказать не могли, и, слушая их постоянные склоки, девочка выросла очень любознательной. Вечно сомневающаяся Джейми стала в итоге скептиком, выработав устойчивый иммунитет к любой форме религиозных убеждений. И хотя бабушка и дедушка Пудловски ее все-таки втайне крестили, она наотрез отказалась от причастия и еще год спустя – от батмицвы. Явных политических убеждений у нее тоже нет, и, кстати, она голосует за демократов.
Когда во время собеседования, которое должно было открыть ей двери в ПсиОп, менеджер по подбору персонала спросила Джейми о ее вероисповедании, психологиня ответила: “У меня его нет”. Но та не отступалась: “То есть вы атеистка?” – уточнила она, вертя в пальцах ручку, как будто собиралась поставить галочку в воображаемой анкете. Джейми пожала плечами: “Мне плевать, Бог для меня – это как игра в бридж: я никогда о нем не думаю. Иными словами, я не позиционирую себя как человек, плюющий на бридж, и не организую встречи с людьми, обсуждающими тот факт, что им тоже плевать на бридж”. Ее ответ попал в цель. Шесть лет спустя, когда ей еще и сорока не исполнилось, она стала директором Отдела психологических операций ЦРУ, а потом заняла тот же пост в КСО.
Джейми Пудловски специализируется на религиозной проблематике и знает имена всех мужчин, сидящих в зале. Будучи единственной здесь представительницей женского пола, она обратилась к ним, разумеется, “дамы и господа” в надежде, что хоть кто-нибудь из присутствующих уловит иронию, но нет, размечталась, тогда она показала на большой экран, где появился президент в окружении тех же людей, что и накануне, и своих духовных советников:
– Господин президент, вы, разумеется, можете вступить в разговор, как только пожелаете. Спасибо всем, что пришли. Я Джейми Пудловски, старший офицер Командования специальных операций ВС США. Вы находитесь здесь, потому что представляете подавляющее большинство религиозных течений, существующих на территории нашей страны.
Затем Пудловски называет всех по очереди, не дав никому пожаловаться на то, что их подняли на рассвете, отвезли в Белый дом и доставили прямиком в Ситуационную комнату.
– Я сейчас изложу вам факты и задам несколько простых вопросов. Я жду от вас не этических, а теологических ответов. Позвольте мне пояснить, что я имею в виду. Вы знаете, что некоторые лаборатории умеют с использованием 3D-печати создавать органические соединения и производить искусственным способом биологические объекты – мышцы и сердца – на основе стволовых клеток, без риска отторжения пациентами. И…
Раввин-традиционалист прерывает ее:
– Да, в этом вопросе мы уже достигли согласия. В том числе с нашими католическими и мусульманскими друзьями.
Кардиналы кивают, имам-салафит поддакивает:
– Совет фикха постановил, что ислам разрешает генную инженерию при условии, что она спасает жизни.
– Спасибо, джентльмены. Я попрошу вас представить себе, что мы способны полностью продублировать человека.
– Что значит “полностью”? – спрашивает лютеранин.
За его столом под номером 14 сидят несколько пассажиров и командир корабля. Виктору он напоминает отца. Те же зелено-серые глаза, орлиный нос, глубокие залысины на висках, которые рано или поздно одержат победу в битве против густых седых волос, такой же мощный торс. Машинально сунув руку в карман, писатель касается гладкой поверхности красного кирпичика. В бумажнике Виктор хранит фотографию покойного отца, вынутую из какого-то альбома – в те времена они еще водились и переизбыток фотографий не погубил фотографию как таковую. Ему тут двадцать лет, победоносная улыбка, прямой взгляд. Однажды он сказал сыну, смеясь: “Я был молод в те годы и уж не знаю, когда именно все покатилось по наклонной”. Да, в рассветных лучах капитан Маркл похож на отца, на которого сам Виктор похож так мало.
Еще накануне на летную форму Маркла, словно пчелы на мед, слетелись самые отчаянные паникеры, потому что их успокаивает синева “Эр Франс”, и отъявленные психи в поисках козла отпущения. Но сейчас на него никто уже не кидается. Пассажиры, видя, что он злится так же, как они, пришли к заключению, что ему не делают никаких поблажек и у него нет доступа к конфиденциальной информации. Чтобы доказать это или просто для удобства, он сменил форму на деловой костюм. На земле Дэвид Маркл уже не первый после Бога, а обычный милый мужик, которого даже жалко, этакий генерал Дюмурье, брошенный своими войсками, только все же посимпатичнее. Утром вместе с десятком других пассажиров ему без всяких объяснений пришлось пройти ряд медицинских обследований.
Еще за столом номер 14 сидит высокий чернокожий юноша с красивыми глазами и глубоким, меланхоличным взглядом. Его короткие волосы выстрижены замысловатым геометрическим орнаментом, достойным изразцов Альгамбры. Он произносит “Джонни” вместо journey, you are как “юва”, vision как “вишон”: это нигерийский певец и гитарист. Тут всем плевать, что завтра вечером у него концерт в Бруклине, он понял, что качать права не имеет смысла, и тоже смирился. Но все-таки забрал свою двенадцатиструнную гитару Taylor, лежавшую в футляре в салоне самолета, и теперь что-то наигрывает, сочиняя на ходу песню в спокойном ритме.
I remember your eyes of yesterday,
The way you smiled in a dazzling way[25].
Его гитара обладает глубоким и округлым звуком, голос у него хрипловатый и теплый. Изящный мальчик, ему очень идет сценический псевдоним, который он себе выбрал. Он улыбается Виктору:
– Давненько я не пел просто под гитару, без эффектов.
Он берет аккорд и продолжает:
But beautiful men in uniform forbid you…[26]
– Beautiful men in uniform? – спрашивает Виктор, указывая на солдат, охраняющих двери.
– Да. Так, наверное, будет называться мой новый трек.
Он поет, еле слышно:
The way to the light way to the light way to the light[27].
В самом конце стола кто-то шепчет: “Одно ведь имя лишь твое – мне враг. – И Виктор тут же узнает Шекспира. – А ты – ведь это ты, а не Монтекки”[28].
А вот и она, Джульетта Капулетти, совсем еще юная особа, зубрит свой текст:
Монтекки – что такое это значит?
Ведь это не рука, и не нога,
И не лицо твое, и не любая
Часть тела. О, возьми другое имя!
Что в имени? То, что зовем мы розой, —
И под другим названьем сохраняло б
Свой сладкий запах! Так, когда Ромео
Не звался бы Ромео, он хранил бы
Все милые достоинства свои…
Даже задумчивый монолог ей удается наполнить страстным переживанием, и она знает: в нужный момент у нее хлынут слезы.
– Прослушивание на следующей неделе, – говорит она Виктору. – Они же нас выпустят, когда мы пройдем все тесты, это ведь всего лишь тесты, да? Нельзя просто так держать людей под замком, мы в свободной стране, законы никто не отменял.
– Да, законы никто не отменял, – подхватывает молодая чернокожая женщина с тонкими чертами лица, волосы у нее зачесаны назад и схвачены серебряной заколкой. Адвокатесса собрала пятьдесят подписей под class action, включающим жалобы на заведомо незаконный арест, произвольное лишение свободы, нелегальную конфискацию имущества, отказ в праве на доступ к адвокату в течение более сорока восьми часов и т. д. Какой счет выставить за минуту, учитывая, что у нее нет возможности связаться со своей фирмой? Во что оценить собственную боль оттого, что она не слышит голоса Эби и понимает, что он умирает от волнения? Назначить всего по две тысячи долларов на нос в день в качестве возмещения убытков, связанных с задержанием, разве это не подарок ВВС США и правительству?
Как там в анекдоте? А, да. Дьявол приходит к адвокату и говорит: “Привет, я дьявол. Предлагаю вам сделку”. – “Я слушаю”. – “Я сделаю вас самым богатым адвокатом в мире. Взамен вы отдадите мне свою душу, души ваших родителей, детей и пяти лучших друзей”. Адвокат удивленно смотрит на него и отвечает: “Хорошо. А в чем наебка?”
Она морщится. Нет, правда, она вовсе не такая, как этот мерзкий тип из анекдота. Но в этом мире надо ударять по кошельку, другого языка они не понимают. Она снова одалживает у девочки лист бумаги и цветной фломастер и составляет очередное письмо. Мать девочки, молодая блондинка, колеблется:
– Мой муж служит в армии, я боюсь ему навредить.
– Ну что вы. Вы же сказали, ваш муж – герой войны и был ранен в бою? Это вообще делает его неприкасаемым, и кроме того, подписав коллективный иск, вы лишите армию возможности его запугивать и угрожать ему. Это будет опять же воспрепятствованием осуществлению правосудия, им это ни к чему. В единении сила. Мы не можем больше сидеть взаперти. Вы же тут с двумя детьми? От психологической травмы пострадают все, но в особенности они.
– От психологической травмы? – переспрашивает женщина.
Она смотрит на своего мальчика, который уже не требует вернуть ему планшет и дремлет, положив голову на стол, и на дочь – она рисует странных черных существ с длинными тощими и страшными конечностями, а потом замазывает их всех черными штрихами.
А вон та девушка – главная за столом номер 14, Виктор уверен. Тридцать с хвостиком, шатенка, тонкая как тростинка, – он тут же злится на себя за этот штамп. Она напоминает ему другую девушку, с которой он познакомился несколько лет назад на коллоквиуме переводчиков, она тогда поразила его в самое сердце, но с тех пор он так ее и не разыскал. Тоска – злодейка. Она заставляет поверить, что жизнь имеет смысл. Виктора словно магнитом к ней тянет, он садится рядом, впрочем, суть влечения и состоит как раз в постоянном желании сократить дистанцию.
Он попытался завязать разговор. Нет, она как все, ей ничего не известно, и, скорчив недовольную гримасу, она снова утыкается в книгу. Она тут не одна – с ней элегантный мужчина лет шестидесяти, но вряд ли отец, он догадался об этом по его подчеркнутой предупредительности и по тому, как он зыркнул на Виктора, когда тот к ней обратился. Ему не удалось скрыть легкий инстинктивный всплеск тревоги. Они знакомятся. Он архитектор. Виктор слышал о нем, но никогда не видел его работ. Ему скучен мир бетона и стекла. Иногда, сидя за переводом, он спотыкается о какой-нибудь технический термин – архитрав или гонт, например, лезет в словарь и тут же о них забывает. Виктор наблюдает за ним, и хоть архитектор вполне хорош собой, по нему заметно, как старость проступает сквозь тонкую кожу рук и морщинистый лоб. Но ему наверняка столько лет, сколько она ему дает. Что она в нем нашла? Что мы вообще знаем о влечении женщины к мужчине?
Архитектор встает и спрашивает свою спутницу, не хочет ли она кофе, поскольку солдаты как раз установили автоматы. Она мотает головой, он не спеша уходит. Виктор догадывается, что это такой элегантный жест, он дает ей отдохнуть от себя. Сидение в четырех стенах и так угнетает, незачем еще донимать ее своей заботой.
Хм, книга у нее в руках – роман Кутзее. Виктор его еще не читал.
– Вам нравится? – спрашивает он.
– Что?
– Новый Кутзее?
– Да, – отвечает она, – но меньше, чем “Бесчестье”.
– Согласен, – отвечает Виктор, – это лучший его роман, правда?
– Просто шедевр, – подтверждает она и отворачивается.
Виктор понимает, что надоел ей, и не настаивает, снова берет блокнот и пишет, без всякой иронии, слово “бесчестье”.
E pur si muove[29]
Суббота, 26 июня 2021 года, 9.30.
Вашингтон, Белый дом, Ситуационная комната
Джейми Пудловски и ее команда собрали в подземной Ситуационной комнате Белого дома двенадцать мужчин, каждый из которых твердо убежден, что он, слава Богу, был рожден в правильной религии: тут два кардинала, два раввина – либеральный и традиционалист, – православный поп, лютеранский пастор, баптист, мормонский апостол, три мусульманских мудреца – суннит, салафит и шиит – и два буддийских монаха – приверженцы Ваджраяны и Махаяны. На столе кофе в большом количестве. Правда, Пудловски все-таки умудрилась поспать сорок минут в вертолете.
Пудловски, ответственная за разработку психологических операций, встревожена. Прямолинейный путь чурается выбоин, а темнота не терпит необъяснимого. Незыблемый Закон упрямо бьется о космические завихрения и прогресс знаний. Где в Торе, Новом Завете, Коране и прочих откровениях найти хоть малейшее высказывание, загадочную суру или туманный стих, предсказывающие или оправдывающие тот факт, что в лазурном небе возникает вдруг самолет, идентичный во всех отношениях другому, приземлившемуся тремя месяцами ранее?
Когда народы Америки столкнулись, на свою беду, с Христофором Колумбом, а потом со стаями конкистадоров, провозвестником которых он явился, католической церкви пришлось-таки найти в священных текстах объяснение их существованию. Конечно, если верить Павлу, Евангелие было услышано “по всей земле”, но каким же образом, черт побери, трое сыновей Ноя, Сим, Хам и Иафет, умудрились заселить всю землю, как этим паршивцам удалось расплодиться аж до самой Вест-Индии? Были ли эти новые люди потерянными коленами Израилевыми, о которых говорится в четвертой книге Ездры, этом апокрифическом Апокалипсисе, упомянутом в сочинениях Тертуллиана? В конце концов они отыскали в Евангелии от Иоанна подходящую формулировку, и она всех устроила: у Иисуса были “и другие овцы, которые не сего двора”[30].
Джейми Пудловски – католичка по отцу и еврейка по матери.
В январе 1980 года бостонская врач ашкенази безумно влюбилась в гоя полицейского из Балтимора, и с тех пор все у них было не слава богу. Маленькая Джейми воспитывалась в окружении бабушек и дедушек, иудеев и немцев по материнской линии и католиков и поляков по отцовской, так что ничего хорошего друг другу они сказать не могли, и, слушая их постоянные склоки, девочка выросла очень любознательной. Вечно сомневающаяся Джейми стала в итоге скептиком, выработав устойчивый иммунитет к любой форме религиозных убеждений. И хотя бабушка и дедушка Пудловски ее все-таки втайне крестили, она наотрез отказалась от причастия и еще год спустя – от батмицвы. Явных политических убеждений у нее тоже нет, и, кстати, она голосует за демократов.
Когда во время собеседования, которое должно было открыть ей двери в ПсиОп, менеджер по подбору персонала спросила Джейми о ее вероисповедании, психологиня ответила: “У меня его нет”. Но та не отступалась: “То есть вы атеистка?” – уточнила она, вертя в пальцах ручку, как будто собиралась поставить галочку в воображаемой анкете. Джейми пожала плечами: “Мне плевать, Бог для меня – это как игра в бридж: я никогда о нем не думаю. Иными словами, я не позиционирую себя как человек, плюющий на бридж, и не организую встречи с людьми, обсуждающими тот факт, что им тоже плевать на бридж”. Ее ответ попал в цель. Шесть лет спустя, когда ей еще и сорока не исполнилось, она стала директором Отдела психологических операций ЦРУ, а потом заняла тот же пост в КСО.
Джейми Пудловски специализируется на религиозной проблематике и знает имена всех мужчин, сидящих в зале. Будучи единственной здесь представительницей женского пола, она обратилась к ним, разумеется, “дамы и господа” в надежде, что хоть кто-нибудь из присутствующих уловит иронию, но нет, размечталась, тогда она показала на большой экран, где появился президент в окружении тех же людей, что и накануне, и своих духовных советников:
– Господин президент, вы, разумеется, можете вступить в разговор, как только пожелаете. Спасибо всем, что пришли. Я Джейми Пудловски, старший офицер Командования специальных операций ВС США. Вы находитесь здесь, потому что представляете подавляющее большинство религиозных течений, существующих на территории нашей страны.
Затем Пудловски называет всех по очереди, не дав никому пожаловаться на то, что их подняли на рассвете, отвезли в Белый дом и доставили прямиком в Ситуационную комнату.
– Я сейчас изложу вам факты и задам несколько простых вопросов. Я жду от вас не этических, а теологических ответов. Позвольте мне пояснить, что я имею в виду. Вы знаете, что некоторые лаборатории умеют с использованием 3D-печати создавать органические соединения и производить искусственным способом биологические объекты – мышцы и сердца – на основе стволовых клеток, без риска отторжения пациентами. И…
Раввин-традиционалист прерывает ее:
– Да, в этом вопросе мы уже достигли согласия. В том числе с нашими католическими и мусульманскими друзьями.
Кардиналы кивают, имам-салафит поддакивает:
– Совет фикха постановил, что ислам разрешает генную инженерию при условии, что она спасает жизни.
– Спасибо, джентльмены. Я попрошу вас представить себе, что мы способны полностью продублировать человека.
– Что значит “полностью”? – спрашивает лютеранин.