Ангелы по совместительству. Проводы империи

И Ли Хан сломался. Белый на глазах начал превращаться в глубокого старика, у него затряслись руки, взгляд стал жалким и бессмысленным.

– Но как же… Ведь это – дар божий, свет души. Как можно от него отказаться? Как они смогут после этого жить?

Староста, кажется, устыдился своей резкости, но взять слова назад не мог.

– Я никого не уговариваю, – мягко пояснил он. – Просто объясняю, какой будет эффект. В двенадцать лет человек уже способен делать сознательный выбор, у нас все честно.

До Ридзера и остальных стал доходить смысл сказанного, и рожи у них при этом стали такие… Ну вот, вроде сидишь за столом, улыбаешься шуткам, и вдруг выясняется, что кругом – психи и все всерьез.

Я вздохнул. Ладно, разборки са-ориотцев нас не касаются, но Ли Хан сейчас дуба даст, а нам до Кунг-Харна с его бериллами еще месяц ехать. Эмпатов под рукой нет, Питер – специалист по черным, не по белым, значит, ситуацию опять придется спасать алхимику. Я обошел стол, добрался до Ли Хана, взял его за руку и подпустил в голос те интонации, с которыми утешал Лючика, разбившего в кровь коленки.

– Ну-ну, чего это мы расклеились? Все живы, здоровы, никто не пропал. А насчет души… – Я не удержался и закатил глаза. – Можно подумать, что у пастырей с ней было бы лучше.

Тай’Олаш, следивший за моими манипуляциями со смешанными чувствами, не удержался и кивнул:

– Ты успел посмотреть, во что они превращают наших детей?

Ли Хан отрицательно покачал головой.

– Каждый императорский пастырь должен владеть Лунным Причастием, за свою жизнь ему придется наложить его на тысячи людей, качественно, быстро и не думая о последствиях. Большинство вынуждено постоянно сопровождать изгоняющих в рейдах, присутствовать при темной ворожбе и терпеть выходки колдунов, которых их собственные магические узы доводят до невменяемости. Но больше всего не везет тем, кому приходится иметь дело с еретиками… Выдержать такое давление удается не многим. Да, после двадцати лет службы пастырю разрешается уйти на покой, но большинство отставников умирает в течение полугода… по разным причинам. Хуже то, что некоторые… втягиваются. Они начинают мыслить фразами из Уложения и наслаждаться тем, что делают, понимаешь? Именно такие остаются на службе и определяют политику по отношению ко всем одаренным. Ты все еще считаешь, что мы слишком от многого отказались?

Пока Ли Хан пытался честно обдумать вопрос, Пит решил уточнить на всякий случай:

– Но вы ведь знаете, что происходит сейчас в Са-Орио? Империя погружается в хаос, преданные Императору силы отступили на юг.

– И что это меняет? – пожал плечами Тай’Олаш.

Шаграт одними губами произнес «олух».

Я не выдержал и объяснил в лоб:

– То, что у вас есть время набрать силы. А потом либо отправить вербовщиков к Шороху, либо по-настоящему слинять, да хоть бы и в Ингернику. Морская блокада не будет длиться вечно!

– Если за это время в деревню попадет хотя бы один вербовщик, последствия будут ужасны.

– Сам подумай, кто сюда может попасть? Мосты разрушены, дороги – почти непроходимы. Наберешь пару-тройку учеников, любого подозрительного чужака притравите по-тихому и – в болото. Но лучше сначала расчленить.

Последняя фраза заставила Тай’Олаша поперхнуться, а вот Ли Хана отпустило, он покачал головой и отобрал у меня руку.

– Какой советчик, такой и совет.

– Что я не так сказал?

– В том-то и беда, что все верно, – вздохнул белый. – Это – проблема монопоселений: взгляд на события получается слишком односторонний, что плохо сказывается на свободе выбора. Решения становятся стереотипны, начиная с мелочей и кончая общей стратегией.

Тай’Олаш дернул бровью:

– Ты признаешь, что точка зрения черных – полезна?

– Иногда она просто безальтернативна.

Я с достоинством вернулся на свое место (естественно, остававшееся незанятым) и унес с собой залежавшиеся на этой стороне стола оладьи. Пусть не думают, что судьба посторонних придурков имеет ко мне какое-то отношение.

За оладьи пришлось драться – Ридзер немедленно попытался запустить руку в тарелку. И не потому, что голоден, – инстинкты требовали от него демонстрировать свое главенство за столом. Ишь ты, отец народов! Тайком показал ему дулю.

Ли Хан встал из-за стола и вежливо откланялся, а проходя мимо меня, не удержался от шпильки:

– Учтите, я знаю, что вы руководствовались не состраданием! – веско припечатал он.

– Сам понял, что сказал?

И кому. Сострадательный черный – анекдот в двух словах. Единственное чувство, которое должны вызывать у нас чужие беды, – неприкрытое злорадство. Допустим, мое тяжелое детство и белое воспитание сглаживают внешние проявления характера, но в душе я такой же, как все.

Тай’Олаш проводил Ли Хана насмешливым взглядом.

– Всю жизнь я пребывал в убеждении, – сообщил он мне, – что сильный колдун подобен разрушительной стихии, неспособной самостоятельно удерживать себя в границах разумного. Сегодня мне было явлено доказательство, что человеческая природа волшебника первична, главное – суметь к ней воззвать. Как жаль, что у нас нет шанса выстроить общество, подобное ингернийскому!

– Это еще почему?

– Последние сильные маги империи погибли во время мятежа в Орри, а их дети оказались слабыми. На смену поколению завоевателей так никто и не пришел. Вырождение, повсеместно – вырождение…

Я покосился на Тай’Олаша. Просветить его, что ли, в реальное положение вещей?


У нас в отряде состоял армейский эксперт Гирджен по прозвищу Кошкин Сын (я его настоящее имя только из ведомости узнал). Нет, с глазами у него все в порядке и с зубами тоже, просто маг был невероятно блудлив. Более того, Гирджен представлял собой довольно необычное для черных явление – искусного соблазнителя. Он не пропускал ни одной свободной женщины (и несвободной – тоже), за что в свое время и пострадал на гражданке. Что такое бабы в нем находили? Не красавчик, однозначно, в плане характера я вообще молчу (черный – это диагноз), тем не менее в любом месте, где мы задерживались больше, чем на сутки, Кошкин Сын находил себе пассию. Даже среди черноголовых (я бы побрезговал). Так что если талант к магии определяет кровь, то всплеск природных способностей са-ориотцам обеспечен.

Белые опять засуетились, стаскивая к веранде кульки, мешки и бутылки. Бойцы Ридзера поняли, что цирк окончен, и стали нехотя выбираться из кресел. Тут оказалось, что Ли Хан, этот образец доброты и человеколюбия, задрал хвост и угреб куда-то, а тащить продукты придется бессердечным черным. Рурк вызвался было сбегать за грузовиком, но вспомнил, сколько придется ехать, и признал, что на своих двоих будет быстрее. Ох уж мне эти криворукие строители! Хотя, если рассматривать дорогу как фортификационное сооружение, выходит самое то. Может, не такие уж они и наивные, эти белые маги?





Глава 4




– Туда ли мы идем? – упрямо нудил Ана’Рассе. – С чего вы вообще взяли, что по этому пути можно кого-то догнать? Следы машин шли дальше!

– Чужеземец – талле и Тай’Амиши – талле, – с удивительной выдержкой и терпением разъяснял Т’Ахиме. – Не задолго до того, как закрылись тракты, к Тай’Амиши приезжал другой талле. Они громко ругались, пастырь поминал «глупцов, собравшихся в Акуваре». Чужеземец спрашивал у людей, куда уехал Тай’Амиши. Акувара упоминалась несколько раз.

– К тому же, – с усмешкой добавлял Су’Хамат, – в любом другом случае нам их все равно не догнать. А так – императорская дорога в Акувару раз в десять длиннее короткого пути.

И ведь понимал же Су’Никар, что торная дорога не зря такая длинная.

Кто и когда проложил короткую тропу через береговой хребет, история умалчивала. В народе она прозывалась Три Головы и была известна тем, что императорские курьеры, везущие срочные депеши из портового Меронге в Тусуан, ехали по ней непременно втроем и каждый – со своей копией сообщения. Только так можно было гарантировать, что послание достигнет адресата. Смельчаков, ступивших на этот путь, поджидали длинные осыпи, время от времени обретающие невероятную подвижность, внезапные порывы шквалистого ветра, способного заморозить плохо экипированного человека насмерть, банальные обвалы и лавины, узкие трещины и густой туман, а также ночные гости – останки тех, кто не прошел тут раньше.

Ступая на Три Головы, Су’Никар напомнил себе, что он гораздо ценнее курьера-печатного, а значит, торопиться не стоит. Изгоняющий категорически запретил подчиненным погонять коней и по каждому подозрительному участку пути бил проклятиями (пусть то, что плохо держится, упадет вниз!). Благодаря принятым мерам, отряд потерял только лошадь – скотина неожиданно взбрыкнула, оступилась и заскользила к краю обрыва, увлекая за собой одного из учеников. Су’Никар проклятием обрезал упряжь и крепко приморозил парня штанами к камню (чтобы вытянуть его обратно на тропу, за веревку пришлось тянуть втроем). Ана’Рассе долго сердито распекал самозваного спасателя. Да, по уму, вытаскивать надо было лошадь, как большую ценность, но именно за этого ученика (своего племянника) просил Сай’Коси – наставник и покровитель Су’Никара. От выполнения таких негласных обязательств зависело будущее тусуанского изгоняющего, его влияние и положение в общине. Ради сохранения расположения Сай’Коси Су’Никар готов был ввести Наместника в расходы. Правда, свое наказание неуклюжий болван все-таки получил: до самого вечера ему пришлось пешком бежать за лошадьми – останавливаться, чтобы перераспределить поклажу, отряд не стал. Одолев последний участок тропы – природную лестницу с озорным названием Незевайка, отряд перешел от пронизывающего ветра вершин к влажному зною равнины. Расслабляться было рано: слева от дороги дышала нереальной жутью Таллейская топь – сердце Акувары.

Лошади нервно стригли ушами и норовили шарахнуться в кусты. Манили путников блуждающие огни, призрачные рати жгли холодные костры, и под поверхностью воды блуждали тени танцующей нечисти. Долина имела репутацию вотчины демонопоклонников. Правда, ни одного человека, сумевшего получить выгоду от заигрывания с потусторонним, Су’Никар не знал и в реальность заговора чернокнижников не верил. Да, сжигают пастыри пару раз в год на потеху толпе каких-то сумасшедших, что с того? У черноголовых и то больше шансов накликать ночного гостя. Но факт оставался фактом: пройти через Акувару по старому тракту удавалось только очень сильным отрядам (чужаки попадали под такое определение), обычные люди пропадали там без следа. Такой порядок вещей сохранялся дольше, чем жил любой из изгоняющих, – со времен второй династии императоров, провозгласивших И’Са-Орио-Т от моря до моря.

Ученики шепотом переговаривались, споря, удалось ли кому-то из них разглядеть шпили болотной крепости, пересказывали друг другу байки про драконов и оскверненные реликвии. Что произошло здесь на самом деле, знал разве что хранитель императорской библиотеки – даже для одаренных вторая династия закончилась слишком давно. Праздник победы над западными еретиками был одним из самых шумных и любимых в народе. Отмечать его полагалось всем в обязательном порядке, но вот кто кого победил и в чем состояло их разногласие, Су’Никар сказать не брался.

На перекрестке некогда оживленных трактов возвышалась ступа – традиционный памятник, возведенный как раз в честь той давней победы. Спеченная огнем в монолит, ажурная башня из кирпича-сырца когда-то впечатляла путников замысловатостью орнамента. Но годы и солнце обгрызли выступающие части узора, и теперь сооружение выглядело как торчащий из земли гриб. Впрочем, смотреть на него все равно было некому.

Су’Никар тщательно обследовал землю – характерных следов колес на ней не оказалось.

– Ну, и зачем мы тащились сюда? – опять заныл Ана’Рассе. – Я сразу подозревал, что чужаки поехали в другую сторону.

– Ха! – Су’Хамат вгляделся в окаймляющие топь холмы. – Скорее не стали нестись по горам сломя голову.

– Доедем до края топей, – постановил Су’Никар. – Не найдем следов, значит, не судьба.

Оббивать подковы о камни не стали, и вообще – вдруг чужаки выскочат на них лоб в лоб? Отряд отъехал от тракта на сто локтей и двинулся параллельно (насколько местность позволяла). Обрамлявшие болотную низменность холмы поросли ивняком и прочей дурной порослью – ни срубить, ни сжечь. Время от времени Су’Никар давал команду остановиться и прислушаться – он резонно полагал, что услышать машины они смогут раньше, чем увидеть. От перекрестка они успели удалиться лиги на три, прежде чем поиски драматически завершились.

Су’Никар выехал на широкую поляну и проехал по ней локтей двадцать прежде, чем до него дошло, где он находится. Лошадь всхрапнула, почувствовав резко натянувшийся повод. Изгоняющий лихорадочно пытался вспомнить нужные формулы и прикинуть масштаб приложенных тут сил…

– Это что, Смерть Травы? – удивленно спросил С’Анишу.

«Быстро соображает, хороший изгоняющий вырастет!»

– Вчера была, – хмуро отозвался Су’Хамат, уже ползающий по земле в поисках следов ворожбы. – Спорим, что я знаю, кто тут отметился?

– Так, это, на такой площади… – С’Лахим, очевидно, считал в уме лучше Су’Никара. – Как же они ритуал-то завершили?

Смерть Травы был единственным ночным гостем, от участия в изгнании которого имперский маг мог отказаться, теоретически, естественно (Су’Никар не знал в Тусуане никого, кто воспользовался бы этой привилегией). Суть даже не в том, что нежить жрал силу как не в себя. Долгий ритуал требовал предельной сосредоточенности и самоотдачи, и слабые колдуны не выдерживали – теряли контроль, упускали плетение и гибли. Отдача била по ведущему ритуал, как правило, – самому умелому в группе, в результате на следующем этапе многоступенчатой ворожбы шанс выжить становился еще меньше.

– Как – не знаю, – распрямился Су’Хамат. – Какая-то сволочь все линии стерла. Но ритуал был разовым.

– Но так ведь не бывает, – брякнул С’Анишу, и по необычным, скулящим ноткам в его голосе Су’Никар понял, что драться с чужаками его отряд не будет.

Черными овладел естественный заменитель страха – благоговение. Са-ориотские изгоняющие легко впадали в это состояние – их слишком долго учили подчиняться, а укротители из Тусуана вообще славились своими умениями. Если мучителю нельзя возразить, его надо полюбить, и все простится! Жить под занесенным мечом Уложения и мыслить иначе попросту не получалось. Теперь этот обычай играл против Наместника: если светозарный Анатари’Шарп мог наказать и даже убить (угрозы понятные и привычные), то мощь иноземных рыцарей в сознании изгоняющих не помещалась. Увидев чужаков во плоти, они попытаются заслужить расположение новых кумиров, а прежнего вожака, не задумываясь, подставят под удар. Какая уж тут схватка!

Су’Никар обменялся с Су’Хаматом понимающими взглядами.

«Рассчитывать можно только на себя».

– Всем оставаться на месте! – Су’Никар вылез из седла и принялся выгружать из переметных сумок колдовские принадлежности. – След свежий, они не могут быть далеко. Мы с Су’Хаматом пойдем на разведку. И чтоб ни шагу отсюда!

Молодые изгоняющие понятливо покивали, но топтаться на останках ночного гостя все же не рискнули – в сторону отошли.

– Господин! – Су’Никар окликнул Ана’Рассе. – Возможно, нам придется прибегнуть к силе. Прошу, пошлите с нами пастыря!

По чести сказать, возглавить вылазку должен был лидер отряда, лично. Но Ана’Рассе под боком был Су’Никару на фиг не нужен, а вот в отсутствие пастыря ворожить изгоняющий не мог – тот же Су’Хамат его потом и зарежет, чтобы своих не подставлял. Неясно, что подумал про себя предводитель, но Т’Ахиме он с ними отпустил.

Для начала Су’Никар вернулся к тракту (пешком и под прикрытием зелени) и обнаружил, что от завершения зимних дождей по нему никто не ездил. Но ведь не примерещился же ему ночной гость? Разведчики двинулись вдоль обочины. Далеко идти не пришлось – в какой-то полусотне локтей обнаружился стиснутый кустами перекресток. В колеях узкой проселочной дороги отчетливо проступал знакомый до боли рисунок. Су’Никар беззвучно оскалился и заложил по холмам большой крюк, надеясь подобраться к противнику с тыла, а Су’Хамат просто держал нос по ветру.

Богиня судьбы посмотрела на них с недоступных горних высей, усмехнулась и подарила давно желаемую встречу.