Анализ крови
Часть 7 из 15 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Этот вопрос привел девушку в бешенство. Все ее стройное тело напряглось, она бросила окурок и раздавила его каблуком. Во внутренних уголках ее черных, словно полночь, глаз навернулись слезы.
– Чертов врач! Почему вы не сказали мне!
Смахнув слезы, Нона развернулась и убежала прочь.
Стараясь не смотреть мне в глаза, Рауль подобрал с пола смятый окурок и выбросил его в пепельницу. Прижав ладонь ко лбу, он глубоко вздохнул и снова поморщился. Должно быть, головная боль была невыносимой.
– Пошли, – сказал он. – Зайдем к нему.
На двери комнаты медсестер висела написанная от руки бумажка, гласящая: «Добро пожаловать в медицину космической эры».
Доска на стене была сплошь покрыта приколотыми бумажками: графики дежурств, вырезанные из журналов карикатуры, таблицы приема лекарств, а также подписанная фотография знаменитого бейсболиста с лысым мальчиком в инвалидной коляске. Схватив обеими руками биту, ребенок с восторгом смотрел на бейсболиста, а тот чувствовал себя неуютно среди стоек с капельницами.
Достав из корзины историю болезни, Рауль пролистал ее и, пробурчав что-то себе под нос, нажал на кнопку над столом. Через считаные секунды в комнату просунула голову грузная женщина в белом халате.
– Да… о, здравствуйте, доктор Мелендес. – Увидев меня, она кивнула, завершив этот жест красноречивым вопросительным знаком.
Рауль представил нас. Медсестру звали Эллен Бекуит.
– Хорошо, – сказала она. – Вы нам здесь пригодитесь.
– В прошлом доктор Делавэр возглавлял службу психологической помощи в нашем отделении. Он специалист с мировым именем в области психологических последствий вынужденного карантина.
– О! Замечательно. Рада с вами познакомиться.
Я пожал протянутую мясистую руку.
– Эллен, – сказал Рауль, – когда должны вернуться мистер и миссис Своупы?
– Господи, доктор Мелендес, да откуда ж мне знать? Они провели здесь всю ночь, после чего ушли. Обыкновенно они приходят каждый день, так что и сегодня, думаю, появятся.
Рауль стиснул зубы.
– Спасибо, Эллен, – резко произнес он, – ты нам очень помогла.
Медсестра вспыхнула, и на ее мясистом лице появилось выражение животного, приведенного в незнакомый загон.
– Извините, доктор Мелендес, но родители не обязаны сообщать нам…
– Не бери в голову. Насчет мальчишки никаких новостей?
– Нет, сэр, мы просто ждем… – Увидев выражение лица Рауля, она осеклась. – Мм, я должна поменять белье в третьей палате, доктор Мелендес, так что если у вас больше нет ко мне никаких вопросов…
– Ступай. Но сначала пригласи сюда Беверли Лукас.
Медсестра оглянулась на приколотый к доске график дежурств.
– Она оставила номер своего пейджера, сэр.
– Так отправь ей сообщение, ради всего святого!
Медсестра поспешно вышла.
– И они мнят себя профессионалами! – презрительно пробормотал Рауль. – Хотят работать рука об руку с врачом как равные партнеры! Бред какой-то.
– Ты принимаешь что-нибудь от головной боли? – спросил я.
Мой вопрос застал его врасплох.
– Что… о, все не так плохо, – солгал Рауль, фальшиво улыбаясь. – Изредка принимаю что-нибудь.
– Никогда не пробовал биоэлектронную обратную связь или гипноз?
Он молча покачал головой.
– А надо бы. Помогает. Можно научиться по собственному желанию выполнять вазодилатацию, расширять и сужать кровеносные сосуды.
– Нет времени учиться.
– Научиться этому можно быстро, если пациент мотивирован.
– Да, но…
Его прервал телефонный звонок. Сняв трубку, Рауль рявкнул в нее несколько фраз и положил на место.
– Это была Беверли Лукас, работник службы социального обеспечения. Она сейчас прибудет сюда, чтобы ввести тебя в курс дела.
– Я знаком с Бев. Она проходила здесь практику, когда я работал ординатором.
Протянув руку ладонью вниз, Рауль поводил ею из стороны в сторону.
– Так себе, а?
– А я всегда считал ее весьма толковой.
– Как скажешь, – с сомнением произнес он. – В данном случае от нее не было никакого толку.
– Рауль, возможно, и от меня также не будет никакого толку.
– Ты другой, Алекс. Ты мыслишь как ученый, но можешь общаться с пациентами как гуманист. Очень редкое сочетание. Вот почему я тебя выбрал, друг мой.
Рауль никогда меня не выбирал, но я не стал спорить. Быть может, он просто забыл, как все началось на самом деле.
Несколько лет назад правительство выделило ему грант на изучение медицинской целесообразности изолирования детей с онкологическими заболеваниями в свободной от бактерий среде. «Среда» поступила от НАСА – пластиковые модули, которые использовались для того, чтобы не позволить возвратившимся на Землю астронавтам заразить остальных людей патогенами из космоса. Модули непрерывно заполнялись воздухом, проходящим через фильтры и поступающим быстрыми ламинарными потоками. Последнее обстоятельство имело очень большое значение, поскольку тем самым исключались «карманы» турбулентности, где могли бы накапливаться и размножаться бактерии.
Ценность эффективного способа защиты онкологических больных от микробов становится очевидной, если хотя бы немного разбираться в химиотерапии. Многие препараты, убивающие раковые клетки, также ослабляют иммунную систему человека. Нередко пациенты умирают не от самого заболевания, а от инфекций, обусловленных лечением.
Репутация Рауля как исследователя была безупречной, и правительство выделило ему четыре модуля и крупную сумму денег, которой он мог распоряжаться по собственному усмотрению. Рауль собрал обширные статистические данные, разделив детей на две группы, экспериментальную и контрольную; дети из контрольной группы содержались в обыкновенных больничных палатах и пользовались такими обычными защитными принадлежностями, как маски и халаты. Он пригласил микробиологов отслеживать количество микробов. Он получил доступ к мощному компьютеру в Калифорнийском технологическом институте, чтобы проанализировать полученные данные. Он был готов действовать.
И тут кто-то поднял вопрос о психологическом ущербе изоляции для детей.
Рауль пренебрежительно отмахнулся от возможных рисков, однако другие засомневались. В конце концов, рассуждали они, предполагалось подвергать малышей в возрасте от двух лет тому, что можно охарактеризовать только как «лишение всех чувственных восприятий» – долгие месяцы в пластиковой капсуле, без тактильного контакта с другими человеческими существами, полное отстранение от всех повседневных занятий. Да, конечно, защитная среда, которая, однако, может оказаться губительной. Тут нужно было разобраться.
Я в то время был начинающим психологом, и эту работу предложили мне, поскольку остальные три специалиста не хотели иметь никаких дел с раком. И ни у кого из них не было желания работать с Раулем Мелендес-Линчем.
Я увидел в этом возможность провести интересные исследования и предотвратить эмоциональную катастрофу. Когда я впервые встретился с Раулем и попытался изложить ему свои мысли, он лишь мельком взглянул на меня, рассеянно кивнул и снова погрузился в чтение «Медицинского журнала».
После того как я закончил свою речь, Рауль поднял на меня взгляд и сказал:
– Наверное, вам будет нужен кабинет.
Начало вышло не слишком многообещающим, но постепенно Рауль прозрел и увидел всю ценность психологических консультаций. Я уговорил его встроить в каждый модуль окошко и часы. Я теребил его до тех пор, пока он не выбил средства на детского психолога и сотрудника службы социального обеспечения, которые на постоянной основе работали бы с родителями больных детей. Я отхватил солидный кусок компьютерного времени на анализ данных психологических наблюдений. В конечном счете мои усилия принесли плоды. В других клиниках приходилось выпускать пациентов из изоляции из-за психологических проблем, однако у нас дети хорошо адаптировались к лечению. Я собрал горы данных и опубликовал несколько статей и монографию, в соавторстве с Раулем. Открытия в области психологии привлекли в научных кругах больше внимания, чем собственно медицинские проблемы, и к концу трехлетнего периода Рауль, заметно смягчившийся, уже был ярым сторонником психологической помощи.
Мы сдружились, хотя и на относительно поверхностном уровне. Иногда Рауль рассказывал о своем детстве. Его родители, выходцы из Аргентины, бежали из Гаваны на рыбацкой шхуне после того, как Кастро национализировал принадлежавшую им плантацию и почти все их состояние. Рауль гордился семейными традициями врачей-бизнесменов. Все его дядья и почти все двоюродные братья, как он объяснил, были врачами, в том числе среди них были и профессора медицины. (Все благородные джентльмены, за исключением кузена Эрнесто, «грязного свиньи-коммуниста». Эрнесто также когда-то был врачом, но «предал своих родных, бросил профессию ради того, чтобы стать радикалом-убийцей». И не важно, что «многие тысячи безмозглых дураков почитают его как Че Гевару». Для Рауля он всегда оставался презренным кузеном Эрнестом, паршивой овцой в семействе.)
Но какими бы ни были достижения Рауля в медицине, личная его жизнь была полной катастрофой. Он легко очаровывал женщин, но в конечном счете неизменно отталкивал их от себя своим одержимым характером. Четыре из них вытерпели брак с ним, родив ему одиннадцать детей, с большинством из которых он не встречался.
Сложный, тяжелый человек.
И вот сейчас он сидел в пластиковом кресле в убогом маленьком кабинете, пытаясь шутить насчет циркулярной пилы, раздирающей ему черепную коробку.
– Я бы хотел встретиться с мальчиком, – сказал я.
– Разумеется. Если хочешь, могу представить ему тебя прямо сейчас.
Рауль уже приготовился подняться на ноги, но тут в кабинет вошла Беверли Лукас.
– Доброе утро, джентльмены, – сказала она. – Алекс – как я рада тебя видеть!
– Привет, Бев!
Я встал, и мы обнялись.
Беверли выглядела хорошо, хотя и здорово похудела по сравнению с тем, какой я ее помнил. Несколько лет назад она была жизнерадостной, довольно бесхитростной стажеркой, полной энтузиазма. Из тех, кто только в старших классах школы начинает пользоваться косметикой. Сейчас ей должно было быть под тридцать, и обаяние маленькой феи частично превратилось в женскую целеустремленность. Крошечная и светленькая, розовощекая, с длинными волосами соломенного цвета, завитыми плавными волнами. На круглом открытом лице, не тронутом косметикой, доминировали огромные карие глаза. Никаких украшений, одежда самая простая – темно-синяя юбка до колен, красная с голубым блузка с коротким рукавом, дешевые туфли. В руках чрезмерно большая сумочка, которую Бев швырнула на стол.
– Ты в прекрасной форме, – заметил я.
– Бегаю. Теперь перешла на длинные дистанции. – Она напрягла бицепс и рассмеялась.
– Впечатляет.
– Это помогает сосредоточиться. – Она присела на край стола. – Что привело тебя сюда после столь долгого перерыва?
– Рауль хочет, чтобы я помог ему со Своупами.
Выражение лица Беверли резко изменилось, став твердым и прибавив ей на вид несколько лет.
– Удачи тебе, – с деланой любезностью сказала она.
– Чертов врач! Почему вы не сказали мне!
Смахнув слезы, Нона развернулась и убежала прочь.
Стараясь не смотреть мне в глаза, Рауль подобрал с пола смятый окурок и выбросил его в пепельницу. Прижав ладонь ко лбу, он глубоко вздохнул и снова поморщился. Должно быть, головная боль была невыносимой.
– Пошли, – сказал он. – Зайдем к нему.
На двери комнаты медсестер висела написанная от руки бумажка, гласящая: «Добро пожаловать в медицину космической эры».
Доска на стене была сплошь покрыта приколотыми бумажками: графики дежурств, вырезанные из журналов карикатуры, таблицы приема лекарств, а также подписанная фотография знаменитого бейсболиста с лысым мальчиком в инвалидной коляске. Схватив обеими руками биту, ребенок с восторгом смотрел на бейсболиста, а тот чувствовал себя неуютно среди стоек с капельницами.
Достав из корзины историю болезни, Рауль пролистал ее и, пробурчав что-то себе под нос, нажал на кнопку над столом. Через считаные секунды в комнату просунула голову грузная женщина в белом халате.
– Да… о, здравствуйте, доктор Мелендес. – Увидев меня, она кивнула, завершив этот жест красноречивым вопросительным знаком.
Рауль представил нас. Медсестру звали Эллен Бекуит.
– Хорошо, – сказала она. – Вы нам здесь пригодитесь.
– В прошлом доктор Делавэр возглавлял службу психологической помощи в нашем отделении. Он специалист с мировым именем в области психологических последствий вынужденного карантина.
– О! Замечательно. Рада с вами познакомиться.
Я пожал протянутую мясистую руку.
– Эллен, – сказал Рауль, – когда должны вернуться мистер и миссис Своупы?
– Господи, доктор Мелендес, да откуда ж мне знать? Они провели здесь всю ночь, после чего ушли. Обыкновенно они приходят каждый день, так что и сегодня, думаю, появятся.
Рауль стиснул зубы.
– Спасибо, Эллен, – резко произнес он, – ты нам очень помогла.
Медсестра вспыхнула, и на ее мясистом лице появилось выражение животного, приведенного в незнакомый загон.
– Извините, доктор Мелендес, но родители не обязаны сообщать нам…
– Не бери в голову. Насчет мальчишки никаких новостей?
– Нет, сэр, мы просто ждем… – Увидев выражение лица Рауля, она осеклась. – Мм, я должна поменять белье в третьей палате, доктор Мелендес, так что если у вас больше нет ко мне никаких вопросов…
– Ступай. Но сначала пригласи сюда Беверли Лукас.
Медсестра оглянулась на приколотый к доске график дежурств.
– Она оставила номер своего пейджера, сэр.
– Так отправь ей сообщение, ради всего святого!
Медсестра поспешно вышла.
– И они мнят себя профессионалами! – презрительно пробормотал Рауль. – Хотят работать рука об руку с врачом как равные партнеры! Бред какой-то.
– Ты принимаешь что-нибудь от головной боли? – спросил я.
Мой вопрос застал его врасплох.
– Что… о, все не так плохо, – солгал Рауль, фальшиво улыбаясь. – Изредка принимаю что-нибудь.
– Никогда не пробовал биоэлектронную обратную связь или гипноз?
Он молча покачал головой.
– А надо бы. Помогает. Можно научиться по собственному желанию выполнять вазодилатацию, расширять и сужать кровеносные сосуды.
– Нет времени учиться.
– Научиться этому можно быстро, если пациент мотивирован.
– Да, но…
Его прервал телефонный звонок. Сняв трубку, Рауль рявкнул в нее несколько фраз и положил на место.
– Это была Беверли Лукас, работник службы социального обеспечения. Она сейчас прибудет сюда, чтобы ввести тебя в курс дела.
– Я знаком с Бев. Она проходила здесь практику, когда я работал ординатором.
Протянув руку ладонью вниз, Рауль поводил ею из стороны в сторону.
– Так себе, а?
– А я всегда считал ее весьма толковой.
– Как скажешь, – с сомнением произнес он. – В данном случае от нее не было никакого толку.
– Рауль, возможно, и от меня также не будет никакого толку.
– Ты другой, Алекс. Ты мыслишь как ученый, но можешь общаться с пациентами как гуманист. Очень редкое сочетание. Вот почему я тебя выбрал, друг мой.
Рауль никогда меня не выбирал, но я не стал спорить. Быть может, он просто забыл, как все началось на самом деле.
Несколько лет назад правительство выделило ему грант на изучение медицинской целесообразности изолирования детей с онкологическими заболеваниями в свободной от бактерий среде. «Среда» поступила от НАСА – пластиковые модули, которые использовались для того, чтобы не позволить возвратившимся на Землю астронавтам заразить остальных людей патогенами из космоса. Модули непрерывно заполнялись воздухом, проходящим через фильтры и поступающим быстрыми ламинарными потоками. Последнее обстоятельство имело очень большое значение, поскольку тем самым исключались «карманы» турбулентности, где могли бы накапливаться и размножаться бактерии.
Ценность эффективного способа защиты онкологических больных от микробов становится очевидной, если хотя бы немного разбираться в химиотерапии. Многие препараты, убивающие раковые клетки, также ослабляют иммунную систему человека. Нередко пациенты умирают не от самого заболевания, а от инфекций, обусловленных лечением.
Репутация Рауля как исследователя была безупречной, и правительство выделило ему четыре модуля и крупную сумму денег, которой он мог распоряжаться по собственному усмотрению. Рауль собрал обширные статистические данные, разделив детей на две группы, экспериментальную и контрольную; дети из контрольной группы содержались в обыкновенных больничных палатах и пользовались такими обычными защитными принадлежностями, как маски и халаты. Он пригласил микробиологов отслеживать количество микробов. Он получил доступ к мощному компьютеру в Калифорнийском технологическом институте, чтобы проанализировать полученные данные. Он был готов действовать.
И тут кто-то поднял вопрос о психологическом ущербе изоляции для детей.
Рауль пренебрежительно отмахнулся от возможных рисков, однако другие засомневались. В конце концов, рассуждали они, предполагалось подвергать малышей в возрасте от двух лет тому, что можно охарактеризовать только как «лишение всех чувственных восприятий» – долгие месяцы в пластиковой капсуле, без тактильного контакта с другими человеческими существами, полное отстранение от всех повседневных занятий. Да, конечно, защитная среда, которая, однако, может оказаться губительной. Тут нужно было разобраться.
Я в то время был начинающим психологом, и эту работу предложили мне, поскольку остальные три специалиста не хотели иметь никаких дел с раком. И ни у кого из них не было желания работать с Раулем Мелендес-Линчем.
Я увидел в этом возможность провести интересные исследования и предотвратить эмоциональную катастрофу. Когда я впервые встретился с Раулем и попытался изложить ему свои мысли, он лишь мельком взглянул на меня, рассеянно кивнул и снова погрузился в чтение «Медицинского журнала».
После того как я закончил свою речь, Рауль поднял на меня взгляд и сказал:
– Наверное, вам будет нужен кабинет.
Начало вышло не слишком многообещающим, но постепенно Рауль прозрел и увидел всю ценность психологических консультаций. Я уговорил его встроить в каждый модуль окошко и часы. Я теребил его до тех пор, пока он не выбил средства на детского психолога и сотрудника службы социального обеспечения, которые на постоянной основе работали бы с родителями больных детей. Я отхватил солидный кусок компьютерного времени на анализ данных психологических наблюдений. В конечном счете мои усилия принесли плоды. В других клиниках приходилось выпускать пациентов из изоляции из-за психологических проблем, однако у нас дети хорошо адаптировались к лечению. Я собрал горы данных и опубликовал несколько статей и монографию, в соавторстве с Раулем. Открытия в области психологии привлекли в научных кругах больше внимания, чем собственно медицинские проблемы, и к концу трехлетнего периода Рауль, заметно смягчившийся, уже был ярым сторонником психологической помощи.
Мы сдружились, хотя и на относительно поверхностном уровне. Иногда Рауль рассказывал о своем детстве. Его родители, выходцы из Аргентины, бежали из Гаваны на рыбацкой шхуне после того, как Кастро национализировал принадлежавшую им плантацию и почти все их состояние. Рауль гордился семейными традициями врачей-бизнесменов. Все его дядья и почти все двоюродные братья, как он объяснил, были врачами, в том числе среди них были и профессора медицины. (Все благородные джентльмены, за исключением кузена Эрнесто, «грязного свиньи-коммуниста». Эрнесто также когда-то был врачом, но «предал своих родных, бросил профессию ради того, чтобы стать радикалом-убийцей». И не важно, что «многие тысячи безмозглых дураков почитают его как Че Гевару». Для Рауля он всегда оставался презренным кузеном Эрнестом, паршивой овцой в семействе.)
Но какими бы ни были достижения Рауля в медицине, личная его жизнь была полной катастрофой. Он легко очаровывал женщин, но в конечном счете неизменно отталкивал их от себя своим одержимым характером. Четыре из них вытерпели брак с ним, родив ему одиннадцать детей, с большинством из которых он не встречался.
Сложный, тяжелый человек.
И вот сейчас он сидел в пластиковом кресле в убогом маленьком кабинете, пытаясь шутить насчет циркулярной пилы, раздирающей ему черепную коробку.
– Я бы хотел встретиться с мальчиком, – сказал я.
– Разумеется. Если хочешь, могу представить ему тебя прямо сейчас.
Рауль уже приготовился подняться на ноги, но тут в кабинет вошла Беверли Лукас.
– Доброе утро, джентльмены, – сказала она. – Алекс – как я рада тебя видеть!
– Привет, Бев!
Я встал, и мы обнялись.
Беверли выглядела хорошо, хотя и здорово похудела по сравнению с тем, какой я ее помнил. Несколько лет назад она была жизнерадостной, довольно бесхитростной стажеркой, полной энтузиазма. Из тех, кто только в старших классах школы начинает пользоваться косметикой. Сейчас ей должно было быть под тридцать, и обаяние маленькой феи частично превратилось в женскую целеустремленность. Крошечная и светленькая, розовощекая, с длинными волосами соломенного цвета, завитыми плавными волнами. На круглом открытом лице, не тронутом косметикой, доминировали огромные карие глаза. Никаких украшений, одежда самая простая – темно-синяя юбка до колен, красная с голубым блузка с коротким рукавом, дешевые туфли. В руках чрезмерно большая сумочка, которую Бев швырнула на стол.
– Ты в прекрасной форме, – заметил я.
– Бегаю. Теперь перешла на длинные дистанции. – Она напрягла бицепс и рассмеялась.
– Впечатляет.
– Это помогает сосредоточиться. – Она присела на край стола. – Что привело тебя сюда после столь долгого перерыва?
– Рауль хочет, чтобы я помог ему со Своупами.
Выражение лица Беверли резко изменилось, став твердым и прибавив ей на вид несколько лет.
– Удачи тебе, – с деланой любезностью сказала она.