Анабиоз

Таксист мрачно покачал головой и ничего не ответил. Значит, знал.

Мы двигались вперед. Фургон шел по своей полосе, никуда не сворачивая и не перестраиваясь. Мы проехали мимо стадиона, затем миновали крупный парк, у ворот которого толпилось множество людей. Возможно, какое-то событие. Или просто солнечный день, в который можно пожить в свое удовольствие. Речь ведь об обычных людях, а не обо мне.

Мы повернули на крупном перекрестке. Затем на следующем встали на светофоре. Таксист ушел на соседнюю полосу и теперь пожалел об этом — было заметно по его напряженному лицу. Потому что поток заставил его проползти вперед и встать строго параллельно синему фургону рабовладельцев.

— Твою мать, — пробормотал водитель сквозь стиснутые зубы. Его шея была напряжена, я видел каждую жилу и мышцу. Он делал все возможное, чтобы непроизвольно не повернуть голову и не встретиться взглядом с теми, кто сидел в соседнем авто.

Загорелся зеленый, и «Газель» сорвалась с места. Таксист пополз следом, постепенно отставая. Он нервничал все больше. Такси перестроилось на соседнюю полосу, снова для подстраховки став третьей машиной за несущимся вперед синим фургоном.

И эта подстраховка нас подвела. Следующий светофор вспыхнул желтым, когда «Газель» поравнялась с ним. Фургон успел проскочить перекресток, после чего загорелся красный, и движение встало. Я выругался, видя, как синяя «Газель» удаляется все дальше.

— Можем догнать?

— Попробуем, — без энтузиазма буркнул таксист.

Надо отдать ему должное, он действительно попытался. Как только загорелся зеленый, мы тронулись с места. Лавируя из полосы в полосу, такси вырвалось вперед и рвануло по улице. Я отчаянно искал глазами фургон. Но его нигде не было. Следующий перекресток встретил нас роковым красным сигналом светофора.

— Твою мать! — не выдержав, я двинул кулаком по колену.

— Ушли.

— Сам вижу. Что ж вы так, а? Мне кровь из носа нужно знать, куда они поехали. А мы и пяти минут не продержались.

Таксист ничего не ответил. Вместо этого он тронулся, когда светофор позволил автомобилям дальнейшее движение. Но за пересечением улиц водитель толкнул пальцем поворотник и съехал к обочине. После чего повернулся ко мне.

— Кровь из носа, говоришь? Будет тебе кровь и из носа, и из брюха, если ты и дальше продолжишь в шпионов, мать твою, играть.

Я прищурился, внимательно наблюдая за ним.

— Что вы знаете?

— Ничего.

— Секунду, — я ловко подхватил тысячную купюру с панели приборов. — Братан, мы договаривались, что мы едем за синим фургоном. Эту задачу мы благополучно похерили. Так что, выходит, я тебе ничего не должен. Так?

Таксист набычился.

— Проблемы нужны?

— Эти слова мне очень многие говорили. Одни из них шепелявят без зубов, вторые учатся есть левой рукой. Третьи пьют через трубочку. Хочешь рискнуть — вперед. Я никогда не против хорошего мордобоя.

— Да откуда ты свалился на мою голову, упырь такой? — возмутился таксист. Сделал глубокий вдох, успокоился или сделал вид, что успокоился. — Ладно, хер с тобой.

— Сделка есть сделка, — продолжал я. — Но ты хотя бы скажи мне, что ты знаешь. И мы расходимся. Я никогда не видел тебя, ты никогда не видел меня. По рукам?

Таксист поколебался. Но его мало радовала перспектива возвращаться на вокзал, где у водителей наверняка была очередь, несолоно хлебавши. Бензин сжег, нервы потратил, деньги не заработал. Непорядок. Таксист вздохнул.

— Я на вокзале давно таксую, — сказал он. — Некоторые рожи примелькались. Я их не знаю, но если какие-то перцы каждый день шарахаются перед твоим носом, поневоле начинаешь их фильтровать немного, правильно?

— Само собой. Так кто они?

— Бандосы, кто же еще. Они тут не особо светятся, но ведут себя как хозяева. А еще они с местными вокзальными ментами на короткой ноге.

— Точно?

— Эти нищие калеки сидят около вокзала в самых людных местах. Сам-то как думаешь? — Логика была железная. Кивком я согласился с его доводами. — Так что ты не в ту историю ввязался. Может, ты пацан и бойкий, может, и подраться любишь. Но эти чуваки не из твоей весовой категории, понимаешь?

— У вас есть брат?

— Что?

— Брат, или сестра?

— Допустим, — таксист ничего не понимал. — И к чему ты это сейчас?

Я рассказал ему, вкратце, почему оказался в Самаре и почему мне так нужно было проследить за синей «Газелью». Когда я упомянул, что некоторые видели моего брата, слепого и без ног, на том же самом месте у подземного перехода, таксист мрачно нахмурился. Достал сигареты и, выругавшись сквозь зубы, закурил.

— Хреново, парень. Сочувствую. По-хорошему сочувствую. Очень хреновая тема у тебя нарисовалась.

— Знаю. У меня есть маленькая надежда, что люди обознались, и что тот инвалид не был моим братом. Это самое жуткое, что только можно представить. По мне, так лучше сразу помереть, чем так…

— Базара нет.


— Но если это Сергей, если он у них… Ты бы что сделал? Сел в поезд и уехал домой? Сделал вид, что забыл, что ничего не было? Я не могу так это оставить. Ни за что. Сейчас особенно. Я должен знать.

Таксист курил, слушал, кивал и мрачно думал. Наконец он подал голос.

— Вокзал для них не самое доходное место. Доходное, базара нет, но есть места и покруче. Тут рядом есть тут церковь одна… — он назвал улицу. Мне это ни о чем не говорило. — Там таких убогих целая толпа сидит. На подступах к церкви, понимаешь? Безногие, слепые, немые, безрукие… Кого там только нет. Посмотришь — жуть берет. Так вот, то место тоже под этими бандосами.

— Откуда такая уверенность?

Таксист угрюмо покосился на меня.

— Если говорю — значит, знаю, что говорю. Я в Самаре всю жизнь живу. Семья, друзья, знакомые. А слухами земля полнится. Особенно, когда ты каждый день с утра до ночи за баранкой по городу мотаешься.

Я кивнул.

— До этой церкви далеко?

— Минут пять.

Сейчас туда ехать было бесполезно. Смеркалось, а значит, в церкви не было ни службы, ни прихожан. Без которых нищим на паперти ловить нечего. Я положил купюру на панель приборов.

— Спасибо. Не обессудь.

— Назад на вокзал отвезти тебя?

— Я лучше пройдусь. Мне надо пройтись.

— Понимаю.

Я открыл дверцу и вышел из машины. Таксист окликнул вслед:

— Парень! — я обернулся. — Может, у тебя выбора нет… Но ты подумай десять раз, а еще лучше — сто раз подумай, прежде чем на рожон лезть. Там синяком ты не отделаешься. Могут и подрезать нахрен. Или что пострашнее… если ты понимаешь, о чем я.

Я понимал.

Идти назад к моему временному пристанищу пришлось довольно долго. Чтобы отвлечься от одолевающих меня мрачных мыслей, я глазел по сторонам. Искал продуктовый магазин, чтобы купить хотя бы немного алкоголя. Я боялся, что без выпивки уснуть сегодня не смогу.

Так я заприметил вывеску секонд-хенда. Магазин подержанной одежды. В голове сразу возник план. Ну конечно!

Я шагнул внутрь. Крохотный торговый зал. Ряды с вешалками, на которых была выставлена одежда «получше», и огромные коробки по центру зала, в которых было свалено все остальное, то есть самая последняя дрянь. Но именно это мне и нужно было.

— Девушка, — обратился я к продавщице, — У вас есть какие-нибудь лохмотья? Чем хуже выглядят, тем лучше.





3




Церковь оказалась самым настоящим собором — большим, внушительным и красивым. Белые башни венчали золотые купола. Собор был окружен высоким металлическим забором с большими воротами с фасадной стороны. Сейчас они были заперты на навесной замок изнутри. Очевидно, их открывали по большим церковным праздникам, когда толпы верующих заполняли храм и прилегающую территорию. Зато около ворот виднелась распахнутая калитка. От нее к собору вела асфальтовая дорожка, тянущаяся вдоль крохотных деревянных построек — в них я распознал церковные лавки.

Чтобы попасть к воротам, нужно было пересечь узкую полосу асфальта — съезд к храму с улицы. Именно эту полосу и облюбовала нищая мафия.

Сегодня нищих здесь было трое. Много это или мало, я не знал, но догадывался, что по воскресеньям и церковным праздникам их количество увеличивалось.

Старуха без глаз — на их месте виднелись сморщенные почерневшие впалые веки — сидела у забора в десятке метров от калитки. Прямо на асфальте, поджав ноги в старых рваных колготках. Перед ней стояла жестяная банка для милостыни.

Вторая старуха была изможденной и тонкой, как ствол засохшего деревца. Когда мимо проходил человек, она принималась что-то бубнить и креститься, демонстрируя ужасно скрюченные безобразные тонкие пальцы. Перед ней был расстелен платок, в центре которого был пакет — желающие помочь должны были бросать деньги именно туда. Рядом стояла картонка, на ней маркером было криво, но читаемо выведено: «Помогите на операцию».

Но самым жутким экземпляром был третий. Лицо мужского пола, чей возраст определить было совершенно невозможно. Жидкие седоватые волосы, серая кожа. Безвольно раззявый рот, с которого капала слюна. Отсутствующий пустой взгляд мертвеца. И культи вместо рук.

Четвертым нищим в этой человеческой кунсткамере был я. Место я выбрал напротив нищенок, в тени дерева. К стволу прислонил кусок картона, на котором с вечера собственноручно нацарапал «Помогите погорельцу». Рядом поставил пластиковую одноразовую тарелку для милостыни. Я распустил волосы, которые закрывали теперь половину лица, оставляя прохожим для обозрения лишь небритый подбородок и рот. Когда приближался прохожий, я выпячивал нижнюю губу и принимался выпрашивать помощь.

Благодаря матери свой стиль я нашел мгновенно. Я решил заикаться.

— П… по… помо… помогите б… б… б… бога ради, — лепетал я, принимаясь покачиваться из стороны в сторону и сучить правой рукой, словно она после чего-то жуткого (частичный паралич? инсульт?) отказывалась подчиняться и жила собственной убогой и жалкой жизнью.

Мне нужно было, чтобы нищие-конкуренты не заподозрили никакой халтуры. Я был здесь ради денег. Это моя легенда, и я следовал ей, принимаясь заикаться, покачиваться и сучить ручкой при появлении любого живого существа.

Подготовился я основательно. Лохмотья в секонд-хенде приобрел знатные. Поеденная молью растянутая и бесформенная кофта, которая была наверняка старше меня. Старый желтый (!) пиджак без рукавов. Рукава я оторвал самостоятельно, после чего вымыл получившейся безрукавкой пол на лестничной площадке перед квартирой Лидии Михайловны. Итог был безупречен. Получившееся в итоге потрепанное и жутко мятое безумие коричневого цвета с полосами, пятнами и засохшими разводами, было больше похоже на артефакт, чем на предмет гардероба.

В кармане пиджака лежал складной нож, купленный вчера в одном из магазинов по пути на квартиру. Второй нож был в рукаве левой руки. Для верности я прикрепил его к внутренней стороне запястья узкой полоской скотча. Рукоятка ножа торчала из рукава и доходила почти до центра сжатой ладони, которая и маскировала оружие. Зато мне потребуется не больше пары секунд, чтобы выхватить нож и выщелкнуть лезвие.