Американский гамбит
Часть 39 из 46 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И стороны ударили по рукам. Сделка состоялась. Сделка, на которой продавалась и покупалась смерть…
* * *
– Хочу сделать карнавальные маски. Из латекса, чтобы как живые и даже поры видны… Поры не получатся? Тогда цвет, румянец, родинки… Вы понимаете. Для семейного спектакля. Я ведь в единственном лице актер: зайду за кулисы – и раз, другой образ! Возможно такое, чтобы точь-в-точь?
– В принципе, да. Смотря кого.
– Например, Бэтмена или Шварценеггера. Да, его. Только не теперь, а в молодости и бицепсы накладные. И кого-то из злодеев обязательно, допустим Ганнибала Лектера. И пусть они борются – добро со злом и Арни побеждает. Дети будут в восторге. И еще кого-нибудь для смеха из самых узнаваемых звезд. Я подумаю кого. Сделаете? Я за ценой не постою, мне восторг детей важнее долларов.
Примерка. Лампа, столик – в точности как в театральной гримуборной с тремя раскрытыми лепестком зеркалами, чтобы фас и профили с двух сторон. Фотографии на прищепках. На них лицо… Типично американское… Лоб, щеки, волосы, глаза…
Растягиваем, надеваем на лицо латексную маску. Подгоняем, разглаживаем по физиономии, как изделие номер один, убирая складки. Смотрим, крутимся перед зеркалом фас и в профиль. Сравниваем с оригиналом на фото.
Нет, что-то не то. Здесь и здесь… Сдираем с себя образ, как змея старую шкурку. Берем другую, другого производителя… Да, эта, пожалуй, лучше. Своего лица уже нет, свое лицо – это лишь подложка, лишь болванка для нового.
Смотрим, сравниваем… Абрис, ширина лба, скулы, парик…
Скулы надо чуть расширить, брови опустить миллиметров на пять и волосков в них добавить, ну это они сделают легко… Конечно, стопроцентного сходства добиться будет трудно, но кто станет всматриваться – некогда будет всматриваться.
Теперь цветные, под колер оригинала, линзы. Поморгаем…
Похоже?.. Более-менее. Но черты лица – это не главное. Можно быть похожим на образчик, как брат близнец, и всё равно тебя мгновенно раскусят. Узнаваемым человека делает не лицо, а образ – движения, гримасы, походка, определенный поворот головы или улыбка. Именно так мы узнаем знакомых в толпе задолго до того, как рассмотрим детали.
Образ! Шаляпин в гриме Бориса Годунова – это не тональные крема и накладки, это вживание в шкуру, в характер… Это внутреннее ощущение власти, посыл! Отсюда вера зрителя и успех!
Как двигается человек с фото, как слушает, как улыбается? Смотрим видео, убыстряем, стоп-кадр. Пытаемся повторить. Вот этот наклон головы и прищур.
Нет, не так, чуть мягче.
Пробуем… Пробуем… Повторяем… Сто, двести раз… Уже лучше…
Но не то, нет, не то! Надо, как Шаляпин, надо лучше, потому что он был в образе ушедшего в мир иной человека, которого теперь уже никто не видел, и он мог импровизировать. А тот, кого предстоит играть теперь – хорошо узнаваем.
Еще раз… Еще… Еще… Поворот… Улыбка… Поднести руку к лицу, вот так. Нет, не так, вот так. Еще… Еще…
Теперь голос. Нет, другой тембр. Пытаемся менять. Голос, если это не оперный бас или женское сопрано, можно подгонять, подстраивать. Связки – такой инструмент, что поддается корректировке. Ну-ка, послушаем и попробуем повторить. Еще… Еще… Запишем свой голос, прокрутим в параллель. Добавим хрипотцы. Еще… До першения и боли в глотке, потому что трудно ломать свою речь под другого. Еще… Еще… Вроде ничего… Большую речь за оригинал не толкнешь, но пару фраз можно попробовать произнести. Тем более, в предполагаемых обстоятельствах…
Далее походка. По-разному ходят люди, кто-то подавшись вперед, кто-то откинув голову, кто-то чуть вприпрыжку, шаркая или мыски внутрь подворачивая. Один смотрит под ноги, другой перед собой, третий по сторонам. Кто-то руками машет, кто-то их в карман прячет или сзади на спине сцепляет. Разные люди, разные характеры, разные походки.
Смотрим… Анализируем… Повторяем…
Теперь в целом – идем, говорим, руками машем. Всё – одновременно…
И что? Походка довольно убедительна. Голос, если говорить короткими, рублеными фразами – более-менее. А вот мимика… Какая может быть мимика у латексной маски, которая без мышц, которая просто резина. Тут надо что-то придумать, как-то аргументировать… И еще шевелить мышцами лица, чтобы маска хоть чуть-чуть «играла».
Пробуем… Еще… Еще…
Такая работа – в чужую шкуру забраться и вживаться в нее, как в свою собственную, и чтобы даже мысли не твои, а его, что тоже отражается на походке и образе. Забыть, потерять себя, став им…
Ходим, говорим, смотрим… И еще… И еще раз…
* * *
Подводим итоги – по объектам, территориям, исполнителям… Всё готово, все на местах? И главный боец, который ты сам – готов? Ведь весь удар придется по тебе, так как ты на острие атаки. Готов?!
Тогда последняя сигарета, последний глоток боевых сто грамм и красную ракету в небо. Атака! Наше дело правое… А вот будет ли победа – не факт! И будешь ли ты жив через день или час, или умрешь смертью храбрых – неизвестно. И если даже умрешь, в списках будешь значиться как пропавший без вести, как сгинувший в чужой, неласковой, далекой от родины стране. И тем не менее…
– Слушай мою команду… Штыки примкнуть! Взво-од!..
Только нет взвода и нет батальона, ты один – командир и ты же рядовой. И начальник штаба. И санитар, если вражья пуля прилетит. И похоронная команда. Один, как перст. Как голый в пустой бане… Один за всех… И против всех!
Ну что?.. Воюем?
А куда деваться? Воюем!
* * *
Зуммер. Длинный, настойчивый. Откуда? Что это? Телефоны? Нет, телефоны молчат. Тогда откуда звук? Из ящика стола. А что там? Да, верно, рация. Того психа, который сиганул с моста. Эту рацию, как он сказал, нашли в припаркованном неподалеку на стоянке автомобиле и принесли сюда. С тех пор она и валяется.
Зуммер вызова оборвался. Но через минуту зазвучал снова.
Взять или не брать? Сколько времени прошло… Сколько событий случилось… Всё это уже прошлое, все эти разговоры, побег, мост, объявление войны… Да, он объявил войну Америке, но с тех пор ничего не произошло – никто никого не бомбил, не захватывал арсеналы и чужие подлодки не всплывали в их территориальных водах. Все это были только слова – звучные, но бессмысленные, не имеющие никакого продолжения.
Взять или не брать?
Но тот побег и другой, который был раньше, и все те компроматы, забастовки, демонстрации и обрушившийся рейтинг президента… Они были! Тогда, при первой их встрече. Или это лишь случайность… А если нет?
Пауза. И снова зуммер. Который тревожит и заставляет вспоминать.
Надо взять, хотя бы для того, чтобы понять, что он хочет. Психи, сорвавшиеся с цепи, могут быть очень опасны. Не для общества, не для страны, но для отдельных ее граждан, которые не должны пострадать. Надо взять…
– Я слушаю вас. Что вы хотите?
Голос. Кажется, его.
– Нам необходимо встретиться. Безотлагательно.
Ну не понимает он с кем говорит! Не чувствует дистанции. Второй человек в стране, на континенте, а, может быть, в мире и… И неизвестно кто – без имени, звания, принадлежности. Точно – псих… с моста!
– Почему вы считаете, что я должен с вами встретиться?
– Потому что это важно для Америки. И для ее народа, которому вы служите.
– А если я скажу «нет»?
– Это будет иметь последствия.
– Хорошо. Через неделю или две…
Надо ставить на место наглецов, которые вообразили себя черт знает кем. Надо их в очередях выдерживать, в приемных перед закрытыми дверями, сутками, чтобы в чувство привести, чтобы внушить подобающее уважение и страх. И пусть это будет виртуальная приемная и виртуальная очередь, сути это не меняет.
– Да, пожалуй, через три.
– Нет, не через три. Мне желательно завтра, в крайнем случае, послезавтра и лучше вечером.
– А если бы меня не было в Америке?
– Вы бы прилетели. У вас очень надежные и быстрые самолеты.
Как он говорит! Уверенно. Не как в очереди в приемной! Сверху вниз говорит! Хозяину кабинета сильно, до зуда в пальцах, захотел шарахнуть рацию о полированную столешницу или стену так, чтобы та в куски разлетелась. Но не шарахнул, сдержался. Политики умеют держать себя в руках и рамочках. Он лишь спросил:
– Вам не кажется, что вы забываетесь?
– Я никогда не забываюсь и ничего не забываю. Хочу напомнить, чем закончилась наша последняя встреча.
– Чем?
– Объявлением войны. Моей – вам.
– Послушайте, когда объявляют войну – воюют, а не пугают. Тогда я воспринял вас почти всерьез. Но не теперь. Если вы хотите встретиться, ждите неделю. Или две. Скорее всего месяц. Я распоряжусь подобрать вам «окно».
– Нет, завтра. Или послезавтра. Прошу принять решение и назначить время сразу… после вечерних новостей. И не выключайте рацию, она может вам понадобиться в самое ближайшее время. Спасибо.
Рация замолчала… Нет, это надо не ее, это надо его о стол или стену, и чтобы куски во все стороны. Чéрепа!
Вечерние новости вице-президент не смотрел. У него совсем другие источники информации. Но ему доложили:
– В Оклахоме ЧП.
– Что случилось?
– Два бензовоза скатились с горы, прорвав охранный периметр и взорвавшись на территории воинской части. Есть жертвы.
* * *
– Хочу сделать карнавальные маски. Из латекса, чтобы как живые и даже поры видны… Поры не получатся? Тогда цвет, румянец, родинки… Вы понимаете. Для семейного спектакля. Я ведь в единственном лице актер: зайду за кулисы – и раз, другой образ! Возможно такое, чтобы точь-в-точь?
– В принципе, да. Смотря кого.
– Например, Бэтмена или Шварценеггера. Да, его. Только не теперь, а в молодости и бицепсы накладные. И кого-то из злодеев обязательно, допустим Ганнибала Лектера. И пусть они борются – добро со злом и Арни побеждает. Дети будут в восторге. И еще кого-нибудь для смеха из самых узнаваемых звезд. Я подумаю кого. Сделаете? Я за ценой не постою, мне восторг детей важнее долларов.
Примерка. Лампа, столик – в точности как в театральной гримуборной с тремя раскрытыми лепестком зеркалами, чтобы фас и профили с двух сторон. Фотографии на прищепках. На них лицо… Типично американское… Лоб, щеки, волосы, глаза…
Растягиваем, надеваем на лицо латексную маску. Подгоняем, разглаживаем по физиономии, как изделие номер один, убирая складки. Смотрим, крутимся перед зеркалом фас и в профиль. Сравниваем с оригиналом на фото.
Нет, что-то не то. Здесь и здесь… Сдираем с себя образ, как змея старую шкурку. Берем другую, другого производителя… Да, эта, пожалуй, лучше. Своего лица уже нет, свое лицо – это лишь подложка, лишь болванка для нового.
Смотрим, сравниваем… Абрис, ширина лба, скулы, парик…
Скулы надо чуть расширить, брови опустить миллиметров на пять и волосков в них добавить, ну это они сделают легко… Конечно, стопроцентного сходства добиться будет трудно, но кто станет всматриваться – некогда будет всматриваться.
Теперь цветные, под колер оригинала, линзы. Поморгаем…
Похоже?.. Более-менее. Но черты лица – это не главное. Можно быть похожим на образчик, как брат близнец, и всё равно тебя мгновенно раскусят. Узнаваемым человека делает не лицо, а образ – движения, гримасы, походка, определенный поворот головы или улыбка. Именно так мы узнаем знакомых в толпе задолго до того, как рассмотрим детали.
Образ! Шаляпин в гриме Бориса Годунова – это не тональные крема и накладки, это вживание в шкуру, в характер… Это внутреннее ощущение власти, посыл! Отсюда вера зрителя и успех!
Как двигается человек с фото, как слушает, как улыбается? Смотрим видео, убыстряем, стоп-кадр. Пытаемся повторить. Вот этот наклон головы и прищур.
Нет, не так, чуть мягче.
Пробуем… Пробуем… Повторяем… Сто, двести раз… Уже лучше…
Но не то, нет, не то! Надо, как Шаляпин, надо лучше, потому что он был в образе ушедшего в мир иной человека, которого теперь уже никто не видел, и он мог импровизировать. А тот, кого предстоит играть теперь – хорошо узнаваем.
Еще раз… Еще… Еще… Поворот… Улыбка… Поднести руку к лицу, вот так. Нет, не так, вот так. Еще… Еще…
Теперь голос. Нет, другой тембр. Пытаемся менять. Голос, если это не оперный бас или женское сопрано, можно подгонять, подстраивать. Связки – такой инструмент, что поддается корректировке. Ну-ка, послушаем и попробуем повторить. Еще… Еще… Запишем свой голос, прокрутим в параллель. Добавим хрипотцы. Еще… До першения и боли в глотке, потому что трудно ломать свою речь под другого. Еще… Еще… Вроде ничего… Большую речь за оригинал не толкнешь, но пару фраз можно попробовать произнести. Тем более, в предполагаемых обстоятельствах…
Далее походка. По-разному ходят люди, кто-то подавшись вперед, кто-то откинув голову, кто-то чуть вприпрыжку, шаркая или мыски внутрь подворачивая. Один смотрит под ноги, другой перед собой, третий по сторонам. Кто-то руками машет, кто-то их в карман прячет или сзади на спине сцепляет. Разные люди, разные характеры, разные походки.
Смотрим… Анализируем… Повторяем…
Теперь в целом – идем, говорим, руками машем. Всё – одновременно…
И что? Походка довольно убедительна. Голос, если говорить короткими, рублеными фразами – более-менее. А вот мимика… Какая может быть мимика у латексной маски, которая без мышц, которая просто резина. Тут надо что-то придумать, как-то аргументировать… И еще шевелить мышцами лица, чтобы маска хоть чуть-чуть «играла».
Пробуем… Еще… Еще…
Такая работа – в чужую шкуру забраться и вживаться в нее, как в свою собственную, и чтобы даже мысли не твои, а его, что тоже отражается на походке и образе. Забыть, потерять себя, став им…
Ходим, говорим, смотрим… И еще… И еще раз…
* * *
Подводим итоги – по объектам, территориям, исполнителям… Всё готово, все на местах? И главный боец, который ты сам – готов? Ведь весь удар придется по тебе, так как ты на острие атаки. Готов?!
Тогда последняя сигарета, последний глоток боевых сто грамм и красную ракету в небо. Атака! Наше дело правое… А вот будет ли победа – не факт! И будешь ли ты жив через день или час, или умрешь смертью храбрых – неизвестно. И если даже умрешь, в списках будешь значиться как пропавший без вести, как сгинувший в чужой, неласковой, далекой от родины стране. И тем не менее…
– Слушай мою команду… Штыки примкнуть! Взво-од!..
Только нет взвода и нет батальона, ты один – командир и ты же рядовой. И начальник штаба. И санитар, если вражья пуля прилетит. И похоронная команда. Один, как перст. Как голый в пустой бане… Один за всех… И против всех!
Ну что?.. Воюем?
А куда деваться? Воюем!
* * *
Зуммер. Длинный, настойчивый. Откуда? Что это? Телефоны? Нет, телефоны молчат. Тогда откуда звук? Из ящика стола. А что там? Да, верно, рация. Того психа, который сиганул с моста. Эту рацию, как он сказал, нашли в припаркованном неподалеку на стоянке автомобиле и принесли сюда. С тех пор она и валяется.
Зуммер вызова оборвался. Но через минуту зазвучал снова.
Взять или не брать? Сколько времени прошло… Сколько событий случилось… Всё это уже прошлое, все эти разговоры, побег, мост, объявление войны… Да, он объявил войну Америке, но с тех пор ничего не произошло – никто никого не бомбил, не захватывал арсеналы и чужие подлодки не всплывали в их территориальных водах. Все это были только слова – звучные, но бессмысленные, не имеющие никакого продолжения.
Взять или не брать?
Но тот побег и другой, который был раньше, и все те компроматы, забастовки, демонстрации и обрушившийся рейтинг президента… Они были! Тогда, при первой их встрече. Или это лишь случайность… А если нет?
Пауза. И снова зуммер. Который тревожит и заставляет вспоминать.
Надо взять, хотя бы для того, чтобы понять, что он хочет. Психи, сорвавшиеся с цепи, могут быть очень опасны. Не для общества, не для страны, но для отдельных ее граждан, которые не должны пострадать. Надо взять…
– Я слушаю вас. Что вы хотите?
Голос. Кажется, его.
– Нам необходимо встретиться. Безотлагательно.
Ну не понимает он с кем говорит! Не чувствует дистанции. Второй человек в стране, на континенте, а, может быть, в мире и… И неизвестно кто – без имени, звания, принадлежности. Точно – псих… с моста!
– Почему вы считаете, что я должен с вами встретиться?
– Потому что это важно для Америки. И для ее народа, которому вы служите.
– А если я скажу «нет»?
– Это будет иметь последствия.
– Хорошо. Через неделю или две…
Надо ставить на место наглецов, которые вообразили себя черт знает кем. Надо их в очередях выдерживать, в приемных перед закрытыми дверями, сутками, чтобы в чувство привести, чтобы внушить подобающее уважение и страх. И пусть это будет виртуальная приемная и виртуальная очередь, сути это не меняет.
– Да, пожалуй, через три.
– Нет, не через три. Мне желательно завтра, в крайнем случае, послезавтра и лучше вечером.
– А если бы меня не было в Америке?
– Вы бы прилетели. У вас очень надежные и быстрые самолеты.
Как он говорит! Уверенно. Не как в очереди в приемной! Сверху вниз говорит! Хозяину кабинета сильно, до зуда в пальцах, захотел шарахнуть рацию о полированную столешницу или стену так, чтобы та в куски разлетелась. Но не шарахнул, сдержался. Политики умеют держать себя в руках и рамочках. Он лишь спросил:
– Вам не кажется, что вы забываетесь?
– Я никогда не забываюсь и ничего не забываю. Хочу напомнить, чем закончилась наша последняя встреча.
– Чем?
– Объявлением войны. Моей – вам.
– Послушайте, когда объявляют войну – воюют, а не пугают. Тогда я воспринял вас почти всерьез. Но не теперь. Если вы хотите встретиться, ждите неделю. Или две. Скорее всего месяц. Я распоряжусь подобрать вам «окно».
– Нет, завтра. Или послезавтра. Прошу принять решение и назначить время сразу… после вечерних новостей. И не выключайте рацию, она может вам понадобиться в самое ближайшее время. Спасибо.
Рация замолчала… Нет, это надо не ее, это надо его о стол или стену, и чтобы куски во все стороны. Чéрепа!
Вечерние новости вице-президент не смотрел. У него совсем другие источники информации. Но ему доложили:
– В Оклахоме ЧП.
– Что случилось?
– Два бензовоза скатились с горы, прорвав охранный периметр и взорвавшись на территории воинской части. Есть жертвы.