Альтераты. Соль

— Это ж очевидно: Аньку преследует какая-то сущность. А ты с ними общаешься как здрасьте. Ты ведь знаешь способ, как прогнать то, что ее преследует? — он наклонился чуть вперед, вглядываясь в надвигающихся сумерках в тонкое лицо девушки. — Вот и давай, жахнем!

Лера прислонилась к стене беседки, скрестила руки на груди. Задумалась.

— Если хотите знать мое мнение, я всегда не очень во все это верила, — устало прошептала Скраббл. — Но после сегодняшнего я готова поверить даже в преисподнюю.

Она прикрыла глаза, перехватила запястья так, чтобы утихомирить ноющую боль. Сама не заметила, как начала раскачиваться, словно баюкая себя.

— Прекрати, — тихо приказала Лера, — не нагоняй драматизма. — Она прошла через беседку, забралась на парапет так, чтобы видеть обоих собеседников и притаившихся в отдалении призраков: те хоть и хранили молчание, но по их реакции она надеялась понять верность своих рассуждений. — Итак, что мы имеем. Первое: Скраббл что-то видит. Второе: Скраббл что-то чувствует. И это «что-то» ей сильно досаждает, и связано оно с этим браслетом и потревоженным духом. Оно может быть кем-то из погибших там тысячу лет назад, а может быть хранителем этих мест. Нам это не известно. Более того, это может быть дух корабля, который среагировал на поднятые со дна сокровища, — она выразительно посмотрела на Тимофея.

Тот махнул рукой:

— Да какие там сокровища? Склянка, деревяшка и вот эта фиговина! — но примолк под строгим взглядом Леры, шумно шмыгнул носом.

— Не важно уже. В любом случае, это что-то потустороннее. А любое потустороннее проходит в этот мир по определенным канонам. Их либо позвали, пригласили. Либо у тебя есть то, что им нужно, что принадлежало им.

— Так у меня-то нет ничего. Даже браслет этот долбанный я в руках не держала, — пробормотала Скраббл, качнула упрямо головой.

— Но ты была на корабле, куда попали сокровища, — с усилием проговорила Лера, изогнула бровь. — Из всех присутствовавших на борту ты была наиболее уязвима. Психологически. — Лера стала загибать пальцы: — Смена обстановки, недосып. Первый раз была на таком погружении. Еще, небось, некоторые повпечатляли, сказочки об опасностях порассказывали, — она выразительно посмотрела на Тимофея, тот почесал кончик носа, но промолчал. — В общем, факт остается фактом: сущность выбрала тебя в качестве носителя.

— И как ее разубедить в этом? Как прогнать? — Аня недоверчиво изучала новую знакомую.

Та спрыгнула с парапета, подошла вплотную. Потянула за веревочку и достала пузырек с солью крупного помола. Повертела им перед носом Скраббл.

— Соль их изгоняет. Соль они боятся. А тут еще, учитывая, что сущность морская, примесь земли. Вообще огонь.

Анна нервно сглотнула:

— И что надо делать?

— Попробуем оторвать от тебя эту гадость, чем бы она ни была. Тим прав, надо использовать те возможности, которые у нас имеются. — Она посмотрела на небо: дождь, кажется, не собирался прекращаться. Вздохнула и шагнула из беседки. Набрав горсть мелких камушков с садовой дорожки, вернулась. — Сейчас я нарисую прямо здесь, на полу, защитный контур, — она села на корточки, нарисовала три круга так, чтобы их окружности пересекались лишь частично, а в центре образовалась общая площадь.

— На трилистник похоже, — Тим заглянул через плечо. — Че значит?

Лера закатила глаза, вздохнула:

— Число три — это не только число Троицы в христианстве… Это единство материи, духа и провидения. И, что для нас более важно, трех миров: яви, нави и прави, то есть мира живых, мира духов и мира богов. То, что мы получили в центре — треугольник Рёло — это мир Морози, он является продолжением всего и его основой. Это мир наших предков.

— Круто, — Тимофей переглянулся со Скраббл.

Лера села на каменный пол беседки, прислушалась к дождевым каплям, барабанной дробью бившей по крыше беседки.

— Суть в том, что мир наших дедов и прадедов — единственное, на что можно положиться наверняка. Они — единственные, к кому можно обратиться за помощью и получить ее без платы, без условий, без последствий. Поняла?

— А почему? — Тим подсел ближе, склонился над начерченной на полу фигурой.

— Потому что мы — это они. Мы их продолжение. Самые мощные заговоры делаются на крови. И самые крепкие клятвы — клятвы памятью предков, — она встала, поманила Скраббл к себе. — Вставай в центр треугольника, что бы ни случилось, не выходи. Что бы ни увидела — молчи. Пусть они между собой сами договорятся.

Аня шумно сглотнула, поежилась:

— Кто «они»?

— Я о чем тебе говорила только что? — Лера начала раздражаться. — В центре фигуры — территория предков, твоего рода. Мы дадим им возможность договориться с теми, кто прилепился к тебе. Все, хватит болтать, скоро уже отбой, охранники хватятся!

Она отодвинула Тимофея, поставила вплотную к стене беседки. Парень поморщился, получив за шиворот горсть холодной дождевой воды. Лера насупилась:

— Ничего, не сахарный, не растаешь. Стой смирно, а то вообще выгоню.

— Да стою я, стою… Дай бабам поверховодить, — он незлобно уставился на рыжую девчонку, с независимым видом скрестил руки на груди.

Лера вернулась к Ане:

— Смотри, я сейчас скажу слова, откроются врата. На голову тебе брошу несколько кристалликов соли — это чтобы духи тебя в свой мир не утащили, — при этих словах у Ани округлились глаза, а на коже выступила испарина. Лера посмотрела на нее строго: — А ты на что рассчитывала? На чаепитие с ватрушками?

— Погоди, ты насчет «духи утащили» ничего не говорила, — Тимофей вытянул шею и посмотрел на перепуганную Скраббл. — Ты уж либо сразу предупреди человека, либо не выпендривайся. Медиум, блин.

Лера бросила через плечо:

— Я уже кое-кого обещала выгнать…

— Ага, щас. Ты не в той весовой категории, — огрызнулся Торопов. — Давай, колдуй уже. Мне уже литров пять за шиворот залилось.

Лера занесла руку над головой Ани, произнесла тихо, едва различимым шёпотом:


— На своем берегу стою, силу Волота призову. Привела к чертогу сестру Анну для догляду, отвори врата междумирья, дай увидеть врагов своих.

Анна почувствовала, как земля буквально выскользнула из-под ног. Небольшая площадка в центре начерченной фигуры окрасилась синим, из глубины образовавшегося провала повалил туман. Холодный, почти ледяной. Хрусткими языками он касался оголенных ступней, пробирался под одежду, исследовал и проверял, будто пробовал на вкус.

— Стой спокойно, — посоветовал голос Леры, утопая в дымчатой синеве.

Аня и не шевелилась. Словно голографическая картинка перед ней стали проступать знакомые силуэты: пожилая дама с прямой спиной, Аня помнила ее взгляд — бабушка Ирина, по отцовской линии. Рядом с ней появилась полненькая старушка, в которой Скраббл без труда узнала умершую в прошлом году тетю Нину, мамину старшую сестру. Та долго болела, и, когда умерла, на ее губах застыла радостная улыбка. С этой же улыбкой и сейчас она мелькнула перед глазами племянницы.

Лера прошептала откуда-то справа:

— Тот, кто пришел со дна морского, явись!

Аня почувствовала, как на макушку легло несколько крупиц соли.

Вместе с этим острая боль пронзила от темени до пят, грубо схватила тисками грудь, вцепилась ледяной хваткой в горло и обожгла холодом. Аня чувствовала, как ее раздирает, царапает, съедая изнутри. Она не могла пошевелиться, вздохнуть. Жалящее, ядовитое заполняло ее, ослепляя.

Она захрипела и повалилась навзничь. С нее, живой, дышащей, еще способной думать и чувствовать, будто сдирали кожу.

Аня видела, как на лицах усопших родственников отражается недоверие, непонимание и страх. Глаза бабушки Иры округлились, рот приоткрылся в немом крике. Тетя Нина перестала улыбаться, заплакала тихо. Взгляд упал на взбугрившиеся рубцы на руках. Раны открылись на ее глазах, по коже потекла горячая кровь.

— Помогите, — прохрипела, задыхаясь.

Темнота, запах плесени, сырости и прогорклого масла.

Вдруг чьи-то руки выцепили ее из тошнотворного, дурманящего варева, подхватили легко.

Сквозь тяжелую пелену прорывался голос:

— Да ты охренела, ты чего натворила-то?! Вали отсюда! — орал кто-то совсем рядом.

И потом — потоком — ледяная прохлада. Благостная. Счастливая.

— Ма-ама, — позвала Аня сквозь пелену.

— Какая к черту мама, — тот же голос рядом, те же ладони. — Я сегодня твоя мама и твоя папа…





5


Тимофей кутал Аню в единственную сухую вещь — куртку, которую достали из сумки с переданной Ане одеждой. Дайвер переводил взгляд с обессиленной Скраббл на притихшую Леру.

— Блин, девки, ну вы даёте…

Лера огрызнулась:

— Сам же просил. «Давай жахнем!» Я не знаю, что произошло, должно было сработать, ясно?

— Прекратите, — ребята переглянулись: Скраббл говорила будто через силу. — Мне больно. Мамочки, почему же так больно…

Она высунула из-под куртки руку, всмотрелась. В темноте уже ничего не разобрать.

— Посвети, — попросила Тима.

Тот достал из кармана сотовый, активировал фонарик.

Аня сунула в полоску сине-голубого света ладонь.

На коже оказался отчетливо виден кровоподтек. Бугристые, рваные раны кровоточили. Анна судорожно выдохнула, бессильно опустила руку на колено. Пальцы подрагивали.

Торопов медленно провел лучом по ее предплечью, шее: сквозь хлопковую ткань пижамы сочилась красновато-бурая, густая жидкость. Он посмотрел на Леру:

— Это что? Кровь?

У Леры округлились глаза, приоткрылся в ужасе рот.

— Кажется, мы сделали только хуже.

Тимофей не хотел уходить. Чувство тревоги, подпитанное прилипчивым ощущением опасности, преследовавшим его с тех времен, когда умер их отец. Но остаться на ночь в санатории со странным названием «Робкая звезда» оказалось невозможно: все палаты заняты, гостиничные номера не предусмотрены, расселение на свободные места в палатах не положено. Тим, передав Ане сумку с вещами, смущенно махнул рукой:

— Эй, тебе какие-то аборигены телефон оборвали, отец твой сказал. Перезвони, что ли.