Альтераты. Соль

Та с сомнением посмотрела на дайвера, предупредила:

— Будешь ржать — не скажу больше ни слова, понял? — тот кивнул. — Лера — медиум, она видит души умерших.

Парень округлил глаза, посмотрел не то с удивлением, не то с сочувствием.

— Серьезно? Ни фига себе… А я еще сомневался, вдруг ты меня за идиота примешь.

— Ты обещал! — прошипела девушка.

— Да я не смеюсь! — он вытаращил глаза, посмотрел честно. — А что за терки там про кого-то за твоей спиной?

Аня посмотрела на Леру, перевела взгляд на него, пояснила:

— Лера утверждает, что за моей спиной постоянно находится несколько мужчин, вроде бы воинов в средневековой одежде. Ну, типа времен Киевской Руси или что-то такое.

Парень неожиданно посерьезнел, развернулся к Лере:

— Опиши их.

Та неохотно повторила то, что уже рассказывала новой знакомой. Тимофей кивал.

— Выходит, древнерусское обмундирование. Старший вроде как воевода, — повторил задумчиво.

— Я не говорила «воевода», — поправила его Лера. — Я понятия не имею, как они тогда одевались. Но вообще похоже, как на старых иконах воинов изображали. Ну-у, тех же Бориса и Глеба.

Парень снова согласно кивнул, устроился удобнее.

— А вот теперь, девчонки, слушайте, что я вам расскажу. Я только что от директора местного музея, который увлекается этнографией восточных славян ко всему прочему. Браслет-обручье, который я со дна поднял, твой отец передал ему для проведения первичного обследования и датировки. И вот что он мне сказал: браслет этот принадлежал дочери воеводы Ратши, Зарине, невесте княжича Евстифея Мстиславовича, племянника Ярослава Мудрого. Это начало одиннадцатого века, получается. По легенде, будто бы прокляла их чародейка Марья, поклонявшаяся Морене.

Лера смотрела на него настороженно, крутила в тонких пальцах карандаш. В отличие от Скраббл, она определенно понимала, о чем говорит дайвер.

— И чего? — Аня скептически хмыкнула. На спине, от лопаток к пояснице, горела кожа. Сознание пропадало в мутной темноте.

— А то, что, по ходу, ты во время позавчерашней грозы все про какое-то проклятье толковала. И бабу какую-то белую мы с тобой видели, там, на объекте 2/17. У меня есть предположение, что тетка эта, что вынырнула из корабля — волхва Марья, а стражники, что тебя охраняют, это стражники Зарины и княжича. Может, мы какую-то сущность подцепили там, на объекте.

Лера прищурилась, скривилась, кивнув на Скраббл:

— Может, родственница она Зарины, пра-пра-правнучка какая-нибудь?

Тимофей покрутил у виска:

— Ага, та умерла в девичестве, не оставив потомства, а Анька ее пра-правнучка. Девки, мозг включите, а?

— А ты не ори, — Аня нахохлилась, переглянулась с Валерией. — Может такое быть?

Та поежилась, вглядываясь в темноту:

— Хэзэ… Теоретически — все может быть.

Тимофей привстал, потянулся к карману шорт:

— Глянь-ка сюда еще раз, — он развернул сложенный вчетверо лист с фотографией браслета, найденного на дне, протянул Анне. У девушки округлились глаза, губы изогнулись, она побледнела, отшатнулась, с силой вжалась в бортик.

— Яко не имать ти солгати, да аще кто можетъ изчитати дванадесятъ именъ твоихъ, ибо четвертое из их убийца…

Ее голос сорвался на исступленный неразборчивый шепот, губы дрожали, по серым щекам дорожками стекали слезы. Аня поднесла руку к лицу, словно отгораживаясь от чего-то, невидимого Тимофею и Лере.

— Мама! — девушка взвизгнула и осела. Ее плечи вздрогнули, будто от нанесенного удара.

— Ань, ты чего? — молодой человек ошалело таращился, паника липким обручем сковала виски. Он протянул руку к сжавшейся в комок девушке.

Её било мелкой дрожью. В полуобморочном состоянии, вздрагивая от внезапных и невидимых ударов, прикрывая голову руками, она продолжала исступленно шептать, но из гортани вырывались лишь сдавленные хрипы.

— Ань, чего случилось-то? — Тим наклонился к ней, попробовал обнять. Девушка всхлипнула и сжалась еще больше.

Над беседкой взвыл ветер, порывисто ворвался внутрь, выхватив из рук Тима лист бумаги, отшвырнул в сгущающиеся сумерки. Валерия подобрала под себя ноги, испуганно схватила парня и дернула к себе:

— Тихо ты! Не суйся!

Сквозь мутную пелену начавшегося дождя он видел, как у входа в беседку застыли двое. Не люди, а скорее тени. Бледные, будто стертые ластиком черты, серые призрачные лица обращены к Анне. В немигающих глазах — почтение и… сострадание.

В потоках черной дождевой воды, он видел, как выступившие на худых запястьях Анны кровоподтеки побледнели, будто зализанные непогодой. Хрустальными каплями падали они на каменный пол беседки, отражая в себе неживые лица стражников и белесую тень, окутывавшую девушку. Тимофей боялся пошевелиться и спугнуть наваждение. Он точно видел белое, как саван, одеяние, расшитое серебром и мелким речным жемчугом, видел легкие сапоги с чуть загнутым носком. Видел заправленные в голенища на мужской манер штаны. Светлые, будто припорошенные инеем, волосы осыпали худые плечи, путались с Аниными дредами, становясь их продолжением.


Вспышка далекой молнии выхватила из полумрака серебряное обручье на запястье: полумесяц, сломанный крест. Женщина со змеиными ногами держит в руках пшеничные колосья.

Аня шумно втянула воздух, замерла. Плечи перестали вздрагивать. Руки безвольно опустились, открывая бледное лицо. В следующее мгновение девушка обмякла и стихла.





3


Тимофей бросился к Ане, сгреб в широкие ладони ее руки, подышал на них, стараясь не пялиться на воспаленные запястья. Сел у ног:

— Ань, ты чего? Чё случилось-то? — голос получился заполошный, испуганный. Он старался взять себя в руки, сделал несколько глубоких вдохов, осторожно растер кожу девушки чуть выше красновато-бурых полос.

Он пригляделся к ним. Около пяти сантиметров толщиной. Кожа исцарапана поперек и изъедена до волдырей. Первая мысль — аллергия на какое-то украшение. «Девчонка вроде как рокерша, а у них всякие примочки на руках, браслеты, напульсники», — промелькнуло в голове.

Логическое объяснение нашлось, а червоточина в душе осталась. Может, из-за того, что Анна вся была изранена и избита.

Подошла Валерия, скрестив руки встала за его спиной:

— Ты видела что-то, верно?

У Ани дрогнули ресницы. Скорбная тень пробежала по лицу, осела в уголках искривленных губ.

— Не понимаю. Что со мной — не понимаю. Смех в ушах, свист кнута и удары. Адски больно, будто кожу живьем, — она всхлипнула, распахнула ворот больничной пижамы: на плечах, шее, спине алели свежие рубцы, затягиваясь на глазах ребят, покрываясь ломкой корочкой.

— Офигеть, — протянул Тим и плюхнулся на пол. Взгляд задержался на красно-черном пятне на девичьей шее. Чай, выпитый у этнографа, неприятно зашевелился в желудке: паук с длинными, вытянутыми в прыжке лапками полз к уху девушки. «Чёрт, это татушка», — приглядевшись, облегченно выдохнул. Паучиха словно живая, хотелось закричать и как минимум стряхнуть членистоногое. Тим почувствовал, как по спине пробежал липкий холодок.

Анна устало опустила голову на руки, плотнее запахнула ворот рубашки.

Взгляд молодого человека упал на промокший насквозь измятый лист с фотографией браслета. Даже в мыслях не возникло снова показать его девушке. Но вот Лера должна это видеть. Он поманил новую знакомую, показал глазами. В это невозможно было поверить, но лист был рассечен на несколько кусков, словно изрублен.

— Офигеть, — повторила за ним девушка-медиум и оглянулась в густую темноту за своей спиной. — Надо выяснить точно, действительно ли это браслет Зарины. Если он найден, значит, где-то экспонируется. Их же можно сравнить, верно? — Тим неуверенно кивнул. — Знаешь, мне кажется, за всем этим кроется какая-то страшная тайна.

Аня с трудом прислушивалась к их разговору: перед глазами еще горел образ того юноши из сна-кошмара.

Снова боль в глазах. Тонкий профиль уже растаял в солнечных бликах, оставив на губах сладко-пряный аромат мяты и земляники. Горячая мать-земля предупредила слишком поздно.

Сейчас смерть — верное спасение. Рывок, она бежит ей навстречу, к обрыву. Высокая, в пояс, рожь стелется на ветру. Полынный запах смешивается с конским потом, свист ветра скрывает хохот палачей. Все ближе. Все нестерпимее страх. Сердце сжалось в предчувствии страшного. Остановилась, руки прикрыли голову, прижали ее к коленям.

Удар обрушился на плечи внезапно, подкосил. Черная земля оказалась так близко, забила ноздри, осталась мягким песком на ладонях. Тень обрушилась еще одним ударом. Она скоро потеряла им счет, забывая дышать, пыталась отползти, укрыть слабые плечи.

Но плеть снова и снова рвала её плоть. Срывалась глухим треском над головой, отдавалась внутри глухо, с надрывом.

Женский хохот уже там, за гранью сознания, где чернота густая, словно запекшаяся кровь.

Сквозь ее липкую пелену, сдавливая виски, прорываются щетки по хай-хет с постоянно усиливающейся атакой. Четыре такта. Пятый: вступление лидирующей гитары. Завеса на бас-гитаре. Барабанная сбивка. Слова родились сами собой, словно кто-то нашептал их.



Померкнет отблеск зари,

Погаснут свечи, остынут

Все слова твои давно пусты,

Они мертвы, забыты.





4


— Дамы, слушайте, — Тимофей озадаченно опустился на скамейку. — А что, если это все не просто так? Ты, Аня, не просто так приехала на море именно в тот момент, когда Лера проходит здесь лечение. И вы обе не просто так встретились и познакомились? А?

Он переводил взгляд с одного девичьего лица на другое. Нетерпеливо воскликнул:

— Ну же, Лера, ты подумай! Ведь тебя Анютке сам Бог послал… Или кто там у вас, у медиумов, посылает!

— Ты намекаешь, чтобы я провела обряд экзорцизма, — Лера не спрашивала, она иронично утверждала.

Тим пожал плечами: