Алмазные псы
Часть 63 из 110 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Паланкин имеет форму высокой и узкой усеченной пирамиды, на его бронзовых боках ребра охлаждения и стержни датчиков. Спереди, сразу над динамиком, овальное оконце, слишком темное, чтобы толком разглядеть черты Эдрика Гудгласса.
– Надеюсь, мистер Графенвельдер, этот пустяковый нюанс не вызывает у вас неловкости, – говорит пассажир.
– Ну что вы, – отвечает гость. – Я и сам пользовался паланкинами, когда имел бизнес в Городе Бездны. Меня уверяли, что моя кровь полностью очищена от машин, но страховка не бывает лишней.
– А вот я никогда не выхожу из паланкина, – сообщает Эдрик. – И от телесных машин не избавился – у меня полный комплект, как и до чумы. Пустяковая остаточная инфекция способна меня прикончить.
Графенвельдер покручивает бокал в пальцах, шустро переступает с плиты на плиту.
– Представляю, как вам тяжело.
– Сам виноват – не надо было считать ворон. Мне бы сразу согласиться на быструю и грязную хирургию, как поступила моя супруга. Она смелее меня, и ей слабо верилось, что беда нас минует. А теперь я и подавно на чистку не решусь. Прежде чем меня вскроют, мне пришлось бы выйти из паланкина, а это само по себе неприемлемый риск.
– Но есть же больницы высшего уровня, там наверняка…
– Мне нужна стопроцентная гарантия, а ее никто не даст. Я останусь в этой штуковине, пока не будет доказано, что опасность заразиться чумой исключена полностью.
– Боюсь, долго вам придется ждать.
– Если я чему-то и научился у Урсулы, так это терпению. Моя жена – воплощенная выдержка.
Графенвельдер бросает косой взгляд на Урсулу Гудгласс и думает с любопытством: что же это за брак у них? Секс, понятное дело, исключен, но он, должно быть, с самого начала мало интересовал эту парочку. У богачей Ржавого Пояса в почете развлечения, разные изощренные игры, особенно те, что позволяют набирать престиж.
– Пожалуй, мне не следует томить гостей ожиданием, – говорит хозяйка.
Леди Гудгласс выпускает из пальцев опустевший бокал, и тот исчезает в черной плите, будто не встретив никакого сопротивления. Затем она трижды громко хлопает в ладоши.
– Дамы и господа, – повышает Урсула голос на октаву, – я искренне признательна за то, что вы откликнулись на мой призыв. Некоторые из вас уже бывали в этом доме, а кто-то здесь впервые. Одним почти ничего не известно обо мне, с другими я знакома лучше. Вряд ли среди вас найдутся те, кто скажет, что мы близкие друзья. Но у всех нас есть общая черта: мы коллекционеры. Мы живем ради своего хобби, оно сделало нас теми, кто мы есть. И пусть мой бестиарий нельзя считать чем-то выдающимся, я безмерно горжусь моим последним приобретением. В нашей системе нет ничего подобного и, по всей вероятности, еще очень долго не появится. Извольте же следовать за мной. Надеюсь, то, что вы вскоре увидите, не заставит вас пожалеть о потраченном времени.
С шипением изогнутых поршней раздвигаются толстые металлические двери. Леди Гудгласс и ее муж возглавляют экскурсию. Графенвельдер старается держаться поближе к супружеской паре, изображая любопытство.
Эта женщина не может сразу показать гамадриаду. Сначала обязательная прелюдия – короткое, но скучное путешествие по бестиарию, во всяком случае по той его части, где содержится сенсационное приобретение. Конечно, Графенвельдер не видит здесь ничего важного, да и остальные гости проявляют лишь вежливый интерес.
Но вот наконец один за другим они подходят к главному экспонату, собираются на обнесенном перилами козырьке у верхней кромки темного колодца. Графенвельдер догадывается, что ему сейчас продемонстрируют, однако хранит на лице недоуменно-выжидающее выражение. Леди Гудгласс произносит короткую речь, нахваливая монстра, который вот-вот будет предъявлен публике: как, мол, трудно было его поймать и доставить. Разок-другой упоминается планета, откуда он родом; для тех, кто в теме, это достаточно толстый намек. Навостривший уши Графенвельдер слышит возбужденные шепотки – коллекционеры делятся догадками. Двое-трое нетерпеливых обгоняют Урсулу.
– К сожалению, – говорит она, – этот экземпляр не удалось доставить в целости и сохранности. В пути он получил физиологическую травму, заморозка повредила ткани и нервную систему. И тем не менее он жив. Мои специалисты поработали над функциональным репертуаром и сумели его по большей части восстановить. Во всех значимых отношениях это живое существо. Дамы и господа! Сейчас вы впервые увидите воочию живую гамадриаду!
По ее команде вспыхивают прожекторы, заливая колодец светом. И тут у Графенвельдера появляется во рту дрянной привкус. Гамадриада куда меньше той взрослой, что досталась ему, но она не мертва. Зверь шевелится: по гармошковидному телу туда и обратно пробегают мощные ритмичные волны, и это тело, заполняющее собой все дно колодца, корчится, и свивается в кольца, и хлещет, как разрубленный электрический кабель.
– Живая! – слабо ахает он.
Леди Гудгласс смотрит на него в упор:
– Не ожидали?
– Но вы же сами только что сказали, как трудно было…
Его слова тонут в возгласах – у гостей появились вопросы к леди Гудгласс. Лайсендер Кэрроуэй энергично аплодирует, подавая пример остальным.
Графенвельдер хлопает вяло – в нем разгорается злоба. Он отходит от перил, предоставляя Урсуле купаться в лучах славы. А сам рассматривает гамадриаду и напряженно гадает, что произошло. Сколь бы невысокого мнения ни был он об ультра, ему не верится, что капитан Шеллис так бессовестно натянул ему нос.
И в этот момент брезжит спасительный выход из ситуации. Паче того, есть шанс извлечь выгоду, на которую Графенвельдер прежде не рассчитывал.
Он дожидается, когда поутихнет возбужденный гомон, и кашляет. Достаточно громко, чтобы все поняли: ему есть что сообщить.
– Весьма и весьма впечатляющий экземпляр, – произносит он. – По крайней мере, для промежуточной стадии роста.
Леди Гудгласс впивается в него сузившимися глазами, смутно подозревая неладное. Даже паланкин разворачивается темным окном к Графенвельдеру.
– Вам известны другие экземпляры, Карл? – спрашивает Урсула.
– Один уж точно известен. Но прежде чем мы поговорим об этом… Вы, кажется, упомянули возникшие при транспортировке проблемы?
– Обычные сложности, сопутствующие криогенным процедурам, применяемым к неземным организмам, – отвечает она.
– Можно узнать, какие именно сложности?
– Я же сказала: повреждение тканей…
– Да, но насколько оно обширное? Пробудившись из криосна, как животное проявило свое нездоровье? Раскоординированность движений, атипичное охотничье поведение?
– Ничего такого.
– То есть вы хотите сказать, что особь пребывала в полном порядке?
– Нет, – холодно произносит леди Гудгласс. – Особь была мертва.
Графенвельдер вскидывает голову в притворном смятении:
– Я в курсе, что у гамадриады сложная биология. Но вот уж чего не знал, так это то, что ее можно воскресить из мертвых.
– Криосон – своего рода смерть, – коротко отвечает Урсула.
– Ну да… если вам угодно играть словами. И все-таки живое существо, будучи замороженным, обычно остается живым. Но ваша гамадриада таковой не осталась, я правильно понял? Она умерла? Так она мертва или нет?
Лайсендер Кэрроуэй негодующе трясет головой.
– Гамадриада жива! – восклицает она. – Она жива, Графенвельдер! Откройте же глаза, черт бы вас побрал!
– Кукольный театр, – произносит Графенвельдер. – Я прав, Урсула? Это мертвый зверь, нашпигованный электродами. Вы его заставляете дергаться, как лягушачью лапку.
Леди Гудгласс напрягает всю свою волю, чтобы сохранить видимость спокойствия. Видно, как у нее на виске пульсирует вена.
– Вообще-то, я не говорила, что она жива. У нее полностью восстановлен функциональный репертуар – вот что я сказала.
– Вы сказали, что она жива.
За Урсулу отвечает ее муж:
– Мистер Графенвельдер, у гамадриад нет мозга. Это скорее растения, чем животные. Они едят, испражняются. Чего еще вы от них хотите?
Умело выбрав момент, Графенвельдер разочарованно пожимает плечами:
– Что ж, думаю, этот экземпляр имеет определенную ценность. Комедийную.
– Да будет вам, – подает голос Майкл Ферфакс. – Нам показали гамадриаду – а многим ли из нас доводилось раньше ее видеть? И так ли уж важно, что в строгом смысле слова она не жива?
– Полагаю, это важно, и весьма, – возражает Графенвельдер. – Вот почему я не пожалел труда, чтобы раздобыть живую особь. Причем покрупнее, чем эта. Мой экземпляр – совершенно взрослый. Больше уже не вырастет.
– Это блеф! – говорит леди Гудгласс. – Будь у него гамадриада, он бы ее уже показал.
– Уверяю вас, у меня есть гамадриада. Я просто еще не подготовил ее к демонстрации.
Урсула смотрит на него скептически:
– Не верю. Какой вам смысл тянуть с этим?
– Я хотел все сделать как надо: создать для животного необходимые условия, устранить любые проблемы, связанные с его биологией. Содержание живой гамадриады, тем более достигшей взрослой фазы, когда полностью меняется структура питания, – задача исключительной сложности.
– Вы лжете! – Но броня уже дала трещину, через нее прорвался страх. – Когда?
– Когда пожелаете. – Графенвельдер поворачивается и простирает руки к гостям: – И конечно же, я приглашаю всех вас. Где я живу – вы знаете. Как насчет послезавтра? Согласитесь, за такой короткий срок я уж точно не успею соорудить фальшивку.
Возвращаясь домой на шаттле, Графенвельдер получает сообщение. Похоже, оно послано из Ржавого Пояса, но более точно определить происхождение сигнала корабль не смог. Графенвельдер предположил было, что это леди Гудгласс вздумала угрожать, но сразу решил, что вряд ли – не настолько же она глупа.
Нет, не лицо Урсулы заполнило стену кабины, когда он ответил на вызов. Совершенно незнакомый человек с круглой мордашкой херувимчика, с пухлой и влажной от слюны нижней губой, скошенной вправо. Из-под панамы выбиваются темные мелкие кудряшки, с массивной фигуры ниспадают широкие складки клоунского с изящным узором наряда. На шее болтается стеклянная шкатулка, в ней позвякивают имплантаты, которые раньше этот субъект, должно быть, носил в черепе. Фоном ему служит высокая и помпезно обитая, как у трона, спинка кресла.
– Мистер Графенвельдер? Мое имя Рифуджио. Не думаю, что нам уже доводилось встречаться.
– Что вам нужно?
Рифуджио отвечает практически сразу, временной лаг мизерный, если он вообще есть.
– Мистер Графенвельдер, я по профессии маклер. Посредник, сводчик, комиссионер. Когда кому-нибудь что-нибудь нужно – и особенно когда подразумевается осторожное маневрирование на грани законности, – я прихожу на помощь.
Графенвельдер тянет руку к кнопке, чтобы прервать связь:
– Вы так и не сказали, чего хотите от меня.
– Речь не о том, чего хочу я, а о том, чего хотите вы. А конкретно о некоем организме, появившемся на свет в результате биоинженерных экспериментов. – Рифуджио чешет кончик грушевидного носа. – Надо отдать вам должное, вы действовали скрытно, насколько это позволяли обстоятельства. Но все же обронили однажды словечко о том, что вас интересует. На ваше счастье, это словечко достигло моих ушей – ушей человека, который способен вам помочь. – Рифуджио наклоняется вперед, отчего панама сползает на лоб, и понижает голос: – Есть у меня такой организм, и я готов его продать. Разумеется, за хорошую цену – мне нужно расплатиться с информаторами и контрагентами. Я в курсе, во что вам обошлась гамадриада, а потому не сомневаюсь: за эту зверушку, которая вам так позарез нужна, сможете дать вдвое больше.
– А что, если не так уж и позарез?
Рифуджио с невозмутимым видом выпрямляется:
– В таком случае… больше не смею вас беспокоить. Всего хорошего, сэр.
– Надеюсь, мистер Графенвельдер, этот пустяковый нюанс не вызывает у вас неловкости, – говорит пассажир.
– Ну что вы, – отвечает гость. – Я и сам пользовался паланкинами, когда имел бизнес в Городе Бездны. Меня уверяли, что моя кровь полностью очищена от машин, но страховка не бывает лишней.
– А вот я никогда не выхожу из паланкина, – сообщает Эдрик. – И от телесных машин не избавился – у меня полный комплект, как и до чумы. Пустяковая остаточная инфекция способна меня прикончить.
Графенвельдер покручивает бокал в пальцах, шустро переступает с плиты на плиту.
– Представляю, как вам тяжело.
– Сам виноват – не надо было считать ворон. Мне бы сразу согласиться на быструю и грязную хирургию, как поступила моя супруга. Она смелее меня, и ей слабо верилось, что беда нас минует. А теперь я и подавно на чистку не решусь. Прежде чем меня вскроют, мне пришлось бы выйти из паланкина, а это само по себе неприемлемый риск.
– Но есть же больницы высшего уровня, там наверняка…
– Мне нужна стопроцентная гарантия, а ее никто не даст. Я останусь в этой штуковине, пока не будет доказано, что опасность заразиться чумой исключена полностью.
– Боюсь, долго вам придется ждать.
– Если я чему-то и научился у Урсулы, так это терпению. Моя жена – воплощенная выдержка.
Графенвельдер бросает косой взгляд на Урсулу Гудгласс и думает с любопытством: что же это за брак у них? Секс, понятное дело, исключен, но он, должно быть, с самого начала мало интересовал эту парочку. У богачей Ржавого Пояса в почете развлечения, разные изощренные игры, особенно те, что позволяют набирать престиж.
– Пожалуй, мне не следует томить гостей ожиданием, – говорит хозяйка.
Леди Гудгласс выпускает из пальцев опустевший бокал, и тот исчезает в черной плите, будто не встретив никакого сопротивления. Затем она трижды громко хлопает в ладоши.
– Дамы и господа, – повышает Урсула голос на октаву, – я искренне признательна за то, что вы откликнулись на мой призыв. Некоторые из вас уже бывали в этом доме, а кто-то здесь впервые. Одним почти ничего не известно обо мне, с другими я знакома лучше. Вряд ли среди вас найдутся те, кто скажет, что мы близкие друзья. Но у всех нас есть общая черта: мы коллекционеры. Мы живем ради своего хобби, оно сделало нас теми, кто мы есть. И пусть мой бестиарий нельзя считать чем-то выдающимся, я безмерно горжусь моим последним приобретением. В нашей системе нет ничего подобного и, по всей вероятности, еще очень долго не появится. Извольте же следовать за мной. Надеюсь, то, что вы вскоре увидите, не заставит вас пожалеть о потраченном времени.
С шипением изогнутых поршней раздвигаются толстые металлические двери. Леди Гудгласс и ее муж возглавляют экскурсию. Графенвельдер старается держаться поближе к супружеской паре, изображая любопытство.
Эта женщина не может сразу показать гамадриаду. Сначала обязательная прелюдия – короткое, но скучное путешествие по бестиарию, во всяком случае по той его части, где содержится сенсационное приобретение. Конечно, Графенвельдер не видит здесь ничего важного, да и остальные гости проявляют лишь вежливый интерес.
Но вот наконец один за другим они подходят к главному экспонату, собираются на обнесенном перилами козырьке у верхней кромки темного колодца. Графенвельдер догадывается, что ему сейчас продемонстрируют, однако хранит на лице недоуменно-выжидающее выражение. Леди Гудгласс произносит короткую речь, нахваливая монстра, который вот-вот будет предъявлен публике: как, мол, трудно было его поймать и доставить. Разок-другой упоминается планета, откуда он родом; для тех, кто в теме, это достаточно толстый намек. Навостривший уши Графенвельдер слышит возбужденные шепотки – коллекционеры делятся догадками. Двое-трое нетерпеливых обгоняют Урсулу.
– К сожалению, – говорит она, – этот экземпляр не удалось доставить в целости и сохранности. В пути он получил физиологическую травму, заморозка повредила ткани и нервную систему. И тем не менее он жив. Мои специалисты поработали над функциональным репертуаром и сумели его по большей части восстановить. Во всех значимых отношениях это живое существо. Дамы и господа! Сейчас вы впервые увидите воочию живую гамадриаду!
По ее команде вспыхивают прожекторы, заливая колодец светом. И тут у Графенвельдера появляется во рту дрянной привкус. Гамадриада куда меньше той взрослой, что досталась ему, но она не мертва. Зверь шевелится: по гармошковидному телу туда и обратно пробегают мощные ритмичные волны, и это тело, заполняющее собой все дно колодца, корчится, и свивается в кольца, и хлещет, как разрубленный электрический кабель.
– Живая! – слабо ахает он.
Леди Гудгласс смотрит на него в упор:
– Не ожидали?
– Но вы же сами только что сказали, как трудно было…
Его слова тонут в возгласах – у гостей появились вопросы к леди Гудгласс. Лайсендер Кэрроуэй энергично аплодирует, подавая пример остальным.
Графенвельдер хлопает вяло – в нем разгорается злоба. Он отходит от перил, предоставляя Урсуле купаться в лучах славы. А сам рассматривает гамадриаду и напряженно гадает, что произошло. Сколь бы невысокого мнения ни был он об ультра, ему не верится, что капитан Шеллис так бессовестно натянул ему нос.
И в этот момент брезжит спасительный выход из ситуации. Паче того, есть шанс извлечь выгоду, на которую Графенвельдер прежде не рассчитывал.
Он дожидается, когда поутихнет возбужденный гомон, и кашляет. Достаточно громко, чтобы все поняли: ему есть что сообщить.
– Весьма и весьма впечатляющий экземпляр, – произносит он. – По крайней мере, для промежуточной стадии роста.
Леди Гудгласс впивается в него сузившимися глазами, смутно подозревая неладное. Даже паланкин разворачивается темным окном к Графенвельдеру.
– Вам известны другие экземпляры, Карл? – спрашивает Урсула.
– Один уж точно известен. Но прежде чем мы поговорим об этом… Вы, кажется, упомянули возникшие при транспортировке проблемы?
– Обычные сложности, сопутствующие криогенным процедурам, применяемым к неземным организмам, – отвечает она.
– Можно узнать, какие именно сложности?
– Я же сказала: повреждение тканей…
– Да, но насколько оно обширное? Пробудившись из криосна, как животное проявило свое нездоровье? Раскоординированность движений, атипичное охотничье поведение?
– Ничего такого.
– То есть вы хотите сказать, что особь пребывала в полном порядке?
– Нет, – холодно произносит леди Гудгласс. – Особь была мертва.
Графенвельдер вскидывает голову в притворном смятении:
– Я в курсе, что у гамадриады сложная биология. Но вот уж чего не знал, так это то, что ее можно воскресить из мертвых.
– Криосон – своего рода смерть, – коротко отвечает Урсула.
– Ну да… если вам угодно играть словами. И все-таки живое существо, будучи замороженным, обычно остается живым. Но ваша гамадриада таковой не осталась, я правильно понял? Она умерла? Так она мертва или нет?
Лайсендер Кэрроуэй негодующе трясет головой.
– Гамадриада жива! – восклицает она. – Она жива, Графенвельдер! Откройте же глаза, черт бы вас побрал!
– Кукольный театр, – произносит Графенвельдер. – Я прав, Урсула? Это мертвый зверь, нашпигованный электродами. Вы его заставляете дергаться, как лягушачью лапку.
Леди Гудгласс напрягает всю свою волю, чтобы сохранить видимость спокойствия. Видно, как у нее на виске пульсирует вена.
– Вообще-то, я не говорила, что она жива. У нее полностью восстановлен функциональный репертуар – вот что я сказала.
– Вы сказали, что она жива.
За Урсулу отвечает ее муж:
– Мистер Графенвельдер, у гамадриад нет мозга. Это скорее растения, чем животные. Они едят, испражняются. Чего еще вы от них хотите?
Умело выбрав момент, Графенвельдер разочарованно пожимает плечами:
– Что ж, думаю, этот экземпляр имеет определенную ценность. Комедийную.
– Да будет вам, – подает голос Майкл Ферфакс. – Нам показали гамадриаду – а многим ли из нас доводилось раньше ее видеть? И так ли уж важно, что в строгом смысле слова она не жива?
– Полагаю, это важно, и весьма, – возражает Графенвельдер. – Вот почему я не пожалел труда, чтобы раздобыть живую особь. Причем покрупнее, чем эта. Мой экземпляр – совершенно взрослый. Больше уже не вырастет.
– Это блеф! – говорит леди Гудгласс. – Будь у него гамадриада, он бы ее уже показал.
– Уверяю вас, у меня есть гамадриада. Я просто еще не подготовил ее к демонстрации.
Урсула смотрит на него скептически:
– Не верю. Какой вам смысл тянуть с этим?
– Я хотел все сделать как надо: создать для животного необходимые условия, устранить любые проблемы, связанные с его биологией. Содержание живой гамадриады, тем более достигшей взрослой фазы, когда полностью меняется структура питания, – задача исключительной сложности.
– Вы лжете! – Но броня уже дала трещину, через нее прорвался страх. – Когда?
– Когда пожелаете. – Графенвельдер поворачивается и простирает руки к гостям: – И конечно же, я приглашаю всех вас. Где я живу – вы знаете. Как насчет послезавтра? Согласитесь, за такой короткий срок я уж точно не успею соорудить фальшивку.
Возвращаясь домой на шаттле, Графенвельдер получает сообщение. Похоже, оно послано из Ржавого Пояса, но более точно определить происхождение сигнала корабль не смог. Графенвельдер предположил было, что это леди Гудгласс вздумала угрожать, но сразу решил, что вряд ли – не настолько же она глупа.
Нет, не лицо Урсулы заполнило стену кабины, когда он ответил на вызов. Совершенно незнакомый человек с круглой мордашкой херувимчика, с пухлой и влажной от слюны нижней губой, скошенной вправо. Из-под панамы выбиваются темные мелкие кудряшки, с массивной фигуры ниспадают широкие складки клоунского с изящным узором наряда. На шее болтается стеклянная шкатулка, в ней позвякивают имплантаты, которые раньше этот субъект, должно быть, носил в черепе. Фоном ему служит высокая и помпезно обитая, как у трона, спинка кресла.
– Мистер Графенвельдер? Мое имя Рифуджио. Не думаю, что нам уже доводилось встречаться.
– Что вам нужно?
Рифуджио отвечает практически сразу, временной лаг мизерный, если он вообще есть.
– Мистер Графенвельдер, я по профессии маклер. Посредник, сводчик, комиссионер. Когда кому-нибудь что-нибудь нужно – и особенно когда подразумевается осторожное маневрирование на грани законности, – я прихожу на помощь.
Графенвельдер тянет руку к кнопке, чтобы прервать связь:
– Вы так и не сказали, чего хотите от меня.
– Речь не о том, чего хочу я, а о том, чего хотите вы. А конкретно о некоем организме, появившемся на свет в результате биоинженерных экспериментов. – Рифуджио чешет кончик грушевидного носа. – Надо отдать вам должное, вы действовали скрытно, насколько это позволяли обстоятельства. Но все же обронили однажды словечко о том, что вас интересует. На ваше счастье, это словечко достигло моих ушей – ушей человека, который способен вам помочь. – Рифуджио наклоняется вперед, отчего панама сползает на лоб, и понижает голос: – Есть у меня такой организм, и я готов его продать. Разумеется, за хорошую цену – мне нужно расплатиться с информаторами и контрагентами. Я в курсе, во что вам обошлась гамадриада, а потому не сомневаюсь: за эту зверушку, которая вам так позарез нужна, сможете дать вдвое больше.
– А что, если не так уж и позарез?
Рифуджио с невозмутимым видом выпрямляется:
– В таком случае… больше не смею вас беспокоить. Всего хорошего, сэр.