Альянс мусорщиков

Я засмеялась.

— Ты сохраняешь ледяное безразличие.

— А, врач прислала мне множество инструкций. — Тэд нахмурился. — Я вновь открываю передачу звука и изображения. Боюсь, будет больно.





Глава 26




— Ты проснулась? — послышался голос Тэда. — Мне пора вновь проверить твою температуру и пульс.

Я открыла глаза, взглянула на окно и увидела в небе красные полосы рассвета.

— Хаос, я не поняла, что уже утро.

— О, ты вернулась к вежливым словам вроде «хаос». Вчера ты меня поистине удивила. Я понятия не имел, что у тебя такой богатый словарь ругательств. — Тэд, похоже, боролся со смехом.

Я вспыхнула.

— Первые одиннадцать лет жизни я провела в лондонском подразделении. Конечно, я знаю множество ругательств. Обычно я ими не пользуюсь, но было очень больно.

— Мне правда очень жаль, — ответил Тэд. — У нас не было сканера, способного показать, что с твоим плечом, поэтому пришлось выяснять, какие движения тебе доступны и насколько они болезненны.

— Я понимаю, это было необходимо, и прошу прощения, что обзывала тебя.

— По-настоящему смутило, когда ты назвала меня скунсом. Тебе известно о кассандрийских скунсах?

— Нет, — сказала я. — Говоря это слово, я имела в виду земного скунса. Некоторые из них живут в Нью-Йорке. Если ты встретишь нечто в черно-белую полоску, очень рекомендую к нему не подходить. Кто-то из детей манхэттенского подразделения как-то раздразнил скунса, а потом, даже бросив мальчишку в воду, мы не избавились от запаха.

Судя по характерному отстраненному выражению лица, Тэд проверял что-то в земной сети данных.

— А, да. Люди могу унюхать струю скунса в концентрации всего лишь десять частей на миллион. В любом случае, я не возражал, когда ты обзывалась, пока я причинял тебе боль. Просто испытал такое же облегчение, как и ты, когда смог вколоть тебе местную анестезию.

Мне было стыдно признаваться в этом Тэду, но затихла я не от облегчения, а от неприкрытого ужаса. Не чувствуя руку, не имя возможности ею подвигать, думая, что та умерла, я поддалась приступу паники. Будь у меня здравый смысл, я бы спросила Тэда, что произойдет под действием анастетика, но я слишком боялась облечь свой страх в слова.

— Действие укола сейчас закончится, но я могу сделать тебе еще один, в чуть меньшей дозе, — прибавил он.

— Не думаю, что мне нужна еще местная анестезия, — поспешно ответила я.

— Ты все еще не ощущаешь плечо и руку?

— Лишь чуть-чуть, — солгала я. — Чувствую в них тепло.

На самом деле я ощущала жар, словно сидела на солнце в очень теплый день, а не жалась в спальном мешке в ледяной комнате. А еще глубоко в костях возникла странная вибрация. Она граничила с болью, но успокаивала меня, что рука еще жива и со мной.

— Тогда ладно, — с сомнением проговорил Тэд. — На некоторых людей анестезия действует дольше, чем на других, но дай мне знать, когда начнет болеть.

— Хорошо, — ответила я, но твердо решила, что промолчу.

— Просто помни: ты должна лежать совершенно неподвижно, пока не пройдут тридцать шесть часов лечения. Сращивание костей — относительно легкий процесс, но любое нарушение на стадии регенерации мышц может оставить тебя с парализованной рукой.

Ночью Тэд каждый час измерял мой пульс и температуру. И каждый раз читал мне ту же лекцию о необходимости сохранять неподвижность. Едва ли я могла забыть о необходимости лежать спокойно, когда Тэд забрал оба наши пояса для ножей и обмотал меня, жестко прижав левую руку к куску дерева и моему боку.

Повторение было излишним, но я понимала, почему Тэд так себя ведет. Он выглядел совершенно спокойно, когда обрабатывал рану, возможно потому, что тогда действительно ощущал уверенность, но сейчас страдал от ожидания, пока не выяснится, помогло ли лечение. Его разум наполняло множество мыслей о том, что могло пойти не так.

Я знала это, потому что и мой разум занимало то же самое. Доктор не имела возможности сама меня осмотреть, а потому могла ошибиться в диагнозе. Тэд мог сделать уколы в неподходящие точки на плече. Стазисное поле в шкафу, где находилась важная восстановительная жидкость, могло отказать, а лекарство — испортиться. Да и я была способна нарушить лечение одним неосторожным движением, когда Тэд закутывал меня в спальный мешок.

— Я не буду двигаться, — ответила я.

Тэд отошел к одной из стазисных ячеек, где хранилась наша еда, и отключил поле.

— Я сажусь завтракать. Хочешь что-нибудь поесть?

— Я знаю, что вчера ничего не ела, но все еще не чувствую голода.

— Некоторые из лекарств, что я тебе давал, замедляют общий обмен веществ, чтобы тело могло сконцентрироваться на исцелении раны, — заметил Тэд. — Когда их действие ослабеет, тебе придется восполнить пропущенные трапезы.

Он достал из стазисной ячейки исходящее паром горячее блюдо, вновь включил поле, сел на матрас и начал есть.


— Это опять зимнеежка?

— Да, зимнеежка есть почти во всех наших блюдах.

— А белая штука?

Я широко улыбнулась.

— Мелко порубленное мясо падающей звезды.

— О. — Он с сомнением наполнил рот. — Не так уж плохо. Чувствуется слабый привкус корицы.

Я никогда не слышала о корице, поэтому ничего не сказала.

— В стазисных ячейках больше еды, чем я ожидал, — продолжал Тэд. — Я думал, мы пробудем здесь всего три или четыре дня.

— В подобные путешествия всегда надо брать еду с запасом. Мы можем застрять здесь из-за бури или чего-нибудь еще. А если нет, привезем лишнее обратно.

Следующие несколько минут Тэд сосредоточился на еде, затем помог мне сделать несколько глотков воды.

— Сегодня я составлю список лекарств, прибавлю к нему инструкции по пользованию из земной сети данных и уложу все в коробки. С этого момента мне надо проверять твою температуру и пульс лишь раз в два часа, поэтому ты должна попытаться немного поспать.

Мне не хотелось оставлять всю работу на Тэда. Это вопрос гордости — всегда вкладывать столько, сколько могу, но я не стала спорить. После всех усилий, приложенных к излечению моей руки, глупо было сейчас все испортить.

— Спасибо, что просыпался каждый час, чтобы меня проверить. Как тебе это удалось?

— Я установил будильник в сети данных Земли. — Он рассмеялся. — Представь себе звенящий в голове колокол.

— Каково это — быть способным на такие потрясающие вещи?

— Все девушки на Адонисе спрашивали меня об этом, — сказал Тэд. — Свято верили, что это замечательно, и мне приходилось им поддакивать, но с тобой я могу быть честен. Я чувствую себя ужасно одиноким.

Он покачал головой.

— Наверное, в те дни, когда все обладали имплантами, это было невероятно. Разговор с другими людьми при помощи одних лишь мыслей походил на телепатию, но сейчас я остался один, поэтому…

— Значит, твой дедушка не имплантирован?

— Его имплантировали в детстве, как и всех тогда. И как у всех, его сеть была рассчитана на всю жизнь, но требовала ежегодной настройки для компенсации изменений в мозгу.

Тэд болезненно охнул.

— Дедушка рассказывал мне, как ужасно ощущал себя, когда его связь с местной базой данных стала сбоить и, в итоге, отключилась. Он сказал, что будто потерял часть собственного разума.

Я вспомнила рассказы Мачико о брате, который плакал по ночам.

— Тогда как ты получил имплант, и почему он еще работает?

— Мой дедушка понял, что цивилизация подходит к краю пропасти. Колониальные миры торговали друг с другом отдельными продуктами и сырьем, но все они зависели от Земли в производстве оборудования, лекарств и других товаров, которые не могли делать самостоятельно из-за отсутствия экспертов, технологии или материалов. Если бы и на Земле не осталось специалистов и технологий, все, зависящее от них, обрушилось бы. Это могло занять месяцы, годы, десятилетия и даже века, но в итоге обвал неизбежен.

Я кивнула. Я помогала добывать запчасти, чтобы поддерживать работу оборудования в Доме парламента, поэтому знала все об утраченных технологиях.

— Большинство из тех вещей не были важны для цивилизации, — продолжал Тэд. — Огромное исключение составляли межзвездные порталы. Люди могли справиться без обычных порталов, пользуясь транспортом или своими ногами, но если бы отказали межзвездные, у нас не осталось бы способа путешествовать или торговать между мирами.

Он всплеснул руками.

— Колониальным мирам пришлось бы выживать не только без поставок с Земли, но и без всего, что приходит из других миров. Адонис — самый продвинутый, наиболее подготовленный, чтобы справиться в одиночку, но и он оказался бы в беде без редких металлов и лекарств, импортируемых с дюжин других планет.

Тэд мрачно смотрел на свою пустую тарелку.

— Мой дедушка счел обязанностью семьи Таддеуса Уоллама-Крейна сохранить технологию межзвездных порталов. Он знал, что на Адонисе нет способов производства деталей для старых порталов, и хотел изобрести новые, использующие более простые компоненты. Он верил, что может это сделать, но только если будет вновь имплантирован.

— Это правда все так меняет? — спросила я.

— Честно говоря, не знаю. Я так привык, что вся информация на расстоянии одной мысли, что… Важнее, что в это верил мой дедушка. Он чувствовал себя лишь половиной того, кем был с имплантом. И бесстыдно воспользовался своим положением, чтобы припереть к стенке экспертов и раздобыть ресурсы. Специалистам удалось модифицировать пару имплантов, чтобы облегчить их настройку, но они не могли заменить прибор в дедушкиной голове, не причинив ущерб мозгу.

Лицо Тэда вытянулось.

— Дедушке пришлось составить новый план. Он сам не мог пройти имплантацию и заново изобрести технологию межзвездных порталов, значит, его место должен был занять сын. Мой отец получил имплант, изучил портальную технологию и начал работать над проблемой, но его похитили и убили. После этого настал мой черед, и мне пришлось учиться быстрее, чем отцу, и начать работать раньше, чем он, потому что время на спасение цивилизации истекало.

Он вздохнул.

— Мне поставили имплант в семь лет. Судя по тому, что я слышал от дедушки, не думаю, что прибор настроен безупречно. Возможно, он работает с эффективностью в девяносто процентов, но дело в том, что я могу перенастроить его самостоятельно с помощью простых инструментов и поддерживать эти девяносто процентов.

— Повезло, что дедушка смог найти экспертов и лишний имплант, — заметила я.