Алая гроздь турмалина
Часть 12 из 26 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава шестая
Дом в Излуках встретил Лену так же, как и всегда: запахом свежескошенной травы, легким туманом, поднимающимся над рекой после недавнего дождя, огромными кустами пионов, которые Ольга Тимофеевна Еропкина считала лучшими цветами в мире и выращивала на каждом свободном клочке земли, дымом от уже разведенного мангала и запахом жарящихся шашлыков.
Даня колдовал над ними, ловко снимая уже готовые порции в поставленную рядом миску и укладывая шампуры с сырым мясом ровными рядами. Несмотря на коляску, он совершенно не был похож на инвалида.
– Ты что, один с этим всем управился? – спросила Лена, чмокнув друга в гладкую щеку. – Помпон, фу, не трогай, это не тебе!
– Здравствуй, Леночка, привет, Митька, Помпон, можешь тащить мясо, если тебе оно так нужно. Нет, почему один? Утром отправил Галине Сергеевне список продуктов, она все привезла и стол накрыла. А уж огонь развести и мясо на шампуры нанизать я как-то в состоянии.
– А Глеб где? – уточнила Лена.
Галиной Сергеевной звали Данину домработницу, которая вела его хозяйство, а Глебом – личного помощника, который помогал с гигиеническими процедурами, а заодно с делами, требующими мужских навыков – наколоть дрова, растопить мангал, починить кран.
– Глеба я отпустил, потому что в нашем с тобой деле лишние глаза и уши ни к чему, – серьезно сказал Даня и осмотрелся, убеждаясь, что Митька не слышит. Сын бегал с Помпоном довольно далеко, кидая псу специальный мячик, поэтому говорить можно было вполне спокойно. – Я твоим камнем занялся еще вчера, потому что случай показался мне ужасно интересным. Всю ночь просидел, представляешь? Утром позвонил тебе, поспал немного, пока Глеб не пришел, потом быстро сделал все, что нужно, и отправил его восвояси до завтрашнего утра. У парня сессия, ему готовиться нужно, так что я по любому бы его отпустил, ты не думай.
– Дань, расскажи, что ты узнал, – попросила Лена, которую снедало жуткое любопытство.
– Ну, что я могу тебе сказать, – Даня говорил, снимая очередную порцию готового мяса, от которого шел умопомрачительный дух. Лена вдруг вспомнила, что со вчерашнего дня ничего не ела. – Начнем с камня как такового. Это совершенно точно не рубин, а турмалин.
Лена вздрогнула.
– Это было бы плохо для цены любого камня, кроме этого. Рубин – драгоценный камень первого класса, который по стоимости может превосходить только бриллианты и изумруды. Красный цвет ему обеспечивают оксиды хрома, иногда с примесью железа. И именно присутствие хрома обеспечивает люминесцентный эффект. Я подсветил твой камень при специальном освещении, – он не засветился изнутри, понимаешь? Ювелиры говорят, что рубины «поют» и «играют», а вот турмалины – нет. Конечно, они похожи, особенно когда турмалин, как в твоем случае, имеет такую же красно-вишневую окраску, однако цвет ему обеспечивает оксид марганца, поэтому эффекта люминесценции нет. Еще я опускал его в молоко, и он не окрасил жидкость в розовый цвет, а еще после того, как я потер камень кусочком шерсти, он притянул бумажный листок, чего с рубином бы не произошло. Так что в своем выводе я уверен.
– То есть турмалин существенно дешевле рубина? – уточнила Лена. – Означает ли это, что за ним не стоит гоняться, да еще убивать человека?
– Опять же, если говорить просто о камне, как таковом, то да, турмалины – драгоценные камни второго класса, значительно уступающие рубину по твердости. Разумеется, они стоят дешевле. Но! – тут Даня поднял указательный палец и еще раз оглянулся в поисках Митьки, который по-прежнему не проявлял к разговору взрослых никакого интереса. – Дело в том, что твой камень не совсем обычный, Лен.
– Ну, это я и сама вижу, – засмеялась она. – Во-первых, я вытащила его из тайника в старинной печке, во-вторых, он огромный и тяжелый, в-третьих, я могу отличить золото от краски и понимаю, что эмаль на кулоне настоящая. И, наконец, я достаточно долго знакома сначала с твоим отцом, а потом с тобой, чтобы понимать: передо мной не просто кулон, а настоящее произведение искусства.
– Лена, – Данин голос вдруг упал до шепота, и ей пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать, – у меня есть все основания полагать, что это не просто произведение искусства, а историческая реликвия. Видишь ли, все ювелирные манипуляции с камнем заняли у меня не больше часа, а все остальное время я провел за изучением исторических документов.
– Каких документов? – не поняла Лена. – Ты же не мог ночью в архив съездить.
– Ну, что ты как маленькая? В Интернете есть все, особенно, когда знаешь, где и что искать. Так вот, я нашел одну довольно старую монографию, точнее, что-то типа детективного отчета, выпущенного еще до революции, в котором рассказывается история происхождения и исчезновения знаменитого рубина Цезаря. Он был подарен императору Клеопатрой, потом прошел долгий путь, переходя от тамплиеров к иезуитам, из Франции в Германию, оттуда в Швецию и так далее. В 1777 году камень был подарен шведским королем Екатерине Второй, а спустя три года она якобы потеряла его на одном из питерских балов. По крайней мере, с тех пор камень больше никто никогда не видел. Удивительно, но в России о нем особо никто и не вспоминал, его исчезновение держалось в строгом секрете, однако автор отчета утверждал, что следы пропавшего камня вели именно в наш город.
Лена слушала, затаив дыхание.
– В наш город? – дрогнувшим голосом переспросила она.
– Да. Правда, здесь они терялись уже навсегда. Дело в том, что в 1825 году скончался бывший губернский воинский начальник, генерал-майор Александр Францевич Штольцен. Он сильно болел, его смерть не была внезапной, но, когда жена нашла его мертвым, в руках он держал лист бумаги, на котором были написаны всего два слова. Догадываешься, какие?
Лена, которую била крупная дрожь, покачала головой.
– «Рубин Цезаря». Жене и сыну эти слова ни о чем не говорили, зато сестра покойного господина Штольцена впала в нервическое состояние и кричала, что брат ее обокрал. Она предъявила предсмертную записку своего покойного мужа, который признавался в том, что украл кулон, оброненный императрицей, однако Штольцен, отправившийся на поиски камня, заявил сестре, что в указанном месте его не нашел. Видимо, солгал. Камень искали, правда, не особенно истово, потому что в его существование, кроме сестры Штольцена, никто не верил. И не нашли. Вот и все, что я прочитал в отчете.
Лена так напряженно думала, что ей казалось, движение неведомых шестеренок в мозгу происходит с еле слышным скрипом.
– Даня? – спросила она хрипло, – а в этом отчете говорится, по чьей просьбе он составлен?
– Да, это отчет, направленный на имя городского головы Николая Пантелеевича Яковлева, – хитро улыбаясь ответил Даня. – И я вижу, что ты совершенно этим обстоятельством не удивлена.
У Лены голова шла кругом. Николай Яковлев, в доме которого она нашла камень, заказал расследование, касающееся рубина Цезаря. Получается, о существовании камня он знал, но понятия не имел, что он хранится в печи его дома? Почему знак, скрывающий вход в тайник, был вытатуирован на руке погибшего на Бутовском полигоне Виктора Балуевского? Петр Беспалов арендовал для реставрации особняки Балуевского и Яковлева – совпадение или он сделал это потому, что тоже искал бесценную реликвию?
Если камень действительно принадлежал Цезарю, то его история началась еще до нашей эры, и камню как минимум две тысячи лет, а цена его настолько баснословна, что за него точно можно убить. Лена почувствовала, как по спине у нее побежали мурашки. Больше всего ее напрягало то обстоятельство, что сегодня утром Дмитрий Николаевич Макаров сообщил ей: он является потомком рода Штольценов и хочет собрать информацию о своей семье. Кроме того, он назвал свою фирму, которая взялась за реконструкцию дома Яковлева, «Турмалин», и именно Макаров сегодня внезапно обнаружил тайник, оказавшийся пустым из-за нее, Елены Бесединой.
– Даня, сколько этот рубин Цезаря может стоить? – шепотом спросила Лена.
Ее молодой друг печально покачал головой.
– Ты не понимаешь, – сказал он так же тихо. – Этот камень бесценен. И тебе надо очень хорошо подумать, что теперь делать. Совершить ошибку ты не можешь.
– Я понимаю, – уныло согласилась Лена. – Наверное, было бы лучше, если бы я оставила кулон лежать там, где я его нашла. Однако, при таком раскладе он мог попасть бы в руки преступнику. Это же, в первую очередь, историческая реликвия, а потому ее нужно охранять от злых и жадных людей. Так что, Даня, я обязательно подумаю, как правильнее поступить, но, пока не приняла решение, камень нужно хорошенько спрятать. Могу я пока оставить его у тебя?
– Не надо, – покачал головой Даня. – Тем более я предлагаю тебе идею получше. Я знаю, где спрятать камень, чтобы об этом никто не догадался. Смотри, что я придумал.
Спустя пять минут Лена была вынуждена признать, что ее друг, как всегда, гениален. Рубин Цезаря, если это, конечно, действительно он, был припрятан надежно. И это давало Лене время для маневра.
Немного повеселев, она быстро перенесла приготовленное мясо на стол и разложила по тарелкам. Даня подъехал, установив коляску на своем обычном месте, во главе стола под развесистой липой, которая сейчас была в самом цвету, распространяя медовый запах на всю округу.
– Тебя что-то тревожит? – спросил он, пока Митя бегал в дом мыть руки. – Этот твой подрядчик?
Подрядчик и связанные с ним тайны Лену действительно беспокоили. Если бы не его алиби на ночь убийства, она бы всерьез подозревала, что преступление совершил именно он. Вот только почему камень из печки не достал, если знал, где тайник? Или все-таки не знал?
Лена убрала со стола, вымыла посуду, заварила чай, настоянный на липовом цвете, принеся плошки с абрикосовым вареньем. Его Лена сварила в прошлом году по рецепту Ольги Тимофеевны и оставила здесь, на даче, чтобы иметь возможность хотя бы иногда возвращаться в детство.
– Мам, я купаться хочу.
Действительно, она обещала сыну, что сходит с ним на реку, до которой было рукой подать.
– Дань, давай мы на реку сбегаем, а чай потом попьем, – попросила она Еропкина. – Берег в этом году как? Зайти можно?
Года два назад реку чистили от ила, и землечерпательная машина вырыла огромную яму именно там, где привыкли заходить в воду владельцы близлежащих домов. Общий для Излук пляж был метрах в пятистах, идти до него далековато, да и народу там всегда оказывалось много.
– Нет, не зайти, в этом году еще и вода высокая, глубоко, – покачал головой Даня. – Глеб мой, конечно, купается, но вам с Митей я бы не советовал. Опасно.
– Неужели на пляж тащиться, – огорченно сказала Лена, – так не хочется.
– Ма-ам, ты же обещала!
– Пойдем, раз обещала.
– Лена, не надо на пляж, ты дойди до берега и поверни направо, там тропка, она к новой части Излук ведет. Метров триста и увидишь отмель песочную. Ее наши новые соседи отсыпали, чтобы себе место для купания обустроить.
В Излуках, старом поселке с пусть и отремонтированными, но все-таки деревянными домами, лет пять назад действительно появился новый район, в котором огромного размера участки выкупались людьми небедными и застраивались соответственно. Двух, а то и трехэтажные особняки уходили коньками крыш в небо, панорамными окнами смотрели на реку. Возведенные бани, беседки, гаражи, летние кухни и гостевые домики надежно прятались от любопытных глаз за глухими заборами, но местные все равно судачили всласть, подглядывая за чужой богатой жизнью, а потом возвращались в свои покосившиеся избушки на участках в шесть соток.
Дом Еропкиных, разумеется, отличался от остальных. В свое время Павел Альбертович, выкупивший два участка, дом построил хоть и простой, но добротный. После приключившегося с Даней несчастья в нем были расширены дверные проемы, обустроены пандусы и сделано все, чтобы дом подходил для жизни одинокого инвалида, передвигающегося на коляске. Удобный был дом у Еропкиных, большой, светлый, основательный, но, конечно, ни в какое сравнение с современными особняками в новом «районе» не шел. Ну, и ладно. Невелика печаль.
– Дань, да как-то не хочется к этим вашим «новым русским» под бок сваливаться, – сомневаясь, сказала Лена. – Это же их пляж, вдруг кричать начнут, что мы туда пришли? Ты же знаешь, как я скандалов не люблю.
– Во-первых, они не новые русские, те в девяностых годах были, да и то больше в анекдотах, – усмехнулся Даня. – Нормальные люди, работают много, ведут себя тихо, в магазине, если встретишь, здороваются, пальцы не гнут, богатством не кичатся. И на пляж их ходить можно. Конечно, те, кому старый поселковый ближе и привычнее, этим не пользуются, но никаких возражений ты точно не встретишь. Можешь не волноваться.
– Ладно, не буду. Митя, Помпон, айда на речку!
Теплые дни стояли уже довольно давно, поэтому вода прогрелась до непривычной для июня температуры – градуса двадцать четыре, не меньше. Пляж действительно был удобный – не очень большой, но отсыпанный белым мелким песком, с кабинкой для переодевания и несколькими зонтиками. Расстелив прихваченное полотенце, Лена села на прогревшийся за день песок, милостиво разрешив сыну войти в воду и наблюдая, как он резвится в воде вместе с собакой.
– Мам, а ты что, не будешь плавать?
– Вот ты вылезешь на берег, и я сплаваю, – объяснила Лена. – Я не могу одновременно следить за тобой и получать удовольствие от купания.
– А зачем за мной следить? Я ведь уже взрослый.
– Конечно, кто же сомневается, просто мне так спокойнее, – объяснила она сыну. Иногда он бывал очень серьезный и смешной одновременно.
У нее зазвонил телефон, и она, не отрывая глаз от воды, нажала на кнопку. Какая разница, кто звонит?
– Елена, – услышала она в трубке и содрогнулась, потому что голос принадлежал бывшему мужу.
Ради Митьки она старалась общаться с ним ровно, не выдавая охватывающего ее каждый раз физического отвращения. Когда-то – не очень долго – ей было рядом с этим человеком хорошо, а потом стало очень плохо. Это «плохо» тянулось гораздо дольше счастливых мгновений, и забыть про это за прошедшее после развода время она так и не смогла. Человек, когда-то сумевший стать самым близким и дорогим, ее предал.
Конечно, она с самого начала знала, когда он ей изменил, потому что у измены был запах, несмываемый никакими гелями для душа – Лена чувствовала его с порога, и ничего не могла с этим поделать. Но в день похорон ее мамы муж уехал в Москву с любовницей. Эта поездка, для проформы названная каким-то семинаром, была запланирована заранее, места в гостинице забронированы, билеты на концерт куплены, и огорчить любовницу изменением планов ее муж не смог. Не захотел.
Поэтому на кладбище Лена была одна, точнее, с Даней Еропкиным. И организовывала она похороны одна, даже венок от мужа купила, чтобы мама хотя бы с того света не расстраивалась из-за неблагодарности зятя. Вернувшись с поминок, она плакала, а сидевший рядом Даня ее утешал. Когда Лена перестала плакать, то глухо сообщила другу детства, что подает на развод.
– Елена, – настойчиво повторил голос в трубке, потому что она молчала, словно нежелание с ним разговаривать парализовало голосовые связки, – ты меня слышишь?
– Да, слышу, – сказала она, вздохнув. – Конечно слышу, Костя. Что тебе надо?
– Да ничего мне не надо, – весело ответил бывший муж. – Просто решил узнать, как дела?
Лена изумилась так сильно, что даже выпустила из вида Митьку. Константин Куликов не мог интересоваться ее делами даже в первом приближении. Лена и ее дела не были ему интересны, даже когда они были женаты, а уж теперь и подавно.
– Кость, у тебя все в порядке? – аккуратно спросила она. – Ты с чего вдруг решил мне позвонить, я не поняла?
– Митька трубку не берет, я и решил узнать, не случилось ли чего. – Несмотря на все Ленины неприятности с мужем, отцом он, действительно, был хорошим. Митьку любил, проводил с ним много времени и всегда находил общий язык.
– Митька в речке плещется, – объяснила Лена миролюбиво, – а мобильник в доме остался. Вернется – сразу перезвонит.
– Вы в Излуках что ли? – догадался Костя. – Опять благотворительностью занимаешься, инвалида своего нянчишь? А может, у тебя с ним роман, а?
– С кем у меня роман, тебя вообще не касается, – сообщила Лена, стараясь дышать глубоко и ровно. – А Даня тебе сто очков форы даст, потому что инвалид у нас ты – душевный.
– Ух ты, как раскипятилась, – странно, но Лена не слышала в голосе мужа злости. Обычно он разговаривал с ней очень зло, как будто старался наказать за то, что она посмела от него уйти. – Да, ладно, я ведь пошутил. Ты мне лучше расскажи, как твои дома? Начала уже разбирать эту рухлядь, которую не отреставрировать, а сжечь надо, чтобы землю в центре города не занимала?
Лена потерла глаза, совсем ничего не понимая. Куликов не мог интересоваться ее работой. Такого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Точка. Или он интересуется не работой, а именно домом? Словно желая окончательно разбудить подозрения, голос бывшего мужа в трубке добавил:
– И как, ничего интересного не обнаружила?
– Тебя что, заинтересовала пыль веков? – с максимальной иронией, которую она сейчас была способна вложить в свой голос, спросила Лена. – Костя, ты звонишь-то мне зачем?
Дом в Излуках встретил Лену так же, как и всегда: запахом свежескошенной травы, легким туманом, поднимающимся над рекой после недавнего дождя, огромными кустами пионов, которые Ольга Тимофеевна Еропкина считала лучшими цветами в мире и выращивала на каждом свободном клочке земли, дымом от уже разведенного мангала и запахом жарящихся шашлыков.
Даня колдовал над ними, ловко снимая уже готовые порции в поставленную рядом миску и укладывая шампуры с сырым мясом ровными рядами. Несмотря на коляску, он совершенно не был похож на инвалида.
– Ты что, один с этим всем управился? – спросила Лена, чмокнув друга в гладкую щеку. – Помпон, фу, не трогай, это не тебе!
– Здравствуй, Леночка, привет, Митька, Помпон, можешь тащить мясо, если тебе оно так нужно. Нет, почему один? Утром отправил Галине Сергеевне список продуктов, она все привезла и стол накрыла. А уж огонь развести и мясо на шампуры нанизать я как-то в состоянии.
– А Глеб где? – уточнила Лена.
Галиной Сергеевной звали Данину домработницу, которая вела его хозяйство, а Глебом – личного помощника, который помогал с гигиеническими процедурами, а заодно с делами, требующими мужских навыков – наколоть дрова, растопить мангал, починить кран.
– Глеба я отпустил, потому что в нашем с тобой деле лишние глаза и уши ни к чему, – серьезно сказал Даня и осмотрелся, убеждаясь, что Митька не слышит. Сын бегал с Помпоном довольно далеко, кидая псу специальный мячик, поэтому говорить можно было вполне спокойно. – Я твоим камнем занялся еще вчера, потому что случай показался мне ужасно интересным. Всю ночь просидел, представляешь? Утром позвонил тебе, поспал немного, пока Глеб не пришел, потом быстро сделал все, что нужно, и отправил его восвояси до завтрашнего утра. У парня сессия, ему готовиться нужно, так что я по любому бы его отпустил, ты не думай.
– Дань, расскажи, что ты узнал, – попросила Лена, которую снедало жуткое любопытство.
– Ну, что я могу тебе сказать, – Даня говорил, снимая очередную порцию готового мяса, от которого шел умопомрачительный дух. Лена вдруг вспомнила, что со вчерашнего дня ничего не ела. – Начнем с камня как такового. Это совершенно точно не рубин, а турмалин.
Лена вздрогнула.
– Это было бы плохо для цены любого камня, кроме этого. Рубин – драгоценный камень первого класса, который по стоимости может превосходить только бриллианты и изумруды. Красный цвет ему обеспечивают оксиды хрома, иногда с примесью железа. И именно присутствие хрома обеспечивает люминесцентный эффект. Я подсветил твой камень при специальном освещении, – он не засветился изнутри, понимаешь? Ювелиры говорят, что рубины «поют» и «играют», а вот турмалины – нет. Конечно, они похожи, особенно когда турмалин, как в твоем случае, имеет такую же красно-вишневую окраску, однако цвет ему обеспечивает оксид марганца, поэтому эффекта люминесценции нет. Еще я опускал его в молоко, и он не окрасил жидкость в розовый цвет, а еще после того, как я потер камень кусочком шерсти, он притянул бумажный листок, чего с рубином бы не произошло. Так что в своем выводе я уверен.
– То есть турмалин существенно дешевле рубина? – уточнила Лена. – Означает ли это, что за ним не стоит гоняться, да еще убивать человека?
– Опять же, если говорить просто о камне, как таковом, то да, турмалины – драгоценные камни второго класса, значительно уступающие рубину по твердости. Разумеется, они стоят дешевле. Но! – тут Даня поднял указательный палец и еще раз оглянулся в поисках Митьки, который по-прежнему не проявлял к разговору взрослых никакого интереса. – Дело в том, что твой камень не совсем обычный, Лен.
– Ну, это я и сама вижу, – засмеялась она. – Во-первых, я вытащила его из тайника в старинной печке, во-вторых, он огромный и тяжелый, в-третьих, я могу отличить золото от краски и понимаю, что эмаль на кулоне настоящая. И, наконец, я достаточно долго знакома сначала с твоим отцом, а потом с тобой, чтобы понимать: передо мной не просто кулон, а настоящее произведение искусства.
– Лена, – Данин голос вдруг упал до шепота, и ей пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать, – у меня есть все основания полагать, что это не просто произведение искусства, а историческая реликвия. Видишь ли, все ювелирные манипуляции с камнем заняли у меня не больше часа, а все остальное время я провел за изучением исторических документов.
– Каких документов? – не поняла Лена. – Ты же не мог ночью в архив съездить.
– Ну, что ты как маленькая? В Интернете есть все, особенно, когда знаешь, где и что искать. Так вот, я нашел одну довольно старую монографию, точнее, что-то типа детективного отчета, выпущенного еще до революции, в котором рассказывается история происхождения и исчезновения знаменитого рубина Цезаря. Он был подарен императору Клеопатрой, потом прошел долгий путь, переходя от тамплиеров к иезуитам, из Франции в Германию, оттуда в Швецию и так далее. В 1777 году камень был подарен шведским королем Екатерине Второй, а спустя три года она якобы потеряла его на одном из питерских балов. По крайней мере, с тех пор камень больше никто никогда не видел. Удивительно, но в России о нем особо никто и не вспоминал, его исчезновение держалось в строгом секрете, однако автор отчета утверждал, что следы пропавшего камня вели именно в наш город.
Лена слушала, затаив дыхание.
– В наш город? – дрогнувшим голосом переспросила она.
– Да. Правда, здесь они терялись уже навсегда. Дело в том, что в 1825 году скончался бывший губернский воинский начальник, генерал-майор Александр Францевич Штольцен. Он сильно болел, его смерть не была внезапной, но, когда жена нашла его мертвым, в руках он держал лист бумаги, на котором были написаны всего два слова. Догадываешься, какие?
Лена, которую била крупная дрожь, покачала головой.
– «Рубин Цезаря». Жене и сыну эти слова ни о чем не говорили, зато сестра покойного господина Штольцена впала в нервическое состояние и кричала, что брат ее обокрал. Она предъявила предсмертную записку своего покойного мужа, который признавался в том, что украл кулон, оброненный императрицей, однако Штольцен, отправившийся на поиски камня, заявил сестре, что в указанном месте его не нашел. Видимо, солгал. Камень искали, правда, не особенно истово, потому что в его существование, кроме сестры Штольцена, никто не верил. И не нашли. Вот и все, что я прочитал в отчете.
Лена так напряженно думала, что ей казалось, движение неведомых шестеренок в мозгу происходит с еле слышным скрипом.
– Даня? – спросила она хрипло, – а в этом отчете говорится, по чьей просьбе он составлен?
– Да, это отчет, направленный на имя городского головы Николая Пантелеевича Яковлева, – хитро улыбаясь ответил Даня. – И я вижу, что ты совершенно этим обстоятельством не удивлена.
У Лены голова шла кругом. Николай Яковлев, в доме которого она нашла камень, заказал расследование, касающееся рубина Цезаря. Получается, о существовании камня он знал, но понятия не имел, что он хранится в печи его дома? Почему знак, скрывающий вход в тайник, был вытатуирован на руке погибшего на Бутовском полигоне Виктора Балуевского? Петр Беспалов арендовал для реставрации особняки Балуевского и Яковлева – совпадение или он сделал это потому, что тоже искал бесценную реликвию?
Если камень действительно принадлежал Цезарю, то его история началась еще до нашей эры, и камню как минимум две тысячи лет, а цена его настолько баснословна, что за него точно можно убить. Лена почувствовала, как по спине у нее побежали мурашки. Больше всего ее напрягало то обстоятельство, что сегодня утром Дмитрий Николаевич Макаров сообщил ей: он является потомком рода Штольценов и хочет собрать информацию о своей семье. Кроме того, он назвал свою фирму, которая взялась за реконструкцию дома Яковлева, «Турмалин», и именно Макаров сегодня внезапно обнаружил тайник, оказавшийся пустым из-за нее, Елены Бесединой.
– Даня, сколько этот рубин Цезаря может стоить? – шепотом спросила Лена.
Ее молодой друг печально покачал головой.
– Ты не понимаешь, – сказал он так же тихо. – Этот камень бесценен. И тебе надо очень хорошо подумать, что теперь делать. Совершить ошибку ты не можешь.
– Я понимаю, – уныло согласилась Лена. – Наверное, было бы лучше, если бы я оставила кулон лежать там, где я его нашла. Однако, при таком раскладе он мог попасть бы в руки преступнику. Это же, в первую очередь, историческая реликвия, а потому ее нужно охранять от злых и жадных людей. Так что, Даня, я обязательно подумаю, как правильнее поступить, но, пока не приняла решение, камень нужно хорошенько спрятать. Могу я пока оставить его у тебя?
– Не надо, – покачал головой Даня. – Тем более я предлагаю тебе идею получше. Я знаю, где спрятать камень, чтобы об этом никто не догадался. Смотри, что я придумал.
Спустя пять минут Лена была вынуждена признать, что ее друг, как всегда, гениален. Рубин Цезаря, если это, конечно, действительно он, был припрятан надежно. И это давало Лене время для маневра.
Немного повеселев, она быстро перенесла приготовленное мясо на стол и разложила по тарелкам. Даня подъехал, установив коляску на своем обычном месте, во главе стола под развесистой липой, которая сейчас была в самом цвету, распространяя медовый запах на всю округу.
– Тебя что-то тревожит? – спросил он, пока Митя бегал в дом мыть руки. – Этот твой подрядчик?
Подрядчик и связанные с ним тайны Лену действительно беспокоили. Если бы не его алиби на ночь убийства, она бы всерьез подозревала, что преступление совершил именно он. Вот только почему камень из печки не достал, если знал, где тайник? Или все-таки не знал?
Лена убрала со стола, вымыла посуду, заварила чай, настоянный на липовом цвете, принеся плошки с абрикосовым вареньем. Его Лена сварила в прошлом году по рецепту Ольги Тимофеевны и оставила здесь, на даче, чтобы иметь возможность хотя бы иногда возвращаться в детство.
– Мам, я купаться хочу.
Действительно, она обещала сыну, что сходит с ним на реку, до которой было рукой подать.
– Дань, давай мы на реку сбегаем, а чай потом попьем, – попросила она Еропкина. – Берег в этом году как? Зайти можно?
Года два назад реку чистили от ила, и землечерпательная машина вырыла огромную яму именно там, где привыкли заходить в воду владельцы близлежащих домов. Общий для Излук пляж был метрах в пятистах, идти до него далековато, да и народу там всегда оказывалось много.
– Нет, не зайти, в этом году еще и вода высокая, глубоко, – покачал головой Даня. – Глеб мой, конечно, купается, но вам с Митей я бы не советовал. Опасно.
– Неужели на пляж тащиться, – огорченно сказала Лена, – так не хочется.
– Ма-ам, ты же обещала!
– Пойдем, раз обещала.
– Лена, не надо на пляж, ты дойди до берега и поверни направо, там тропка, она к новой части Излук ведет. Метров триста и увидишь отмель песочную. Ее наши новые соседи отсыпали, чтобы себе место для купания обустроить.
В Излуках, старом поселке с пусть и отремонтированными, но все-таки деревянными домами, лет пять назад действительно появился новый район, в котором огромного размера участки выкупались людьми небедными и застраивались соответственно. Двух, а то и трехэтажные особняки уходили коньками крыш в небо, панорамными окнами смотрели на реку. Возведенные бани, беседки, гаражи, летние кухни и гостевые домики надежно прятались от любопытных глаз за глухими заборами, но местные все равно судачили всласть, подглядывая за чужой богатой жизнью, а потом возвращались в свои покосившиеся избушки на участках в шесть соток.
Дом Еропкиных, разумеется, отличался от остальных. В свое время Павел Альбертович, выкупивший два участка, дом построил хоть и простой, но добротный. После приключившегося с Даней несчастья в нем были расширены дверные проемы, обустроены пандусы и сделано все, чтобы дом подходил для жизни одинокого инвалида, передвигающегося на коляске. Удобный был дом у Еропкиных, большой, светлый, основательный, но, конечно, ни в какое сравнение с современными особняками в новом «районе» не шел. Ну, и ладно. Невелика печаль.
– Дань, да как-то не хочется к этим вашим «новым русским» под бок сваливаться, – сомневаясь, сказала Лена. – Это же их пляж, вдруг кричать начнут, что мы туда пришли? Ты же знаешь, как я скандалов не люблю.
– Во-первых, они не новые русские, те в девяностых годах были, да и то больше в анекдотах, – усмехнулся Даня. – Нормальные люди, работают много, ведут себя тихо, в магазине, если встретишь, здороваются, пальцы не гнут, богатством не кичатся. И на пляж их ходить можно. Конечно, те, кому старый поселковый ближе и привычнее, этим не пользуются, но никаких возражений ты точно не встретишь. Можешь не волноваться.
– Ладно, не буду. Митя, Помпон, айда на речку!
Теплые дни стояли уже довольно давно, поэтому вода прогрелась до непривычной для июня температуры – градуса двадцать четыре, не меньше. Пляж действительно был удобный – не очень большой, но отсыпанный белым мелким песком, с кабинкой для переодевания и несколькими зонтиками. Расстелив прихваченное полотенце, Лена села на прогревшийся за день песок, милостиво разрешив сыну войти в воду и наблюдая, как он резвится в воде вместе с собакой.
– Мам, а ты что, не будешь плавать?
– Вот ты вылезешь на берег, и я сплаваю, – объяснила Лена. – Я не могу одновременно следить за тобой и получать удовольствие от купания.
– А зачем за мной следить? Я ведь уже взрослый.
– Конечно, кто же сомневается, просто мне так спокойнее, – объяснила она сыну. Иногда он бывал очень серьезный и смешной одновременно.
У нее зазвонил телефон, и она, не отрывая глаз от воды, нажала на кнопку. Какая разница, кто звонит?
– Елена, – услышала она в трубке и содрогнулась, потому что голос принадлежал бывшему мужу.
Ради Митьки она старалась общаться с ним ровно, не выдавая охватывающего ее каждый раз физического отвращения. Когда-то – не очень долго – ей было рядом с этим человеком хорошо, а потом стало очень плохо. Это «плохо» тянулось гораздо дольше счастливых мгновений, и забыть про это за прошедшее после развода время она так и не смогла. Человек, когда-то сумевший стать самым близким и дорогим, ее предал.
Конечно, она с самого начала знала, когда он ей изменил, потому что у измены был запах, несмываемый никакими гелями для душа – Лена чувствовала его с порога, и ничего не могла с этим поделать. Но в день похорон ее мамы муж уехал в Москву с любовницей. Эта поездка, для проформы названная каким-то семинаром, была запланирована заранее, места в гостинице забронированы, билеты на концерт куплены, и огорчить любовницу изменением планов ее муж не смог. Не захотел.
Поэтому на кладбище Лена была одна, точнее, с Даней Еропкиным. И организовывала она похороны одна, даже венок от мужа купила, чтобы мама хотя бы с того света не расстраивалась из-за неблагодарности зятя. Вернувшись с поминок, она плакала, а сидевший рядом Даня ее утешал. Когда Лена перестала плакать, то глухо сообщила другу детства, что подает на развод.
– Елена, – настойчиво повторил голос в трубке, потому что она молчала, словно нежелание с ним разговаривать парализовало голосовые связки, – ты меня слышишь?
– Да, слышу, – сказала она, вздохнув. – Конечно слышу, Костя. Что тебе надо?
– Да ничего мне не надо, – весело ответил бывший муж. – Просто решил узнать, как дела?
Лена изумилась так сильно, что даже выпустила из вида Митьку. Константин Куликов не мог интересоваться ее делами даже в первом приближении. Лена и ее дела не были ему интересны, даже когда они были женаты, а уж теперь и подавно.
– Кость, у тебя все в порядке? – аккуратно спросила она. – Ты с чего вдруг решил мне позвонить, я не поняла?
– Митька трубку не берет, я и решил узнать, не случилось ли чего. – Несмотря на все Ленины неприятности с мужем, отцом он, действительно, был хорошим. Митьку любил, проводил с ним много времени и всегда находил общий язык.
– Митька в речке плещется, – объяснила Лена миролюбиво, – а мобильник в доме остался. Вернется – сразу перезвонит.
– Вы в Излуках что ли? – догадался Костя. – Опять благотворительностью занимаешься, инвалида своего нянчишь? А может, у тебя с ним роман, а?
– С кем у меня роман, тебя вообще не касается, – сообщила Лена, стараясь дышать глубоко и ровно. – А Даня тебе сто очков форы даст, потому что инвалид у нас ты – душевный.
– Ух ты, как раскипятилась, – странно, но Лена не слышала в голосе мужа злости. Обычно он разговаривал с ней очень зло, как будто старался наказать за то, что она посмела от него уйти. – Да, ладно, я ведь пошутил. Ты мне лучше расскажи, как твои дома? Начала уже разбирать эту рухлядь, которую не отреставрировать, а сжечь надо, чтобы землю в центре города не занимала?
Лена потерла глаза, совсем ничего не понимая. Куликов не мог интересоваться ее работой. Такого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Точка. Или он интересуется не работой, а именно домом? Словно желая окончательно разбудить подозрения, голос бывшего мужа в трубке добавил:
– И как, ничего интересного не обнаружила?
– Тебя что, заинтересовала пыль веков? – с максимальной иронией, которую она сейчас была способна вложить в свой голос, спросила Лена. – Костя, ты звонишь-то мне зачем?