Академия Буря
Часть 23 из 85 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я хочу услышать, что вы скажете ребятам, когда они придут.
Если вообще придут.
Пусть не торопятся! Когда еще у нее будет шанс побыть наедине с Голден-Халлой?
Берти кивнул, а потом, болезненно морщась, стал глушить пойманную рыбу о камни пещеры. Лади с минуту смотрела на его мучения и наконец, откашлявшись, спросила, можно ли помочь.
Сыщик с готовностью отдал ей ведро, газету, нож и бумажный пакет для требухи.
– Ты ведь и выпотрошить можешь, да? – широко улыбнулся он. – Ненавижу это делать! А жрать охота. К тому же, если я накормлю твоих однокурсников, они легко простят мне мою придурь. И сочтут меня веселым преподавателем, а не вредным или глупым.
– Вас что, кто-то считает глупым?
– Пока нет: ведь я всех честно кормлю, – хмыкнул Берти и сладко, как кот, потянулся.
Стало видно его маг-браслеты: голубой и зеленый, а не алые, как у большинства саусберийских чародеев.
– Моя браслетная гетерохромия. В чем-то мы с тобой похожи, – подмигнул Берти, снова поймав и отбросив разноцветный взгляд Ладиславы.
Найт обрадовалась, что он знает это слово. И что заметил ее глаза.
Она передавала сыщику нарезанные куски рыбы. Он выкладывал их на решетку в рядок. Потом вытаскивал поочередно из разных карманов соль, перец, тимьян и розмарин и с тщанием творца обсыпал ими рыбу, делал рыбе массаж, пел рыбе, похлопывал рыбу – по-братски.
Пещера была полна мягкого света, шума водопада и тепла, исходившего от левитирующего костра-солнца. Ладиславу то и дело задевали за плечи мелкие капли воды, а Голден-Халла, готовя еду, что-то негромко напевал. По сердцу девушки разливалась тихая прохлада благополучия.
«Я хочу запомнить это», – приказала себе она. Эта простая фраза, сказанная осознанно, всегда и впрямь помогала записывать что угодно на подкорку сознания. В картотеке воспоминаний Найт было много таких моментов – будто бы бытовых, ничего не значащих, но в чем-то очень счастливых, которые она специально для себя отметила. Некоторые даже важные вещи легко стирались из памяти Ладиславы, но если она говорила себе: «Я хочу запомнить это», внимательно глядя на дождь во время солнца, или тополиный пух, вьющийся у земли, или улыбку случайного прохожего, то действительно всегда их запоминала. Коллекция добрых воспоминаний – такая штука была в голове у Найт, но, увидь ее кто-то другой, обидно бы рассмеялся и выбросил: что за глупость, тут ничего значительного.
Время шло, однокурсники не появлялись.
Берти достал из кармана часы на цепочке. Щелчок, и крышка откинулась. На ней была надпись: «Любимому Берти от Линды».
Оп.
– По опыту, до прихода «библиотечных» стратегов у нас еще минут двадцать, – прикинул сыщик. – Скорее всего, они уже поняли, что надо сложить все подсказки вместе, и тогда получится связный текст с адресом. В двух экземплярах, на всякий случай. Им остается только прибежать обратно.
– Как это – сложить? – не поняла Ладислава. – Нам же по правилам нельзя было сотрудничать!
– М-да? Были и такие правила? – притворно удивился Берти.
Ладислава уставилась на сыщика исподлобья. Рыжий старательно прятал улыбку. Получалось плохо.
– Да, были! – упрямо сказала Найт. – Огр назвал два: не общаться друг с другом и ни о чем не спрашивать его.
– Ну вот! Корзинная Невнимательность, часть вторая! – Берти прискорбно вздохнул и всплеснул руками.
От этого жеста огненный шар вновь обратился костром; детектив закрепил над ним решетку с форелью.
– Речь для Рычгинса писал я, и вот что там было, дословно: «Я думаю, что вы в курсе, что в играх такого типа обычно запрещены… бла-бла-бла». Где здесь прямой приказ? Это просто общее наблюдение!
– Опять словесная уловка! – возмутилась Найт.
– Да. Снова она. Сечешь! – обрадовался Берти. – Повторение – мать учения, и все такое.
Он длинной палочкой поворошил угли в костре, щипящие и искрящие, как аплодисменты.
Потом навел прутик на Лади, будто указку:
– Первое правило сыщика: работай с фактами, а не с привычной интерпретацией фактов. Второе правило: не сотвори себе преграду. Если тебе клянутся: «Я вчера весь вечер был с женой!», то уточни – не вместе ли с женой он утопил вашу жертву? Если ругаются: «Вам нельзя вызывать на допрос N., это большая шишка!» – то напиши этой шишке письмо. Неудобное. На ватмане. И встань с ним под дворцом. Поверь: N. сам тебя вызовет… Как говорится: «Все, что можно понять неправильно, люди поймут неправильно». А сыщик – это тот вредный парень, который если чего-то и «не понимает», то только себе на пользу.
Берти оторвал кусок зарумянившейся рыбы, подул на него и, довольный, броском закинул себе в рот.
Ладислава нахмурилась:
– Мне кажется, так можно влипнуть в серьезные неприятности… Особенно, кхм, с дворцом, как в вашем примере.
– Вот тут не могу не согласиться, – поморщился Берти и рефлекторно потер шею.
Ладислава вдруг увидела, что у него там длинный, тончайший белый шрам, как от очень острого кинжала. Например, ритуального.
Ого!
Голден-Халлу что, резали?..
Хей.
Я бы сказал: пытались казнить.
Но в последний момент сменили смерть на изгнание. Благо некоторые мужи теряют весь свой убийственный пыл, когда к ним в инквизиторскую влетает рыдающая дочь. Любимейший цветочек!.. И не важно, что цветочек успел их разочаровать, втрескавшись в рыжего сыщика, который упрямо вставал поперек горла, как рыбья кость.
Берти вздохнул:
– Да, играть словами и самого себя наделять властью бывает опасно. Так что этот вариант мы оставляем на крайний случай, только если не сработает Золотое Правило Каждого Детектива…
И преподаватель умолк, с аппетитом вонзив зубы в форель.
Шумел водопад. В воздухе висела взвесь легких прозрачных капелек, в каждой из них как будто жило маленькое солнышко. Судя по всему, все эти солнышки брали за образец Голден-Халлу.
Проснулся пес, зевая, процокал поближе и начал старательно обнюхивать Найт: пора познакомиться поближе. Берти кинул ему кусочек рыбы. Пес обрадованно зачавкал.
Разговор как будто прекратился.
– Кхм! Какое правило-то? – напомнила Лади.
– Вот это самое! – сыщик расплылся в улыбке. – Задавай вопросы!
Берти встал и пошел по кругу, размахивая руками, как мельница:
– Спрашивай всегда! И особенно когда тебе предложили спросить (а огр так и сделал в моем задании; тон неважен). Один правильно поставленный вопрос может стоит тысячи ответов. Господа Как, Почему и Аесли – три лучших друга каждого детектива. Они не только помогают в работе, но и вообще – держат твой мозг в тонусе. А еще позволяют тебе оставаться человечным, способным к состраданию. Потому что, как ни странно, равнодушие очень часто рождается из банального непонимания, а непонимание – из того, что мы вовремя не задали тот или иной вопрос…
Голден-Халла снова умолк, гад такой, и остановился четко за спиной у Лади.
Девушке вспомнился неприятный взгляд из Корпуса загадок. Да и вообще – Найт не любила не видеть собеседника. Это было как-то против инстинктов. Это пахло опасностью.
Лади буркнула:
– А сострадание-то здесь при чем?
Берти резко опустился на корточки у нее за спиной и, качнувшись вперед, зашептал в самое ухо:
– При том, что мне как-то грустно, когда новенькая студентка спрашивает всех лекторов подряд об одной и той же весьма странной вещи, а у них это не вызывает абсолютно никаких эмоций. Никаких сомнений. Никакого желания уточнить: почему?
Это был как нож в спину.
Прекрасный день померк.
Ладислава подавилась кусочком рыбы, закашлялась и вскочила на ноги, застигнутая врасплох.
– Вы что, следите за мной? Откуда вы знаете, с кем и о чем я говорю? – резко спросила она, оборачиваясь.
– Может, я просто внимательный.
– А может, и нет?!
– О! Браво, госпожа адептка!
– Хватит шуточек! Вас там не было, шиш с два, в тех аудиториях! И на крыше… На крыше вы в телескоп за пляжем наблюдали! За мной! Поэтому мои микровыражения углядели, верно?! – в ярости рявкнула Найт.
Голден-Халла, не меняя позы, сощурился.
– Ладислава, кажется, я тебя разозлил… – протянул он.
– Ладислава?! – ахнула она. – Значит, имя мое вам тоже известно? А ведь я не представлялась! Может, тогда и в овраге в первую ночь вы меня специально караулили? Может, в чемоданах моих рылись? Что вам от меня надо, а?! – рассвирепела Найт.
Рассвирепела по полной программе.
Потому что больше всего на свете она ненавидела ловушки.
Подвохи. Капканы. Западню. Двойное дно и двойные замки – и не важно, с какой целью сделанные.
Ненавидела, когда все нормально – и вдруг рвется по шву, с треском, неожиданно.
Будь то целая жизнь, перечеркнутая в одночасье, как тогда, в порту; или мирный разговор, растоптанный жутким напоминанием.
Весь водопад, их идиллия, легкие брызги и свежий ветер в одно мгновение разлетелись болью. Берти этого не видел, а у нее цифры на ребре будто зашевелились, смеясь.
Тебе ведь не нужны эти правила детективов, детка. Ты все равно не будешь работать в сыске. Никогда. Не успеешь. Ты все равно больше не увидишь материк, и не попробуешь постоять с транспарантом перед дворцом, и не узнаешь, что это за Линда и что за шрам; все это глупость, дурость, время истекает, и как смеешь ты наслаждаться жизнью, когда впереди – чернота?..
Найт зарычала от бессилья.
Если вообще придут.
Пусть не торопятся! Когда еще у нее будет шанс побыть наедине с Голден-Халлой?
Берти кивнул, а потом, болезненно морщась, стал глушить пойманную рыбу о камни пещеры. Лади с минуту смотрела на его мучения и наконец, откашлявшись, спросила, можно ли помочь.
Сыщик с готовностью отдал ей ведро, газету, нож и бумажный пакет для требухи.
– Ты ведь и выпотрошить можешь, да? – широко улыбнулся он. – Ненавижу это делать! А жрать охота. К тому же, если я накормлю твоих однокурсников, они легко простят мне мою придурь. И сочтут меня веселым преподавателем, а не вредным или глупым.
– Вас что, кто-то считает глупым?
– Пока нет: ведь я всех честно кормлю, – хмыкнул Берти и сладко, как кот, потянулся.
Стало видно его маг-браслеты: голубой и зеленый, а не алые, как у большинства саусберийских чародеев.
– Моя браслетная гетерохромия. В чем-то мы с тобой похожи, – подмигнул Берти, снова поймав и отбросив разноцветный взгляд Ладиславы.
Найт обрадовалась, что он знает это слово. И что заметил ее глаза.
Она передавала сыщику нарезанные куски рыбы. Он выкладывал их на решетку в рядок. Потом вытаскивал поочередно из разных карманов соль, перец, тимьян и розмарин и с тщанием творца обсыпал ими рыбу, делал рыбе массаж, пел рыбе, похлопывал рыбу – по-братски.
Пещера была полна мягкого света, шума водопада и тепла, исходившего от левитирующего костра-солнца. Ладиславу то и дело задевали за плечи мелкие капли воды, а Голден-Халла, готовя еду, что-то негромко напевал. По сердцу девушки разливалась тихая прохлада благополучия.
«Я хочу запомнить это», – приказала себе она. Эта простая фраза, сказанная осознанно, всегда и впрямь помогала записывать что угодно на подкорку сознания. В картотеке воспоминаний Найт было много таких моментов – будто бы бытовых, ничего не значащих, но в чем-то очень счастливых, которые она специально для себя отметила. Некоторые даже важные вещи легко стирались из памяти Ладиславы, но если она говорила себе: «Я хочу запомнить это», внимательно глядя на дождь во время солнца, или тополиный пух, вьющийся у земли, или улыбку случайного прохожего, то действительно всегда их запоминала. Коллекция добрых воспоминаний – такая штука была в голове у Найт, но, увидь ее кто-то другой, обидно бы рассмеялся и выбросил: что за глупость, тут ничего значительного.
Время шло, однокурсники не появлялись.
Берти достал из кармана часы на цепочке. Щелчок, и крышка откинулась. На ней была надпись: «Любимому Берти от Линды».
Оп.
– По опыту, до прихода «библиотечных» стратегов у нас еще минут двадцать, – прикинул сыщик. – Скорее всего, они уже поняли, что надо сложить все подсказки вместе, и тогда получится связный текст с адресом. В двух экземплярах, на всякий случай. Им остается только прибежать обратно.
– Как это – сложить? – не поняла Ладислава. – Нам же по правилам нельзя было сотрудничать!
– М-да? Были и такие правила? – притворно удивился Берти.
Ладислава уставилась на сыщика исподлобья. Рыжий старательно прятал улыбку. Получалось плохо.
– Да, были! – упрямо сказала Найт. – Огр назвал два: не общаться друг с другом и ни о чем не спрашивать его.
– Ну вот! Корзинная Невнимательность, часть вторая! – Берти прискорбно вздохнул и всплеснул руками.
От этого жеста огненный шар вновь обратился костром; детектив закрепил над ним решетку с форелью.
– Речь для Рычгинса писал я, и вот что там было, дословно: «Я думаю, что вы в курсе, что в играх такого типа обычно запрещены… бла-бла-бла». Где здесь прямой приказ? Это просто общее наблюдение!
– Опять словесная уловка! – возмутилась Найт.
– Да. Снова она. Сечешь! – обрадовался Берти. – Повторение – мать учения, и все такое.
Он длинной палочкой поворошил угли в костре, щипящие и искрящие, как аплодисменты.
Потом навел прутик на Лади, будто указку:
– Первое правило сыщика: работай с фактами, а не с привычной интерпретацией фактов. Второе правило: не сотвори себе преграду. Если тебе клянутся: «Я вчера весь вечер был с женой!», то уточни – не вместе ли с женой он утопил вашу жертву? Если ругаются: «Вам нельзя вызывать на допрос N., это большая шишка!» – то напиши этой шишке письмо. Неудобное. На ватмане. И встань с ним под дворцом. Поверь: N. сам тебя вызовет… Как говорится: «Все, что можно понять неправильно, люди поймут неправильно». А сыщик – это тот вредный парень, который если чего-то и «не понимает», то только себе на пользу.
Берти оторвал кусок зарумянившейся рыбы, подул на него и, довольный, броском закинул себе в рот.
Ладислава нахмурилась:
– Мне кажется, так можно влипнуть в серьезные неприятности… Особенно, кхм, с дворцом, как в вашем примере.
– Вот тут не могу не согласиться, – поморщился Берти и рефлекторно потер шею.
Ладислава вдруг увидела, что у него там длинный, тончайший белый шрам, как от очень острого кинжала. Например, ритуального.
Ого!
Голден-Халлу что, резали?..
Хей.
Я бы сказал: пытались казнить.
Но в последний момент сменили смерть на изгнание. Благо некоторые мужи теряют весь свой убийственный пыл, когда к ним в инквизиторскую влетает рыдающая дочь. Любимейший цветочек!.. И не важно, что цветочек успел их разочаровать, втрескавшись в рыжего сыщика, который упрямо вставал поперек горла, как рыбья кость.
Берти вздохнул:
– Да, играть словами и самого себя наделять властью бывает опасно. Так что этот вариант мы оставляем на крайний случай, только если не сработает Золотое Правило Каждого Детектива…
И преподаватель умолк, с аппетитом вонзив зубы в форель.
Шумел водопад. В воздухе висела взвесь легких прозрачных капелек, в каждой из них как будто жило маленькое солнышко. Судя по всему, все эти солнышки брали за образец Голден-Халлу.
Проснулся пес, зевая, процокал поближе и начал старательно обнюхивать Найт: пора познакомиться поближе. Берти кинул ему кусочек рыбы. Пес обрадованно зачавкал.
Разговор как будто прекратился.
– Кхм! Какое правило-то? – напомнила Лади.
– Вот это самое! – сыщик расплылся в улыбке. – Задавай вопросы!
Берти встал и пошел по кругу, размахивая руками, как мельница:
– Спрашивай всегда! И особенно когда тебе предложили спросить (а огр так и сделал в моем задании; тон неважен). Один правильно поставленный вопрос может стоит тысячи ответов. Господа Как, Почему и Аесли – три лучших друга каждого детектива. Они не только помогают в работе, но и вообще – держат твой мозг в тонусе. А еще позволяют тебе оставаться человечным, способным к состраданию. Потому что, как ни странно, равнодушие очень часто рождается из банального непонимания, а непонимание – из того, что мы вовремя не задали тот или иной вопрос…
Голден-Халла снова умолк, гад такой, и остановился четко за спиной у Лади.
Девушке вспомнился неприятный взгляд из Корпуса загадок. Да и вообще – Найт не любила не видеть собеседника. Это было как-то против инстинктов. Это пахло опасностью.
Лади буркнула:
– А сострадание-то здесь при чем?
Берти резко опустился на корточки у нее за спиной и, качнувшись вперед, зашептал в самое ухо:
– При том, что мне как-то грустно, когда новенькая студентка спрашивает всех лекторов подряд об одной и той же весьма странной вещи, а у них это не вызывает абсолютно никаких эмоций. Никаких сомнений. Никакого желания уточнить: почему?
Это был как нож в спину.
Прекрасный день померк.
Ладислава подавилась кусочком рыбы, закашлялась и вскочила на ноги, застигнутая врасплох.
– Вы что, следите за мной? Откуда вы знаете, с кем и о чем я говорю? – резко спросила она, оборачиваясь.
– Может, я просто внимательный.
– А может, и нет?!
– О! Браво, госпожа адептка!
– Хватит шуточек! Вас там не было, шиш с два, в тех аудиториях! И на крыше… На крыше вы в телескоп за пляжем наблюдали! За мной! Поэтому мои микровыражения углядели, верно?! – в ярости рявкнула Найт.
Голден-Халла, не меняя позы, сощурился.
– Ладислава, кажется, я тебя разозлил… – протянул он.
– Ладислава?! – ахнула она. – Значит, имя мое вам тоже известно? А ведь я не представлялась! Может, тогда и в овраге в первую ночь вы меня специально караулили? Может, в чемоданах моих рылись? Что вам от меня надо, а?! – рассвирепела Найт.
Рассвирепела по полной программе.
Потому что больше всего на свете она ненавидела ловушки.
Подвохи. Капканы. Западню. Двойное дно и двойные замки – и не важно, с какой целью сделанные.
Ненавидела, когда все нормально – и вдруг рвется по шву, с треском, неожиданно.
Будь то целая жизнь, перечеркнутая в одночасье, как тогда, в порту; или мирный разговор, растоптанный жутким напоминанием.
Весь водопад, их идиллия, легкие брызги и свежий ветер в одно мгновение разлетелись болью. Берти этого не видел, а у нее цифры на ребре будто зашевелились, смеясь.
Тебе ведь не нужны эти правила детективов, детка. Ты все равно не будешь работать в сыске. Никогда. Не успеешь. Ты все равно больше не увидишь материк, и не попробуешь постоять с транспарантом перед дворцом, и не узнаешь, что это за Линда и что за шрам; все это глупость, дурость, время истекает, и как смеешь ты наслаждаться жизнью, когда впереди – чернота?..
Найт зарычала от бессилья.