Афера для своих

В полном замешательстве Грязев вернулся в горсовет. На проходной дежурный милиционер подал ему запечатанный пакет. «Доставили нарочным. Кто отправитель – не знаю», – пояснил постовой. В кабинете Грязев разорвал конверт, достал макет газетной статьи, прочитал заголовок и обомлел. Название будущей газетной статьи гласило: «Как один депутат всю Сибирь одурачил». Часть первая называлась «Похождения похотливого мужичка». Грязев бегло, через строку, прочитал заметку и покраснел. Иван Ляхов на краски не поскупился.

«…Девушка, чистое, невинное создание, задыхаясь от омерзения, оттолкнула от себя Грязева. От него несло давно не мытым мужицким телом и еще чем-то очень неприятным, вызывающим рвотный рефлекс… Слюнявыми губами немолодой сластолюбец попытался поцеловать беззащитную секретаршу… Потными трясущимися руками он стал расстегивать пуговицы на блузке, но так спешил удовлетворить свою низменную страсть, что рванул отворот блузки и оторвал пуговицы с „мясом“. „Не надо!“ – жалобно попросила девушка, но одурманенный вседозволенностью развратник Грязев не слушал ее».

В конце послания была приписка: «Часть вторая будет называться „Расплата“. Третья – „Лжец на трибуне“». На обратной стороне листа авторучкой крупным мужским почерком было написано: «Как оно, с перчиком?» Ниже – «P.S. К каждой части статьи будут приложены фотографии. Сейчас наши художники трудятся над коллажем: Юрий Грязев на трибуне с протянутой рукой, в которой зажата порванная женская блузка». Еще ниже – «P.P.S. Если что-то не так, подай на нас в суд. Я лично на первом же судебном заседании опозорю тебя так, что знакомые здороваться перестанут». Все послание было подписано: «Иван Ляхов, поэт, патриот России».

Замерев с макетом статьи в руках, Грязев не сразу осознал, что рядом с ним надрывается телефон.

– Да! – ответил он.

На проводе была супруга Юрия Степановича.

– Юра, мне тут принесли какую-то провокационную статью. У вас работает некая Свиридова?

– Работает, но она… Там, в общем, все не так было, и вообще ничего не было.

– Ах, было… – выдохнула Грязева.

– Послушай, никакие пуговички я ей не отрывал. Рукав оторвался, а пуговицы все на месте. Я их сегодня сам видел.

– Дальше не надо, – тоном холодным, как нос белого медведя, сказала жена. – Вернешься домой – поговорим.

– Дура! – грохнул об аппарат трубку Грязев. – Идиотка с алыми лепестками вместо губ!

Телефон после молодецкого удара не сломался и вновь зазвонил – председатель горсовета Холодков вызывал Юрия Степановича к себе.

– Читал? – Холодков сунул Грязеву под нос макет статьи. – Что скажешь?

– Ложь, от начала и до конца. Вранье, политическая провокация.

– Возьми ручку и напиши прошение об отставке. Я с тобой, лжецом и проходимцем, больше работать не намерен.

– Ах, вот ты как заговорил! – угрожающе прошипел Грязев. – Чья идея была митинг проводить, моя, что ли? Кто народ на площадь собрал? Кто эти дурацкие лозунги выдвинул?

– Ты! – глядя Грязеву в глаза, ответил председатель горсовета. – Ты это все выдумал и свои похабные разборки к митингу приплел. Пиши заявление об отставке!

– Во, выкуси! – Юрий Степанович показал соратнику кукиш. – Сам пиши.

– Дрянь! – грохнул по столу кулаком Холодков. – У нас и так почти нулевой рейтинг доверия среди населения города, а тут еще ты со своим развратом влез! Кому теперь поверят избиратели – нам или этой паршивой газетенке? Конечно же, им! Что написано пером, то не вырубишь топором. Наш народ охотно поверит в любые небылицы, а уж в историю о сексуальном насилии… Не умеешь баб зажимать – нечего тебе в горсовете делать, депутатский корпус позорить.

Юрий Степанович как-то разом сник и написал заявление о сложении с себя полномочий заместителя председателя горсовета. О выходе из депутатского корпуса он не просил.

Выйдя от Холодкова, Грязев показал двери председателя горсовета неприличный жест.

– Хрен тебе, козел! Посмотрим, кто кого.

Забросив служебные дела, он быстро собрался, забежал в магазин, купил две бутылки водки и поехал в штаб «Народного фронта Сибири», сопредседателем которого был Ляхов.

– Пощады просить пришел? – издевательским тоном спросил Грязева поэт. – Покаяться хочешь? Поздно! Ты будешь проклят и растоптан разгневанной толпой!

– Ваня, не горячись! – попросил Юрий Степанович. – Давай по-мужски поговорим.

– Подраться предлагаешь? Я тебя, Юрик, плевком перешибу. Во мне – пролетарский дух, а ты зачах в горсовете. Ты уже много лет ничего тяжелее авторучки не поднимаешь, так какой из тебя боец?

– Ваня, давай сядем, выпьем по рюмке, и я тебе об этом подонке Холодкове расскажу. Все поведаю, ничего не утаю.

– Это – дело! – согласился поэт. – Наливай!

Через два часа совершенно пьяный Грязев уговаривал Ляхова:

– Ваня, не дай пропасть! Как брата тебя прошу, не публикуй статью, не позорь мои седины. Ваня, оставь меня депутатом, я тебе еще пригожусь…

– Отвезите его домой! – приказал поэт.

Два крепких паренька подхватили Грязева под руки и вывели из помещения.

– Все успела записать? – спросил Ляхов девушку, стенографическими значками записывавшую рассказ Грязева о председателе горсовета.

– Слово в слово! – заверила стенографистка.

– Ну что же! – Поэт злорадно потер руки. – Новую статью назовем «Холодков. История бесчестия». Подготовьте коллаж. На переднем плане Холодков ухмыляется, словно лишнюю сосиску в столовой спер. Слева – сгорбленная плачущая женщина в платочке. Справа – трехэтажный дворец. За ним, в верхнем углу, пачка денег. Подпись: «С сироток по копейке – председателю особняк».

В пятницу перед депутатами горсовета выступал вновь назначенный начальник городского УВД полковник Петров. Закончив читать речь по бумажке, полковник приготовился отвечать на вопросы депутатов, но их не последовало. Председатель горсовета Холодков думал о чем-то своем, остальным депутатам было безразлично, кто станет во главе городской милиции. Грязев на заседании сессии горсовета отсутствовал. Петрова утвердили в должности единогласно.


На следующей неделе, в среду, Красилов заслушал Лаптева о ходе расследования.

– Так что же это получается, Грязев пострадал из-за какой-то бабы? – недоуменно спросил начальник следствия.

– Бытовуха – сто процентов! Он решил зажать секретаршу в темном углу, ее жених подкараулил Грязева по пути на работу, врезал ему дубинкой в лоб и убежал.

– Как же митинг, политический терроризм? У меня соседка по подъезду ходила на площадь, говорит, что Грязев шапку на трибуне снимал, показывал, куда его террорист ударил.

– Владимир Васильевич! Политика – не по моей части. Мое дело – преступления расследовать.

– Дело будем в прокуратуру передавать?

– Зачем? – не понял Андрей.

– Изнасилование – это же их подследственность.

– Ах, вот вы о чем! Гражданка Свиридова претензий к Грязеву не имеет, заявление о привлечении Грязева к уголовной ответственности писать отказывается.

– Что будем дальше делать? Нам надо как-то разрулить ситуацию. Мы в Москву сообщили о совершении на территории области преступления террористической направленности, а оно оказалось пшиком? Министр нас за это по головке не погладит.

«До моей головы он не доберется, – подумал Лаптев, – а ваши головы мне до лампочки».

– Господин Грязев готов написать ходатайство с просьбой прекратить уголовное дело.

– Спешить не будем…

Начальник следствия посмотрел на портрет Горбачева, мысленно посоветовался с последним президентом СССР.

– Не могла ли Свиридова выдумать всю эту историю?

– Зачем Свиридовой напраслину наводить на Грязева? Чтобы ее жених ему по лбу въехал? Так она не знала, что он мстить пойдет. И если бы Блакеев не сдался властям, то она промолчала бы об этом инциденте.

– Ты не хочешь вникнуть в суть вопроса. Предположим, Свиридова хотела соблазнить Грязева и с его помощью добиться повышения по службе…

– Блузка, – успел вставить Лаптев.

– Ах да, блузка! – тут же разочаровался в собственной версии Красилов. – Против блузки не попрешь. Не станет какая-то секретарша хорошую блузку портить… Я видел Грязева по телевизору. Никогда бы не подумал, что он такой сексуальный агрессор. Но, как говорится, в тихом омуте черти водятся! Зашла к нему соблазнительная секретарша, он не устоял, зажал бедняжку в углу, за рукав потянул.

«Прав Ляхов! – подумал Андрей. – „Дуракам везде у нас дорога“. Порванная блузка имеет магическую силу, как будто ее, кроме Грязева, некому порвать».

– Поступим так! – решил Красилов. – Уголовное дело прекращать не будем, чтобы Москву не злить. Подготовь новый план расследования. Упор в нем сделай на проверку личности Блакеева: не связан ли он с экстремистскими организациями? Быть может, Свиридова – это только повод, чтобы напасть на депутата? Может такое быть? Может!

Через месяц в горсовете произошла «февральская революция». Своих постов разом лишились и Холодков, и Грязев. Начальник следствия вновь вызвал Лаптева и велел уголовное дело прекратить.

– Нечего нам какой-то крысиной возней заниматься! – сказал он. – Если у Грязева есть претензии к Блакееву, пусть на него в суд подает.

Лаптев дважды встречался с Ляховым. В начале марта Воронов выписался от родителей и стал проживать без прописки, как бомж. Депутата Васина возмутило такое положение дел, и он поставил на сессии горсовета вопрос о выделении следователю городского УВД лейтенанту милиции Воронову В. А. отдельной жилплощади. Депутаты дружно поддержали инициативу коллеги. Новый председатель горсовета ее утвердил. В апреле Виктор Воронов получил ордер на комнату гостиничного типа. Хулигана, напавшего декабрьским утром на Грязева, так и не нашли. Кто был этот человек, из каких побуждений он размахивал милицейской дубинкой, осталось неизвестным.





29




В понедельник Ефремов ознакомился со сводкой наружного наблюдения за выходные. Немолодой вьетнамец, живший в квартире Козодоева, в субботу вышел из подъезда с большой дорожной сумкой и уехал на такси в неизвестном направлении.

«Видать, этот мужик у вьетнамцев не в авторитете, – подумал Игорь. – Девчонка-вьетнамка пешком по магазинам не ходит, только на авто, а для этого старика машины не нашлось. Пришлось ему за свой счет с квартиры выезжать».

В сводке было отмечено, что вьетнамец прождал такси около часа. «Диспетчеры виноваты или свободных машин не было», – решил Ефремов. На самом деле старик Николай мерз на улице по заданию Джо. Для генеральского племянника было важно, чтобы выезд старика обязательно зафиксировала служба наружного наблюдения. Вьетнамцы, снявшие квартиру в доме напротив Козодоева, с первых дней вычислили «наружку» и теперь навязывали Ефремову и его помощникам свои правила.

– Одной проблемой меньше. Пора действовать! – вслух сказал Игорь и поехал в наркологический диспансер.

Кайгородову он вызвал в коридор, ведущий в подсобные помещения – самое удобное место для разговора наедине.

– Возьми пудреницу и попудри носик, – приказал Игорь.

– Две сигареты дашь, тогда сделаю, – дерзко ответила Кайгородова.

Ефремов обернулся в сторону коридора, ведущего в женские палаты. Кайгородову били по лицу не раз и не два, и это движение головы – проверить, нет ли лишних свидетелей за спиной – она хорошо знала.

«Сейчас он мне врежет так, что я улечу к дверям каморки, где прячут швабры. Спрашивается, зачем на грубость нарываться? Понятно же, что за меня никто не заступится. Больным в стационаре наплевать друг на друга, а санитары скажут: „Сама напросилась! Сотрудник милиции просто так кулаками махать не будет“. Что за жизнь! Повеситься, что ли?»