Афанасьева, стой!
Часть 28 из 53 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Это ты зря! – со знанием дела произнёс парень.
Хозяйкой дома оказалась солистка оперной труппы Большого театра Алина Коностова – обладательница, по мнению знатоков, нежного, но сильного сопрано. Просветил меня Семёнов, который причислял себя к числу тех самых знатоков. И как только от этой нежности стёкла трещинами не пошли? Наверное, бронированные.
– Лёшенька, доброе утро, дорогой, – кинулась к моему напарнику оперная прима, как только мы пересекли порог её дома. – Очень рада тебя видеть!
Немолодая, но привлекательная и ухоженная полноватая дама беззастенчиво тискала Семёнова, ничуть не стесняясь моего присутствия. Она поглаживала парня по всем доступным ей местам. Даже упругий зад не обошла своим вниманием. Я демонстративно поморщилась и покашляла, чтобы обозначить собственное присутствие. Чувствую, ещё немного, и Семёнов начнет отвечать на ласки, полезет под шёлковый расписной халат примы.
– Лёшенька, кто эта забавная девочка?
– Алина Рудольфовна, позвольте представить мою коллегу Арину Афанасьеву. Она внештатный консультант Управления. Молодой, подающий большие надежды специалист. Будущая ведьма.
– Прелэээстно, – снисходительно пропела Алина Рудольфовна, окидывая меня цепким взглядом.
Видимо, мой затрапезный вид доставил ей немалое удовольствие. Она с нескрываемым торжеством перевела взгляд с меня на Семёнова, демонстрируя всем своим видом, что я ей не конкурент. Должно быть, молодая Эвис Крайтон чувствовала себя в присутствии блистательной Джулии Лэмберт примерно так же, как чувствовала себя я сейчас[8]. Полным ничтожеством и убожеством, замахнувшимся на самый ценный реквизит театральной примы. Есть, правда, небольшое различие в наших с Эвис историях. Семёнову моя скромная персона совершенно безразлична. Так что очаровательная хозяйка дома может не беспокоиться на мой счёт и не подстраивать мне виртуозные пакости.
– Алина Рудольфовна, расскажите, какие неприятности вас постигли? – поинтересовался Семёнов, перехватывая и целуя шаловливую ручку, унизанную массивными перстнями.
– Ах, дорогой, это настоящая трагедия! Но что же мы стоим на пороге? Как невежливо с моей стороны. Прости меня, зайчик, это всё от расстройства. Идём в гостиную.
Прима величественно поплыла по широкому коридору, украшенному фресками и зеркалами. Зайчик попрыгал за ней. Я плелась следом.
Просторная гостиная была настоящим раем для сибаритов. Повсюду мягкие диваны и кресла, в которые так и тянуло погрузиться. В углу комнаты на подиуме возвышался рояль «Steinway», который стоил как небольшая квартира в Москве. На стенах висели картины и профессиональные чёрно-белые фотографии, изображавшие одного человека в разных ракурсах – оперную диву Алину Коностову.
Семёнов и Алина Рудольфовна разместились на диване. Парень порывался было усесться в пустующее кресло, но его попытки отмежеваться пресекли в зародыше. В кресло опустилась я. Прима обнимала айтишника за талию и поглаживала по бугристому квадрицепсу. Я сопроводила её жест завистливым взглядом и отвела глаза в сторону. Ну сколько можно? Поняла уже, что вас связывают узы давней дружбы. Стоит ли так часто демонстрировать это?
В гостиной появилась немолодая тётка с простым рабоче-крестьянским лицом, в выражении которого не было ни малейшего намека на уважение к хозяйке дома и её гостям. С таким видом в метро хамят, а не в богатых домах прислуживают. Всё в точности как у Моэма.
Женщина катила тележку с чайным сервизом и яствами. Алина Рудольфовна не доверила помощнице сервировку стола. Отпустила её легким взмахом белой руки и сама расставила приборы, наполнила кружки чаем.
– Не томите, Алина Рудольфовна, – попросил Семёнов, когда кружки опустели и первые пирожные были съедены. – Что всё-таки случилось? Захар Матвеевич сказал, всю необходимую информацию я получу от вас.
– Страшная трагедия, Алёшенька! – голосом, полным наигранного отчаяния и театрального драматизма, произнесла прима Большого театра. – Случай вопиющий и беспрецедентный в своём ужасающем цинизме.
– А конкретнее?
– У меня украли рубиновый гарнитур. Тот самый, что достался мне от прабабки – знаменитой оперной примы Императорского театра. В нем я исполняю партию Флории Тоски. Я подавлена и уничтожена!
– В полицию заявили?
– Естественно. В тот же день, как обнаружила факт пропажи, вчера то есть, я позвонила своему знакомому – Николаю Владимировичу.
Семёнов многозначительно хмыкнул. Николай Владимирович Зеленин был тем самым генералом, который возглавлял Управление.
– Коленька пообещал во всём разобраться. Сказал, что пришлёт самых толковых ребят.
– Надо же! Какое признание со стороны высокого начальства! Обычно он зовет нас дебилами. И это самый ласковый комплимент из тех, которыми господин генерал награждает сотрудников на оперативках. Алина Рудольфовна, придётся всё-таки составить заявление. Дань бюрократии, ничего не поделаешь. Я сам подготовлю бумаги, вам лишь останется их подписать.
– Хорошо, дружочек, – покорно ответила оперная прима.
– У вас есть снимки гарнитура? – я решила вмешаться в разговор, чтобы ускорить процесс расследования.
– Естественно! Вы полагаете, я дура? – прима одарила меня негодующим взглядом и поднялась, пренебрежительно поджав густо накрашенные и качественно обколотые филлерами губы. – Я скоро вернусь, зайчик, – уже более ласково Семёнову. – Не скучай.
Алина Рудольфовна величественной походкой королевы в изгнании покинула комнату.
– Семёнов, – шёпотом обратилась я к напарнику, – у тебя с ней что-то было?
– Афанасьева, – недобро прищурился айтишник, – а не кажется ли тебе, что задавать подобные вопросы бестактно? Личная жизнь для того и называется личной, чтобы в неё не совали любопытный нос всякие пронырливые девицы.
– Надо же! Какие мы скрытные. Помнится, раньше ты не особенно стеснялся. И вываливал одной пронырливой девице грязные подробности своих кобелиных похождений, не интересуясь, желает ли она выслушивать все это. А сейчас вдруг засмущался.
– Не злись, Афанасьева. Тебе не идет. Становишься похожей на хорька.
– Ну, знаешь ли!
Я много чего ещё собиралась сказать двуличному и лицемерному напарнику, чувствуя, как от справедливой ярости закипает кровь и темнеет в глазах, но сдержалась. И не потому, что не хотела портить отношения с Семёновым, который вёл себя сегодня так, словно в него Ринат вселился, а из-за того, что моё внимание привлекли странные звуки.
В коридоре раздавался то ли скрежет, то ли цокот. Шум постепенно нарастал. Возникало ощущение, что в сторону гостиной направляется крупный зверь с огромными и острыми когтями, от которых пока страдает паркет, но скоро пострадаем мы с айтишником. Фантазия почему-то подкинула образ аллигатора. Эксцентричная мадам Коностова вполне могла завести в доме такого питомца и дать ему кличку Зайчик, например. И сейчас этот Зайчик выбрался из незапертого по небрежности вольера, сожрал хозяйку и ее домработницу и направляется в гостиную, дабы распробовать десерт. Кажется, я где-то читала, что у этих тварей в мозге отсутствует сигнал насыщения, то есть жрать оно будет до тех пор, пока не кончится еда или пока его не разорвёт.
Пропорционально нарастанию звука нарастал страх, трансформируясь в животный ужас.
Возле двери когти притормозили и паркет выдал жалобное: «Цвиирк». Я тихо охнула и вжалась в кресло.
И вот на пороге гостиной появилось это. Оно оказалось довольно здоровым, размером с двух крупных мужчин, если их поставить вплотную друг к другу. По виду напоминало индюшку-мутанта, только перья имело разноцветные и сияющие. Я машинально отметила, что цветовая гамма довольно приятна. Жёлтые птичьи лапы бройлера-мутанта были похожи на те, которыми иллюстраторы наделяют избушку на курьих ножках, и заканчивались внушительными когтями. Эти курьи ножки с отвратительным скрежетом перемещали в нашу сторону хорошо откормленное птичье тело, которое венчала человеческая голова со знакомым мне лицом оперной дивы. За мутантом, наподобие шлейфа, волочился хвост, чем-то отдалённо напоминающий павлиний. В целом чудище выглядело вполне органично. Словно таким и родилось. В обычных женских руках оно держало книгу.
– Что это? – потрясённо просипела я, едва ко мне вернулась возможность издавать членораздельные звуки.
– Она меня видит? – с удивлением в голосе спросила Семёнова птица.
Тот кивнул.
– Я же говорил, она ведьма. Необученная, правда. Но не без способностей. Арина, закрой рот, пожалуйста. И прекрати таращиться. Ты смущаешь Алину Рудольфовну.
– Ой, ну что ты, Алёшенька. Девочка нисколько меня не смущает. Я привыкла к повышенному интересу и давно перестала его замечать. Деточка, я Алконост. Слышала когда-нибудь о таком?
Я кивнула. Читала в детстве сказки, увлекалась творчеством Васнецова. Но никак не ожидала встретить мифическое существо вживую. Алина Коностова оказалась райской птицей, наделенной чарующим голосом. Воистину неисповедимы пути твои, Господи!
Но Васнецов, конечно, в размер не попал. Тут был полноценный икс-икс-икс-эль.
Оперная дива подошла к дивану. Интересно, как она будет устраиваться на нём? Взгромоздится на спинку и та с треском и грохотом разломится? Очень хочу посмотреть на эту картину. Но Алина Рудольфовна не доставила мне такой радости. Птичье тело пошло рябью, и через несколько секунд к Семёнову подсела обычная земная женщина в шёлковом халате. Разместившись поудобнее, она протянула мне книгу.
– Это каталог одного очень известного ювелирного дома. На первой странице фотография моего гарнитура. Он послужил источником вдохновения для создания серии ювелирных украшений.
Я посмотрела на обложку каталога. Действительно, очень известный ювелирный дом. Приобрести его изделия могут позволить себе лишь весьма состоятельные люди. Да и сам каталог, должно быть, недешевая вещь. Толстая глянцевая бумага и снимки отличного качества. Все украшения на них выглядят удивительно реалистичными. Кажется, достаточно протянуть руку, чтобы ощутить кончиками пальцев холод благородного металла.
На первой странице снимок с изображением колье и серег-подвесок. Многочисленные рубиновые капли окружены чистейшими бриллиантами, тонкие золотые нити, соединяющие рубины в единый ансамбль, также усыпаны бриллиантами. Филигранная работа. И невероятно дорогая. Я с интересом полистала каталог, акцентируя внимание на заоблачных ценах, выраженных в евро. На первой странице стоимость указана не была. Что и понятно.
– В какую сумму оценивается колье? – поинтересовалась я у хозяйки этого великолепия.
– В баснословную, – уклончиво ответила она. – Ценность гарнитура не только в камнях и работе. Это очень старая и редкая вещица. И она дорога мне не столько как украшение. Это память моего рода. Фамильная реликвия.
– Где вы обычно хранили её?
– В сейфе, естественно.
– Кто имел к нему доступ?
– Только я.
– Кто знал код?
– Никто, кроме меня.
– Из сейфа ещё что-нибудь пропало? Деньги, другие украшения?
– Нет, только гарнитур. Всё остальное на месте.
– Похоже на заказ, – подвел итог нашему диалогу Семёнов. – Алина Рудольфовна, я сделаю звонок в Управление. Пусть пришлют ребят для снятия отпечатков. Хотя сомневаюсь, что вор наследил.
– Конечно, зайчик. Поступай, как считаешь нужным. Только попроси их управиться до вечера. У меня репетиция в шесть, и я бы не хотела, чтобы в моё отсутствие по дому бродили посторонние лица, пусть и сотрудники вашего замечательного ведомства.
– Всё будет в лучшем виде, – пообещал Семёнов и скрылся из комнаты, чтобы не оскорблять тонкий слух хозяйки дома просторечными беседами с криминалистами.
Я листала каталог, стараясь избежать разговора с примой. Но у неё, по всей видимости, были другие планы.
– Деточка, как давно вы с Алёшей встречаетесь?
Я поперхнулась и закашлялась.
– Мы не встречаемся. Просто работаем вместе, – внесла ясность, едва восстановила дыхание. – И, пожалуйста, обращайтесь ко мне по имени. Деточкой меня только бабушка в детстве называла.
Это было неправдой. Никто до этого самого дня не называл меня деточкой, и пренебрежительное обращение дамы утомило. Да и уязвить её очень хотелось, уж не знаю почему.
Теперь настала очередь примы закашлять.
– Договорились, Арина, – отдышавшись, сказала хозяйка дома и посмотрела на меня куда как уважительней. – Не встречаетесь? Странно. А мне показалось… Я, видите ли, неплохо разбираюсь в людях.
– Не хочу расстраивать, но в этот раз вы ошиблись. А вы? Давно встречаетесь с Семёновым?
– Я бы не сказала, что мы встречаемся или встречались. Так, мимолётное увлечение давно минувших дней.
Интересно, насколько давно минувших? Она совратила Семёнова, когда тот в школу при детском доме ходил? Или планировала усыновить, но потом передумала и употребила будущего опера в ином качестве? Куда как более прозаичном? Ох, и шалунья же вы, мадам Коностова! Но вкус у вас неплохой.
Через несколько минут вернулся Семёнов, и разговор плавно перетёк в более конструктивное русло.
– Алина Рудольфовна, кто имел доступ в ваш дом?
– Так, полагаю, Танюшу мы не будем тревожить необоснованными подозрениями?
Хозяйкой дома оказалась солистка оперной труппы Большого театра Алина Коностова – обладательница, по мнению знатоков, нежного, но сильного сопрано. Просветил меня Семёнов, который причислял себя к числу тех самых знатоков. И как только от этой нежности стёкла трещинами не пошли? Наверное, бронированные.
– Лёшенька, доброе утро, дорогой, – кинулась к моему напарнику оперная прима, как только мы пересекли порог её дома. – Очень рада тебя видеть!
Немолодая, но привлекательная и ухоженная полноватая дама беззастенчиво тискала Семёнова, ничуть не стесняясь моего присутствия. Она поглаживала парня по всем доступным ей местам. Даже упругий зад не обошла своим вниманием. Я демонстративно поморщилась и покашляла, чтобы обозначить собственное присутствие. Чувствую, ещё немного, и Семёнов начнет отвечать на ласки, полезет под шёлковый расписной халат примы.
– Лёшенька, кто эта забавная девочка?
– Алина Рудольфовна, позвольте представить мою коллегу Арину Афанасьеву. Она внештатный консультант Управления. Молодой, подающий большие надежды специалист. Будущая ведьма.
– Прелэээстно, – снисходительно пропела Алина Рудольфовна, окидывая меня цепким взглядом.
Видимо, мой затрапезный вид доставил ей немалое удовольствие. Она с нескрываемым торжеством перевела взгляд с меня на Семёнова, демонстрируя всем своим видом, что я ей не конкурент. Должно быть, молодая Эвис Крайтон чувствовала себя в присутствии блистательной Джулии Лэмберт примерно так же, как чувствовала себя я сейчас[8]. Полным ничтожеством и убожеством, замахнувшимся на самый ценный реквизит театральной примы. Есть, правда, небольшое различие в наших с Эвис историях. Семёнову моя скромная персона совершенно безразлична. Так что очаровательная хозяйка дома может не беспокоиться на мой счёт и не подстраивать мне виртуозные пакости.
– Алина Рудольфовна, расскажите, какие неприятности вас постигли? – поинтересовался Семёнов, перехватывая и целуя шаловливую ручку, унизанную массивными перстнями.
– Ах, дорогой, это настоящая трагедия! Но что же мы стоим на пороге? Как невежливо с моей стороны. Прости меня, зайчик, это всё от расстройства. Идём в гостиную.
Прима величественно поплыла по широкому коридору, украшенному фресками и зеркалами. Зайчик попрыгал за ней. Я плелась следом.
Просторная гостиная была настоящим раем для сибаритов. Повсюду мягкие диваны и кресла, в которые так и тянуло погрузиться. В углу комнаты на подиуме возвышался рояль «Steinway», который стоил как небольшая квартира в Москве. На стенах висели картины и профессиональные чёрно-белые фотографии, изображавшие одного человека в разных ракурсах – оперную диву Алину Коностову.
Семёнов и Алина Рудольфовна разместились на диване. Парень порывался было усесться в пустующее кресло, но его попытки отмежеваться пресекли в зародыше. В кресло опустилась я. Прима обнимала айтишника за талию и поглаживала по бугристому квадрицепсу. Я сопроводила её жест завистливым взглядом и отвела глаза в сторону. Ну сколько можно? Поняла уже, что вас связывают узы давней дружбы. Стоит ли так часто демонстрировать это?
В гостиной появилась немолодая тётка с простым рабоче-крестьянским лицом, в выражении которого не было ни малейшего намека на уважение к хозяйке дома и её гостям. С таким видом в метро хамят, а не в богатых домах прислуживают. Всё в точности как у Моэма.
Женщина катила тележку с чайным сервизом и яствами. Алина Рудольфовна не доверила помощнице сервировку стола. Отпустила её легким взмахом белой руки и сама расставила приборы, наполнила кружки чаем.
– Не томите, Алина Рудольфовна, – попросил Семёнов, когда кружки опустели и первые пирожные были съедены. – Что всё-таки случилось? Захар Матвеевич сказал, всю необходимую информацию я получу от вас.
– Страшная трагедия, Алёшенька! – голосом, полным наигранного отчаяния и театрального драматизма, произнесла прима Большого театра. – Случай вопиющий и беспрецедентный в своём ужасающем цинизме.
– А конкретнее?
– У меня украли рубиновый гарнитур. Тот самый, что достался мне от прабабки – знаменитой оперной примы Императорского театра. В нем я исполняю партию Флории Тоски. Я подавлена и уничтожена!
– В полицию заявили?
– Естественно. В тот же день, как обнаружила факт пропажи, вчера то есть, я позвонила своему знакомому – Николаю Владимировичу.
Семёнов многозначительно хмыкнул. Николай Владимирович Зеленин был тем самым генералом, который возглавлял Управление.
– Коленька пообещал во всём разобраться. Сказал, что пришлёт самых толковых ребят.
– Надо же! Какое признание со стороны высокого начальства! Обычно он зовет нас дебилами. И это самый ласковый комплимент из тех, которыми господин генерал награждает сотрудников на оперативках. Алина Рудольфовна, придётся всё-таки составить заявление. Дань бюрократии, ничего не поделаешь. Я сам подготовлю бумаги, вам лишь останется их подписать.
– Хорошо, дружочек, – покорно ответила оперная прима.
– У вас есть снимки гарнитура? – я решила вмешаться в разговор, чтобы ускорить процесс расследования.
– Естественно! Вы полагаете, я дура? – прима одарила меня негодующим взглядом и поднялась, пренебрежительно поджав густо накрашенные и качественно обколотые филлерами губы. – Я скоро вернусь, зайчик, – уже более ласково Семёнову. – Не скучай.
Алина Рудольфовна величественной походкой королевы в изгнании покинула комнату.
– Семёнов, – шёпотом обратилась я к напарнику, – у тебя с ней что-то было?
– Афанасьева, – недобро прищурился айтишник, – а не кажется ли тебе, что задавать подобные вопросы бестактно? Личная жизнь для того и называется личной, чтобы в неё не совали любопытный нос всякие пронырливые девицы.
– Надо же! Какие мы скрытные. Помнится, раньше ты не особенно стеснялся. И вываливал одной пронырливой девице грязные подробности своих кобелиных похождений, не интересуясь, желает ли она выслушивать все это. А сейчас вдруг засмущался.
– Не злись, Афанасьева. Тебе не идет. Становишься похожей на хорька.
– Ну, знаешь ли!
Я много чего ещё собиралась сказать двуличному и лицемерному напарнику, чувствуя, как от справедливой ярости закипает кровь и темнеет в глазах, но сдержалась. И не потому, что не хотела портить отношения с Семёновым, который вёл себя сегодня так, словно в него Ринат вселился, а из-за того, что моё внимание привлекли странные звуки.
В коридоре раздавался то ли скрежет, то ли цокот. Шум постепенно нарастал. Возникало ощущение, что в сторону гостиной направляется крупный зверь с огромными и острыми когтями, от которых пока страдает паркет, но скоро пострадаем мы с айтишником. Фантазия почему-то подкинула образ аллигатора. Эксцентричная мадам Коностова вполне могла завести в доме такого питомца и дать ему кличку Зайчик, например. И сейчас этот Зайчик выбрался из незапертого по небрежности вольера, сожрал хозяйку и ее домработницу и направляется в гостиную, дабы распробовать десерт. Кажется, я где-то читала, что у этих тварей в мозге отсутствует сигнал насыщения, то есть жрать оно будет до тех пор, пока не кончится еда или пока его не разорвёт.
Пропорционально нарастанию звука нарастал страх, трансформируясь в животный ужас.
Возле двери когти притормозили и паркет выдал жалобное: «Цвиирк». Я тихо охнула и вжалась в кресло.
И вот на пороге гостиной появилось это. Оно оказалось довольно здоровым, размером с двух крупных мужчин, если их поставить вплотную друг к другу. По виду напоминало индюшку-мутанта, только перья имело разноцветные и сияющие. Я машинально отметила, что цветовая гамма довольно приятна. Жёлтые птичьи лапы бройлера-мутанта были похожи на те, которыми иллюстраторы наделяют избушку на курьих ножках, и заканчивались внушительными когтями. Эти курьи ножки с отвратительным скрежетом перемещали в нашу сторону хорошо откормленное птичье тело, которое венчала человеческая голова со знакомым мне лицом оперной дивы. За мутантом, наподобие шлейфа, волочился хвост, чем-то отдалённо напоминающий павлиний. В целом чудище выглядело вполне органично. Словно таким и родилось. В обычных женских руках оно держало книгу.
– Что это? – потрясённо просипела я, едва ко мне вернулась возможность издавать членораздельные звуки.
– Она меня видит? – с удивлением в голосе спросила Семёнова птица.
Тот кивнул.
– Я же говорил, она ведьма. Необученная, правда. Но не без способностей. Арина, закрой рот, пожалуйста. И прекрати таращиться. Ты смущаешь Алину Рудольфовну.
– Ой, ну что ты, Алёшенька. Девочка нисколько меня не смущает. Я привыкла к повышенному интересу и давно перестала его замечать. Деточка, я Алконост. Слышала когда-нибудь о таком?
Я кивнула. Читала в детстве сказки, увлекалась творчеством Васнецова. Но никак не ожидала встретить мифическое существо вживую. Алина Коностова оказалась райской птицей, наделенной чарующим голосом. Воистину неисповедимы пути твои, Господи!
Но Васнецов, конечно, в размер не попал. Тут был полноценный икс-икс-икс-эль.
Оперная дива подошла к дивану. Интересно, как она будет устраиваться на нём? Взгромоздится на спинку и та с треском и грохотом разломится? Очень хочу посмотреть на эту картину. Но Алина Рудольфовна не доставила мне такой радости. Птичье тело пошло рябью, и через несколько секунд к Семёнову подсела обычная земная женщина в шёлковом халате. Разместившись поудобнее, она протянула мне книгу.
– Это каталог одного очень известного ювелирного дома. На первой странице фотография моего гарнитура. Он послужил источником вдохновения для создания серии ювелирных украшений.
Я посмотрела на обложку каталога. Действительно, очень известный ювелирный дом. Приобрести его изделия могут позволить себе лишь весьма состоятельные люди. Да и сам каталог, должно быть, недешевая вещь. Толстая глянцевая бумага и снимки отличного качества. Все украшения на них выглядят удивительно реалистичными. Кажется, достаточно протянуть руку, чтобы ощутить кончиками пальцев холод благородного металла.
На первой странице снимок с изображением колье и серег-подвесок. Многочисленные рубиновые капли окружены чистейшими бриллиантами, тонкие золотые нити, соединяющие рубины в единый ансамбль, также усыпаны бриллиантами. Филигранная работа. И невероятно дорогая. Я с интересом полистала каталог, акцентируя внимание на заоблачных ценах, выраженных в евро. На первой странице стоимость указана не была. Что и понятно.
– В какую сумму оценивается колье? – поинтересовалась я у хозяйки этого великолепия.
– В баснословную, – уклончиво ответила она. – Ценность гарнитура не только в камнях и работе. Это очень старая и редкая вещица. И она дорога мне не столько как украшение. Это память моего рода. Фамильная реликвия.
– Где вы обычно хранили её?
– В сейфе, естественно.
– Кто имел к нему доступ?
– Только я.
– Кто знал код?
– Никто, кроме меня.
– Из сейфа ещё что-нибудь пропало? Деньги, другие украшения?
– Нет, только гарнитур. Всё остальное на месте.
– Похоже на заказ, – подвел итог нашему диалогу Семёнов. – Алина Рудольфовна, я сделаю звонок в Управление. Пусть пришлют ребят для снятия отпечатков. Хотя сомневаюсь, что вор наследил.
– Конечно, зайчик. Поступай, как считаешь нужным. Только попроси их управиться до вечера. У меня репетиция в шесть, и я бы не хотела, чтобы в моё отсутствие по дому бродили посторонние лица, пусть и сотрудники вашего замечательного ведомства.
– Всё будет в лучшем виде, – пообещал Семёнов и скрылся из комнаты, чтобы не оскорблять тонкий слух хозяйки дома просторечными беседами с криминалистами.
Я листала каталог, стараясь избежать разговора с примой. Но у неё, по всей видимости, были другие планы.
– Деточка, как давно вы с Алёшей встречаетесь?
Я поперхнулась и закашлялась.
– Мы не встречаемся. Просто работаем вместе, – внесла ясность, едва восстановила дыхание. – И, пожалуйста, обращайтесь ко мне по имени. Деточкой меня только бабушка в детстве называла.
Это было неправдой. Никто до этого самого дня не называл меня деточкой, и пренебрежительное обращение дамы утомило. Да и уязвить её очень хотелось, уж не знаю почему.
Теперь настала очередь примы закашлять.
– Договорились, Арина, – отдышавшись, сказала хозяйка дома и посмотрела на меня куда как уважительней. – Не встречаетесь? Странно. А мне показалось… Я, видите ли, неплохо разбираюсь в людях.
– Не хочу расстраивать, но в этот раз вы ошиблись. А вы? Давно встречаетесь с Семёновым?
– Я бы не сказала, что мы встречаемся или встречались. Так, мимолётное увлечение давно минувших дней.
Интересно, насколько давно минувших? Она совратила Семёнова, когда тот в школу при детском доме ходил? Или планировала усыновить, но потом передумала и употребила будущего опера в ином качестве? Куда как более прозаичном? Ох, и шалунья же вы, мадам Коностова! Но вкус у вас неплохой.
Через несколько минут вернулся Семёнов, и разговор плавно перетёк в более конструктивное русло.
– Алина Рудольфовна, кто имел доступ в ваш дом?
– Так, полагаю, Танюшу мы не будем тревожить необоснованными подозрениями?