Афанасьева, стой!

Ненавистный Семёнов таскался за мной по всей больнице. Когда меня начали раздевать для проведения осмотра и оказания первой помощи, пришлось наорать на него, хоть это и было больно, чтобы убирался к пёсьей матери.

Через пару часов на меня нацепили бандаж, выписали больничный и отправили на все четыре стороны. Семёнов дожидался в коридоре. Выхватил из рук моё имущество и, осторожно держа за локоток, повёл меня к выходу. А я-то думала, что меня, как и положено законами жанра, выкатят в инвалидном кресле. Но не тут-то было. Ты в России, детка. Так что топай ножками.

Когда я с кряхтением угнездилась на сиденье автомобиля, Семёнов попытался было пристегнуть меня ремнем безопасности. Я зашипела, и он живо отдёрнул руки, словно я могла броситься и покусать его, после чего ему пришлось бы делать сорок уколов от бешенства. Он привез меня домой, сгонял в аптеку за лекарствами и порывался заночевать здесь, чему я воспротивилась в довольно грубой форме. В итоге айтишник смирился и оставил меня в покое.

Мне велели делать холодные компрессы для снятия отёка, я пристроила к одному боку упаковку пельменей, к другому – пакет замороженных овощей, обмоталась эластичными бинтами и улеглась на диван с книжкой. Пожалуй, это была самая паршивая суббота в моей жизни.



В понедельник пришлось встать на час раньше, чтобы добраться до работы без привычной утренней толчеи, которая могла плачевно отразиться на моём измочаленном организме. Офис встретил темнотой и пустотой. Относительной. Когда включились лампы дневного света, я обнаружила в своём кресле Семёнова. Он мирно спал за моим рабочим столом.

– Семёнов, – ткнула я айтишника в накачанную дельту. Чуть палец не сломала.

Он поднял на меня помятое лицо, поглядел мутными со сна глазами.

– Тебя из дома выгнали, что ли? Ты поэтому в субботу ко мне ночевать напрашивался?

Он помотал головой, потёр лицо ладонями.

– Нет. Не спалось. Решил приехать пораньше, доделать кое-что.

– И как? Удачно?

Айтишник кивнул. У него был измученный, несчастный и какой-то по-детски виноватый вид. Мне вдруг захотелось провести рукой по взъерошенным тёмным волосам, пригладить сбившиеся пряди, коснуться пальцами скулы, на которой проступал отпечаток клавиатуры. Но я задавила в себе неуместное желание и спросила с напускной суровостью:

– А здесь ты что делаешь? Тут вообще-то пока ещё моё место.

– Это ты что здесь делаешь, Афанасьева? – стремительно просыпаясь, гаркнул Семёнов. Интимность момента растаяла без следа. – У тебя больничный на две недели. Давай, топай домой, пока тебя никто не увидел и не нагрузил работой.

– Семёнов, я как-нибудь сама разберусь, что мне делать. И не надо во мне взглядом дыры прожигать. Ты знаешь, сколько за больничный платят? И как жить на такие деньги? Хотя откуда тебе знать. Ты же у нас подпольный миллионер. А я, между прочим, живу на зарплату, весьма скромную, к слову. А в конце месяца за квартиру платить. Так что не учи меня жить.

– Помочь материально? – хмыкнул айтишник.

– Обойдусь своими силами. Всё, проваливай. Мне надо работу работать.

Семёнов отстал. Точнее, сделал вид. Оказалось, это было тактическое отступление. Как только в кабинете появилась Катя, он, игнорируя мои возражения, схватил мою сумку, вытряхнул на стол все её содержимое, нашёл в куче космического мусора сложенный вчетверо больничный лист и предъявил его Катерине.

– Вот, – с чувством выполненного долга произнёс он.

– Что это? – Катя в полном шоке водила глазами с меня на Семёнова и обратно.

– Больничный лист твоего подчинённого, который грубо нарушает режим.

– Подожди, Алексей, я ничего не понимаю. Какой больничный лист? Вот же Арина. Выглядит вполне здоровой.

– На первый взгляд, – ответил парень.

Этот нехороший человек подошёл ко мне, ухватился за край блузки и бесцеремонно задрал её, явив окружающим моё упакованное в бандаж тело. Я принялась молотить кулаками по его наглым лапам, но он, похоже, даже не заметил этого. Правозащитник хренов!

– Ничего не понимаю, – призналась Катя. – Что происходит? Что с Ариной?

– Упала, сломала два ребра. Я был тому свидетелем, поэтому в курсе произошедшего. Отвез её в больницу, где ей оказали первую помощь, выписали больничный и велели сидеть дома. Но она проигнорировала предписания врачей и отправилась на работу. Переживает, что её уволят. А я переживаю, что она подохнет от осложнений. Если можешь повлиять на неё, то не теряй времени. Потом поздно будет.

– Арина, это правда? – нехорошо прищурилась Катя.

– Не совсем. У меня не переломы, а трещины. И я могу работать.

Катя кивнула. Потом забрала больничный и обратилась к Семёнову:

– Я сниму копию для бухгалтерии. А ты вызови такси и проследи, пожалуйста, чтобы она убралась отсюда.

– Алё, начальство, я вообще-то тоже здесь присутствую, – попыталась я вмешаться в принятие решения о собственной участи.

– А с тобой я не разговариваю. Ты случайно голову при падении не повредила? Ты чем вообще думаешь? Кому нужно это геройство? Считаешь, если скончаешься на рабочем месте, тебе мраморный бюст в коридоре воздвигнут? Да тебе в течение дня замену найдут! Никто и не вспомнит о том, что жила на свете такая Арина Афанасьева, которая пожертвовала собой ради выполнения квартального плана!

Катерина шумно выдохнула, затем сказала Семёнову:

– Всё, Алексей, уводи её, пока я держу себя в руках.

Тот послушно кивнул. Одним движением сгрёб обратно в сумку все её содержимое, подхватил меня под локоть железным хватом и потащил на выход. Я попыталась оказать сопротивление, в поисках поддержки бросила проникновенный взгляд на Катю, но та лишь кивнула Семёнову и помахала мне рукой. Вот незадача, я-то считала себя незаменимым сотрудником. А меня просто взяли и выкинули на больничный. Как с этим жить теперь?

Семёнов собирался вызвать такси, но я не позволила.


– Не надо. На метро доберусь. Сейчас давки не будет.

– Афанасьева, тебя случаем не контузило? Ты точно головой не стукнулась? Какое метро в твоём состоянии?

Вот как ему объяснить, что на семьсот рублей я неделю могу жить? Не поймет же. Семёнов, мы с тобой принадлежим к разным слоям общества. Между нами социальная пропасть размером с глубину Марианской впадины. Я – нищеброд, а ты – золотая молодежь. Так что отвали и не делай мне нервы.

Похоже, Семёнов догадался о причинах, по которым я порывалась ехать на метро. Поволок меня в сторону своего автомобиля. Этого ещё не хватало!

– Семёнов, отстань от меня! До работы доехала, значит, и до дома доберусь! Не стоит расходовать на меня бензин и бесценное время. Потрать его с пользой. Не нужна мне твоя благотворительность. Если потянуло на добрые дела, пожертвуй часть своих сверхдоходов дому престарелых, например. Или прикупи пару безделушек своим любовницам. Этим бедняжкам, наверное, только кофе из аппарата перепадает. А так будет им счастье, а тебе полное удовлетворение. И моральное, и физическое. Точнее, физиологическое.

Парень притормозил. Его лицо вытянулось и побледнело от еле сдерживаемого бешенства.

– Афанасьева, ты бы помолчала, ей-богу! Я вообще-то женщин не бью, но тебе так и хочется профилактический подзатыльник отвесить. Исключительно для твоего же блага. Чтобы думала, прежде чем языком молотить.

Айтишник воспользовался тем, что я онемела от подобной новости, и впихнул меня в «лексус». Зафиксировал ремнем безопасности.

Какое-то время мы ехали в полной тишине. Даже радио не разбавляло повисшего в салоне напряжения. Семёнов мрачно смотрел на дорогу. Было неловко. Вообще-то он ради меня старается. Заботу проявляет. Как умеет.

– Семёнов, не злись, пожалуйста, – покаянно произнесла я и скроила жалобную мину. – Я не хотела тебя обидеть. Я ценю всё, что ты для меня делаешь. Честное пионерское.

Семёнов с сомнением посмотрел на меня.

– Ты под кайфом, что ли? Какие таблетки принимаешь?

Разве можно с этим человеком нормально общаться?

– Беру свои слова обратно! Сделаем вид, что этого разговора не было.

– Ну уж нет. Разговор был. Ладно, не парься, Афанасьева, извинения приняты. И я хотел бы прояснить кое-какие моменты, чтобы между нами не было недомолвок. Нет у меня любовниц, успокойся уже, пригаси пламя ревности. И вовсе я не миллионер. Что такое жить на одну зарплату, знаю не понаслышке.

Ага, а «лексус» ты в лотерею выиграл. Или взял в кредит, чтобы наивных провинциальных дурочек вроде меня снимать.

– Ответь мне, Афанасьева, что за пакостные мысли бродят сейчас в твоей ушибленной голове? Я же по лицу вижу: какую-то фигню думаешь. Обо мне, однозначно.

Я с самым невинным видом захлопала ресницами и помотала головой.

– Ладно, сделаю вид, что поверил. Так вот, относительно моей принадлежности к «золотой молодежи». Тут ты сильно заблуждаешься. Я не выходец из дворянского гнезда. Увы. Родителей своих не знаю. Сирота. С рождения мотался по приютам и детским домам, пока не осел в одном из подмосковных домов-интернатов. На выходе получил ордер на комнату в коммуналке и диплом об окончании ПТУ по специальности электрогазосварщик. Работать в тяжелой промышленности мне было неинтересно, и я устроился в патрульно-постовую службу. Выучился в Высшей школе милиции, служил рядовым оперуполномоченным в РОВД. Во время одного из заданий познакомился с Захаром Матвеевичем. Он предложил мне перейти в Управление. Не знаю, какие ценные качества он во мне разглядел, но я благодарен ему. С тех пор материальная составляющая моей жизни претерпела существенные изменения. В лучшую сторону. Такие дела.

Вот так Оливер Твист! А я хороша! Не зная ничего о биографии коллеги, присвоила ему презираемый простыми гражданами социальный статус. Считала непонятно кем. В который раз убеждаюсь в том, что совершенно не разбираюсь в людях. Айтишник несколькими фразами умудрился усовестить меня.

– Я этого не знала… Извини… Мне очень жаль.

– Никто не знает. Да и жалеть особо не о чем. Это жизнь, Арина. И в целом всё сложилось довольно неплохо.

Я помолчала для приличия, а затем решила задать вопрос, имеющий непосредственное отношение к работе:

– Объясни мне, как выпускник Высшей школы милиции смог устроиться к нам на должность айтишника. Ты в софте и харде рубишь вообще или это всё только видимость?

– Я похож на идиота?

Как бы помягче ответить? Чтобы не обидеть хорошего человека с трудной судьбой?

– Понятно, – не дождался ответа Семёнов. – Видимо, похож. В железе разбираюсь. В начинке тоже. Для достоверности прошёл кое-какое обучение. Плюс сисадмины Управления помогают. Но Копытин, из-за которого я здесь и работаю, представил всё так, словно я его родственник. Поэтому всё айти-подразделение меня тихо ненавидит, сложной работой не загружает и отчётов не требует. Так что худо-бедно справляюсь.

– А неплохо ты устроился!

– Не жалуюсь. Может, переключимся с моей коварной персоны на более важные вопросы? Нам нужно найти ту тварь, что кормится в конторе.

– Кажется, я кое-что придумала. Помнишь очки, которые ты мне выдал для определения нечисти на расстоянии?

Семёнов кивнул.

– Хочешь принести их на работу? – догадался он.

– Да. Правда, меня несколько смущает их фриковатый вид. Нельзя ли волшебные линзы вставить в обычную оправу, чтобы не привлекать ненужного внимания?

– Теоретически это возможно. Спрошу у Захара Матвеевича. Хорошая идея. Молодец, Афанасьева!

Я приосанилась. Да, я такая! И нечего мне подзатыльниками угрожать.

В этот момент сумка издала короткую трель. Я вытащила телефон. На экране всплыло сообщение о поступлении на мой карточный счёт некой суммы. Довольно приличной, надо отметить. Только этого мне сейчас и не хватало.

– Семёнов, тормози, – велела я.

Но парень не послушался.