9 часов над Атлантикой
Часть 31 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И пока раздеваюсь, смотрю по сторонам, чтобы не было любопытных: вокруг всё как обычно — Кэрол в трансе, Пайпер жуёт.
— Ты не видела стюардессу? — спрашивает меня. — Что за бездельницы? Где они вечно пропадают?
— Занимаются сексом, — говорю ей. — С этим парнем, — киваю на кресло у окна, — который любит математику — он принимает всех. Алгоритмически-феерическое соитие — уникальный опыт. ТАКОЕ! Случается только раз в жизни. Я сейчас иду на второй заход, надо переодеться.
Натянув свою футболку, встречаюсь взглядом с Пайпер и осознаю, что эта дама шуток вообще не понимает.
— Очередь большая, — предупреждаю. — Тебе занять?
Пайпер принимается исступлённо кашлять — поперхнулась, наверное. Не хочу быть виновницей её преждевременной смерти — подскакиваю и луплю её между лопаток:
— Ну же, ну! Ты что?
Кэрол, естественно, просыпается:
— Ты, деточка, беги-беги, я тут позабочусь! Занимай очередь на троих! — хохочет.
Ну вот! Приятно же иметь дело с нескучными людьми, так ведь?
Но я думаю, а вдруг он побрезгует нестиранной футболкой после меня? Ну кто я ему? Всякое же может быть… и люди бывают очень разными.
Достаю его сумку из багажника, Пайпер таращит на меня глаза.
— Что? Он сам попросил! Сказал тут ещё должно быть с десяток презервативов.
Пайпер нервно отворачивается, а я раскрываю сумку. Его свитер лежит прямо сверху — мягкая шерсть тончайшей вязки — кашемир, кажется. Он такой приятный, что я даже прижимаюсь к нему щекой. И пахнет вкусно. Вдруг замечаю портмоне. Я знаю, что не имею права это делать, но соблазн превосходит все мыслимые и немыслимые усилия сдержаться. Внутри сразу вижу то, что хотела увидеть. На фото темноволосая женщина с ребёнком на руках. Девочка совсем кроха ещё, натягивает на лицо шапочку с огромным розовым цветком, спрятав под ней глаза и носик. Фото сделано в спальне — на заднем плане спинка большой кровати. Супружеской.
— Слушай, — показываю Лео не только свитер, но и его же футболку, — не знаю, насколько это уместно…
— Самое время! — почти выдёргивает её из моих рук.
Лео торопливо расстёгивает рубашку, снимает её и запихивает в мусорный контейнер. Его тело красиво, хоть и в шрамах. Нет, не так: его тело прекрасно. Никого более совершенного я ещё не видела. Эти шрамы, их сразу же начинаешь ненавидеть и мечтать о магии. О таком волшебном средстве в твоей ладони, рассыпающем звёздную пыль, которое одним штрихом вылечило бы их, стёрло, вернуло его духовно и физически в точку «до» всех тех ужасов, которые с ним произошли.
Опомниться удаётся, только когда он вздрагивает от прикосновения и замирает в позе «сейчас буду надевать футболку».
— Прости, — говорю, прикусив от злости на себя губу. — Захотелось потрогать.
— Трогай, я не против. Никогда раньше не видела шрамов?
— Лео, я видела такое, что тебе и не приснится… но не на таком красивом теле. Это, — тычу пальцем в самую длинную и широкую полосу на его талии, — неправильно! Несправедливо! Нечестно! Горько и больно!
— Это давно в прошлом! — восклицает с улыбкой, собрав свои красивые брови «домиком». — Уже почти отболело и забылось.
— Да уж, и в память о той боли твоя сумка, которая всегда с тобой, набита обезболивающими и бандажами.
Лео не комментирует мои наблюдения, завершает процесс переодевания, натянув на себя мою-свою футболку:
— Спасибо, что присмотрела за ней, — улыбается. — Теперь она пахнет не средством для стирки, а женщиной. Очень красивой и очень молодой! — подмигивает, и в ту же секунду я забываю о его шрамах.
Лео умывается, Клэр занимается уборкой, Париса прикладывает новорожденного к груди.
— Как назовёшь? — спрашиваю.
— Не знаю. Муж никак не может выбрать.
— Я ему помогу. Нам однозначно нужно что-нибудь связанное с полётами и небесами… — хмурюсь, раздумывая.
Затем лезу в сеть в поисках идей.
— Вот! Нашла: Орайон — «свет небес» с древнегреческого. Но знаешь, мне нравится Матиас. Я бы точно назвала его Матиас.
— Что означает Матиас?
— Подарок Бога.
— Матиас — красивое имя. Так зовут моего мужа! — широко улыбаясь, одобряет Клэр.
— Пусть будет подарок Бога! — сияет мама Гаданфара и Матиаса.
- А твой муж? Он не будет против греческого имени? — спрашиваю. Ну, у них же строго там всё — полное повиновение супругу и всё такое.
— Я скажу ему, что ребёнка нарёк командир самолёта!
— Идёт, — подмигиваю ей.
— Слушай, — вдруг обращается ко мне новоявленная мама. — Как тебя зовут?
— Лея. Руку не протягиваю — держи ребёнка крепко.
— Меня зовут Париса.
— Я уже в курсе, — напоминаю.
— Париса — иранское имя. Моя мать родила меня на корабле, капитаном которого был иранец. Он и назвал меня.
— О! Так у вас это семейное! — восклицаю.
— Погоди, дослушай! — она всё-таки отнимает одну руку от ребёнка и кладёт её на моё предплечье. — Моя мама всю жизнь помнила того капитана, он был очень хорошим мужчиной. И очень красивым. Он дал ей кое-что на удачу, — тут она тянется к своей шее, долго копается в слоях одежды и в итоге стягивает с себя цепочку с довольно массивной круглой подвеской. Протягивает мне, — вот возьми.
Я рассматриваю вещицу, то ли медальон, то ли монету. Золото, потемневшее от времени. Приглядываюсь внимательнее и вижу завораживающее изображение звезды.
— Мы называем её Байт Аль Джаузза… — тихо отзывается Париса, плавно, с подчёркнутой женственностью покачивая головой.
— Байт Аль Джаузза… — пробую на языке и необъяснимо радуюсь, причём так, что даже покрываюсь мурашками.
— Тот капитан сказал моей матери: «Это для твоей дочери. Пусть, когда придёт время, она выйдет замуж по любви». И знаешь, что? В день, когда мне исполнилось пятнадцать, моя мать подарила мне его. В тот же год я встретила моего льва — Гаданфара, и на следующий год вышла за него. По любви. От этой любви у нас родилось трое детей — все сыновья. И я хочу отдать Байт Аль Джаузза тебе.
Лео замер и неотрывно на нас смотрит.
— Спасибо, конечно, — благодарю. — Но такую ценную семейную вещь отдавать мне — случайному попутчику…, наверное, не стоит.
— Не случайному. Ты спасла жизнь моему сыну. Аллах послал тебя в самый правильный час. И тебе Байт Аль Джаузза нужнее, я знаю. Выйдешь в этом году замуж. По любви.
Я зажимаю монету со звездой в руке и понимаю, что она действительно моя — словно давно меня искала, и вот, нашла.
— Она принесла счастье многим женщинам, — очень мягко заверяет меня Париса, забавно покачивая головой. — Сделает счастливой и тебя. Он будет крепко тебя любить, больше жизни. А от такой любви всегда рождаются здоровые дети.
В этот момент Лео закрывает глаза и тут же прячет лицо рукой. Что с ним?
— Лео? Тебе плохо?
— Идите уже, вам двоим нужен отдых! — вскидывается Клэр. — Дальше мы сами.
— Два часа не вставать! — строго напоминает Лео обеим.
— Да босс, мы поняли! Не тревожься! — заверяет его Клэр, с улыбкой выпихивая нас обоих за дверь.
И пока мы идём по маршруту, Лео таинственным тоном произносит:
— Байт Аль Джаузза…
— Красиво, — говорю.
— Ничего не напоминает?
— Нет.
— Это Бетельгейзе на арабском, Лея. Теперь она всегда с тобой.
Бетельгейзе, значит?
Глава двадцать вторая. Пекло
Cody Francis — Rare Love
@WTF_LEO: Месячные.
Вначале я долго не могу понять. Затем вспоминаю: ах да, я же спрашивала, что он ненавидит больше всего. Откладываю телефон в сторону и кошусь на Лео. Вряд ли то, во что он уделал свою дорогущую рубашку, считается месячными, но нелюбовь его мне вполне понятна.
Лео пристёгивается в кресле, и я замечаю, что у него дрожат руки.
— Лео?
— Ты не видела стюардессу? — спрашивает меня. — Что за бездельницы? Где они вечно пропадают?
— Занимаются сексом, — говорю ей. — С этим парнем, — киваю на кресло у окна, — который любит математику — он принимает всех. Алгоритмически-феерическое соитие — уникальный опыт. ТАКОЕ! Случается только раз в жизни. Я сейчас иду на второй заход, надо переодеться.
Натянув свою футболку, встречаюсь взглядом с Пайпер и осознаю, что эта дама шуток вообще не понимает.
— Очередь большая, — предупреждаю. — Тебе занять?
Пайпер принимается исступлённо кашлять — поперхнулась, наверное. Не хочу быть виновницей её преждевременной смерти — подскакиваю и луплю её между лопаток:
— Ну же, ну! Ты что?
Кэрол, естественно, просыпается:
— Ты, деточка, беги-беги, я тут позабочусь! Занимай очередь на троих! — хохочет.
Ну вот! Приятно же иметь дело с нескучными людьми, так ведь?
Но я думаю, а вдруг он побрезгует нестиранной футболкой после меня? Ну кто я ему? Всякое же может быть… и люди бывают очень разными.
Достаю его сумку из багажника, Пайпер таращит на меня глаза.
— Что? Он сам попросил! Сказал тут ещё должно быть с десяток презервативов.
Пайпер нервно отворачивается, а я раскрываю сумку. Его свитер лежит прямо сверху — мягкая шерсть тончайшей вязки — кашемир, кажется. Он такой приятный, что я даже прижимаюсь к нему щекой. И пахнет вкусно. Вдруг замечаю портмоне. Я знаю, что не имею права это делать, но соблазн превосходит все мыслимые и немыслимые усилия сдержаться. Внутри сразу вижу то, что хотела увидеть. На фото темноволосая женщина с ребёнком на руках. Девочка совсем кроха ещё, натягивает на лицо шапочку с огромным розовым цветком, спрятав под ней глаза и носик. Фото сделано в спальне — на заднем плане спинка большой кровати. Супружеской.
— Слушай, — показываю Лео не только свитер, но и его же футболку, — не знаю, насколько это уместно…
— Самое время! — почти выдёргивает её из моих рук.
Лео торопливо расстёгивает рубашку, снимает её и запихивает в мусорный контейнер. Его тело красиво, хоть и в шрамах. Нет, не так: его тело прекрасно. Никого более совершенного я ещё не видела. Эти шрамы, их сразу же начинаешь ненавидеть и мечтать о магии. О таком волшебном средстве в твоей ладони, рассыпающем звёздную пыль, которое одним штрихом вылечило бы их, стёрло, вернуло его духовно и физически в точку «до» всех тех ужасов, которые с ним произошли.
Опомниться удаётся, только когда он вздрагивает от прикосновения и замирает в позе «сейчас буду надевать футболку».
— Прости, — говорю, прикусив от злости на себя губу. — Захотелось потрогать.
— Трогай, я не против. Никогда раньше не видела шрамов?
— Лео, я видела такое, что тебе и не приснится… но не на таком красивом теле. Это, — тычу пальцем в самую длинную и широкую полосу на его талии, — неправильно! Несправедливо! Нечестно! Горько и больно!
— Это давно в прошлом! — восклицает с улыбкой, собрав свои красивые брови «домиком». — Уже почти отболело и забылось.
— Да уж, и в память о той боли твоя сумка, которая всегда с тобой, набита обезболивающими и бандажами.
Лео не комментирует мои наблюдения, завершает процесс переодевания, натянув на себя мою-свою футболку:
— Спасибо, что присмотрела за ней, — улыбается. — Теперь она пахнет не средством для стирки, а женщиной. Очень красивой и очень молодой! — подмигивает, и в ту же секунду я забываю о его шрамах.
Лео умывается, Клэр занимается уборкой, Париса прикладывает новорожденного к груди.
— Как назовёшь? — спрашиваю.
— Не знаю. Муж никак не может выбрать.
— Я ему помогу. Нам однозначно нужно что-нибудь связанное с полётами и небесами… — хмурюсь, раздумывая.
Затем лезу в сеть в поисках идей.
— Вот! Нашла: Орайон — «свет небес» с древнегреческого. Но знаешь, мне нравится Матиас. Я бы точно назвала его Матиас.
— Что означает Матиас?
— Подарок Бога.
— Матиас — красивое имя. Так зовут моего мужа! — широко улыбаясь, одобряет Клэр.
— Пусть будет подарок Бога! — сияет мама Гаданфара и Матиаса.
- А твой муж? Он не будет против греческого имени? — спрашиваю. Ну, у них же строго там всё — полное повиновение супругу и всё такое.
— Я скажу ему, что ребёнка нарёк командир самолёта!
— Идёт, — подмигиваю ей.
— Слушай, — вдруг обращается ко мне новоявленная мама. — Как тебя зовут?
— Лея. Руку не протягиваю — держи ребёнка крепко.
— Меня зовут Париса.
— Я уже в курсе, — напоминаю.
— Париса — иранское имя. Моя мать родила меня на корабле, капитаном которого был иранец. Он и назвал меня.
— О! Так у вас это семейное! — восклицаю.
— Погоди, дослушай! — она всё-таки отнимает одну руку от ребёнка и кладёт её на моё предплечье. — Моя мама всю жизнь помнила того капитана, он был очень хорошим мужчиной. И очень красивым. Он дал ей кое-что на удачу, — тут она тянется к своей шее, долго копается в слоях одежды и в итоге стягивает с себя цепочку с довольно массивной круглой подвеской. Протягивает мне, — вот возьми.
Я рассматриваю вещицу, то ли медальон, то ли монету. Золото, потемневшее от времени. Приглядываюсь внимательнее и вижу завораживающее изображение звезды.
— Мы называем её Байт Аль Джаузза… — тихо отзывается Париса, плавно, с подчёркнутой женственностью покачивая головой.
— Байт Аль Джаузза… — пробую на языке и необъяснимо радуюсь, причём так, что даже покрываюсь мурашками.
— Тот капитан сказал моей матери: «Это для твоей дочери. Пусть, когда придёт время, она выйдет замуж по любви». И знаешь, что? В день, когда мне исполнилось пятнадцать, моя мать подарила мне его. В тот же год я встретила моего льва — Гаданфара, и на следующий год вышла за него. По любви. От этой любви у нас родилось трое детей — все сыновья. И я хочу отдать Байт Аль Джаузза тебе.
Лео замер и неотрывно на нас смотрит.
— Спасибо, конечно, — благодарю. — Но такую ценную семейную вещь отдавать мне — случайному попутчику…, наверное, не стоит.
— Не случайному. Ты спасла жизнь моему сыну. Аллах послал тебя в самый правильный час. И тебе Байт Аль Джаузза нужнее, я знаю. Выйдешь в этом году замуж. По любви.
Я зажимаю монету со звездой в руке и понимаю, что она действительно моя — словно давно меня искала, и вот, нашла.
— Она принесла счастье многим женщинам, — очень мягко заверяет меня Париса, забавно покачивая головой. — Сделает счастливой и тебя. Он будет крепко тебя любить, больше жизни. А от такой любви всегда рождаются здоровые дети.
В этот момент Лео закрывает глаза и тут же прячет лицо рукой. Что с ним?
— Лео? Тебе плохо?
— Идите уже, вам двоим нужен отдых! — вскидывается Клэр. — Дальше мы сами.
— Два часа не вставать! — строго напоминает Лео обеим.
— Да босс, мы поняли! Не тревожься! — заверяет его Клэр, с улыбкой выпихивая нас обоих за дверь.
И пока мы идём по маршруту, Лео таинственным тоном произносит:
— Байт Аль Джаузза…
— Красиво, — говорю.
— Ничего не напоминает?
— Нет.
— Это Бетельгейзе на арабском, Лея. Теперь она всегда с тобой.
Бетельгейзе, значит?
Глава двадцать вторая. Пекло
Cody Francis — Rare Love
@WTF_LEO: Месячные.
Вначале я долго не могу понять. Затем вспоминаю: ах да, я же спрашивала, что он ненавидит больше всего. Откладываю телефон в сторону и кошусь на Лео. Вряд ли то, во что он уделал свою дорогущую рубашку, считается месячными, но нелюбовь его мне вполне понятна.
Лео пристёгивается в кресле, и я замечаю, что у него дрожат руки.
— Лео?