1972. Возвращение
Часть 15 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Третьего?! У меня один сын! – не выдержал Золотухин.
– Знаю. Денис. Он будет священником – усмехнулся я, и тут же помрачнел – теперь насчет второго сына, Сергея. И запомни мои слова. Они очень важны. Не давай ему увлекаться музыкой, не пускай его в музыканты. Особенно…запомни это название: «Мертвые дельфины». Они будут играть суицидальную музыку, и твой сын…в общем – он может покончить с собой, если ты его не остановишь. Он будет мечтать заработать большие деньги играя музыку, но то ли у него не будет таланта, то ли не в тот коллектив попал, что скорее всего – он ничего не добьется. И в конце концов – покончит с собой. Если ты сумеешь найти ему дело по душе, если оторвешь от этих дерьмовых Дельфинов – он будет жить.
Я помолчал, подумал, и…вспомнил!
– Вот еще что, Валера…хорошенько запомни: когда поставишь свою «Тойоту» во дворе на склоне, проверь, стоит ли она на скорости и на ручнике. Иначе это будет тебе стоить сломанной ноги и многих синяков. А в остальном…ты будешь успешен и счастлив,снимешься в огромном количестве фильмов. Будешь нарасхват. Что и немудрено, потому что на мой взгляд…и не только на мой взгляд ты – великий актер. В конце жизни ты будешь худруком театра на Таганке. После Любимова.
– Вот ты и прокололся – усмехнулся Золотухин – Теперь я буду знать, что как только стану худруком – тут же мне и трындец.
– Да ладно! После этого ты еще поскрипишь, не бойся! – тоже усмехнулся я – У тебя будут правительственные награды, будут звания. И люди станут вспоминать тебя добрым словом и плакать над твоей могилой. Ты уйдешь любимым, известным, богатым и всеми уважаемым. Кстати, Володя, ты тоже уйдешь любимым, известным, всеми уважаемым и богатым.
– Меня это как-то не утешает – криво усмехнулся Высоцкий, и серьезно спросил – Миш, ты сейчас столько наговорил…и я в это поверил…Миш, это все на самом деле? Это правда? Или розыгрыш на первое апреля?
– Первое апреля? – удивился я – Почему первое апреля? Ах да! Сегодня же первое апреля, точно! А я и забыл, зачем мы сегодня собрались… Кстати, когда я это говорил, было уже второе апреля. Время за полночь. Так что…Володь – все правда. От первого и до последнего слова. Рад бы тебя разуверить, но…не могу. Ладно, ребята…заночуете у нас? Время позднее, не дай бог что на улице случится. Вы поддатые. Может шпана докопаться, могут менты…останьтесь, ночуйте. Диван есть, места хватит.
– Шпана Высоцкого не тронет – усмехнулся бард – И менты тоже. В известности есть свои плюсы. А ночевать…нет, брат Миша, мы пойдем. И так завалились без приглашения, Раневская подбила. Хорошая тетка, люблю ее. Она и позвала – мол, парень настоящий, пойдем, навестим. Интересно будет. И в самом деле – было интересно, не жалею, что пришел. Даже подрались! Хе хе хе… Хотя это дракой не назовешь. Силен ты, Миш…даже не ожидал. Нет, ну так-то видно что мужик крепкий, но не скажешь, что НАСТОЛЬКО. Я как ребенок был перед тобой. Теперь я понимаю, почему ты сумел Али завалить. А можно еще вопрос?
– Хмм…спрашивай… – насторожился я – Если смогу, отвечу.
– Миш…ты людей убивал? Нет, не так: много убил? Как это было? Что ты чувствуешь, когда убиваешь человека? Подожди, не отвечай! Ничего не говори! Я объясню… Я актер. Иногда играю роль убийцы, или вернее человека, который убивает. Так вот хочу понять – что чувствует человек, который лишает жизни другого человека? Они тебе снятся, эти убитые тобой люди?
– Анекдот такой есть, Володь – начал я медленно, не глядя на Высоцкого – Внук спрашивает деда: дед, ты на войне был. Ты людей убивал? Дед отвечает: нет, внучек, не убивал! Внук: как же так? У тебя же боевые ордена! Ты ранен несколько раз! Как так не убивал? Дед: нет, людей не убивал, внучек. Я фашистов убивал. Понимаешь, Володь?
– То есть ты тех, в кого стреляешь, представляешь нелюдями? Нечеловеками? Но все равно у тебя в душе должно быть понимание, что перед тобой пусть и плохие, но люди. И как тогда? Вот ты убил первого своего, ты его помнишь?
Еще бы я не помнил! Никогда этого не забуду, до самой своей смерти! Это был мальчишка. Да, самый настоящий мальчишка лет тринадцати. Но только с «калашниковым» в руках. Он выстрелил в меня из-за дувала, поднялся и дал очередь. Однако «калашников» с деревянным прикладом был ему слишком длинным, он плохо прицелился и первая пуля прошла мимо. А потом ствол тупо задрало вверх и вправо – как обычно это и бывает. И тогда я почти в упор всадил короткую очередь ему в лицо. Голову просто разнесло. Вот сейчас была голова, и уже вместо нее ошметки – справа и слева куски кровавой плоти, и подбородок, оставшийся на месте. Труп упал не сразу, я даже успел увидеть фонтан крови из разорванных сосудов. Впрочем – может и показалось, что успел. Но крови было много.
Нет, я не пошел дальше, посвистывая и напевая веселую песенку. Но и не стал блевать, исторгая из себя полупереваренную тушенку. Этот пацан мне потом снился недели две. И я мучительно спрашивал себя: «Зачем мы здесь? Что мы здесь делаем?! Почему все ТАК вышло?!»
– Володя…у солдата нет времени на рефлексию. И ему некогда думать о том, кого он убивает и почему. Солдат делает свою работу, и только так. Максимально эффективно делает работу. Потому бесполезно спрашивать солдата – убивал он, или нет, и что он чувствовал, когда убивал. Он НЕ убивал. Он устранял объекты, уничтожал личный состав врага. И только так.
Мы помолчали, и наконец, Высоцкий встал со своего стула:
– Пойдем мы. Спасибо, Миша, за вечер…такого у меня давно не было. А по поводу твоих слов, твоего предложения…я подумаю. Честное слово – подумаю! Что касается твоих песен…Миш, я разбираюсь в этом деле, и поверь мне – это классно. Ты бы имел успех и как сочинитель, композитор, и как исполнитель. И Ольга имела бы успех. Подумай над карьерой исполнителя. Кстати, а на гитаре ты играешь лучше меня!
Он улыбнулся, хлопнул меня по плечу и и протянул руку:
– До встречи. Рад знакомству.
– И я рад – Золотухин тоже протянул руку – Я все помню, что ты сказал. Спасибо, Миша!
Закрыв дверь за припозднившимися гостями, я замер, прислонившись плечом к косяку. Зря, наверное, я все это им наговорил. Вот чувствую – зря! Как бы мои кураторы не рассердились – зачем, мол, раздаешь информацию! Светишься! Но я по-другому не мог. Я должен попытаться спасти Высоцкого! Должен! Может это и есть моя миссия…передача соли.
И у меня вырвался грустный смешок...
Семичастный отчеркнул красным карандашом фразу, посмотрел на собеседника:
– Что он говорит о Тарковском? Вы видели, что он сказал? Внесли в перечень вопросов, которые нужно ему задать?
– Внесли, товарищ Председатель! И о Бродском внесли. И о Высоцком. Все мало-мальски интересные темы нами отмечены.
– Хорошо. Оставьте мне эти вопросы, я посмотрю.
– Вот, товарищ Председатель!
Мужчина положил на стол Семичастного большой лист и замер, ожидая приказаний. Председатель КГБ кивнул, и не глядя на подчиненного махнул рукой, мол, свободен! Но тут же остановил:
– Постой! Позвони Карпову и вызови его на сегодня, на пятнадцать часов. Пришлите за ним машину.
– Есть! – мужчина повернулся и вышел из кабинета, оставив Семичастного одного. Председатель КГБ углубился в чтение перечня вопросов, в такт мыслям иногда кивая головой. Прочитав, посидел минут пять, глядя в пространство, придвинул к себе распечатку разговоров в квартире Карпова в то время, когда у него в гостях были Высоцкий и Махров, и стал внимательно перечитывать ее заново. Когда дошел до места, где Карпов пел неизвестные доселе песни, нахмурился, и стал внимательно читать текст песен, шевеля губами и стараясь понять, как должны звучать эти стихи, положенные на музыку. В конце концов, отчаялся это понять и нажал кнопку на столе.
Через несколько секунд в дверь вошел референт, ступая по толстым коврам абсолютно бесшумно, будто двигался по воздуху и не касался пола. Служение безопасности государства не терпит шума!
– Дайте мне магнитофонную запись с того места, где Карпов поет песни. Я хочу это услышать.
– Есть! Через десять минут, товарищ Председатель. Еще что-то?
– Пока нет.
Через пять минут дверь открылась и два крепких молодых человека в серых костюмах внесли здоровенный импортный магнитофон. Один из них, звукооператор, наладил питание аппарата, и замер, ожидая команды начальника. Семичастный кивнул головой, и в кабинете раздался слегка хрипловатый, приятный мужской баритон.
Серыми тучами небо затянуто
Нервы гитарной струною натянуты…
Семичастный слушал, и брови его сдвигались все больше и больше. Он перестал черкать по бумаге, и теперь смотрел в пространство, будто видел что-то такое, недоступное остальным людям. Когда песня закончилась, он сделал знак, звукооператор нажал на клавишу и магнитофон замолчал.
Семичастный встал – звукооператор вскочил. Председатель подошел к магнитофону, приказал:
– Покажи, что тут нажимать, я сам послушаю, один.
Оператор быстро объяснил, тем более что сложного там ничего не было, и тут же вышел, повинуясь жесту Председателя. Семичастный включил магнитофон, усевшись рядом, и замер, прикрыв глаза и вслушиваясь в голос исполнителя.
Когда песни закончились, он выключил магнитофон, прошел к своему месту, сел, посидел минут пять не двигаясь и протянул руку к телефону правительственной связи.
– Слушаю – в трубке раздался голос Шелепина – Что хотел, Володя?
– Вчера у Карпова были гости. Раневская, Уланова, Богословский, Махров с женой, и…Высоцкий с Золотухиным. Я бы советовал тебе посмотреть распечатку прослушки, а еще – послушать запись.
– А зачем запись? – Шелепин явно насторожился – Распечатки почитаю, если это в самом деле интересно. Но запись?
– Карпов там поет. И поет так, что…ну просто за душу берет! У меня даже мурашки по коже! Песни, которые он поет, имеют огромное патриотическое наполнение, и они просто…гениальны! Мне кажется, есть смысл обязать его сделать записи на студии и выпустить пластинку – к Дню Победы. Эффект будет просто потрясающим, поверь мне!
– Вот как? Хмм…какой у нас разносторонний…Шаман! Пришли мне пленку, я послушаю. И распечатку. Там было что-то важное?
– На мой взгляд – да. Я вызвал Карпова на пятнадцать часов, сегодня. Перечень вопросов, которые нужно обсудить с Карповым у меня готов. Если у тебя будут какие-то замечания по перечню – позвони мне. Список вопросов я тоже высылаю.
– Хорошо. Жду. До связи.
Трубка прогудела, Шелепин отключился. Семичастный положил трубку, посидел, глядя в пространство и нажал кнопку вызова. Отдал приказ референту и снова подвинул к себе распечатку прослушки, старясь вникнуть в слова как можно глубже, пытаясь прочитать то, что не сумел прочитать, понять с первого раза. И даже со второго.
Шелепин позвонил через два часа, застав Семичастного за тем, что он как раз складывал листы распечатки, разметив ее своими заметками.
– Прочитал. Послушал! – сходу бросил Шелепин – да, ты прав! Я только представил эффект от этих песен, и… Как там сказал Сталин? Эта штука посильнее Фауста Гете! Обязательно записать, и срочно! Раз Богословский сам напрашивался – ему и карты в руки. Пусть делает. Я позвоню Махрову, пусть занимается. Что касается Бродского – Карпов прав. Глупость какая-то вышла. Брежневские прихвостни дурью маялись! Ты поговори с Карповым, разузнай о Бродском побольше, он точно знает о нем очень много. И кстати – это что там за история с Тарковским? Выясни. И что там за история с Высоцким – узнай. В общем – поработай с Карповым. А вообще, мне нравится, как складывается ситуация. Карпов очень полезен, очень. Отрабатывает по-полной. Кстати, как думаешь, он знает, что мы его слушаем?
– Я думаю – знает. Он совсем не дурак. Только ему наплевать. Вот я прямо-таки вижу, как он ухмыляется своей рожей. На удивление наглый, самоуверенный тип!
– А что ты хотел? Он прекрасно понимает свою ценность, и высокого мнения о себе. И справедливо! Попробуй, заработай четверть миллиарда долларов! Ничего не украв, лишь силой своего мозга и своих мышц! Можно даже назвать его гением! Потому он совершенно спокойно принимает подношения от власти. И заметь – Крпов абсолютно лоялен этой власти – вне зависимости, дала она ему что-то, или не дала. Слышал его рассуждения о родине? Вот то-то же. Многим нашим надо еще поучиться его патриотизму и самоотверженности. Вопросы прочитал, согласен. Только…осторожнее. Люди искусства, писатели-певцы они такие ранимые, нежные душой. А ты рубишь с плеча! Не обижай нашего…Шамана!
– Обидишь его! – хмыкнул Семичастный – Высоцкого помял, чуть руку не сломал. Кстати, я даже позавидовал. Мне самому иногда так хочется дать в морду некоторым из этой…интеллигенции с мятущейся душой! Действительно – зажрались, берега потеряли!
– Да, вот еще что…хоть восьмое марта и прошло…пусть запишут и те песни, что пела его подруга. Женщины, и не только женщины – будут в восторге. Я попросил записать мне все эти песни для жены и дочки. Да и сам послушаю. Вот еще что…я позвонил Панкину, пригласил его к себе. Поговорю с ним – пусть в Комсомолке сделают большую статью о Карпове, о его судьбе, о событиях в Штатах – в пределах возможного, конечно. Когда думаешь организовать пресс-конференцию Карпова с иностранными журналистами?
– Через два дня, в среду. В концертном зале гостиницы Россия.
– Правильно. Пока разошлют приглашения, пока разойдется информация…кстати, пусть Панкин и запустит в статье эту самую информацию о пресс-конференции. И остальные газеты перепечатают. Ну, все, до связи!
Сквозь сон услышал грохот, и тут же, как подброшенный вскочил на постели. Откинул одеяло и как был, в одних трусах быстро прошел на кухню, чтобы застать такую картину: Ольга, одетая в шорты и топик, печально смотрит на осколки двух тарелок, причудливо расположившиеся на кафельном полу.
– Ой! Разбудила? Прости! Вот я дура неловкая! Две тарелки загубила! Красивые…были! – печально сказала Ольга, но я только усмехнулся, облегченно вздохнув:
– На счастье. Как раз две! На каждого по одному счастью. Как ты после вчерашнего?
– Если честно – не очень – созналась Ольга, морщась и трогая затылок – Не надо было мешать шампанское и виски.
– Да ты вроде и немного выпила…и под закуску.
– Ну я же женщина! Это вам, мужчинам, такое как слону дробина, а я-то? Ладно, иди, приводи себя в порядок, а я пока это безобразие соберу. И посуду перемою.
– Неплохо было бы домработницу нанять, как ты думаешь? – я задумчиво окинул взглядом гору посуды, устроившуюся на кухонном столе.
– Неплохо бы – улыбнулась Ольга – Только я тут никого не знаю. Где ее искать? Не выйдешь же, не крикнешь: а вот кто хочет устроиться домработницей к всемирно известному писателю?! Эгеээй!
– Подумаем! – хмыкнул я, и побрел в ванную принимать душ и чистить зубы. В самом деле – где найти нормальную женщину, чтобы работала не за страх, а на совесть? И чтобы еще ничего не сперла. Я ведь ни деньги, ни драгоценности не прячу. Найти-то потом найдем, но на кой черт мне эти приключения с поисками и задержаниями? Обнесет квартирку, и будь такова!
Кстати…вспомнилось кое-что, одно дело…надо будет рассказать об этом Семичастному. Дело-то как будут потом называть – «резонансное»!
Дойти до ванной не успел. Будто компетентные органы обладали способностью читать мои мысли на расстоянии – прозвенел звонок. Я снял трубку, и вежливый красивый баритон мне сказал:
– Здравствуйте. Михаил Семенович?
– Да, это я – не стал скрывать я правду.
– Товарищ Семичастный приглашает вас сегодня на беседу в пятнадцать ноль-ноль. За вами будет выслана машина. И вот еще что, Михаил Семенович…товарищ Семичастный просил передать, что за вами теперь постоянно закреплена автомашина с постоянным водителем, круглосуточно. Вам достаточно позвонить по этому телефонному номеру (называет номер) и через полчаса машина будет у подъезда дома. Номера машины принадлежат ВЦСПС, чтобы не бросались в глаза. Вы будете готовы к четырнадцати тридцати?
– Да куда же я денусь? – криво ухмыляюсь. Похоже ко мне прикрепили наблюдателя. Ну а раз так… – Извините, можно еще решить один вопрос?
– Знаю. Денис. Он будет священником – усмехнулся я, и тут же помрачнел – теперь насчет второго сына, Сергея. И запомни мои слова. Они очень важны. Не давай ему увлекаться музыкой, не пускай его в музыканты. Особенно…запомни это название: «Мертвые дельфины». Они будут играть суицидальную музыку, и твой сын…в общем – он может покончить с собой, если ты его не остановишь. Он будет мечтать заработать большие деньги играя музыку, но то ли у него не будет таланта, то ли не в тот коллектив попал, что скорее всего – он ничего не добьется. И в конце концов – покончит с собой. Если ты сумеешь найти ему дело по душе, если оторвешь от этих дерьмовых Дельфинов – он будет жить.
Я помолчал, подумал, и…вспомнил!
– Вот еще что, Валера…хорошенько запомни: когда поставишь свою «Тойоту» во дворе на склоне, проверь, стоит ли она на скорости и на ручнике. Иначе это будет тебе стоить сломанной ноги и многих синяков. А в остальном…ты будешь успешен и счастлив,снимешься в огромном количестве фильмов. Будешь нарасхват. Что и немудрено, потому что на мой взгляд…и не только на мой взгляд ты – великий актер. В конце жизни ты будешь худруком театра на Таганке. После Любимова.
– Вот ты и прокололся – усмехнулся Золотухин – Теперь я буду знать, что как только стану худруком – тут же мне и трындец.
– Да ладно! После этого ты еще поскрипишь, не бойся! – тоже усмехнулся я – У тебя будут правительственные награды, будут звания. И люди станут вспоминать тебя добрым словом и плакать над твоей могилой. Ты уйдешь любимым, известным, богатым и всеми уважаемым. Кстати, Володя, ты тоже уйдешь любимым, известным, всеми уважаемым и богатым.
– Меня это как-то не утешает – криво усмехнулся Высоцкий, и серьезно спросил – Миш, ты сейчас столько наговорил…и я в это поверил…Миш, это все на самом деле? Это правда? Или розыгрыш на первое апреля?
– Первое апреля? – удивился я – Почему первое апреля? Ах да! Сегодня же первое апреля, точно! А я и забыл, зачем мы сегодня собрались… Кстати, когда я это говорил, было уже второе апреля. Время за полночь. Так что…Володь – все правда. От первого и до последнего слова. Рад бы тебя разуверить, но…не могу. Ладно, ребята…заночуете у нас? Время позднее, не дай бог что на улице случится. Вы поддатые. Может шпана докопаться, могут менты…останьтесь, ночуйте. Диван есть, места хватит.
– Шпана Высоцкого не тронет – усмехнулся бард – И менты тоже. В известности есть свои плюсы. А ночевать…нет, брат Миша, мы пойдем. И так завалились без приглашения, Раневская подбила. Хорошая тетка, люблю ее. Она и позвала – мол, парень настоящий, пойдем, навестим. Интересно будет. И в самом деле – было интересно, не жалею, что пришел. Даже подрались! Хе хе хе… Хотя это дракой не назовешь. Силен ты, Миш…даже не ожидал. Нет, ну так-то видно что мужик крепкий, но не скажешь, что НАСТОЛЬКО. Я как ребенок был перед тобой. Теперь я понимаю, почему ты сумел Али завалить. А можно еще вопрос?
– Хмм…спрашивай… – насторожился я – Если смогу, отвечу.
– Миш…ты людей убивал? Нет, не так: много убил? Как это было? Что ты чувствуешь, когда убиваешь человека? Подожди, не отвечай! Ничего не говори! Я объясню… Я актер. Иногда играю роль убийцы, или вернее человека, который убивает. Так вот хочу понять – что чувствует человек, который лишает жизни другого человека? Они тебе снятся, эти убитые тобой люди?
– Анекдот такой есть, Володь – начал я медленно, не глядя на Высоцкого – Внук спрашивает деда: дед, ты на войне был. Ты людей убивал? Дед отвечает: нет, внучек, не убивал! Внук: как же так? У тебя же боевые ордена! Ты ранен несколько раз! Как так не убивал? Дед: нет, людей не убивал, внучек. Я фашистов убивал. Понимаешь, Володь?
– То есть ты тех, в кого стреляешь, представляешь нелюдями? Нечеловеками? Но все равно у тебя в душе должно быть понимание, что перед тобой пусть и плохие, но люди. И как тогда? Вот ты убил первого своего, ты его помнишь?
Еще бы я не помнил! Никогда этого не забуду, до самой своей смерти! Это был мальчишка. Да, самый настоящий мальчишка лет тринадцати. Но только с «калашниковым» в руках. Он выстрелил в меня из-за дувала, поднялся и дал очередь. Однако «калашников» с деревянным прикладом был ему слишком длинным, он плохо прицелился и первая пуля прошла мимо. А потом ствол тупо задрало вверх и вправо – как обычно это и бывает. И тогда я почти в упор всадил короткую очередь ему в лицо. Голову просто разнесло. Вот сейчас была голова, и уже вместо нее ошметки – справа и слева куски кровавой плоти, и подбородок, оставшийся на месте. Труп упал не сразу, я даже успел увидеть фонтан крови из разорванных сосудов. Впрочем – может и показалось, что успел. Но крови было много.
Нет, я не пошел дальше, посвистывая и напевая веселую песенку. Но и не стал блевать, исторгая из себя полупереваренную тушенку. Этот пацан мне потом снился недели две. И я мучительно спрашивал себя: «Зачем мы здесь? Что мы здесь делаем?! Почему все ТАК вышло?!»
– Володя…у солдата нет времени на рефлексию. И ему некогда думать о том, кого он убивает и почему. Солдат делает свою работу, и только так. Максимально эффективно делает работу. Потому бесполезно спрашивать солдата – убивал он, или нет, и что он чувствовал, когда убивал. Он НЕ убивал. Он устранял объекты, уничтожал личный состав врага. И только так.
Мы помолчали, и наконец, Высоцкий встал со своего стула:
– Пойдем мы. Спасибо, Миша, за вечер…такого у меня давно не было. А по поводу твоих слов, твоего предложения…я подумаю. Честное слово – подумаю! Что касается твоих песен…Миш, я разбираюсь в этом деле, и поверь мне – это классно. Ты бы имел успех и как сочинитель, композитор, и как исполнитель. И Ольга имела бы успех. Подумай над карьерой исполнителя. Кстати, а на гитаре ты играешь лучше меня!
Он улыбнулся, хлопнул меня по плечу и и протянул руку:
– До встречи. Рад знакомству.
– И я рад – Золотухин тоже протянул руку – Я все помню, что ты сказал. Спасибо, Миша!
Закрыв дверь за припозднившимися гостями, я замер, прислонившись плечом к косяку. Зря, наверное, я все это им наговорил. Вот чувствую – зря! Как бы мои кураторы не рассердились – зачем, мол, раздаешь информацию! Светишься! Но я по-другому не мог. Я должен попытаться спасти Высоцкого! Должен! Может это и есть моя миссия…передача соли.
И у меня вырвался грустный смешок...
Семичастный отчеркнул красным карандашом фразу, посмотрел на собеседника:
– Что он говорит о Тарковском? Вы видели, что он сказал? Внесли в перечень вопросов, которые нужно ему задать?
– Внесли, товарищ Председатель! И о Бродском внесли. И о Высоцком. Все мало-мальски интересные темы нами отмечены.
– Хорошо. Оставьте мне эти вопросы, я посмотрю.
– Вот, товарищ Председатель!
Мужчина положил на стол Семичастного большой лист и замер, ожидая приказаний. Председатель КГБ кивнул, и не глядя на подчиненного махнул рукой, мол, свободен! Но тут же остановил:
– Постой! Позвони Карпову и вызови его на сегодня, на пятнадцать часов. Пришлите за ним машину.
– Есть! – мужчина повернулся и вышел из кабинета, оставив Семичастного одного. Председатель КГБ углубился в чтение перечня вопросов, в такт мыслям иногда кивая головой. Прочитав, посидел минут пять, глядя в пространство, придвинул к себе распечатку разговоров в квартире Карпова в то время, когда у него в гостях были Высоцкий и Махров, и стал внимательно перечитывать ее заново. Когда дошел до места, где Карпов пел неизвестные доселе песни, нахмурился, и стал внимательно читать текст песен, шевеля губами и стараясь понять, как должны звучать эти стихи, положенные на музыку. В конце концов, отчаялся это понять и нажал кнопку на столе.
Через несколько секунд в дверь вошел референт, ступая по толстым коврам абсолютно бесшумно, будто двигался по воздуху и не касался пола. Служение безопасности государства не терпит шума!
– Дайте мне магнитофонную запись с того места, где Карпов поет песни. Я хочу это услышать.
– Есть! Через десять минут, товарищ Председатель. Еще что-то?
– Пока нет.
Через пять минут дверь открылась и два крепких молодых человека в серых костюмах внесли здоровенный импортный магнитофон. Один из них, звукооператор, наладил питание аппарата, и замер, ожидая команды начальника. Семичастный кивнул головой, и в кабинете раздался слегка хрипловатый, приятный мужской баритон.
Серыми тучами небо затянуто
Нервы гитарной струною натянуты…
Семичастный слушал, и брови его сдвигались все больше и больше. Он перестал черкать по бумаге, и теперь смотрел в пространство, будто видел что-то такое, недоступное остальным людям. Когда песня закончилась, он сделал знак, звукооператор нажал на клавишу и магнитофон замолчал.
Семичастный встал – звукооператор вскочил. Председатель подошел к магнитофону, приказал:
– Покажи, что тут нажимать, я сам послушаю, один.
Оператор быстро объяснил, тем более что сложного там ничего не было, и тут же вышел, повинуясь жесту Председателя. Семичастный включил магнитофон, усевшись рядом, и замер, прикрыв глаза и вслушиваясь в голос исполнителя.
Когда песни закончились, он выключил магнитофон, прошел к своему месту, сел, посидел минут пять не двигаясь и протянул руку к телефону правительственной связи.
– Слушаю – в трубке раздался голос Шелепина – Что хотел, Володя?
– Вчера у Карпова были гости. Раневская, Уланова, Богословский, Махров с женой, и…Высоцкий с Золотухиным. Я бы советовал тебе посмотреть распечатку прослушки, а еще – послушать запись.
– А зачем запись? – Шелепин явно насторожился – Распечатки почитаю, если это в самом деле интересно. Но запись?
– Карпов там поет. И поет так, что…ну просто за душу берет! У меня даже мурашки по коже! Песни, которые он поет, имеют огромное патриотическое наполнение, и они просто…гениальны! Мне кажется, есть смысл обязать его сделать записи на студии и выпустить пластинку – к Дню Победы. Эффект будет просто потрясающим, поверь мне!
– Вот как? Хмм…какой у нас разносторонний…Шаман! Пришли мне пленку, я послушаю. И распечатку. Там было что-то важное?
– На мой взгляд – да. Я вызвал Карпова на пятнадцать часов, сегодня. Перечень вопросов, которые нужно обсудить с Карповым у меня готов. Если у тебя будут какие-то замечания по перечню – позвони мне. Список вопросов я тоже высылаю.
– Хорошо. Жду. До связи.
Трубка прогудела, Шелепин отключился. Семичастный положил трубку, посидел, глядя в пространство и нажал кнопку вызова. Отдал приказ референту и снова подвинул к себе распечатку прослушки, старясь вникнуть в слова как можно глубже, пытаясь прочитать то, что не сумел прочитать, понять с первого раза. И даже со второго.
Шелепин позвонил через два часа, застав Семичастного за тем, что он как раз складывал листы распечатки, разметив ее своими заметками.
– Прочитал. Послушал! – сходу бросил Шелепин – да, ты прав! Я только представил эффект от этих песен, и… Как там сказал Сталин? Эта штука посильнее Фауста Гете! Обязательно записать, и срочно! Раз Богословский сам напрашивался – ему и карты в руки. Пусть делает. Я позвоню Махрову, пусть занимается. Что касается Бродского – Карпов прав. Глупость какая-то вышла. Брежневские прихвостни дурью маялись! Ты поговори с Карповым, разузнай о Бродском побольше, он точно знает о нем очень много. И кстати – это что там за история с Тарковским? Выясни. И что там за история с Высоцким – узнай. В общем – поработай с Карповым. А вообще, мне нравится, как складывается ситуация. Карпов очень полезен, очень. Отрабатывает по-полной. Кстати, как думаешь, он знает, что мы его слушаем?
– Я думаю – знает. Он совсем не дурак. Только ему наплевать. Вот я прямо-таки вижу, как он ухмыляется своей рожей. На удивление наглый, самоуверенный тип!
– А что ты хотел? Он прекрасно понимает свою ценность, и высокого мнения о себе. И справедливо! Попробуй, заработай четверть миллиарда долларов! Ничего не украв, лишь силой своего мозга и своих мышц! Можно даже назвать его гением! Потому он совершенно спокойно принимает подношения от власти. И заметь – Крпов абсолютно лоялен этой власти – вне зависимости, дала она ему что-то, или не дала. Слышал его рассуждения о родине? Вот то-то же. Многим нашим надо еще поучиться его патриотизму и самоотверженности. Вопросы прочитал, согласен. Только…осторожнее. Люди искусства, писатели-певцы они такие ранимые, нежные душой. А ты рубишь с плеча! Не обижай нашего…Шамана!
– Обидишь его! – хмыкнул Семичастный – Высоцкого помял, чуть руку не сломал. Кстати, я даже позавидовал. Мне самому иногда так хочется дать в морду некоторым из этой…интеллигенции с мятущейся душой! Действительно – зажрались, берега потеряли!
– Да, вот еще что…хоть восьмое марта и прошло…пусть запишут и те песни, что пела его подруга. Женщины, и не только женщины – будут в восторге. Я попросил записать мне все эти песни для жены и дочки. Да и сам послушаю. Вот еще что…я позвонил Панкину, пригласил его к себе. Поговорю с ним – пусть в Комсомолке сделают большую статью о Карпове, о его судьбе, о событиях в Штатах – в пределах возможного, конечно. Когда думаешь организовать пресс-конференцию Карпова с иностранными журналистами?
– Через два дня, в среду. В концертном зале гостиницы Россия.
– Правильно. Пока разошлют приглашения, пока разойдется информация…кстати, пусть Панкин и запустит в статье эту самую информацию о пресс-конференции. И остальные газеты перепечатают. Ну, все, до связи!
Сквозь сон услышал грохот, и тут же, как подброшенный вскочил на постели. Откинул одеяло и как был, в одних трусах быстро прошел на кухню, чтобы застать такую картину: Ольга, одетая в шорты и топик, печально смотрит на осколки двух тарелок, причудливо расположившиеся на кафельном полу.
– Ой! Разбудила? Прости! Вот я дура неловкая! Две тарелки загубила! Красивые…были! – печально сказала Ольга, но я только усмехнулся, облегченно вздохнув:
– На счастье. Как раз две! На каждого по одному счастью. Как ты после вчерашнего?
– Если честно – не очень – созналась Ольга, морщась и трогая затылок – Не надо было мешать шампанское и виски.
– Да ты вроде и немного выпила…и под закуску.
– Ну я же женщина! Это вам, мужчинам, такое как слону дробина, а я-то? Ладно, иди, приводи себя в порядок, а я пока это безобразие соберу. И посуду перемою.
– Неплохо было бы домработницу нанять, как ты думаешь? – я задумчиво окинул взглядом гору посуды, устроившуюся на кухонном столе.
– Неплохо бы – улыбнулась Ольга – Только я тут никого не знаю. Где ее искать? Не выйдешь же, не крикнешь: а вот кто хочет устроиться домработницей к всемирно известному писателю?! Эгеээй!
– Подумаем! – хмыкнул я, и побрел в ванную принимать душ и чистить зубы. В самом деле – где найти нормальную женщину, чтобы работала не за страх, а на совесть? И чтобы еще ничего не сперла. Я ведь ни деньги, ни драгоценности не прячу. Найти-то потом найдем, но на кой черт мне эти приключения с поисками и задержаниями? Обнесет квартирку, и будь такова!
Кстати…вспомнилось кое-что, одно дело…надо будет рассказать об этом Семичастному. Дело-то как будут потом называть – «резонансное»!
Дойти до ванной не успел. Будто компетентные органы обладали способностью читать мои мысли на расстоянии – прозвенел звонок. Я снял трубку, и вежливый красивый баритон мне сказал:
– Здравствуйте. Михаил Семенович?
– Да, это я – не стал скрывать я правду.
– Товарищ Семичастный приглашает вас сегодня на беседу в пятнадцать ноль-ноль. За вами будет выслана машина. И вот еще что, Михаил Семенович…товарищ Семичастный просил передать, что за вами теперь постоянно закреплена автомашина с постоянным водителем, круглосуточно. Вам достаточно позвонить по этому телефонному номеру (называет номер) и через полчаса машина будет у подъезда дома. Номера машины принадлежат ВЦСПС, чтобы не бросались в глаза. Вы будете готовы к четырнадцати тридцати?
– Да куда же я денусь? – криво ухмыляюсь. Похоже ко мне прикрепили наблюдателя. Ну а раз так… – Извините, можно еще решить один вопрос?