1972
Часть 21 из 24 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я же говорил?! Ты закормишь до смерти!
– Ничего, выживешь – усмехнулся, и представил вошедшую в комнату Ниночку – Элвис, это моя подруга Нина. Нина, это Элвис Пресли. Ты его вероятно знаешь.
– Что значит, «вероятно»?! – улыбнулась Ниночка – Как можно не знать великого Элвиса Пресли! Я обожаю ваши песни!
– О мой бог! – Пресли даже привстал с места – Какая прекрасная женщина! Я слышал, что русские женщины прекрасны, но чтобы настолько?! Я обязательно напишу песню о русских женщинах! Обязательно! Нет, это что-то невероятное! Вас нужно снимать в кино!
– Ниночку будут снимать в кино – усмехнулся я – в фильме по моей книге.
– Кстати! – обрадовался Элвис, следя за тем, как Ниночка усаживается за стол – Ты должен подписать мне книгу! Я специально купил твои книги и привез их с собой! И я читал их! Вернее – я начал читать твою книгу про Неда, это потрясающе! Я должен написать песню к фильму! А я тебе в обмен подарю мой последний альбом с моим посвящением. О мой бог, почему я не знал, что русские женщины так прекрасны! Вы меня просто потрясли… Нина!
Ниночка мелодично и весело рассмеялась. Пресли – тоже. И я видел, как он ел глазами мою подругу… запал на нее! Ну что же, не он один.
А потом мы сидели и ели русскую еду, которую нарочно приготовили к приезду Пресли. Это был борщ, пельмени, салат оливье и пирожки – с мясом, с клубникой, с яблоками. Простая, незамысловатая и вкусная пища, которую в Америке найти не так уж и просто. Ну… по крайней мере мне так кажется.
Знаю, знаю я, что борщ вообще-то не чисто русская еда. Русская – это щи. Сладкий борщ – пришел со стороны Польши. Само слово «борщ» – польское.
Знаю, что пельмени изначально пошли из Китая.
И про салат Оливье мне ничего говорить не надо – бабушке своей рассказывайте! Хе хе хе… Сказал – русская еда, значит – русская! И пусть ест Элвис Пресли, да нахваливает. Вот он ел, и нахваливал!
А когда мы остались двоем – Ниночка деликатно нас оставила у камина – потягивая из стакана виски со льдом, Пресли посмотрел мне в глаза и задумчиво сказал:
– Майкл… ты тогда мне сказал, что я буду увлекаться… хмм… лекарствами, и это плохо кончится… это правда? Ты можешь назвать мне дату моей смерти?
Я внимательно посмотрел в его глаза, вздохнул и пожал плечами:
– Мог бы. Но теперь не могу.
– То есть? – не понял Пресли – Не можешь, потому что я к тебе приехал? Ты не хочешь меня расстроить? Прошу тебя, скажи правду!
– Я бы мог назвать тебе точную дату твоей смерти – если бы не заговорил о том, что ты увлечешься лекарствами. Но теперь – ты знаешь. А это возможно изменит будущее. Ты не станешь пить эту гадость, займешься физическими упражнениями, и… проживешь до глубокой старости, не умерев в сорок два года.
Я кашлянул, закусил губу – расслабился, вот и проговорился! Или я нарочно проговорился? Да какая разница – пусть думает, что случайно.
– У меня всего пять лет! – грустно-потерянно прошептал Пресли – Всего пять! Как несправедливо…
– Если это тебя утешит – криво ухмыльнулся я – тебя назовут королем рок-н-ролла! Ты останешься в памяти землян, как один из величайших исполнителей рок-музыки! Твои диски будут проданы миллиардными тиражами – даже после твоей смерти. О тебе сложат легенды – фанаты будут думать, что ты на самом деле не умер, а вместо тебя в могиле лежит лишь кукла. Но сам ты жив и живешь себе спокойно на берегу моря, наслаждаясь тишиной и покоем. Разве это плохо?
– Да иди ты в задницу! – неожиданно фыркнул Пресли и захохотал – Майкл, более черного юмора я не слышал! Ну русский, ну шутник! Хрен вам, а не легенды! Завтра же пойду к доктору и пусть назначит мне упражнения для поднятия тонуса! Бросаю пить! (Он выплеснул содержимое стакана в камин, дрова зашипели, пламя притухло и потом вспыхнуло с новой силой) И никаких лекарств! Никаких!
– Кстати, Элвис – не выдержал я – слушай, не шей больше этот дурацкий белый костюм в блестках! И не надевай уже сшитые! И с драконами не шей, ладно? Прошу тебя!
Пресли вытаращил глаза:
– А чем тебе не нравятся мои концертные костюмы? Красивые же!
– Вульгарные. Ужасные! – с искренним отвращением сказал я – Вот черный кожаный костюм у тебя был классным. Ты в нем настоящий мужчина! Крутой! Жесткий! А в этих дурацких костюмах ты как… хмм… прости… как педик! И эти глупые бакенбарды… Тьфу! Еще раз прости – знаю, что ты никакой не педик, что у тебя сотни девок, которые только и мечтают как бы прыгнуть к тебе в постель. И прыгают. Но черт подери, зачем тебе такие костюмы! Я на самом деле считаю тебя величайшим, королем рок-н-ролла. Ты певец вне времени. Тебя будут слушать и через пятьдесят, и через сто лет… но прогони своих чертовых модельеров! Палкой прогони! Пинками в зад! Что они из тебя делают?! И доктора прогони, который пичкает тебя лекарствами! Забудь про лекарства! Лучше приезжай ко мне в гости – я тебя потренирую в единоборствах. Это будут лучшие физические упражнения, какие есть. И постреляем вместе!
– Кстати, я тебе должен – слегка смутился Пресли – я сегодня столько патронов истратил – целое состояние!
– Перестань! – отмахнулся я – ну какая ерунда! Я могу себе позволить пострелять с друзьями, иначе зачем тогда держать тир? И я не беден. Я как и ты фанат стрелкового оружия, так что мы с тобой родственные души. И вообще, смотри как получается – мы на самом деле родственные души! Тебе нравятся мои книги – мне нравятся твои песни. Ты любишь пострелять – и я люблю пострелять! Ты любишь красивых женщин – и я люблю красивых женщин! Ну чем не братья?!
– Ха ха ха… – Пресли расхохотался и поднял большой палец вверх – Мой русский, потерянный брат! Теперь я тебя нашел! Нет, я все-таки не зря к тебе приехал! Кстати – приглашаю тебя к себе в поместье! Когда захочешь! Только предварительно позвони… я устрою такой прием – ты ахнешь! Будет много девушек! (он понизил голос) Не пожалеешь!
– Знаю о твоих оргиях, знаю… – усмехнулся я – только у меня столько здоровья не хватит! Но приехать – приеду. Почему бы и нет? Мне говорили, у тебя куча красивых автомобилей? Я люблю автомобили. Кстати, вот и еще один пункт, по которому мы с тобой сходимся!
– А ты любишь кадиллаки, Майкл? – мечтательно протянул Элвис.
– Не больше чем ты, точно! – улыбнулся я – ведь тебя будут называть не только королем рок-н-ролла, но и королем кадиллаков!
– Я обожаю кадиллаки – кивнул Пресли – мне было восемнадцать лет, я водил грузовик, и когда меня обгоняла красивая машина, а тем более кадиллак – я мечтал, что заработаю денег и буду ехать за рулем такой же красивой машины!
– Да, красивая машина – кадиллак. У меня их было два. Оба белые. Я люблю белый цвет у машин. Один кадиллак погиб – на нас с моим управляющим напала банда, так что… увы, он пришел в негодность. Это был кадиллак «Эльдорадо».
– У меня много кадиллаков! И «Эльдорадо» есть! И «Флитвуд»! Всякие есть! Я тебе покажу! Приезжай! Вот моя визитная карточка (он достал белый прямоугольник и положил на стол). Только обязательно позвони и приезжай! Я живу в Мемфисе.
– Я знаю.
Пресли кивнул, и вдруг спросил меня, слегка смущаясь:
– Скажи… а каким ты видишь мой концертный образ? Ну как, по-твоему, я должен выглядеть на сцене?
– Мужественным. Романтичным. Про черный костюм я тебе уже сказал. А можно было бы – шелковая черная рубашка, узкие брюки. Или белая рубашка и брюки. Рубашка свободная, знаешь, какие были в средние века – не стесняющие движений, как для дуэли. Ты – мачо! Ты – кабальеро! Ты мужчина! И слегка похудей. Ты красивый мужчина, но… отяжелел. И лекарства, что ты принимаешь – категорически запрещены! Откажись от них. Иначе… ну ты знаешь. И сбрей ты эти чертовы бакенбарды! Ну что за уродство?! Они тебя так старят, так портят – просто ужасно!
Мы расстались с Элвисом уже поздней ночью. Говорили обо всем – о жизни, о музыке, о женщинах, о политике. Иногда он был наивен как ребенок (в основном, когда говорил о политике), иногда мудр, как старик (когда дело касалось мира шоу-бизнеса). А вообще, он мне понравился. Он был приличным парнем и не скурвился даже тогда, когда стал очень богат. Впрочем – я это знал и раньше, но теперь вот убедился в том, что современники о нем не врали. Приятно не обманываться в людях.
Я оставлял Пресли переночевать в моем поместье, но он отказался, косясь на Ниночку. Шепнул, что сегодня ему обязательно нужна парочка девушек, потому он вернется домой, и как можно быстрее. У него зафрахтован самолет, стоит, дожидается.
Мда… надо будет рассказать Ниночке, как она возбудила Короля своим видом. И смех, и грех… А в гости к нему я съезжу. Но… позже. После поединка с Али. Сейчас мне не до того. Тренировки и тренировки. Хорошо хоть Стив помогает, приходит через день. Пабло пока что восстановился не до конца.
На следующий день притащилась Сьюзен, и мне пришлось в подробностях объяснять ей принцип шоу «Выживший». В конце концов, она уселась за печатную машинку и начала все подробно записывать – благо что печатная машинка с английским шрифтом у меня была. Печатала Сьюзен с пулеметной скоростью, так что проблем с тем, чтобы успеть за моими словами у нее не было.
Потом мы обсуждали, уточняя детали, определяя примерный состав участников. В конце концов мне пришлось выписать чек на два миллиона долларов для внесения на счет продюсерского центра «Страус и Карпофф». В самом начале мы договорились со Страусом о том, чтобы внести по миллиону каждый, но этого явно не хватало для развития дела. Купить аппаратуру, нанять людей для работы – это требует денег, и немалых. Само собой – Страус тоже внес два миллиона. Он мне звонил пару дней назад, и мы все обговорили.
Работать со Сьюзен было легко. Я забыл о том, как мы с ней кувыркались в постели, забыл, что она вообще женщина – в работе Сьюзен была жесткой и требовательной, как три самых жестких мужика. Все по делу, все конкретно – настоящая американская бизнес-вуман, бесполая и работящая. Вот чего не отнимешь у американцев – отрабатывать свои деньги они умеют. А зарплата у Сьюзен была очень недурная, плюс обещанные проценты от дохода. Именно от дохода, а не от прибыли – она была совсем неглупым человеком.
Конечно же, я не возражал против высокой оплаты топ-менеджеру. В конце концов – вся работа лежит на ней. Я подаю идеи и финансирую, Страус налаживает контакты, рекламирует, проталкивает шоу на ТВ – и тоже финансирует. А вся самая мерзкая работа, вся текучка, все организаторские работы – на Сьюзен. Меня лично от одной мысли, что я мог бы заниматься такой мерзкой работой, просто начинало подташнивать.
Я вообще по сути своей одиночка – как и положено снайперу. Я рассчитываю только на себя, ну или еще на одного-двух автоматчиков, прикрывающих мне спину. Но не более того. А тут… съемочная группа, хозяйственное обеспечение, участники игры – ой-вэй… да шоб я так не жил!
Вот в такой суете и прошло все время до конца февраля. А ко всему прочему ведь я еще и книгу писал! Каждый день – несколько страниц. Каждый день. Почти без исключения. В конце концов – я же писатель. А как сказал один успешный писатель из моего времени: «Я бы писал, даже если бы был бездомным». Правда потом он добавил: «Но получать хорошие деньги за свои книги – это хорошо!».
Писателю приходится быть и немного бизнесменом. Ты должен понимать – что нравится читателям, а что нет, что они примут, а что нет. Ты должен чувствовать, что именно нужно написать.
И самое смешное, что это все никакого значения не имеет! Я знаю случаи, когда писатели – не очень-то и хорошие, средней руки и даже ниже – случайно попадали в струю и возносились на самый верх «пищевой цепочки». Хорошо еще, если они понимали, что так получилось случайно, и не считали себя светочами литературы и новыми классиками. Но в основном – такие нувориши строят из себя Великих Мессий, считая, что знают все обо всем и поучая окружающих, как им надо жить. Это касается не только и не столько писателей-фантастов, хотя и там хватает таких личностей. Это про «вообще» – писателей, некоторых из которых собственно писателями называть просто грешно. Как ту же бабу, которая написала угодную Западу гнилую книжонку о войне, в которой переврала все, что могла, и благодаря чему получила Нобелевскую премию.
Мда… скоро «нобелевский лауреат» будет синонимом «мошенник», либо «дурак». Премию мира дают человеку, который развязал несколько войн. Премию по литературе – за лживую русофобскую книжку, или за дурацкие строки из песен какого-то там рок-музыканта. Нобелевская премия дискредитировала себя – абсолютно!
Впрочем, я все время забываю – ЕЩЕ не дискредитировала, ЕЩЕ – все впереди. Хотя начало гибели репутации этой премии было положено как раз в семидесятых годах, когда ее дали Солженицыну – лагерному стукачу, изображавшему из себя борца с «кровавым режымом». На мой взгляд, Солженицын был (вернее – есть, почему «был»?!) умным и беспринципным конъюнктурщиком, успешно паразитирующим на теме «Кровавые репрессии проклятого Сталина». ЭТО нужно было Западу, и на ЭТОМ Солженицын и стриг свои купоны.
Да, я ему не верю и никогда не верил. Его многократно ловили на лжи те, с кем он «чалился» в лагерях. Но для рукопожатой либеральной общественности он навсегда останется Мессией, разоблачившим ненавистный режим Тирана. И с этим уже ничего не поделать..
За два дня до боя ко мне приехал Страус – без предупреждения, свалился, как снег на голову. Вернее – вместе со снегом. В этот день как на грех мело так, что Струас едва пробился ко мне через снежные заносы, совсем даже не типичные для этой местности.
Смешно, но здешние американцы и слыхом не слыхивали про уборку снега на улицах города и про снегоуборочные машины! По крайней мере, мне так это показалось. Хорошо хоть что Страус додумался приехать не на кадиллаке, а на здоровенном полноприводном фургоне «GMC».
Я встретил Джона как всегда – максимально дружелюбно, как старого доброго приятеля. Мы даже обнялись, похлопав друг друга по спине. Страус вечно весь в делах – впрочем, как и я – потому мы с ним вживую виделись… две недели назад, точно. Когда он привез мне пакет документов для оформления нашего с ним продюсерского центра. Все больше по телефону общались, ну и через Сьюзен – тоже.
Друзьями со Страусом мы никогда не были, но я его крепко уважаю. Чем-то он мне нравится, что-то в нем меня отталкивает, но как партнер он все-таки очень хорош. Лучшего партнера себе и пожелать было бы трудно. Он – бизнесмен от бога. Со всеми присущими деловым людям плюсами и минусами.
Я терялся в догадках – что привело его в мой дом в такую непогоду, разве не мог он обсудить наши дела по телефону? Да, скорее всего мой телефон на прослушке – разве спецслужбы упустят возможность сунуть свой длинный нос в мои дела. Но мы ничего незаконного не делали, и ничего особо тайного – тоже. Если только не считать тайной наши коммерческие дела и планы. Но спецслужбы эти дела вряд ли заинтересуют. Ну… мне так кажется. Хотя я могу и ошибаться.
За рулем фургона сидел неизменный Рон, который радостно меня поприветствовал, долго тряс мне руку (обниматься не решился), а потом отправился на кухню – заявил, что пойдет за запах съестного, так как чует – без вкусностей его там точно не оставят. А мы со Страусом расположились у меня в кабинете – он сходу сообщил, что разговор наш конфиденциальный, и что надо поговорить, прежде чем мы займемся чем-то другим. Чем конкретно – он не пояснил, но основательно меня заинтриговал.
Когда мы уселись в кресла у камина и я плеснул ему в стакан хорошего шотландского виски (он похоже даже не заметил – автоматически взял стакан и тот застыл навесу у него в руке), Страус вполголоса, наклонившись ко мне сказал:
– Майкл, наша с тобой доля за трансляцию боя составила двадцать миллионов долларов!
Я слегка опешил – честно сказать, не думал, что это будет так много. Потом пожал плечами и усмехнувшись, ответил:
– Но это же замечательно! А в чем еще дело?
– Дело в том, что у нас с тобой впереди огромные, дорогие проекты! И мы не может поставить их под удар! Понимаешь?
– Нет, не очень понимаю – ответил я, хотя прекрасно понял, к чему он клонит. И мне это не нравилось.
– Ты должен лечь в первом же раунде! Изобразить, что получил нокаутирующий удар, и лечь! Стоп, ничего не говори! Я понимаю, что ты считаешь, будто устоишь против Мохаммеда Али. Но Майкл, это невозможно! Он тебя изуродует, он отобьет тебе башку, и тогда ты не сможешь закончить свою серию книг! Ты не снимешь фильмы! Мы не заработаем денег! Гораздо больших денег, чем ты получил бы за бой! Понимаешь, нет?
– Понимаю – кивнул я – Только ложиться не буду.
– Майкл! Что ты творишь! – Страус драматично всплеснул руками – Это уже не шутки! Ты уже сам себе не принадлежишь! Мы партнеры! У нас бизнес! Ты не можешь просто взять, и подставить свою драгоценную голову под кувалды этого черномазого! У него в башке мозгов нет, но у тебя-то есть! Ты-то должен понимать, что делаешь! Ты ведь…
– Антилопа с золотыми копытами. Знаю! – ухмыльнулся я – Джон, вопрос закрыт. Я буду биться так, как считаю возможным. И ты ничего не сможешь с этим поделать. Лучше пойди, и поставь на меня тысячу баксов – если есть такая возможность.
– Я отдам тебе часть моих доходов от трансляции! – страдальчески скривился Страус – Только упади в первом раунде, и не дай разбить себе голову!
– А давай заключим с тобой пари? – неожиданно для самого себя предложил я – Если я выигрываю бой, то ты отдаешь мне твою половину доходов с трансляций. Если проигрываю – отдаю тебе мою половину. Соглашайся! Это хорошее пари!
Страус задумался, брови его поднялись.
– Решайся, Джон! Если ты так уверен, что Али меня прибьет, ты ничем не рискуешь. И не факт, что Али меня изобьет так, что я не смогу соображать. Что он, зверь, что ли? Так что деньги потом отобьешь.
– Зверь! – тут же отрезал Страус – Эти черномазые настоящие звери! Животные! От них одни проблемы! Он тебя убьет, и не задумается! Знаю про него… животное, самое настоящее животное! И убойная машина!
Он задумался, и через длинную паузу нерешительно протянул:
– Таак… подкупить его ты не мог. У тебя нет с ним контакта, и он зол на тебя, как сторожевая собака. Ты ведь веру его задел! Дурацкий черномазый… это надо же, такое придумать! Белых создали черномазые, как рабов! Тьфу! Ты искренне веришь, что его победишь. Но вера – это одно, а попасть под кулак этому зверю – совсем другое. Ладно! Я согласен! Но только мы пишем друг другу расписки в такой форме: «Я, Майкл Карпофф, водительское удостоверение номер, ну и так далее – твои реквизиты – заключил соглашение с Джоном Страусом, номер удостоверения я тебе скажу – о том, что в случае моего проигрыша в бою с Мохаммедом Али первого февраля 1972 года я отказываюсь от своей доли в доходах, которые причитаются мне по соглашению с компанией NBC за трансляцию на США и другие страны». Примерно так. А я напишу похожую расписку. Ну, чтобы никто не сдал назад! Согласен?