1972. ГКЧП

– Приготовиться! – улыбнувшись своим мыслям, скомандовал он в микрофон – По команде открываем огонь! Бить только короткими очередями – если кто-то загубит ствол раньше времени – накажу! Десанту приготовиться к штурму.

Он посмотрел на часы – еще пять минут. Было желание уже подать команду на открытие огня, но майор сдержался. В конце концов он не какой-то там штатский, он военный. А военный человек точен даже со своими врагами. Дал время на размышление – дождись ответа! И только так.

Пять минут истекли быстро, даже как следует задуматься не успел. Выждал еще пять минут – ну так, для очистки совести – и скомандовал:

– Огонь!

Первой выплюнул порцию "желудей" командирский БТР. Он стоял как раз напротив ворот, и очередь из четырех патронов ударила в калитку, за которой час назад скрылся этот предатель Карпов. За командирской машиной огонь открыли и остальные. Грохот начался – необычайный! Куда там громовым раскатам! КПВТ – это вам…не это!

Через минуту уже было ясно, что все не так просто, и улыбка сползла с довольного лица майора. Под кирпичной кладкой забора оказались бетонные плиты, под бетонными плитами – там, где тяжелые пули пулемета пробили дыры достаточной ширины – виднелся сплошной металл. Калитка тоже выдержала испытание – с этого расстояния не было видно в точности, насколько велики повреждения металла, но судя по всему – лишь легкие царапины. Краску слизало – белые пятна в местах попадания пуль.

А потом начался ужас. Нет, ну так-то следовало ожидать, что осаждаемые предпримут какие-то действия – например, постреляют по бэтэрам из пистолетов, даже автоматов, может кирпичами закидают от отчаяния…но чтобы такое!

Скорее всего, они били строго по башням, чтобы повредить пулеметы. Возможно даже, старались попасть только в пулеметные стволы. Но это же тяжелые пулеметы! Пуля в ствол – три пули в башню! Бронебойные пули.

Стрелка буквально размазало по башне. В него попало две пули, практически одновременно, и его расплескало по внутренностям БТР. Пуля крупного калибра, выпущенная из пулемета, имеет такую энергию, что для нее человеческое тело представляет собой лишь что-то вроде ведра, наполненного водой. Да, броня слегка ослабила эту самую энергию, но ненамного. Ее вполне хватило для того, чтобы лишить отца и мать своего сына, ушедшего служить в армию. И хоронить его будут в закрытом гробу, если только будет что хоронить.

Глупо, но эта мысль проскочила у майор в тот момент, когда его залило кровью и забросало внутренностями убитого солдата. Не о том сейчас надо было думать, совсем не о том! Но вот поди ж ты…что лезет в голову в самый ответственный момент.

Пулемет замолчал, замолчали и пулеметы соседних БТР. Майор выглянул из люка, осмотрелся – все башни соседних БТР имели пробоины, и почти все пулеметы имели видимые повреждения. Плохо! Очень плохо! А стреляют-то гады великолепно… Тем хуже для них!

– Доложить о потерях! – хрипло, сдавленным голосом рявкнул он в микрофон, и с минуту прислушивался к словам подчиненных. Семь человек! А успеха – ноль! Побитая стена, да сбитая с ворот краска!

В шлемофоне затрещало, и с трудом узнаваемый, искаженный наушниками знакомый голос сказал:

– Майор, валите отсюда! Это было предупреждение! Мы не хотим никого убивать! Это такие же наши солдаты, как и твои! Уходи, майор! Больше предупреждений не будет, никого беречь не будем! Майор, подумай о ребятах – им домой надо возвращаться, им наши разборки ни к чему!

– Пошел ты, козел….! – майор долго и сочно ругался, потом затих, обдумывая ситуацию. Что делать? Он фактически разоружен. Десант не пойдет на штурм без поддержки – это дохлый номер в любых смыслах, прямом и переносном.

Майор переключился на резервную волну и начал вызывать:

– Третий! Говорит Пятый! Третий Пятому!

– Третий слушает. Чего там у тебя?

– Плохо. Подвергся массированному огню из тяжелых пулеметов. Машины повреждены, больше стрелять не могут. Потери – семь человек. Ущерб противника минимальный.

– Что-о?! Что значит – минимальный?! Пять кэпэвэтэ не могут раздолбать какую-то чертову дачу?! Вы что там, охренели?! Какой такой массированный огонь?! Из каких тяжелых пулеметов?! Охренели?!

– Тяжелые пулеметы – или кэпэвэтэ, или что-то наподобие. Не менее четырех. И это не дача, товарищ полковник. Под кирпичом стальная броня. Это крепость, самого высшего уровня сложности. Штурмовать без артиллерии нельзя. Положим людей.

Молчание, и снова голос "Третьего":

– Машины двигаться могут?

– Могут. Повреждены только башни. Сквозные пробоины. Все стрелки убиты, рикошетом убиты и ранены члены экипажа и десантники.

– Сколько раненых?

– Уточняю. Но не менее десяти.

– Понятно. Уходите на позицию два. Сейчас к вам пойдут танки.

– Товарищ Третий, они прослушивают эфир. Скорее всего и сейчас слушают, и я…

– Конечно, слушаем! – голос в наушниках был ворчливым и даже грустным – Я тебя предупредил о последствиях, майор! За каким хреном ребят положил?!

– Это еще кто такой?! Что за хрен с горы? – послышался требовательный, жесткий голос Третьего.

– Это хрен из дачи – вежливо ответил некто, и добавил – Карпов моя фамилия. Может слышали? Михаил Карпов.

– Ах вот это кто! – взъярился Третий – Предатель родины! Миллионер херов! Ах ты ж сука! Ты предупреждал, видите ли?! Да я тебя…

– Пошел на…, полковник! – голос Карпова был таким же безмятежным и вежливым – И не вздумай танки сюда тащить. Разнесем все к чертовой матери! Людей жалко. И технику жалко. Наша техника, пригодится еще. В общем, парни, я предупредил. Еще раз полезете – жалеть уже не будем. Всех положим!

– Посмотрим! – ледяным тоном после паузы ответил Третий – Сумеешь – твое счастье. А не сумеешь… Гляжу, вы там крепко засели. Но ничего, и на вас найдется болт с винтом!

– Ах да, полковник, забыл! – спохватился тот, кто представился Карповым – не вздумай вертушки присылать. Собьем к чертовой матери! Опять же – жалко людей и технику.

Пауза, потом отборная ругань, и тишина. Трещат помехи, где-то очень далеко голоса – непонятно чьи, и…больше ничего. Майор выдержал паузу минуты три, потом снова вызвал:

– Третий Пятому! Третий Пятому!


После шестого вызова Третий откликнулся:

– Слушает Третий, чего вопишь?! Решаем. Жди коробочки. Посмотрим, насколько у них кишка не тонка!

– Понял, Третий…

Майор вдруг глубоко вздохнул и вытер с лица что-то влажное и липкое. Кровь вперемешку с мозгами. Он хотел сплюнуть, но плевать в машине – грех. Майора охватило тянущее чувство грядущих неприятностей. Не так он представлял грядущую революцию, совсем не так!





* * *


Ду-ду-дут! Ду-дут! Ду-ду-ду-дут!

Видимые и при свете дня белые "шмели" потянулись к изрыгающим огонь башенкам БТР, выбивая из них искры и кусочки металла. Бэтэры стухли за считанные секунды – сразу все. Грохот пуль о металл забора и ворот резко прекратился.

– Передают что-нибудь? – спросил я радиста, пристроившегося в укрытии и постоянно сканирующего эфир на двух рабочих частотах "гостей".

– Передают. О потерях спрашивает.

– Дай мне! – протянул я руку к наушникам и микрофону. После недолгого разговора с "врагами" (и надо сказать – абсолютно бесперспективного), нашел вторую частоту и приготовился послушать то, что майору скажет непосредственный командир. И не ошибся в предположениях – майор перешел на запасную частоту, и…я снова поговорил. И с тем же результатом. Все равно как злой собаке попенял на то, что она лает и попросил ее не гавкать. Глупо, да. Но кто знает, может все-таки задумаются?

Не задумались. Скоро радист доложил о переговорах танкистов, машины которых были уже на подходе. Впрочем, я знал, что этим дело и закончится. Или, вернее, продолжится. Сутки! Продержаться сутки!





* * *


Танки подошли через два часа. Вначале мы увидели пыль, которую они подняли, обходя нас полевыми дорогами, потом услышали рев танковых движков и лязг траков.

– Десять штук! – мрачно прокомментировал ситуацию Аносов, и взяв тангенту рации сказал в нее несколько слов шифрокоманды. Танки подходили все ближе и ближе, и вот уже в зрительную трубу я различал детали этих самых танков.

Т-64, это уж само собой. Врежут – как срежут. Пушка у него убойная. Подойдут метров на пятьсот, и начнут расстреливать нас из своих орудий. Тридцать восемь снарядов в каждом танке – любому хватит. Никакая броня не выдержит массированного обстрела десяти танков. Ну…кроме нашей. Но рисковать зачем?

– Частоту командиров танков! – командую я, и радист тут же переключается на нужную частоту. Вызываю:

– Командиру танковой группы! Вызывает…вызывает Карпов.

– Что за Карпов?! Кто в эфире?! Сгинь, урод! Твою мать…

– Мужики, предупреждаю – если не уберетесь, мы вас уничтожим! – начинаю я свою безнадежную песню. Знаю, что все это бесполезно, но когда закончится – у нас будет отмазка: мы предупреждали, мы хотели избежать кровопролития. Так себе конечно отмазка, но другой у нас нет. Мы защищаемся, и защищаем руководство Партии. А еще – американского президента.

– Мужики в поле пашут! – рявкнул голос в наушниках – Продажная тварь, прислуживаешь америкосам? Миллионер хренов! Щас мы вам дадим прикурить, это тебе не бэтэры палить! Посмотрим, кто кого уничтожит!

В наушниках снова загремел отборный мат, и я с сожалением отложил тангенту. Все бесполезно. Черту переступили. Крови не избежать, это ясно. И все я! Я со своими переделами действительности! Неужели это все-таки мой мир? Интересно, что там, в будущем? Когда вернутся Зина и Настя, только тогда я узнаю – мой это мир, или все-таки параллельный. Почти через год узнаю. Если узнаю, конечно. Неизвестно, куда они отправились – может вообще в совсем другой мир! Вот было бы дело – выходят они из портала, а там…там ядерная зима. Руины и смерть. Подумаю – у меня аж дыхание перехватывает…

– Ракету! – командую я, и тут же в небо взмывает красная ракета. Еще несколько секунд… Бам! Бам! Бам! Бах! Бах! Бам!

Три "Фагота". Скорострельность – три ракеты в минуту. Плюс – РПГ-7. Там их пять штук. Через минуту вместо танков – 10 чадящих костров.

– Что там, в эфире? – спрашивая я радиста, лицо которого окаменело, губы сжаты в тонкую линию.

– Мат. Крики. Угрожают! – коротко ответил он, и я медленно кивнул. А что я ожидал услышать? Молитвы? Стихи? Людям, сгорающим заживо в стальных коробках не до молитв. Могут только кричать, да проклинать. Кого? Понятно – кого. Чувствую, народная любовь ко мне скоро перейдет в народную ненависть. Как там называли Геральта? "Мясник из Блавикена"? И это только за то, что он защитил свою жизнь, и жизни местных жителей от самых что ни на есть банальных разбойников. А тут…тут свои.

Аносов обернулся ко мне, отстранившись от стереотрубы, и мрачно сказал:

– Ну что, брат Маугли…ждем артиллерию? Теперь нам точно придется несладко.

– Как будто до этого мы тут наслаждались! – буркнул я, и в свою очередь припал к стереотрубе. Ничего нового я там не увидел, только в подробностях разглядел – вот горящие танки – у двух сорвало башни, одна стоит торчком, воткнувшись в землю стволом пушки. Если бы сам не увидел – не поверил бы. Как в кино – торчит из земли, ствол наполовину в нее вошел. Эти, что с сорванными башнями – экипажу точно конец. Сработал боезапас. В остальных могли и выжить. Хотя…вон как сильно горят – попробуй, выберись из этого ада. Еще у двух верхний люк так и остался закрытым. Если только через нижний люк ушли? Что очень даже сомнительно – танки погрузились в мягкую луговую землю едва ли не до самого днища.

У меня даже под ложечкой засосало, и стало тошно. Ох, как тошно! У остальных танков верхний люк открыт – значит, танкисты живы. Само собой – их никто не расстреливал после эвакуации. Это же не танкисты Гудериана.

Спецназовцы, заранее расставленные по ячейкам на подходе к Даче сделали свое дело и быстро отступили. Но танки все-таки успели сделать пару выстрелов по их позициям – надо выяснить, как у них дела. Спросил. Оказалось – один легко раненый, все наши целы. От сердца отлегло.

– Эвакуируй всех, оставь только наблюдателей! – скомандовал я Аносову – Всех в укрытие. Чувствую, скоро начнется. Ощущение – как перед грозой.

– Да, у меня – тоже! – сознался Аносов – Вот когда начинаешь чувствовать себя незащищенным.

– Американцев не забудь увести – напомнил я, и получил в ответ неопределенный звук, видимо означавший: "Не считай всех вокруг дураками!". На что, в общем-то, у меня был один, единственный ответ: "Лучше считать дураками, тогда не будет разочарования". В каждой шутке есть доля шутки…