1918 год: Расстрелянное лето

– Темерника? А где тогда Дон?

– Так река эта сама и впадает в Дон, ваше благородие, – с усмешкой ответил извозчик.

Экипаж вскоре переехал по мосту через речку и покатил мимо очередного завода, но стоило пролетке подняться в гору, как я, наконец, увидел город. Да, Ростов был красив!

Город удивил меня не только красотой, но также роскошью и размахом. Ничего удивительного в этом не было. В той жизни я насмотрелся всякого, но вот только в этом мире, кроме степи и большой узловой станции, мне пока ничего не доводилось видеть.

Мы ехали по большому проспекту, застроенному трех– и четырехэтажными домами, где на нижних этажах сверкали витрины роскошных магазинов. Вывески ресторанов, гостиниц и банков сверкали золотом. Из ресторанов и кафе доносились звуки веселой музыки. Прозвенел электрическим звонком проехавший трамвай и сразу вызвал презрительный плевок извозчика в сторону общественного транспорта. Также я заметил на дороге немало автомобилей и частных колясок местных богатеев. Мне уже было известно, что Ростов-на-Дону стоит на перекрестье трех железных дорог, а помимо этого имеет большой порт, что означало только одно: город представлял перекресток большой торговли, а значит, больших денег.

– Что это за церковь? – спросил я.

– Это, ваше благородие, Александро-Невская церковь, – ответил извозчик. – Зайдешь, дух захватывает, а лепота такая, что голова кружится.

Так как это был первый крупный город на моем пути, то я с интересом наблюдал за людьми на улицах. По улицам степенно выступали солидные господа, как я решил, бывшие титулярные и надворные советники. Неспешно прогуливались, поблескивая перстнями на пальцах, со своими, пышными телом, супругами купцы и заводчики, чеканили шаг коротко стриженные офицеры. Кричали торговцы-разносчики, хваля свой товар, им вторили мальчишки-газетчики, выкрикивая последние новости. Пару раз глаз замечал серую форму германских патрулей и прогуливающихся немецких офицеров. Еще несколько минут своего внимания я отдал вывескам и витринам магазинов, после чего переключился на женский пол. Светлые кофточки, длинные юбки, кокетливые маленькие шляпки с цветочками. Было много молодых женщин и девушек. Все они неспешно прогуливались, плавно покачивая бедрами, весело смеясь и разговаривая. Проезжая мимо них, я понял, что хочу женщину. До этого момента мне было не до телесных удовольствий, так как все время своего пребывания в новом мире я только и делал, что стрелял, убегал и устраивал засады, а в поезде – отсыпался и отъедался. Причем я настолько отвлекся, провожая взглядом очередную симпатичную барышню, которая шла с кавалером под ручку, что голос одного из извозчиков стал для меня неожиданностью:

– Приехали, господа хорошие!

Пролетки остановились у большого трехэтажного особняка, окруженного кованой решеткой в два метра высотой. Нетлин соскочил на землю и пошел к двустворчатым ажурным металлическим воротам с трагическим выражением лица. Оно и понятно, хозяин обязательно спросит с него за дочь, и он будет виноват. Он уже считал себя виноватым, но, несмотря на это, прямо сейчас прокручивал в голове доказательства своей невиновности. Правда, прямо сейчас они уже не казались ему уж такими убедительными, как в поезде. Остановившись у закрытых ворот, приказчик обернулся, посмотрел на свою семью, потом бросил на меня умоляющий взгляд. Я усмехнулся краешками губ, выпрыгнул из пролетки и пошел к ожидавшему меня приказчику. Не успел подойти, как Нетлин почти прошептал:

– Век вам буду благодарен, господин поручик.

Не успел он так сказать, как открылась парадная дверь особняка. Приказчик по-собачьи преданно устремил свой взгляд вперед. Я сразу подумал, что был бы у него хвост, он бы им завилял, показывая любовь и преданность хозяину. Из дверного проема сначала вышел широкоплечий молодой парень, сразу сбежавший по ступенькам, а за ним – сам хозяин. За ним появился старый и верный слуга Игнат, который, как помнил приказчик, при хозяине был не менее двадцати лет. Нетлин отлично его знал, а вот молодого парня в услужении у хозяина видел впервые. Хозяин что-то сказал молодцу, и тот рысью бросился к воротам. Открыл. Старший приказчик перед тем, как идти к Ватрушеву, заколебался, снова бросил взгляд на замершую семью. Даже извозчики, что-то почувствовав, напряженно застыли. Я понял нерешительность Нетлина, который тем самым меня подталкивал вперед, поэтому быстро зашагал к входу в особняк, а спустя десяток секунд сразу за мной раздались торопливые шаги приказчика. Поднявшись по лестнице, остановился в нескольких шагах от хозяина дома. Быстро обежал его взглядом. Крепкая фигура еще не старого человека, лет пятидесяти. Лицо грубоватое, но не отталкивающее, а вот во взгляде, устремленном на меня, явственно читались злоба и презрение. Тело напряжено, а пальцы сжаты в кулаки, от того, чтобы броситься на меня, его удерживала сила воли. Раз он меня узнал, сделал я свой вывод, значит, мы уже были представлены раньше. Только я открыл рот, чтобы поздороваться, как владелец дома резко спросил:

– Где моя дочь?!

– Не знаю. Насколько мне известно, со слов вашего приказчика, мы с ней расстались еще в Москве.

– Со слов моего приказчика?! Как это понимать?!

– У меня частичная потеря памяти. Лично не помню ни вашей дочери, ни вас. Помню только события последней недели, начиная с плена у красных.

– Что за чушь! Он потерял память! Ты совесть и честь потерял, подлец! Ты бросил мою дочь и сбежал! Он, видите ли, память, потерял! Но ничего! Я найду на тебя управу! Найду! Ты мне ответишь! Головой своей ответишь!

– Вы успокойтесь для начала, Владимир Тимофеевич. Давайте…

– Видеть тебя не могу! Митька! Выкинь его вон! Вон!!

Подскочивший ко мне здоровяк только успел меня схватить за рукав и развернуть к себе, как получил жесткий тычок в гортань, после чего схватился за горло, захрипел, выпучив глаза, при этом мгновенно потеряв ко мне всякий интерес. Я снова повернулся к хозяину дома, который уже стоял со сжатыми кулаками и был готов броситься на меня.

– Может, все-таки поговорим, Владимир Тимофеевич?

Вдруг что-то промелькнуло в его глазах, и он неожиданно ухмыльнулся:

– Поговорим! Обязательно, поговорим.

«Явно что-то задумал. Пока два варианта. Подключит к этому делу немцев или добровольцев».

Про тех и про других я уже был наслышан, именно поэтому моя догадка свелась к этим вариантам.

– Извините, но вы, похоже, так и не успокоились, поэтому давайте сделаем так. Я только что приехал, поэтому сначала приведу себя в порядок, а завтра приду к вам снова, и мы, уже спокойно, с вами обо всем поговорим. Вы согласны?

В его глазах легко читалась злобная радость, подтверждая мои мысли, а последующие слова еще больше утвердили меня в моих подозрениях:

– Жду вас завтра к одиннадцати, поручик!

Не обращая больше на меня внимания, он сердито уставился на стоящего рядом со мной приказчика и зло так сказал:

– А ты что, старший приказчик, мне скажешь?

– Владимир Тимофеевич, я сделал все, как вы приказали! Не моя в том вина! Всем чем хотите в том поклянусь!..

Выйдя из ворот, я подошел к пролетке, на которой ехал. Снял свои вещи, после чего спросил у извозчика:

– Где тут у вас поблизости нормальная гостиница?

Тот развернулся на своем сиденье, после чего показал рукой на ближайший перекресток:

– Дойдете до перекрестка, барин, а там завернете налево. Идите прямо, до кафе «Мадам Бижу», а дальше, через два дома, увидите гостиницу. Вам понравится.

– Спасибо.

Не успел я отойти и полста метров, как из ворот выбежал Нетлин и кинулся ко мне.


– Ваше благородие, постойте, прошу вас! Погодите минутку!

Остановившись, повернулся к нему. Приказчик подбежал ко мне. Глаза жалобные, как у побитой собаки. Лицо красное и потное, несмотря на платок, которым он каждые несколько секунд протирал лысину и лицо. Он только открыл рот, как один из извозчиков неожиданно крикнул:

– Эй! Господин хороший! Мы так не договаривались! За простой придется доплатить!

– Заплачу! Заплачу! – отмахнулся рукой Нетлин от извозчика, словно от надоедливой мухи. – Ваше благородие, простите меня великодушно…

– Хозяин просил вас уточнить, в какой гостинице я остановлюсь? – оборвал я его слова вопросом. – Не так ли?

– Господи, да я бы сам ни за что! Не губите, ваше благородие. Поймите, у меня семья, дети, – он перешел на тихий шепот, при этом оглянулся в сторону особняка. – Мне жить надо, семью кормить. Хозяин для меня сейчас это все. Вы же сами видите, что с нашей Россией-матушкой делается. Содом и Гоморра, по-другому никак не скажешь. Бог нас наказывает…

– Хозяин приказал поселиться вместе со мной, так?

– Да.

– Потом вы должны будете пойти к нему и доложить.

– Да. Все так, как вы говорите, – приказчик уже смотрел не на меня, а на камни мостовой.

– Хорошо, поехали.

Нетлин посмотрел на меня, все еще не веря, а потом повернулся к пролеткам, к своей семье и извозчикам. Все они сейчас, кто с тревогой, а кто с любопытством, смотрели на нас.

– Сюда езжайте! – замахал он рукой. – Едем дальше! В гостиницу!

Первые трое суток проживания оплатил за меня Нетлин, так ему хотелось хоть как-то загладить вину, которую он передо мной чувствовал. Отказываться я не стал, потому что, сыграв роль громоотвода, похоже, сильно ему помог. Придя в номер, первым делом помылся, затем переоделся в свежую смену белья и надел, наконец, ту одежду, что приобрел у торговца на железнодорожной станции. Посмотрел на себя в зеркало. Новая офицерская форма сидела на мне как влитая, только погон не было.

«Через пару дней окончательно сойдут следы побоев, опять буду красавчиком, а там и девочки на шею будут вешаться», – иронически подумал я, глядя на свое отражение.

Сунул кольт М1911 под китель, за пояс брюк, а запасную обойму опустил в карман. Снова посмотрел на себя в зеркало: прикрытое кителем оружие чуть слегка выпирало и было заметно лишь для опытного взгляда, после чего я вышел из номера. Номера с приказчиком мы получили на одном этаже, и когда я проходил мимо его комнаты, дверь оказалась чуть приоткрыта. Невольно прислушавшись, усмехнулся: супруга во весь голос ругала бедного приказчика.

Спустившись вниз, пошел к стойке портье. Молодой человек с бледным лицом, маленькими усиками и жуликоватыми глазами сейчас объяснял что-то пожилой паре, но только я подошел, как они, видно узнав, что хотели, пошли к выходу.

– Как жизнь в славном городе Ростове? – поинтересовался я.

Молодой человек от скуки, а значит, с явным удовольствием, поделился последними новостями родного города. От него я неожиданно узнал, что с приходом немцев к ним пришел порядок. Снова заработали банки и магазины. Рассказал, что когда уже слышалась канонада приближающейся немецкой артиллерии, в городе было объявлено, что все магазины и склады частных владельцев должны быть открыты. Большевики подъезжали с грузовиками к каждому магазину и забирали все, что было возможно. При малейшем сопротивлении открытому грабежу владельцев расстреливали на месте.

– Сам видел, как Казю Яхимсона расстреляли в дверях его собственного ювелирного магазина. Просто жуть, что тогда творилось в городе. Эти большевики еще те звери, хуже, чем уголовники, поверьте мне, ваше благородие.

– Что, много в городе уголовников?

– К сожалению, да, ваше благородие. Просто беда нашего города, – портье придал себе скорбный вид, но уже спустя секунду на его лице появилась хитрая улыбочка. – Не желаете марафет? Девочек?

– Марафет – нет, а насчет девочки можно подумать. И еще. Если у тебя появились какие-то нехорошие мысли в отношении меня – гони их прочь, – я добавил свое предупреждение после того, как заметил его скользкий, шарящий по мне взгляд.

– Как вы могли такое подумать, ваше благородие. Чтобы я…

– Я уже понял, что ты очень хороший и честный человек, а торгуешь марафетом и девочками только для того, чтобы прокормить стареньких родителей. Так?

– Как вы догадались, ваше благородие? – с ехидством поинтересовался портье.

– Все очень просто. У тебя, парень, самые честные глаза во всем городе. Теперь мне скажи, где тут поблизости есть банк?

Еще спустя полтора часа я вышел из банка, где оставил на хранение все свои драгоценности и золото. Немного погуляв по улицам, вернулся в гостиницу и почти столкнулся на входе с Нетлиным. Он растерялся, мгновенно вспотел. Сняв котелок, стал вытирать лицо платком.

– Как съездили, Семен Евграфович? Надеюсь, ваш отчет о делах хозяину понравился? – поинтересовался я.

– Хорошо съездил. У меня всегда дела в полном порядке. Мною всегда были довольны, – быстро зачастил приказчик. – Извините, но мне надо идти. Обещал жене…

– Только один вопрос, – только я успел это сказать, как Нетлин напрягся, а на его лице появилось мученическое выражение «за что мне все это, Господи». – Как рано встает Владимир Тимофеевич?

– Ах, это! – лицо Нетлина сразу разгладилось. – Хозяин рано встает! С петухами! Привычка у них такая, смолоду.

– Больше не смею вас задерживать, Семен Евграфович.



Рано лег – рано встал. В шесть утра я был уже на ногах. Приведя себя в порядок, я вышел из гостиницы, провожаемый недоуменным взглядом ночного портье, а затем за двадцать минут, неторопливым шагом, подошел к особняку. Подозвав Митьку, который оказался во дворе, я приказал доложить о себе. Хозяин дома принял меня в богато обставленном кабинете. На столе лежала папка с документами и на первый взгляд не представляла ничего особенного, если не считать лежавшего под ней пистолета. Только внимательный взгляд мог заметить, как выдается вверх ее средняя часть. Из массивной мраморной чернильницы торчала перьевая ручка. На левой стороне стола стояла средних размеров фотография в рамке.

– Вы рано сегодня! – ехидно усмехнулся хозяин кабинета, решив не придерживаться даже элементарных правил приличия. – Что, совесть спать не дала, поручик?!

– И вам здравствуйте, Владимир Тимофеевич. Если вы успокоились, тогда давайте поговорим как взрослые люди.

– Как я вижу, даже приоделись, – продолжил издеваться хозяин дома, – вот только в одежку с чужого плеча. А ведь раньше гоголем ходил, красавчик! Кто же тебе так физиономию разукрасил?!