147 свиданий
Часть 8 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Я не считаю его неуместным.
<Город выбрали вместе.>
— Буду рада увидеть вас в субботу в Стамбуле.
Я написала Юле — потому, что так уже бывало и «проверяй». Юля подтвердила, что знает о его планах и что они больше не вместе. Она тронула меня своей письменной мягкостью. Я разволновалась. Я убеждала себя: это чистая ситуация, чистая. Они не вместе, она знает, что он летит ко мне. Я убеждала себя: меня это не развлекает, я в это не играю. Я себя убедила.
21 ноября
Руслан прилетел. Первые пять минут я задыхалась — честно, мне было просто страшно. Я призналась в этом. Так и сказала: «Я вас боюсь. Вы — из моей настоящей жизни». Он расхохотался, и страх тут же ушёл. С этого момента мне — каждую минуту рядом — мне было с ним легко.
Мы провели вместе три дня, расставаясь только на сон.
2 декабря
Руслан прилетел. Первые пять минут я задыхалась снова — мы шли в горку мимо башни Галата, к нему. Мы общаемся на Вы. После того как я взяла его за руку, он сказал, смеясь: «Ну наконец-то! Теперь можно, наверное, и на ты»? Я ответила, что не хотела бы торопиться.
Мне понравилось идти с ним вдвоём по улице ночью и днём, смотреть на него, слушать его голос. Мне понравилось, как он готов в любой момент расхохотаться над собой и как он умён. Мне понравилось, как он говорит с другими и как он общается с кошками. Как он интересуется мной — и всегда сообщает, как относится к тому, что я говорю или делаю. Наверно, никто, кроме друга Вовы, никогда мне так хорошо не объяснял свои чувства и мысли. Мне понравилось, как он делился тем, что проживает прямо сейчас или уже прожил, слушать истории из его жизни, видеть его в них. С каждым новым поворотом в улочках Стамбула он открывался мне с новой и с новой стороны. Каждое мгновение рядом я чувствовала уважение, доверие, безопасность. У меня осталось несколько хороший фотографий того времени — я покажу их однажды в Телеграм-канале.
В этот раз мы провели вместе пять дней, не расставаясь. Потом прилетела Юля.
10 декабря
Она красивая, высокая, элегантная, большой рот — отталкивает от себя людей то ли заимствованными от него мизантропическими порядками, то ли, наоборот, притянулась поэтому. За шесть лет рядом с ним забыла, что в ней — её, а что вросло с внушаемостью. А не становится ли «вросшее» твоим? И после какого тогда времени? Ведь всё вросло, врастает — в процессе жизни. Сначала ты просто голый и нет зубов, зависишь от родителей. Потом вырастаешь и не зависишь больше, и зубы есть.
Юля много работает, не боится быть для людей плохой. Говорит с удовольствием только на эти темы: про некачественный мир (несовершенство во всех его проявлениях) и ещё — о нем. Остальные темы игнорирует, слушает, как радио, фон, помехи (шум некачественного мира), отвечает никак, мимо, сквозное.
Сначала она сразила меня своей письменной мягкостью и потом — несоответствием, и это случилось с нами взаимно: я, наоборот, казалась ей резкой, жесткой, а оказалась лёгкой и тёплой, «ламповой», женственной, как она сама потом обо мне напишет.
В Стамбуле случился теракт, и папа по телефону тревожным голосом попросил (мог бы просто мне приказать) уехать из города — я уехала с Юлей. Мы жили вместе три недели в городе, где чаще всего на улице ты не видишь до горизонта ни одного человека — в Иннополисе. Это было великолепно, кроме тех моментов, когда он писал нам обеим. Серьезно. Мы сидели за столом, и сообщения приходили нам поочередно. Сначала мы отвечали, переглядываясь, потом я спросила её прямо, она ответила утвердительно — и мы перевернули телефоны экраном вниз.
Потом случился новогодний корпоратив. Год был не очень успешным, так что они (они работают вместе) отменили +1 — и я ни с ней, ни с ним не поехала. Других +1 (+2? :))) у меня не было.
Я не думала, вместе они или нет, — я знала, в какие конкретно моменты времени они вместе.
Утром я ждала её домой и сообщения от него, чтобы поехать на завтрак. Она не приехала, он не написал. Я ходила по её квартире в трусах с телефоном в ладони. Я вспоминала слова Юли:
— Это даже не твоя игра. Понимаешь? Ты интересна ему потому, что интересна мне. Это я хотела с тобой встречаться — и поэтому встречается он, чтобы обойти меня, соревноваться со мной, подрезать. Для него ты — только способ получить сильные эмоции. Я оооочень хорошо его знаю и чётко себе представляю, что будет дальше: он меня вернёт.
Я не хотела ей верить тогда, но утро всегда расставляет всё по своим местам, и оно расставило. Она не приехала, он не написал.
Что я чувствовала? Досаду. Не сожаление, а именно досаду — такое слово. Я подумала: ок, значит, здесь. Досадно, что так, но у каждого свой путь, может быть, я была нужна им на этом пути. Может быть, они были нужны мне. Может быть, я должна была что-то отдать им, чтобы это случилось. Может быть, они что-то отдали мне, что изменит меня прямо сейчас.
Потом мы встретились втроём — впервые за всё это время я видела их вместе. Комичная ситуация, почти абсурд. Он вёз ей елку — нам с ней ёлку, ведь я по-прежнему жила у неё. Я и огромная ёлка ехали на заднем сиденье, Руслан и Юля — на передних. За всю дорогу он не сказал ни слова. На всякий случай я говорила по телефону — сорок минут. Юля вышла из машины, а я осталась (мне надо было кое-куда ещё на территории). Мы вежливо поговорили ни о чём — потому, что мы очень умные, взрослые и цивилизованные коты, у нас усы, красивые лапы и меховые хвосты, пушистые — и мы не из тех, кто станет тратить жизнь или хотя бы вечер на ёбаные выяснения неслучившихся между нами отношений. Спасибо, что подвезли.
Тем не менее, вчера из Парижа он написал мне снова. Он написал, что хочет прилететь ко мне в Берлин.
— Не люблю, — говорит, — незаконченных историй.
— Чего вы хотите, Р?
— Понять, разобраться.
<Ну уж нет.>
Чего занятой человек будет туда-сюда летать, историю заканчивать, подумала я, и закончила её сама, тут же. Остальное потом расскажу, ладно? Ночь уже. Ничего не случилось, спи. Он не любит меня, она не любит меня, они не любят друг друга. Трое взрослых людей ошиблись, возможно, а может быть, кто-то развлёкся, а может быть, кто-то искал и не нашёл (например, никто).
Мы шли с Русланом по мосту в Стамбуле. Там рыбаки круглые сутки жгут костры, варят чай. Перед нами чистильщик обуви уронил щётку. Руслан поднял. Человек говорит — позволь, отблагодарю. Сел на бордюр, достал полку, крем, начистил Руслану ботинки, по пути стал выпрашивать деньги.
Руслан оглядывается на меня и говорит:
— Интересно, да?
— Что именно? — уточняю я.
— Дать себя обмануть.
P. S.
Теперь, когда прошло время, я могу сказать, что рада всему случившемуся и неслучившемуся между нами. Мы с Юлей стали хорошими подругами — я дорожу этим. Мне жаль, но иногда нельзя сблизиться с кем-то, не причинив боль никому другому — и в этом случае никакого выбора передо мной не стоит. Пошла ли бы я с ним дальше, если бы он меня позвал, — мы не узнаем. Руслан бывает в Казани, но мы никогда больше не виделись. Изредка он отвечает на письма, и я всегда рада любым новостям от него. Для меня он по-настоящему особенный человек, думаю, как и для каждого, кому он открылся. Я благодарна, что эта встреча произошла: во-первых потому, что это подарило мне Юлю, во-вторых — потому, что я всегда (всегда) улыбаюсь, думая о нём.
Я пишу это, а из колонки звучит David Bowie:
This is major Tom to ground control, I’m stepping through the door
And I’m floating in a most peculiar way
And the stars look very different today
For here am I sitting in a tin can far above the world
�Planet Earth is blue and there’s nothing I can do.
50.
Спрашиваю Лео, что он хочет на завтрак.
– Всё, что приготовишь.
Потом вспоминает что-то и добавляет:
– Но не гвозди.
Отвечаю:
– Жаль, ведь я хотела сегодня приготовить гвозди.
– Тогда, – говорит, – много.
51. Лео: временные отношения
Он меня встретил и сразу обнял. Мы шагали вдоль Шпрее. Я спросила: «Ты почему один?» «Я, – говорит, – дурак. А ты почему одна?» – «Потому что ты дурак».
Ему понравилось это, он хохотал. Он вообще веселый, легкий, все эмоции на лице. Лицо бородатое, простое и слишком красивое, неподходящее. Человек этот должен был быть в справедливом мире грубее, неотесаннее даже на вид, но нет — подарила природа такое лицо — не насмотреться (защита или оружие, как у всех зверей).
Сейчас зима. Я снова в Берлине. Это город, где я встретила и потеряла Лео. Мы познакомились прошлым летом, 1 августа. Он ехал, я собиралась на свидание с ним. Одежды не было (да и нет) у меня особенно никакой: белые рубашки, лосины и одинаковые черные платья.
Сообщение:
«Y a t y t».
Я как раз готова, оделась — мне не нравится. Как говорит Таня, разглядывая себя в зеркало: «Хочу что-то изменить… Что-то изменить… — и восклицает: — Лицо! Хочу себе довольное лицо!» Я сняла платье, взяла ножницы и обрезала всю длину — укоротила под мини. Теперь годится: вижу в зеркало свое довольное лицо.
В августе мне вообще казалось, что он красив, как Бог. Сейчас-то я умею смотреть на него через все свои переживания, и это делает (спасибо управляющему видением) его чуть менее привлекательным.
Он эстонец, ему 38, перегоняет лодки и строит дома.
Он говорит на немецком, английском, эстонском и русском. Выглядит, как все мои бородатые модные друзья, но нет — он человек вообще другого поколения и даже круга, других привычек — всех, включая пищевые (кто тут еще ест стейки на завтрак — привет).
Лео сразу сказал мне, что не хочет семью. Что вообще не уверен, что ему нужны сейчас отношения.
— Сколько ты будешь в Германии?
— У меня осталось визы на месяц.
— Месяц? Давай проживем его вместе.
<Город выбрали вместе.>
— Буду рада увидеть вас в субботу в Стамбуле.
Я написала Юле — потому, что так уже бывало и «проверяй». Юля подтвердила, что знает о его планах и что они больше не вместе. Она тронула меня своей письменной мягкостью. Я разволновалась. Я убеждала себя: это чистая ситуация, чистая. Они не вместе, она знает, что он летит ко мне. Я убеждала себя: меня это не развлекает, я в это не играю. Я себя убедила.
21 ноября
Руслан прилетел. Первые пять минут я задыхалась — честно, мне было просто страшно. Я призналась в этом. Так и сказала: «Я вас боюсь. Вы — из моей настоящей жизни». Он расхохотался, и страх тут же ушёл. С этого момента мне — каждую минуту рядом — мне было с ним легко.
Мы провели вместе три дня, расставаясь только на сон.
2 декабря
Руслан прилетел. Первые пять минут я задыхалась снова — мы шли в горку мимо башни Галата, к нему. Мы общаемся на Вы. После того как я взяла его за руку, он сказал, смеясь: «Ну наконец-то! Теперь можно, наверное, и на ты»? Я ответила, что не хотела бы торопиться.
Мне понравилось идти с ним вдвоём по улице ночью и днём, смотреть на него, слушать его голос. Мне понравилось, как он готов в любой момент расхохотаться над собой и как он умён. Мне понравилось, как он говорит с другими и как он общается с кошками. Как он интересуется мной — и всегда сообщает, как относится к тому, что я говорю или делаю. Наверно, никто, кроме друга Вовы, никогда мне так хорошо не объяснял свои чувства и мысли. Мне понравилось, как он делился тем, что проживает прямо сейчас или уже прожил, слушать истории из его жизни, видеть его в них. С каждым новым поворотом в улочках Стамбула он открывался мне с новой и с новой стороны. Каждое мгновение рядом я чувствовала уважение, доверие, безопасность. У меня осталось несколько хороший фотографий того времени — я покажу их однажды в Телеграм-канале.
В этот раз мы провели вместе пять дней, не расставаясь. Потом прилетела Юля.
10 декабря
Она красивая, высокая, элегантная, большой рот — отталкивает от себя людей то ли заимствованными от него мизантропическими порядками, то ли, наоборот, притянулась поэтому. За шесть лет рядом с ним забыла, что в ней — её, а что вросло с внушаемостью. А не становится ли «вросшее» твоим? И после какого тогда времени? Ведь всё вросло, врастает — в процессе жизни. Сначала ты просто голый и нет зубов, зависишь от родителей. Потом вырастаешь и не зависишь больше, и зубы есть.
Юля много работает, не боится быть для людей плохой. Говорит с удовольствием только на эти темы: про некачественный мир (несовершенство во всех его проявлениях) и ещё — о нем. Остальные темы игнорирует, слушает, как радио, фон, помехи (шум некачественного мира), отвечает никак, мимо, сквозное.
Сначала она сразила меня своей письменной мягкостью и потом — несоответствием, и это случилось с нами взаимно: я, наоборот, казалась ей резкой, жесткой, а оказалась лёгкой и тёплой, «ламповой», женственной, как она сама потом обо мне напишет.
В Стамбуле случился теракт, и папа по телефону тревожным голосом попросил (мог бы просто мне приказать) уехать из города — я уехала с Юлей. Мы жили вместе три недели в городе, где чаще всего на улице ты не видишь до горизонта ни одного человека — в Иннополисе. Это было великолепно, кроме тех моментов, когда он писал нам обеим. Серьезно. Мы сидели за столом, и сообщения приходили нам поочередно. Сначала мы отвечали, переглядываясь, потом я спросила её прямо, она ответила утвердительно — и мы перевернули телефоны экраном вниз.
Потом случился новогодний корпоратив. Год был не очень успешным, так что они (они работают вместе) отменили +1 — и я ни с ней, ни с ним не поехала. Других +1 (+2? :))) у меня не было.
Я не думала, вместе они или нет, — я знала, в какие конкретно моменты времени они вместе.
Утром я ждала её домой и сообщения от него, чтобы поехать на завтрак. Она не приехала, он не написал. Я ходила по её квартире в трусах с телефоном в ладони. Я вспоминала слова Юли:
— Это даже не твоя игра. Понимаешь? Ты интересна ему потому, что интересна мне. Это я хотела с тобой встречаться — и поэтому встречается он, чтобы обойти меня, соревноваться со мной, подрезать. Для него ты — только способ получить сильные эмоции. Я оооочень хорошо его знаю и чётко себе представляю, что будет дальше: он меня вернёт.
Я не хотела ей верить тогда, но утро всегда расставляет всё по своим местам, и оно расставило. Она не приехала, он не написал.
Что я чувствовала? Досаду. Не сожаление, а именно досаду — такое слово. Я подумала: ок, значит, здесь. Досадно, что так, но у каждого свой путь, может быть, я была нужна им на этом пути. Может быть, они были нужны мне. Может быть, я должна была что-то отдать им, чтобы это случилось. Может быть, они что-то отдали мне, что изменит меня прямо сейчас.
Потом мы встретились втроём — впервые за всё это время я видела их вместе. Комичная ситуация, почти абсурд. Он вёз ей елку — нам с ней ёлку, ведь я по-прежнему жила у неё. Я и огромная ёлка ехали на заднем сиденье, Руслан и Юля — на передних. За всю дорогу он не сказал ни слова. На всякий случай я говорила по телефону — сорок минут. Юля вышла из машины, а я осталась (мне надо было кое-куда ещё на территории). Мы вежливо поговорили ни о чём — потому, что мы очень умные, взрослые и цивилизованные коты, у нас усы, красивые лапы и меховые хвосты, пушистые — и мы не из тех, кто станет тратить жизнь или хотя бы вечер на ёбаные выяснения неслучившихся между нами отношений. Спасибо, что подвезли.
Тем не менее, вчера из Парижа он написал мне снова. Он написал, что хочет прилететь ко мне в Берлин.
— Не люблю, — говорит, — незаконченных историй.
— Чего вы хотите, Р?
— Понять, разобраться.
<Ну уж нет.>
Чего занятой человек будет туда-сюда летать, историю заканчивать, подумала я, и закончила её сама, тут же. Остальное потом расскажу, ладно? Ночь уже. Ничего не случилось, спи. Он не любит меня, она не любит меня, они не любят друг друга. Трое взрослых людей ошиблись, возможно, а может быть, кто-то развлёкся, а может быть, кто-то искал и не нашёл (например, никто).
Мы шли с Русланом по мосту в Стамбуле. Там рыбаки круглые сутки жгут костры, варят чай. Перед нами чистильщик обуви уронил щётку. Руслан поднял. Человек говорит — позволь, отблагодарю. Сел на бордюр, достал полку, крем, начистил Руслану ботинки, по пути стал выпрашивать деньги.
Руслан оглядывается на меня и говорит:
— Интересно, да?
— Что именно? — уточняю я.
— Дать себя обмануть.
P. S.
Теперь, когда прошло время, я могу сказать, что рада всему случившемуся и неслучившемуся между нами. Мы с Юлей стали хорошими подругами — я дорожу этим. Мне жаль, но иногда нельзя сблизиться с кем-то, не причинив боль никому другому — и в этом случае никакого выбора передо мной не стоит. Пошла ли бы я с ним дальше, если бы он меня позвал, — мы не узнаем. Руслан бывает в Казани, но мы никогда больше не виделись. Изредка он отвечает на письма, и я всегда рада любым новостям от него. Для меня он по-настоящему особенный человек, думаю, как и для каждого, кому он открылся. Я благодарна, что эта встреча произошла: во-первых потому, что это подарило мне Юлю, во-вторых — потому, что я всегда (всегда) улыбаюсь, думая о нём.
Я пишу это, а из колонки звучит David Bowie:
This is major Tom to ground control, I’m stepping through the door
And I’m floating in a most peculiar way
And the stars look very different today
For here am I sitting in a tin can far above the world
�Planet Earth is blue and there’s nothing I can do.
50.
Спрашиваю Лео, что он хочет на завтрак.
– Всё, что приготовишь.
Потом вспоминает что-то и добавляет:
– Но не гвозди.
Отвечаю:
– Жаль, ведь я хотела сегодня приготовить гвозди.
– Тогда, – говорит, – много.
51. Лео: временные отношения
Он меня встретил и сразу обнял. Мы шагали вдоль Шпрее. Я спросила: «Ты почему один?» «Я, – говорит, – дурак. А ты почему одна?» – «Потому что ты дурак».
Ему понравилось это, он хохотал. Он вообще веселый, легкий, все эмоции на лице. Лицо бородатое, простое и слишком красивое, неподходящее. Человек этот должен был быть в справедливом мире грубее, неотесаннее даже на вид, но нет — подарила природа такое лицо — не насмотреться (защита или оружие, как у всех зверей).
Сейчас зима. Я снова в Берлине. Это город, где я встретила и потеряла Лео. Мы познакомились прошлым летом, 1 августа. Он ехал, я собиралась на свидание с ним. Одежды не было (да и нет) у меня особенно никакой: белые рубашки, лосины и одинаковые черные платья.
Сообщение:
«Y a t y t».
Я как раз готова, оделась — мне не нравится. Как говорит Таня, разглядывая себя в зеркало: «Хочу что-то изменить… Что-то изменить… — и восклицает: — Лицо! Хочу себе довольное лицо!» Я сняла платье, взяла ножницы и обрезала всю длину — укоротила под мини. Теперь годится: вижу в зеркало свое довольное лицо.
В августе мне вообще казалось, что он красив, как Бог. Сейчас-то я умею смотреть на него через все свои переживания, и это делает (спасибо управляющему видением) его чуть менее привлекательным.
Он эстонец, ему 38, перегоняет лодки и строит дома.
Он говорит на немецком, английском, эстонском и русском. Выглядит, как все мои бородатые модные друзья, но нет — он человек вообще другого поколения и даже круга, других привычек — всех, включая пищевые (кто тут еще ест стейки на завтрак — привет).
Лео сразу сказал мне, что не хочет семью. Что вообще не уверен, что ему нужны сейчас отношения.
— Сколько ты будешь в Германии?
— У меня осталось визы на месяц.
— Месяц? Давай проживем его вместе.