Зовите меня Джо
Часть 5 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Теландер сверился с графиком прибытия членов команды, пришпиленным к рабочему столу. Время совпадало с расчетным.
– Сомневаюсь, что нужен был такой большой интервал между рейсами, – добавила Линдгрен.
– Требования безопасности, – равнодушно отозвался Теландер. – Ну и потом, тренировки, конечно, дело хорошее, но все равно надо дать сухопутным крысам время освоиться с невесомостью.
– Карл с ними управится, – сказала Линдгрен. – Если понадобится, он всех перетащит поодиночке и быстрее, чем может показаться на первый взгляд.
– Реймонт? Наш констебль? – уточнил Теландер, глядя на Линдгрен, ресницы которой подозрительно вздрагивали. – Я знаю, он не новичок в невесомости и он прибудет с первым челноком, но что, он и правда такой удалец?
– Мы с ним побывали на L’Etoile de Plaisir[11].
– Где-где?
– Это спутник-курорт.
– А-а-а, вот вы о чем. Играли в невесомость?
Ингрид отвела взгляд и кивнула. Капитан снова улыбнулся:
– Как я понимаю, это вы чередовали с другими играми?
– Он будет жить у меня. В моей каюте.
– Гм-м-м… – пробормотал Теландер и смущенно потер подбородок. – Я бы, честно говоря, предпочел, чтобы он находился на посту, в боевой готовности на случай беспорядков среди… гм-м-м… пассажиров. Собственно говоря, он для того и зачислен в команду.
– Что ж, я могу уйти в его каюту, – предложила Линдгрен.
Теландер покачал головой.
– Нет. Офицеры должны жить, что называется, в офицерской стране, на своей половине. И то, что их каюты располагаются на ближайшей к капитанскому мостику палубе, это не пустая прихоть. Ингрид, в ближайшие пять лет вы усвоите, как важны в нашем деле символы. Ну… – сказал капитан, пожав плечами, – в конце концов, остальные каюты – на следующей палубе. Пожалуй, он в случае чего сможет быстро дотуда добраться. В общем, если ваш приятель не возражает, пусть переезжает, я не против.
– Спасибо, – негромко поблагодарила Линдгрен.
– Вы уж простите, но я все-таки несколько удивлен, – извинился капитан. – Никак не думал, что вы его выберете. Думаете, ваши отношения – это надолго?
– Надеюсь. Он говорит, что тоже хочет этого, – ответила Ингрид и, справившись со смущением, пошла в атаку: – Ну, а вы? Завели знакомства?
– Нет. Попозже. Безусловно, но попозже. Поначалу я буду слишком занят. В моем возрасте с такими делами не торопятся, – рассмеялся Теландер, но тут же стал серьезен. – Что касается времени, то терять его нам не следует. Прошу вас, принесите результаты проверки и…
Челнок подлетел к кораблю и состыковался с ним с помощью специальных якорей – маленькое тупоносое суденышко в сравнении с величественной, стройной «Леонорой Кристин». Корабельные роботы – сенсорно-компьютерно-эффекторные устройства – осуществили процедуру стыковки: челнок, так сказать, поцеловался с кораблем. В будущем роботов ждала куда более сложная работа, чем эта. Из шлюзовых камер откачали воздух, открылись их внешние клапаны, и камеры соединились одна с другой с помощью плотного пластикового воздухонепроницаемого кольца. Потом в шлюзы снова накачали воздух, проверили, нет ли хоть малейшей утечки, и когда стало ясно, что все в порядке, открылись внутренние клапаны.
Реймонт отстегнул привязные ремни и плавно поднялся в воздух, глядя на ряд пассажирских кресел. Американский химик Норберт Вильямс тоже возился с пряжкой ремня.
– Не отстегивайтесь, – скомандовал ему Реймонт по-английски. Шведский знали все, но не все достаточно хорошо. В ученой среде главными языками общения сделались английский и русский. – Оставайтесь на местах. Я же вам сказал еще в порту: я всех провожу в каюты по одному.
– Насчет меня можете не волноваться, – заверил Вильямс. – Я в невесомости отлично передвигаюсь.
Вильямс был краснощеким коротышкой с соломенно-желтыми волосами, обожал яркую одежду и говорил оглушительно громко.
– Да, вы все более или менее имеете об этом понятие, – согласился Реймонт. – Вы тренировались, но все равно – это далеко от тех рефлексов, которые приобретаются только долгим опытом.
– Ну, побарахтаемся немного. Что с того?
– А то, что возможны несчастные случаи. Не обязательно, но возможны. Мой долг – предотвратить их. Я обязан препроводить всех до одного в каюты, где вы будете находиться в ожидании дальнейших распоряжений.
Вильямс покраснел.
– Послушайте, Реймонт…
Серые глаза констебля в упор уставились на него.
– Это приказ, – четко выговорил Реймонт. – Я имею право приказывать. Давайте не будем начинать полет с перепалок.
Вильямс защелкнул пряжку ремня. Он явно злился – руки дрожали, губы плотно сжались, на лбу выступили капельки пота и струйками стекали по щекам, сверкая в лучах флуоресцентного светильника над его головой.
Реймонт обратился к пилоту челнока по интеркому. Пилот не должен был переходить на «Леонору Кристин» – ему предстояла отстыковка и возвращение на Землю, как только члены команды перейдут в корабль.
– Вы не возражаете, если мы начнем переход? Это займет некоторое время, так что пусть народ пока отдохнет, отвлечется.
– Можете топать, – ответил голос пилота. – Все в норме, опасности никакой. Только… ну да, дело понятное, они же Землю теперь не увидят чертовски долго, а?
Реймонт объявил о разрешении отстегнуть ремни. Все, как один, только успев отстегнуться, торопились к глассиловым иллюминаторам. Реймонт занялся препровождением ученых в каюты.
Четвертой он должен был проводить Чиюань Айлинь. Реймонт долго не решался оторвать ее от иллюминатора – она просто прилипла к стеклу.
– Теперь вы, пожалуйста, – сказал Реймонт. Она не отвечала. – Мисс Чиюань, – позвал он и коснулся ее плеча. – Прошу вас, ваша очередь.
– О! – воскликнула она, словно очнулась ото сна. В глазах ее стояли слезы. – Я… простите меня… Я совсем забылась…
Корабль и состыкованный с ним челнок приближались к очередному рассветному зареву. Величественный горизонт Земли был залит светом и играл тысячами красок – от рубиново-красной, как осенние кленовые листья, до темно-синей, как круги на перьях павлина. Одно мгновение был виден зодиакальный свет, словно гало вокруг поднимающегося огненного диска. Выше – звезды и ущербная луна. А внизу – планета… искрящиеся, переливающиеся просторы океанов, облака, таящие в себе ливни и гром, зелено-коричнево-снежные материки и города, похожие на шкатулки с драгоценностями. Каждый видел, каждый чувствовал, что планета живая.
Чиюань никак не могла расстегнуть пряжку ремня. Ее тоненькие пальчики не могли с ней справиться.
– Оторваться невозможно, – пробормотала она по-французски. – Спи крепко, Жак, отдохни без меня…
– Вы сможете на корабле в иллюминатор смотреть сколько угодно, как только закончатся перегрузки, – успокоил ее Реймонт, тоже по-французски.
Его голос вернул женщину к реальности.
– Значит, мы все-таки улетаем, – вымученно улыбнулась она.
Настроение у нее явно было не элегическое – скорее это был экстаз.
Она была маленькая, хрупкая, похожая на мальчишку, в рубашке с высоким воротником и широких брюках, сшитых по новомодному восточному фасону. Мужчины, однако, были единогласны в своем мнении о том, что личико у нее чуть ли не самое очаровательное из всего дамского состава экспедиции. Волосы у Чиюань были прямые, длинные, иссиня-черные. Когда она говорила по-шведски, легкий китайский акцент превращал ее речь в подобие песенки.
Реймонт помог женщине отстегнуться и обнял за талию. На нем не было ботинок с тяжелой подошвой, облегчающих передвижение в невесомости. Реймонт оттолкнулся одной ногой от кресла и поплыл по проходу. Около люка он ухватился за скобу, снова оттолкнулся и, проплыв через шлюз, оказался внутри корабля. Как правило, его клиенты расслаблялись, и ему было легче препровождать их – неуклюжие попытки помочь только мешали ему. С Чиюань все было по-другому. Она знала, как себя вести. Ну и, в конце концов, она была планетологом, ей не занимать опыта передвижения в условиях невесомости.
Поэтому они продвигались вперед легко и быстро.
Путь от входного люка пролегал через грузовые палубы – они располагались вокруг центральной оси корабля в несколько слоев и служили средством дополнительной защиты для персонала. Тут были установлены лифты для поднятия и спуска тяжелых грузов. Но, пожалуй, большей популярностью должны были пользоваться винтовые лестницы, обвивающие цилиндрические шахты скоростных лифтов. Реймонт и Чиюань направились к одной из таких лестниц – она уводила их от палубы, служащей центром тяжести корабля. Здесь располагалось электрическое и гироскопическое оборудование. Лестница вела в жилые отсеки. Невесомые, они проплыли над ступенями, не касаясь их. В полете они набрали такую скорость, что от действия центробежной и кориолисовой сил немного закружились головы. Было похоже на легкое опьянение, когда хочется хохотать без удержу.
– И-е-ще-о-дин-кру-жок-и-и-и!
Каюты гражданского персонала располагались вдоль двух длинных коридоров. Напротив – двери ванных комнат. От пола до потолка в каждой каюте было два метра, жилая площадь – четыре квадратных метра. Две двери, две прихожих, два встроенных шкафа с полками до потолка, две кровати, которые можно было либо сдвинуть, либо раздвинуть. Во втором случае можно было разделить кровати плотной ширмой, и каюта превращалась в две отдельные спаленки.
– Это путешествие надо будет описать в моем дневнике, констебль, – заявила Чиюань, ухватившись за скобу и прижавшись лбом к металлической двери. В уголках ее губ еще таился смех.
– С кем вы делите каюту? – поинтересовался Реймонт.
– Пока что – с Джейн Седлер, – ответила Чиюань и кокетливо посмотрела на Реймонта, сверкнув глазами. – Если у вас нет другого предложения.
– А? Я… Я буду жить с Ингрид Линдгрен.
– Уже? – разочарованно протянула она. – Простите. Я повела себя бестактно.
– Да нет. Это я должен просить прощения. Заставил вас ждать вместе с остальными, словно вы тоже новичок в невесомости.
– Ну, вы же не могли делать исключений, – сказала Чиюань, снова ставшая серьезной. Она подплыла к кровати и начала разбирать постель. – Хочу поваляться немного в одиночестве и подумать.
– О Земле?
– О многом. Мы покидаем гораздо больше, чем кто-либо из нас в силах осознать, Чарльз Реймонт. Это что-то вроде смерти, после которой наступит воскресение, – но все равно вроде смерти.
Глава 3
…ноль!
Ионный двигатель заработал. Если бы человек мог проникнуть за его толстый плотный кожух и увидел, как он работает, он бы не прожил и секунды. Однако никто не слышал шума двигателя, не ощущал никакой вибрации. Двигатель был слишком совершенен, чтобы производить шум и вибрацию. В так называемом машинном отделении, которое в действительности было чем-то вроде электронного мозга, работники слышали отдаленное урчание насосов, перекачивающих из цистерн реакционную массу. Но они на это почти не обращали внимания, будучи заняты наблюдением за счетчиками, дисплеями, измерительными приборами, Экранами считывающих устройств и кодовыми сигналами, говорящими о работе системы двигателя. Рука Бориса Федорова всегда находилась неподалеку от кнопки аварийного отключения. Капитан Теландер и Федоров негромко переговаривались по линии внутренней связи. Правду сказать, никакое ручное управление «Леоноре Кристин» не требовалось. Даже менее сложные корабли со всеми функциями справлялись сами. А «Леонора Кристин» – и подавно. Ее многофункциональные встроенные роботы осуществляли все операции более быстро и четко, и даже более гибко, безусловно в пределах программирования, чем любой из людей. Но чисто психологически людям необходимо было быть рядом с приборами.
В жилых же отсеках для тех, кто там находился, единственным признаком, что корабль движется, было возвращение силы тяжести. Пока ее прирост был невелик – менее одной десятой g, все-таки появилось ощущение «верха» и «низа». Члены команды смогли наконец покинуть койки. Из динамиков интеркома послышался голос Реймонта: «Сообщение констебля персоналу, свободному от вахты. Вы можете свободно передвигаться по кораблю, то есть по своей палубе и выше. (Насмешливо): Напоминаю, что официальная церемония прощания – пожелания счастливого пути и все такое прочее – будет передаваться в полдень по Гринвичу. Для тех, кто хочет посмотреть, она будет показана в спортивном зале».
Вещество для реакции поступило в камеру. Термоядерные генераторы активировали мощнейшие электрические дуги, расщеплявшие атомы на ионы, магнитные поля, которые разделяли положительные и отрицательные частицы, силы, которые формировали пучки частиц, механизмы ускорителей, разгонявших частицы до субсветовой скорости. И при этом – никаких взрывов, языков пламени. На это энергия не тратилась. Все, что только могло быть выжато из физических законов, тратилось на то, чтобы толкать «Леонору Кристин» вперед.
Корабль такого веса нельзя было разогнать, как, скажем, патрульный крейсер. Тогда понадобилось бы столько топлива, сколько корабль не смог бы поднять, имея на борту пятьдесят человек и все, что могло им потребоваться в течение десяти-пятнадцати лет, да еще уйму приборов для научных исследований по прибытии, да еще (на тот случай, если данные, переданные автоматической станцией, подтвердятся и третья планета беты Виргинис окажется пригодной для обитания) машины и оборудование для ее освоения. Корабль медленно покидал орбиту Земли. Его пассажиры приникли к иллюминаторам, глядя на родную планету, тающую среди звезд.
Космос требует экономии. Каждый кубический сантиметр внутреннего пространства корабля должен работать. Но люди – умные, чувствительные – просто сошли бы с ума в такой насквозь «функциональной» среде. До сих пор корабельные помещения отделывали только металлом и пластиком. Однако люди с художественным вкусом не желали с этим мириться. Реймонт увидел в коридоре Эмму Глассголд – молекулярного биолога. Она разрисовывала стену, изображая лес по берегам освещенного солнцем озера. Полы в зоне отдыха и жилых отсеках были застелены ярко-зеленым пружинящим, похожим на весеннюю траву покрытием. Воздух, поступавший из кондиционеров, был не только очищен: он пропускался через гидропонные теплицы, где росли живые растения, а также через систему коллоидных растворов Дарелла. Его температура, запах и ионизация время от времени менялись. Сейчас пахло свежим клевером, а из камбуза доносились аппетитные ароматы – всем известно, что изысканная еда помогает пережить многие лишения.
Целая палуба была отведена под помещения для отдыха. Спортивный зал, он же театр и зал для собраний, занимал ее большую часть. В столовой хватало места, чтобы сидеть с комфортом – даже ноги вытянуть было можно. Тут же располагались комнаты для настольных игр, плавательный бассейн, небольшие садики и беседки. Кое-кто из дизайнеров спорил о том, оборудовать ли эту палубу кабинками для искусственных сновидений или не стоит. Следует ли напоминать людям, приходящим сюда, чтобы развлечься и отдохнуть, о том, что за дверьми таких кабинок прячутся суррогаты покинутой ими реальности? Но в конце концов, искусственные сновидения – тоже развлечение, тоже отдых. Не размещать же их в зоне лазарета – а это была единственная альтернатива.
Пока что в этих аппаратах особой необходимости не было. Путешествие только началось. На корабле царила атмосфера радостного возбуждения. Мужчины скандалили, женщины болтали без умолку, столовая оглашалась взрывами хохота, а во время довольно часто проводившихся танцевальных вечеров члены команды флиртовали напропалую. Проходя по спортивному залу, Реймонт увидел там группу, азартно сражающуюся в ручной мяч. При небольшой силе тяжести, когда игроки могли буквально ходить по стенам, игра представляла собой увлекательнейшее зрелище.
Реймонт вошел в помещение плавательного бассейна. У бортика располагалась уютная ниша, где можно было отдохнуть от шумной толпы. Но сейчас, в двадцать один ноль-ноль, тут никого не было, кроме Джейн Седлер, которая в глубокой задумчивости стояла на краю бассейна, нахмурившись. Джейн, высокая брюнетка из Канады, работала биотехнологом в группе органического синтеза. Черты лица у нее были ничем не примечательные. Тонкая футболка и шорты облегали ее высокую грудь и широкие бедра.
– Сомневаюсь, что нужен был такой большой интервал между рейсами, – добавила Линдгрен.
– Требования безопасности, – равнодушно отозвался Теландер. – Ну и потом, тренировки, конечно, дело хорошее, но все равно надо дать сухопутным крысам время освоиться с невесомостью.
– Карл с ними управится, – сказала Линдгрен. – Если понадобится, он всех перетащит поодиночке и быстрее, чем может показаться на первый взгляд.
– Реймонт? Наш констебль? – уточнил Теландер, глядя на Линдгрен, ресницы которой подозрительно вздрагивали. – Я знаю, он не новичок в невесомости и он прибудет с первым челноком, но что, он и правда такой удалец?
– Мы с ним побывали на L’Etoile de Plaisir[11].
– Где-где?
– Это спутник-курорт.
– А-а-а, вот вы о чем. Играли в невесомость?
Ингрид отвела взгляд и кивнула. Капитан снова улыбнулся:
– Как я понимаю, это вы чередовали с другими играми?
– Он будет жить у меня. В моей каюте.
– Гм-м-м… – пробормотал Теландер и смущенно потер подбородок. – Я бы, честно говоря, предпочел, чтобы он находился на посту, в боевой готовности на случай беспорядков среди… гм-м-м… пассажиров. Собственно говоря, он для того и зачислен в команду.
– Что ж, я могу уйти в его каюту, – предложила Линдгрен.
Теландер покачал головой.
– Нет. Офицеры должны жить, что называется, в офицерской стране, на своей половине. И то, что их каюты располагаются на ближайшей к капитанскому мостику палубе, это не пустая прихоть. Ингрид, в ближайшие пять лет вы усвоите, как важны в нашем деле символы. Ну… – сказал капитан, пожав плечами, – в конце концов, остальные каюты – на следующей палубе. Пожалуй, он в случае чего сможет быстро дотуда добраться. В общем, если ваш приятель не возражает, пусть переезжает, я не против.
– Спасибо, – негромко поблагодарила Линдгрен.
– Вы уж простите, но я все-таки несколько удивлен, – извинился капитан. – Никак не думал, что вы его выберете. Думаете, ваши отношения – это надолго?
– Надеюсь. Он говорит, что тоже хочет этого, – ответила Ингрид и, справившись со смущением, пошла в атаку: – Ну, а вы? Завели знакомства?
– Нет. Попозже. Безусловно, но попозже. Поначалу я буду слишком занят. В моем возрасте с такими делами не торопятся, – рассмеялся Теландер, но тут же стал серьезен. – Что касается времени, то терять его нам не следует. Прошу вас, принесите результаты проверки и…
Челнок подлетел к кораблю и состыковался с ним с помощью специальных якорей – маленькое тупоносое суденышко в сравнении с величественной, стройной «Леонорой Кристин». Корабельные роботы – сенсорно-компьютерно-эффекторные устройства – осуществили процедуру стыковки: челнок, так сказать, поцеловался с кораблем. В будущем роботов ждала куда более сложная работа, чем эта. Из шлюзовых камер откачали воздух, открылись их внешние клапаны, и камеры соединились одна с другой с помощью плотного пластикового воздухонепроницаемого кольца. Потом в шлюзы снова накачали воздух, проверили, нет ли хоть малейшей утечки, и когда стало ясно, что все в порядке, открылись внутренние клапаны.
Реймонт отстегнул привязные ремни и плавно поднялся в воздух, глядя на ряд пассажирских кресел. Американский химик Норберт Вильямс тоже возился с пряжкой ремня.
– Не отстегивайтесь, – скомандовал ему Реймонт по-английски. Шведский знали все, но не все достаточно хорошо. В ученой среде главными языками общения сделались английский и русский. – Оставайтесь на местах. Я же вам сказал еще в порту: я всех провожу в каюты по одному.
– Насчет меня можете не волноваться, – заверил Вильямс. – Я в невесомости отлично передвигаюсь.
Вильямс был краснощеким коротышкой с соломенно-желтыми волосами, обожал яркую одежду и говорил оглушительно громко.
– Да, вы все более или менее имеете об этом понятие, – согласился Реймонт. – Вы тренировались, но все равно – это далеко от тех рефлексов, которые приобретаются только долгим опытом.
– Ну, побарахтаемся немного. Что с того?
– А то, что возможны несчастные случаи. Не обязательно, но возможны. Мой долг – предотвратить их. Я обязан препроводить всех до одного в каюты, где вы будете находиться в ожидании дальнейших распоряжений.
Вильямс покраснел.
– Послушайте, Реймонт…
Серые глаза констебля в упор уставились на него.
– Это приказ, – четко выговорил Реймонт. – Я имею право приказывать. Давайте не будем начинать полет с перепалок.
Вильямс защелкнул пряжку ремня. Он явно злился – руки дрожали, губы плотно сжались, на лбу выступили капельки пота и струйками стекали по щекам, сверкая в лучах флуоресцентного светильника над его головой.
Реймонт обратился к пилоту челнока по интеркому. Пилот не должен был переходить на «Леонору Кристин» – ему предстояла отстыковка и возвращение на Землю, как только члены команды перейдут в корабль.
– Вы не возражаете, если мы начнем переход? Это займет некоторое время, так что пусть народ пока отдохнет, отвлечется.
– Можете топать, – ответил голос пилота. – Все в норме, опасности никакой. Только… ну да, дело понятное, они же Землю теперь не увидят чертовски долго, а?
Реймонт объявил о разрешении отстегнуть ремни. Все, как один, только успев отстегнуться, торопились к глассиловым иллюминаторам. Реймонт занялся препровождением ученых в каюты.
Четвертой он должен был проводить Чиюань Айлинь. Реймонт долго не решался оторвать ее от иллюминатора – она просто прилипла к стеклу.
– Теперь вы, пожалуйста, – сказал Реймонт. Она не отвечала. – Мисс Чиюань, – позвал он и коснулся ее плеча. – Прошу вас, ваша очередь.
– О! – воскликнула она, словно очнулась ото сна. В глазах ее стояли слезы. – Я… простите меня… Я совсем забылась…
Корабль и состыкованный с ним челнок приближались к очередному рассветному зареву. Величественный горизонт Земли был залит светом и играл тысячами красок – от рубиново-красной, как осенние кленовые листья, до темно-синей, как круги на перьях павлина. Одно мгновение был виден зодиакальный свет, словно гало вокруг поднимающегося огненного диска. Выше – звезды и ущербная луна. А внизу – планета… искрящиеся, переливающиеся просторы океанов, облака, таящие в себе ливни и гром, зелено-коричнево-снежные материки и города, похожие на шкатулки с драгоценностями. Каждый видел, каждый чувствовал, что планета живая.
Чиюань никак не могла расстегнуть пряжку ремня. Ее тоненькие пальчики не могли с ней справиться.
– Оторваться невозможно, – пробормотала она по-французски. – Спи крепко, Жак, отдохни без меня…
– Вы сможете на корабле в иллюминатор смотреть сколько угодно, как только закончатся перегрузки, – успокоил ее Реймонт, тоже по-французски.
Его голос вернул женщину к реальности.
– Значит, мы все-таки улетаем, – вымученно улыбнулась она.
Настроение у нее явно было не элегическое – скорее это был экстаз.
Она была маленькая, хрупкая, похожая на мальчишку, в рубашке с высоким воротником и широких брюках, сшитых по новомодному восточному фасону. Мужчины, однако, были единогласны в своем мнении о том, что личико у нее чуть ли не самое очаровательное из всего дамского состава экспедиции. Волосы у Чиюань были прямые, длинные, иссиня-черные. Когда она говорила по-шведски, легкий китайский акцент превращал ее речь в подобие песенки.
Реймонт помог женщине отстегнуться и обнял за талию. На нем не было ботинок с тяжелой подошвой, облегчающих передвижение в невесомости. Реймонт оттолкнулся одной ногой от кресла и поплыл по проходу. Около люка он ухватился за скобу, снова оттолкнулся и, проплыв через шлюз, оказался внутри корабля. Как правило, его клиенты расслаблялись, и ему было легче препровождать их – неуклюжие попытки помочь только мешали ему. С Чиюань все было по-другому. Она знала, как себя вести. Ну и, в конце концов, она была планетологом, ей не занимать опыта передвижения в условиях невесомости.
Поэтому они продвигались вперед легко и быстро.
Путь от входного люка пролегал через грузовые палубы – они располагались вокруг центральной оси корабля в несколько слоев и служили средством дополнительной защиты для персонала. Тут были установлены лифты для поднятия и спуска тяжелых грузов. Но, пожалуй, большей популярностью должны были пользоваться винтовые лестницы, обвивающие цилиндрические шахты скоростных лифтов. Реймонт и Чиюань направились к одной из таких лестниц – она уводила их от палубы, служащей центром тяжести корабля. Здесь располагалось электрическое и гироскопическое оборудование. Лестница вела в жилые отсеки. Невесомые, они проплыли над ступенями, не касаясь их. В полете они набрали такую скорость, что от действия центробежной и кориолисовой сил немного закружились головы. Было похоже на легкое опьянение, когда хочется хохотать без удержу.
– И-е-ще-о-дин-кру-жок-и-и-и!
Каюты гражданского персонала располагались вдоль двух длинных коридоров. Напротив – двери ванных комнат. От пола до потолка в каждой каюте было два метра, жилая площадь – четыре квадратных метра. Две двери, две прихожих, два встроенных шкафа с полками до потолка, две кровати, которые можно было либо сдвинуть, либо раздвинуть. Во втором случае можно было разделить кровати плотной ширмой, и каюта превращалась в две отдельные спаленки.
– Это путешествие надо будет описать в моем дневнике, констебль, – заявила Чиюань, ухватившись за скобу и прижавшись лбом к металлической двери. В уголках ее губ еще таился смех.
– С кем вы делите каюту? – поинтересовался Реймонт.
– Пока что – с Джейн Седлер, – ответила Чиюань и кокетливо посмотрела на Реймонта, сверкнув глазами. – Если у вас нет другого предложения.
– А? Я… Я буду жить с Ингрид Линдгрен.
– Уже? – разочарованно протянула она. – Простите. Я повела себя бестактно.
– Да нет. Это я должен просить прощения. Заставил вас ждать вместе с остальными, словно вы тоже новичок в невесомости.
– Ну, вы же не могли делать исключений, – сказала Чиюань, снова ставшая серьезной. Она подплыла к кровати и начала разбирать постель. – Хочу поваляться немного в одиночестве и подумать.
– О Земле?
– О многом. Мы покидаем гораздо больше, чем кто-либо из нас в силах осознать, Чарльз Реймонт. Это что-то вроде смерти, после которой наступит воскресение, – но все равно вроде смерти.
Глава 3
…ноль!
Ионный двигатель заработал. Если бы человек мог проникнуть за его толстый плотный кожух и увидел, как он работает, он бы не прожил и секунды. Однако никто не слышал шума двигателя, не ощущал никакой вибрации. Двигатель был слишком совершенен, чтобы производить шум и вибрацию. В так называемом машинном отделении, которое в действительности было чем-то вроде электронного мозга, работники слышали отдаленное урчание насосов, перекачивающих из цистерн реакционную массу. Но они на это почти не обращали внимания, будучи заняты наблюдением за счетчиками, дисплеями, измерительными приборами, Экранами считывающих устройств и кодовыми сигналами, говорящими о работе системы двигателя. Рука Бориса Федорова всегда находилась неподалеку от кнопки аварийного отключения. Капитан Теландер и Федоров негромко переговаривались по линии внутренней связи. Правду сказать, никакое ручное управление «Леоноре Кристин» не требовалось. Даже менее сложные корабли со всеми функциями справлялись сами. А «Леонора Кристин» – и подавно. Ее многофункциональные встроенные роботы осуществляли все операции более быстро и четко, и даже более гибко, безусловно в пределах программирования, чем любой из людей. Но чисто психологически людям необходимо было быть рядом с приборами.
В жилых же отсеках для тех, кто там находился, единственным признаком, что корабль движется, было возвращение силы тяжести. Пока ее прирост был невелик – менее одной десятой g, все-таки появилось ощущение «верха» и «низа». Члены команды смогли наконец покинуть койки. Из динамиков интеркома послышался голос Реймонта: «Сообщение констебля персоналу, свободному от вахты. Вы можете свободно передвигаться по кораблю, то есть по своей палубе и выше. (Насмешливо): Напоминаю, что официальная церемония прощания – пожелания счастливого пути и все такое прочее – будет передаваться в полдень по Гринвичу. Для тех, кто хочет посмотреть, она будет показана в спортивном зале».
Вещество для реакции поступило в камеру. Термоядерные генераторы активировали мощнейшие электрические дуги, расщеплявшие атомы на ионы, магнитные поля, которые разделяли положительные и отрицательные частицы, силы, которые формировали пучки частиц, механизмы ускорителей, разгонявших частицы до субсветовой скорости. И при этом – никаких взрывов, языков пламени. На это энергия не тратилась. Все, что только могло быть выжато из физических законов, тратилось на то, чтобы толкать «Леонору Кристин» вперед.
Корабль такого веса нельзя было разогнать, как, скажем, патрульный крейсер. Тогда понадобилось бы столько топлива, сколько корабль не смог бы поднять, имея на борту пятьдесят человек и все, что могло им потребоваться в течение десяти-пятнадцати лет, да еще уйму приборов для научных исследований по прибытии, да еще (на тот случай, если данные, переданные автоматической станцией, подтвердятся и третья планета беты Виргинис окажется пригодной для обитания) машины и оборудование для ее освоения. Корабль медленно покидал орбиту Земли. Его пассажиры приникли к иллюминаторам, глядя на родную планету, тающую среди звезд.
Космос требует экономии. Каждый кубический сантиметр внутреннего пространства корабля должен работать. Но люди – умные, чувствительные – просто сошли бы с ума в такой насквозь «функциональной» среде. До сих пор корабельные помещения отделывали только металлом и пластиком. Однако люди с художественным вкусом не желали с этим мириться. Реймонт увидел в коридоре Эмму Глассголд – молекулярного биолога. Она разрисовывала стену, изображая лес по берегам освещенного солнцем озера. Полы в зоне отдыха и жилых отсеках были застелены ярко-зеленым пружинящим, похожим на весеннюю траву покрытием. Воздух, поступавший из кондиционеров, был не только очищен: он пропускался через гидропонные теплицы, где росли живые растения, а также через систему коллоидных растворов Дарелла. Его температура, запах и ионизация время от времени менялись. Сейчас пахло свежим клевером, а из камбуза доносились аппетитные ароматы – всем известно, что изысканная еда помогает пережить многие лишения.
Целая палуба была отведена под помещения для отдыха. Спортивный зал, он же театр и зал для собраний, занимал ее большую часть. В столовой хватало места, чтобы сидеть с комфортом – даже ноги вытянуть было можно. Тут же располагались комнаты для настольных игр, плавательный бассейн, небольшие садики и беседки. Кое-кто из дизайнеров спорил о том, оборудовать ли эту палубу кабинками для искусственных сновидений или не стоит. Следует ли напоминать людям, приходящим сюда, чтобы развлечься и отдохнуть, о том, что за дверьми таких кабинок прячутся суррогаты покинутой ими реальности? Но в конце концов, искусственные сновидения – тоже развлечение, тоже отдых. Не размещать же их в зоне лазарета – а это была единственная альтернатива.
Пока что в этих аппаратах особой необходимости не было. Путешествие только началось. На корабле царила атмосфера радостного возбуждения. Мужчины скандалили, женщины болтали без умолку, столовая оглашалась взрывами хохота, а во время довольно часто проводившихся танцевальных вечеров члены команды флиртовали напропалую. Проходя по спортивному залу, Реймонт увидел там группу, азартно сражающуюся в ручной мяч. При небольшой силе тяжести, когда игроки могли буквально ходить по стенам, игра представляла собой увлекательнейшее зрелище.
Реймонт вошел в помещение плавательного бассейна. У бортика располагалась уютная ниша, где можно было отдохнуть от шумной толпы. Но сейчас, в двадцать один ноль-ноль, тут никого не было, кроме Джейн Седлер, которая в глубокой задумчивости стояла на краю бассейна, нахмурившись. Джейн, высокая брюнетка из Канады, работала биотехнологом в группе органического синтеза. Черты лица у нее были ничем не примечательные. Тонкая футболка и шорты облегали ее высокую грудь и широкие бедра.