Зовите меня Джо
Часть 30 из 98 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Нет. Как ты догадалась?
– Не догадалась. Я знаю ее. И я не могу заставить ее сделать такое снова, Карл. Одного раза хватит. Это вернуло нам то, что мы когда-то построили. А еще… я не умею воровать. Не могу. И потом… Элоф… Я нужна ему. Он клянет себя за то, что это по его совету мы загнали корабль в такую сумасшедшую даль… как будто хоть один смертный в силах за это ответить! Если бы он только знал, что я… Ты же понимаешь, что самоубийство одного-единственного человека могло довести до истерии весь экипаж!
Линдгрен выпрямилась, посмотрела Реймонту в глаза, улыбнулась и сказала нежно:
– Потом – да. Когда все будет хорошо. Тогда я тебя никуда не отпущу.
– Все хорошо никогда не будет, – запротестовал Реймонт. – Может быть, никогда. Я хочу вернуть тебя, пока я жив.
– И я тебя. Но нам нельзя. Мы не должны. Они все зависят от тебя. Абсолютно все. Ты единственный, кто может держать нас в руках… Ты подарил мне мужество, и наконец я хоть немного могу тебе помочь. Все-таки… Карл, быть королем всегда трудно.
Она повернулась и пошла прочь.
Какое-то время Реймонт не двигался с места. Кто-то взобрался на сцену, хотел о чем-то его спросить.
– Завтра, – отмахнулся Реймонт, спрыгнул со сцены и пробрался к ожидавшей его Чиюань.
Она спокойно, сдержанно, как само собой разумеющееся, сказала ему:
– Если нам суждено погибнуть среди звезд, Карл, я все равно умру счастливейшей из смертных, потому что знала тебя. Что я могу для тебя сделать?
Реймонт смотрел на Чиюань. Никто не слышал их разговора – так дребезжали переборки.
– Пойти со мной к нам в каюту, – ответил Реймонт.
– И больше ничего?
– Ничего. Только оставайся такой, какая ты есть.
Пригладив ладонью жесткие, тронутые сединой волосы, Реймонт смущенно, неуклюже проговорил:
– Знаешь, я не мастак говорить красиво, Айлинь, и в тонких чувствах не искушен. Но скажи, такое бывает – когда любишь двоих сразу?
Китаянка обняла его.
– Конечно, бывает, глупенький. – В ответ он крепко обнял ее. А она взяла его за руку и улыбнулась. – Знаешь, – сказала она потом, – я не перестаю удивляться тому, как, в конце концов, обычна жизнь.
Глава 21
Дочь Маргариты родилась ночью. Не было видно ни единой звездочки. Корабль пробивался сквозь грохот и скрежет. Счастливый отец в это время возглавлял бригаду, занимавшуюся дальнейшим укреплением обшивки. На первый крик младенца ответом был гром погибающих за бортом корабля миров.
А потом все немного успокоились. Ученые проводили расчеты и наблюдения и мало-помалу стали что-то понимать в природе неведомых сил, несущих корабль сквозь световые годы. Получив новые программы, автоматы вели «Леонору Кристин» вперед вместе с космическими вихрями и смерчами.
Далеко не у всех было праздничное настроение, но тех, кто выразил такое желание, собрали Иоганн Фрайвальд и Джейн Седлер. Приглушив освещение, Джейн отгородила часть спортивного зала. Украшения на стенах, развешенные ею к празднику Всех Святых, выглядели живо и весело.
– А нужно ли это? – негромко спросил Реймонт у Чиюань, когда они вошли вдвоем.
– По календарю скоро праздник, – объяснила Джейн. – Почему бы не совместить два события? Фонарики такие красивые.
– Слишком о многом напоминают. Не о Земле, наверно… что уж тут вспоминать, а о…
– Да, я тоже об этом думала. Полный корабль ведьм, чертей, вампиров, гоблинов, привидений, и все вопят, призывая начало шабаша. Ну а мы чем лучше? – сказала Седлер и прижалась к Фрайвальду. Он рассмеялся и обнял ее.
– Мне самому охота маску на себя напялить – страшную, с крючковатым носом, честно!
Остальные согласились, что идея хороша. Выпили больше, чем обычно, развеселились, зашумели. В конце концов вытащили на сцену Бориса Федорова, напялили и на него венок, вручили скипетр, рядом поставили двух девушек, которые должны были выполнять каждое его желание. Кое-кто встал в круг, взявшись за руки, и все запели песню, которая уже тогда была жутко древней, когда корабль покидал родину:
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
В раю или в аду,
Везде друзей найду,
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
Майкл О’Доннел припозднился – только что закончилась его вахта. Он попытался прорваться к Федорову.
– Эй, Борис! – крикнул он, но его заглушил хор, упоенно распевающий строки блюза:
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
Билетик в райский сад
Не стоит ни гроша,
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
О’Доннел забрался-таки на сцену.
– Эй, Борис. Поздравляю!
Когда я сдохну, так и быть, возьмите мой велосипед,
Когда я сдохну…
– Спасибо! – крикнул в ответ Федоров. – Только работенка в основном Маргарите досталась. Молодчина она, правда?
А я пешком попру
К апостолу Петру…
– Как назовете малышку? – спросил О’Доннел, пытаясь перекричать хор.
Сыграю в кости я с апостолом Петром…
– Пока не решили! – откликнулся Федоров и приветственно помахал початой бутылкой. – Одно скажу точно: только не Евой.
И если повезет…
– Эмбла? – предложила Ингрид Линдгрен. – Это первая женщина в «Старшей Эдде»[33].
То пиво – за мой счет…
– Тоже не пойдет, – мотнул головой Федоров.
Сыграю в кости я с апостолом Петром!
– И Леонорой Кристин называть не стану, – продолжал инженер. – Никаких таких символов… Пусть будет сама по себе.
Хор пошел вокруг него хороводом, продолжая самозабвенно распевать:
Удастся выпить ли на небе – вот вопрос?
Удастся выпить ли на небе – вот вопрос?
Так пей, пока мы тут,
– Не догадалась. Я знаю ее. И я не могу заставить ее сделать такое снова, Карл. Одного раза хватит. Это вернуло нам то, что мы когда-то построили. А еще… я не умею воровать. Не могу. И потом… Элоф… Я нужна ему. Он клянет себя за то, что это по его совету мы загнали корабль в такую сумасшедшую даль… как будто хоть один смертный в силах за это ответить! Если бы он только знал, что я… Ты же понимаешь, что самоубийство одного-единственного человека могло довести до истерии весь экипаж!
Линдгрен выпрямилась, посмотрела Реймонту в глаза, улыбнулась и сказала нежно:
– Потом – да. Когда все будет хорошо. Тогда я тебя никуда не отпущу.
– Все хорошо никогда не будет, – запротестовал Реймонт. – Может быть, никогда. Я хочу вернуть тебя, пока я жив.
– И я тебя. Но нам нельзя. Мы не должны. Они все зависят от тебя. Абсолютно все. Ты единственный, кто может держать нас в руках… Ты подарил мне мужество, и наконец я хоть немного могу тебе помочь. Все-таки… Карл, быть королем всегда трудно.
Она повернулась и пошла прочь.
Какое-то время Реймонт не двигался с места. Кто-то взобрался на сцену, хотел о чем-то его спросить.
– Завтра, – отмахнулся Реймонт, спрыгнул со сцены и пробрался к ожидавшей его Чиюань.
Она спокойно, сдержанно, как само собой разумеющееся, сказала ему:
– Если нам суждено погибнуть среди звезд, Карл, я все равно умру счастливейшей из смертных, потому что знала тебя. Что я могу для тебя сделать?
Реймонт смотрел на Чиюань. Никто не слышал их разговора – так дребезжали переборки.
– Пойти со мной к нам в каюту, – ответил Реймонт.
– И больше ничего?
– Ничего. Только оставайся такой, какая ты есть.
Пригладив ладонью жесткие, тронутые сединой волосы, Реймонт смущенно, неуклюже проговорил:
– Знаешь, я не мастак говорить красиво, Айлинь, и в тонких чувствах не искушен. Но скажи, такое бывает – когда любишь двоих сразу?
Китаянка обняла его.
– Конечно, бывает, глупенький. – В ответ он крепко обнял ее. А она взяла его за руку и улыбнулась. – Знаешь, – сказала она потом, – я не перестаю удивляться тому, как, в конце концов, обычна жизнь.
Глава 21
Дочь Маргариты родилась ночью. Не было видно ни единой звездочки. Корабль пробивался сквозь грохот и скрежет. Счастливый отец в это время возглавлял бригаду, занимавшуюся дальнейшим укреплением обшивки. На первый крик младенца ответом был гром погибающих за бортом корабля миров.
А потом все немного успокоились. Ученые проводили расчеты и наблюдения и мало-помалу стали что-то понимать в природе неведомых сил, несущих корабль сквозь световые годы. Получив новые программы, автоматы вели «Леонору Кристин» вперед вместе с космическими вихрями и смерчами.
Далеко не у всех было праздничное настроение, но тех, кто выразил такое желание, собрали Иоганн Фрайвальд и Джейн Седлер. Приглушив освещение, Джейн отгородила часть спортивного зала. Украшения на стенах, развешенные ею к празднику Всех Святых, выглядели живо и весело.
– А нужно ли это? – негромко спросил Реймонт у Чиюань, когда они вошли вдвоем.
– По календарю скоро праздник, – объяснила Джейн. – Почему бы не совместить два события? Фонарики такие красивые.
– Слишком о многом напоминают. Не о Земле, наверно… что уж тут вспоминать, а о…
– Да, я тоже об этом думала. Полный корабль ведьм, чертей, вампиров, гоблинов, привидений, и все вопят, призывая начало шабаша. Ну а мы чем лучше? – сказала Седлер и прижалась к Фрайвальду. Он рассмеялся и обнял ее.
– Мне самому охота маску на себя напялить – страшную, с крючковатым носом, честно!
Остальные согласились, что идея хороша. Выпили больше, чем обычно, развеселились, зашумели. В конце концов вытащили на сцену Бориса Федорова, напялили и на него венок, вручили скипетр, рядом поставили двух девушек, которые должны были выполнять каждое его желание. Кое-кто встал в круг, взявшись за руки, и все запели песню, которая уже тогда была жутко древней, когда корабль покидал родину:
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
В раю или в аду,
Везде друзей найду,
Не все ль равно, куда я после смерти попаду?
Майкл О’Доннел припозднился – только что закончилась его вахта. Он попытался прорваться к Федорову.
– Эй, Борис! – крикнул он, но его заглушил хор, упоенно распевающий строки блюза:
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
Билетик в райский сад
Не стоит ни гроша,
На что тогда мне сдался толстый кошелек?
О’Доннел забрался-таки на сцену.
– Эй, Борис. Поздравляю!
Когда я сдохну, так и быть, возьмите мой велосипед,
Когда я сдохну…
– Спасибо! – крикнул в ответ Федоров. – Только работенка в основном Маргарите досталась. Молодчина она, правда?
А я пешком попру
К апостолу Петру…
– Как назовете малышку? – спросил О’Доннел, пытаясь перекричать хор.
Сыграю в кости я с апостолом Петром…
– Пока не решили! – откликнулся Федоров и приветственно помахал початой бутылкой. – Одно скажу точно: только не Евой.
И если повезет…
– Эмбла? – предложила Ингрид Линдгрен. – Это первая женщина в «Старшей Эдде»[33].
То пиво – за мой счет…
– Тоже не пойдет, – мотнул головой Федоров.
Сыграю в кости я с апостолом Петром!
– И Леонорой Кристин называть не стану, – продолжал инженер. – Никаких таких символов… Пусть будет сама по себе.
Хор пошел вокруг него хороводом, продолжая самозабвенно распевать:
Удастся выпить ли на небе – вот вопрос?
Удастся выпить ли на небе – вот вопрос?
Так пей, пока мы тут,