Зов пустоты

ГЛАВА 9




В котором часу вернулся Пьер, я не знала. Только утром мы встретились на кухоньке — я искала остатки вчерашней еды, а Пьер, кажется, лишал ее нас.

— Доброе утро, — сказала растерянно.

— Доброе. — Защитник лучился благодушием. — Прошу простить, я позаимствовал ваши припасы. Сегодня же куплю что-то из продуктов. Правда, повар из меня тот еще.

— А я вообще готовить не умею.

И к чему мне было это умение? Вот только оказалось, что в жизни бывает всякое. И, видимо, это «всякое» сейчас наступило для меня.

— Это дело нехитрое. — Пьер пожал плечами. — Вари себе и вари. Кстати, я достал для тебя пропуск на завтрашнее заседание суда.

И помахал передо мной тонким кусочком серебристого картона с печатью магистрата. Темного.

— Как тебе это удалось? — Едва удержалась, чтобы не выхватить пропуск из его пальцев.

— Не скажу, что сложно, — не люблю лгать. Но иногда связи решают все. Со мной училось много талантливых личностей. И уж они-то не коз по селам ищут.

Я улыбнулась. В историю с козой верилось все меньше, но выводить лжеца на чистую воду пока что не собиралась. Пусть! В том, что Пьер преследует какие-то свои цели, я уже не сомневалась. Захочет — расскажет. Главное, чтобы спас Анри.

— Я уйду ненадолго, — сказала ему. — Хочу поговорить со знакомым отца, пока есть время до суда. Филу не говори, пусть спит.

Филипп и правда еще дремал. Последние дни вымотали его. А может, это вчерашнее заклинание снова набрало силу? Как бы там ни было, я не стала его будить. Вместо этого оделась и уже шла к двери, когда в спину долетел вопрос:

— Скажи хоть, где тебя искать, если пропадешь?

— Филипп знает адрес, — ответила я. — До встречи.

И поспешила прочь, пока Пьер не решил меня проводить. Гастон Вайхес, один из верховных судей Гарандии… Я не ждала от этого человека сочувствия, но, раз дядя Раймон советовал с ним поговорить, значит, надо решиться и сделать это.

День выдался теплый и солнечный. Я спешила вдоль узеньких улочек столицы в надежде, что месье Вайхес окажется дома. Сегодня был выходной, но я понимала, что у судьи могут быть свои дела. Улица Семи Прях находилась достаточно далеко от дома Пьера, поэтому, когда я туда добралась, солнце было уже высоко, а по лбу катились бисеринки пота. Все-таки в накидке было жарко.

Серый каменный дом за решетчатым забором мог принадлежать кому угодно: как горожанину средней руки, так и зажиточному торговцу. Но меньше всего на свете можно было представить, что здесь живет судья. Я мысленно вознесла мольбу светлым богам — и взялась за молоточек. Какое-то время в доме царила тишина. Затем послышались тяжелые шаги — твердые, решительные, а когда я увидела мужчину, который открыл дверь, сомнения исчезли. Передо мной был сам верховный судья.

Ему можно было дать как сорок, так и все пятьдесят. На голове наметились глубокие залысины. В темных волосах мелькала седина. У плотно сжатых губ также наметились жесткие морщинки. Он глянул на меня суровым взглядом, и захотелось стать маленькой и незаметной.

— Чему обязан? — гаркнул в лицо.

— Месье Вайхес? — растерянно спросила я.

— Нет, его дедушка.

— Простите? — изумленно захлопала ресницами.

— Он самый, мадемуазель. Чем могу служить?

— Я от маркиза Раймона Авертаса, — пробормотала, понимая, что в горле откуда-то взялся ком.

— А! — Взгляд судьи стал еще строже. — Входите.

И пропустил меня в дом. Внутри было душно — неужели он не пользуется охлаждающими заклинаниями? Царил полумрак — маленькие окошки за тяжелыми шторами плохо пропускали свет. Я оглядывалась по сторонам. Не хотелось бы жить в таком доме.

— Сюда. — Вайхес указал на дверь в гостиную. — Проходите, присаживайтесь, мадемуазель…

— Полина.

Судья кивнул, будто и не сомневался, кто перед ним. Сказал ли ему маркиз мое настоящее имя? Откуда мне знать… Но даже если не говорил, судья все понял, готова поклясться в этом. Я присела на темно-серый диван с небрежно наброшенной накидкой. Вайхес взял стул, поставил его напротив — и я сразу почувствовала себя на допросе.

— Итак, мадемуазель? Что привело вас в мою обитель?

— Я… — замялась немного. — Я думала, маркиз Авертас…

— Маркиз изложил мне суть проблемы, но хотелось бы услышать от вас.

— Я уверена в невиновности Анри Вейрана, — наконец отыскала слова. — Но никак не могу ее доказать. Помогите мне.

— Помогите… — Судья поднялся со стула и начал прохаживаться передо мной. — Вы не можете не понимать, мадемуазель Полина, что дело серьезное.

— Я понимаю, — опустила взгляд.


— Сомневаюсь. Опасно и недальновидно в него вмешиваться, но…

— Но? — Я в надежде уставилась на Вайхеса.

— Я мог бы помочь вам. Мое слово является решающим при вынесении приговора, знаете ли, и судить вашего… гм… друга буду именно я.

— Помогите! — Не помня себя, кинулась к нему. — Помогите, умоляю вас! Я заплачу, сколько скажете, любые деньги.

— Милочка, кто вам сказал, что меня интересуют деньги?

И Вайхес прошелся по мне таким взглядом, что кожа покрылась мурашками. Я сделала шаг назад.

— Что вы имеете в виду? — спросила тихо.

— Только то, что денег у меня достаточно. Но, учитывая вашу молододсть и красоту…

Вайхес шагнул ко мне, сжал рукой подбородок, вгляделся в лицо. Я едва сдерживалась, чтобы не вырваться. Он испытывает меня? Или говорит серьезно?

— Скажу прямо — в качестве платы мне нужны вы.

— Я? Вы шутите?

— Мадемуазель, разве верховный судья может шутить?

И ладонь Вайхеса прошлась по лифу платья, сжала грудь. Я размахнулась и ударила. Звон пощечины наполнил комнату — и оборвался на высокой ноте.

— Ах ты дрянь! — Вайхес кинулся ко мне, но я была быстрее и бросилась к двери с такой скоростью, что едва не упала, запутавшись в подоле платья. — Грязная девка! Сама придешь, если не хочешь, чтобы твоего дружка казнили. Сама!

Но я не слушала его. Бежала, бежала, бежала. Казалось, что за мной кто-то гонится. Я понимала, что это не так. Дыхание сбивалось. Глупая! Какая же я глупая! Теперь Анри будет только хуже. Вайхес ни за что не вынесет справедливый приговор, пока…

Вот только о его условии нельзя и думать. Я прекрасно это понимала. Нет никаких гарантий, что он сдержит данное слово. А Анри? Разве потом я смогла бы посмотреть в глаза жениху? Нет, никогда! Я свернула за угол — и едва не сбила с ног человека в сером балахоне.

— Простите, — пролепетала, с трудом удерживаясь на ногах.

— Смотрите, куда бежите, мадемуазель, — прошелестел хриплый, словно неживой голос. — Иначе придется плакать над разбитыми коленками.

И фигура двинулась дальше. Я не видела лица говорившего, его скрывал капюшон, вот только мороз пробежал по коже, и посреди летнего дня стало холодно. Коленки? Если бы все закончилось коленками! Слезы покатились по щекам. Я зло вытирала их ладонями. Хватит! Хватит рыдать, хватит быть слабой. Так ничего не удастся изменить. Надоело чувствовать себя пустым местом — и быть им тоже надоело. Уже почти у порога дома еще раз вытерла лицо краем накидки и поспешила в нашу квартирку. Завтра в полдень состоится суд, а у нас по-прежнему нет ни одного шанса спасти Анри. Ни единого!

Толкнула дверь. Странно, но две комнатушки уже стали привычными. Пьера ожидаемо не было, зато Филипп возился на кухне, пытаясь сделать что-то с продуктами. Значит, Пьер, как и обещал, сходил за покупками.

— Полли? — Фил обернулся, отодвинув в сторону тарелку с кривыми бутербродами. — Где ты была? Пьер сказал, что я должен знать. Ты же не…

— И что ты ответил Пьеру? — спросила устало, присаживаясь к столу.

— Что понятия не имею.

— Правильно, не надо ему знать.

— Значит, ты была у судьи. — Филипп тут же нахмурился.

— Была, — кивнула обессиленно. — И знаешь, сколько сейчас стоит свобода человека?

— Сколько?

И кто меня тянул за язык? Но Фил ждал ответа, и я сказала:

— Она стоит моей чести.

Щеки мальчишки покраснели от гнева.

— Надеюсь, ты не согласилась? — спросил он, едва сдерживая злость.

— Конечно нет. Но теперь, боюсь, судья сделает все, чтобы Анри ответил за чужое преступление. Что я наделала!

Уронила голову на руки. Филипп несмело коснулся моего плеча.

— Ты поступила правильно, — ответил он. — Все сделала верно, слышишь? Я бы тоже пошел к этому… Вайхесу и тоже бы не согласился. Поэтому не убивайся так. Завтра… завтра все станет ясно, да?

— Да.

Филипп поднялся и отошел к окну. Он смотрел на залитую солнцем улицу и на фоне солнечных лучей казался таким же чуждым, как цветы на снегу. Наверное, я сама казалась такой же. Хотелось одного — чтобы все это закончилось. Но — нет, не закончится. Даже с судом над Анри, потому что я не остановлюсь, пока не узнаю, кто настоящий убийца, кто сделал так, чтобы мой жених сейчас гнил в тюрьме, а я сама… едва не стала падшей девкой.

— Знаешь, мне снилась мама, — вдруг заговорил Филипп. — Она звала меня, а я испугался и убежал. Странно, да? Вроде бы и жить невыносимо, и умирать страшно.