Золотой момидзи
Часть 14 из 22 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Дай мне номер телефона для связи с тобой. Если мой товарищ согласится, он сам перезвонит тебе, сославшись на меня, — предложил корреспондент и завершил разговор японской поговоркой: — «Ити ка бати ка».
Что по-русски означает «была не была», «пан или пропал»…
После того как японец покинул кафе, отправившись в свою редакцию по каким-то срочным делам, Алтунин ещё некоторое время сидел за столиком, предаваясь размышлениям.
«Всё-таки жизнь — вещь сложная и удивительная, — подметил простую истину разведчик, — иногда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Ведь сколь длительное время я изучал Томбу во Владивостоке с прицелом на его вербовку. Однако так и не пришёл к однозначному выводу, пойдёт ли он на сотрудничество с нами. А вот здесь, на чужой для меня земле, мы встретились с ним как старые приятели. И он, если судить по его реакции, сразу согласился оказать помощь. Недаром говорится, что для познания души японца, необходимо съесть с ним не одну чашку риса…
Хотя наша разведывательная работа по Японии, — продолжал свои раздумья поручик, — по-прежнему носит, как это ни печально, какой-то несистемный характер. Нас, по-видимому, так ничему и не научила бесславная война с империей в 1904 году. Ведь именно тогда русская разведка столкнулась с проблемой отсутствия надёжных источников информации среди японцев, незнанием разведчиками языка и культуры этой страны. На всю армию генерала Куропаткина был только один переводчик с японского, к тому же православный монах, который ценился на вес золота.
Добываемые на поле сражений и в ходе разведывательных рейдов "жёлтых" казаков японские документы, карты, опознавательные знаки никто на месте перевести не мог. Их приходилось отправлять для перевода в главную штаб-квартиру Куропаткина. Терялось драгоценное на войне время. Добытые с таким трудом и риском сведения утрачивали свою актуальность для действующей армии».
Уже после войны руководство военного ведомства в срочном порядке занялось подготовкой кадров, владеющих японским языком. В тот период открылись Восточные курсы при Петроградском университете, студенты стали ездить на языковую практику в Японию.
В 1912 году Русско-японское общество — полуофициальное, полуобщественное учреждение — решило послать в Токио двух подающих надежды молодых людей из числа выпускников Восточных курсов.
Одним из них стал будущий академик, блестящий филолог и учёный-японист Николай Иосифович Конрад (1891–1970). Его творческая деятельность в области истории, культуры и этнографии народов Северо-Восточной Азии, в первую очередь Японии, Китая и Кореи, оригинальные сравнительно-культурологические исследования по проблеме Северо-Востока, вклад в развитие теории и истории мировой культуры — величайшие страницы отечественной науки.
В Приамурском военном округе, благодаря настойчивости, в том числе пребывавшего в ту пору в чине штабс-капитана Блонкиса, активизировалась школа по подготовке будущих разведчиков.
Но всё равно сделано мало.
Среди причин недостаточного внимания к отечественной японистике явилось то, что петроградские востоковеды, классики старой школы, изначально не очень-то признавали её самостоятельным предметом. Скептически относились и полагали, что японский язык — это лишь одна из составляющих китайской культуры.
Подобное отношение к японскому как вторичному переносилось и на тех, кто им занимался. Как следствие, количество лиц, владеющих этим языком в Российской империи, оставалось незначительным.
Кроме того, после нормализации отношений с Токио и разграничения интересов обеих империй в Восточной Азии угроза военного столкновения отпала. Наступило время бурного развития связей во всех сферах.
Для разведки это был удобный период и шанс закрепить свои агентурные и оперативные позиции в островной империи. Но усвоение островного языка требует длительного времени и упорного труда. Ведь приходится изучать как японское чтение иероглифов, так и их китайский вариант. По оценке корифея отечественной японистики академика Н. И. Конрада, на овладение тонкостями языка требуется не менее десяти лет.
«А вот японцы в отношении России этого шанса не упустили, и в плане изучения языка тоже, — с горечью констатировал Алтунин. — С кем из офицеров Экспедиционного корпуса ни поговоришь, все они владеют русским, хотя и в разной степени. А некоторые так преуспели в освоении языка, что по разговору их не отличишь их от наших соотечественников.
Вот и Томба прекрасно говорит на русском. Человек он обязательный и порядочный, осталось только дождаться звонка от его друга…»
Токио. Район отеля «Империал». Июль 1920 года
Самый престижный токийский отель «Империал» был заложен в 1890 году. Его монументальное здание находится неподалёку от садов Императорского дворца Хибия, центрального делового округа Тиёда-ку и элегантного района Гиндза — традиционной витрины японской столицы.
Своим внешним обликом отель всегда как бы олицетворял прочность и непоколебимую стойкость императорской власти, чему созвучно и название гостиницы. Однако «Империал», как и сама Япония, неоднократно перестраивался. В 20-х годах прошлого века этим занимался Фрэнк Ллойд Райт, один из самых именитых архитекторов Америки, который увлекался японской архитектурой. В ней Райта больше всего вдохновлял минимализм. Американца в 1916 году пригласили в Токио для работы над проектом отеля, и он строил его шесть долгих лет, до 1922 года.
Но политическим переустройством самой Японии американцы занялись сразу же после Второй мировой войны. Уже без приглашения. И осуществили его в рекордно сжатые сроки.
Учитывая сейсмическое неблагополучие островной империи, архитектор Райт разработал проект здания, которое, как он выразился, «не сопротивляется подземным толчкам, а следует им». Для этого центр тяжести сооружения был опущен максимально, применялось утолщение стен отеля внизу. В стенах предусматривалось наличие деформационных швов-пустот, которые во время землетрясения дают возможность отдельным блокам здания колебаться, не причиняя вреда конструкции в целом.
Нынешние небоскрёбы Токио расположены главным образом в квартале Синдзюку. Их противосейсмичный фундамент плавающий, на гигантских рессорах. Но на верхних этажах при подземных толчках колебание зданий всё равно сильно ощущается— амплитуда достигает одного метра.
С небоскрёба токийского столичного правительства, Tokyo Metropolitan Government, утром и в солнечную погоду из окна смотровых площадок на 45-м этаже есть шанс увидеть священную для местных жителей гору Фудзияма.
Когда 1 сентября 1923 года случилось одно из самых сильных в истории Японии землетрясений, город Токио и соседний Иокогама были почти полностью разрушены. А именно на этот день было назначено торжественное открытие отеля «Империал».
Несмотря ни на что, гостиница выстояла и гордо возвышалась среди руин. Так и политическая жизнь современной Японии, переустроенная на американский лад, колеблется, как небоскрёб, вместе с внешней политикой США.
В отеле издавна расположены первоклассные рестораны с французской, японской и китайской кухней. Среди них всемирно известный французский ресторан Les Saisons, который существовал и в июле 1920 года.
* * *
— Извините, моя фамилия Алтунин, не вы ли договорились со мной о сегодняшней встрече? — обратился поручик к японцу, обеими руками сжимавшему, как было условлено в ходе их предварительного телефонного разговора, газету «Асахи симбун».
— Да, это я, Тосихару Микамэ, — представился незнакомец. — Меня попросил встретиться с вами наш общий знакомый Томба-сан.
— Может, пройдём в ресторан, здесь, в отеле, есть прекрасное заведение французской кухни, поужинаем вместе? — предложил Алтунин. — А то стоять у железнодорожной станции «Хибия» вечером не очень удобно.
— Хорошо, я согласен.
Расположившись в ресторане и оформив заказ, поручик более внимательно рассмотрел японца. На вид ему лет сорок, подтянут, выше среднего для азиатов роста, лицо открытое, довольно симпатичное.
— Вы, наверное, удивились, Алтунин-сан, что я согласился переговорить с вами. Но Томба-сан мой земляк и для меня сэнсэй, — первым начал разговор Микамэ. — Не знаю, что конкретно вас интересует, но он сказал, вы русский журналист. И пытаетесь собрать сведения об обстоятельствах прибытия генерала Розанова в Японию. В этом вопросе я вряд ли могу быть полезен вам. Знаю не больше, чем изложено в статье «Асахи симбун».
— Не совсем так, — уточнил офицер, — я не журналист, в большей мере, наверное, финансист. Меня интересует не сам Розанов, а сведения о том, что вместе с ним в Японию прибыло большое количество золотовалютных активов Российской империи. Как пишет ваша пресса, они размещены генералом в японских банках. Как финансиста меня беспокоит судьба этих средств. Помогите мне, если сочтёте возможным, разобраться в данном вопросе…
Хотя представиться журналистом было бы более удобно, но Алтунин осознанно не стал подтверждать инициативно предложенную Томба-сан версию. Опасался, что новый знакомый может предположить, что русский использует его информацию в своих газетных публикациях. Раскрыв тем самым его как источник.
Во всяком случае, решил Алтунин, я буду сдержан и осторожен в ходе предстоящего разговора…
— Тогда мы с вами, в некотором смысле, коллеги. Я по профессии интендант и также имею отношение к финансам. Для финансиста учёт всех поступлений и расходов — первейшая служебная обязанность, — неожиданно откровенно разъяснил японец и добавил: — В вопросах, касающихся денег, я люблю точность и определённость. В целом действительно странно, если, конечно, газеты не лгут, что русский генерал распоряжается активами государства. Тем более открывает на эти средства личный банковский счёт. Может, он имел на подобный случай указание своего руководства? — поинтересовался собеседник.
Алтунин, после некоторой паузы, как бы размышляя, ответил:
— Всех обстоятельств этого события я не знаю. Но в России после его бегства на ваши острова возбуждено уголовное дело по факту хищения генералом золота из государственного банка.
Мои друзья переслали мне из Владивостока копию постановления по уголовному производству. В нём содержится требование предать Розанова суду. Оно у меня с собой, но текст на русском языке. Если желаете, я его переведу?
Новый знакомец некоторое время подержал постановление в своих руках, затем вернул его поручику, сказав:
— Нет, не надо. Я вам верю.
Тут же собеседник объяснил свою сдержанную реакцию:
— Вы знаете, я не удивлён. Все высокие начальники по какой-то необъяснимой причине склонны самовольно распоряжаться государственными средствами. Хотя хорошо знают, что есть соответствующие инструкции и правила. Наши военачальники также большие любители покопаться в казне и взять себе то, что плохо лежит. Однако вам, как мне кажется, надо действовать в этом вопросе крайне осмотрительно…
Микамэ призадумался, как бы решая для себя, стоит ли ему быть столь откровенным в разговоре с этим русским, хотя тот и произвёл на него в целом благоприятное впечатление. Кроме того, размышлял Микамэ, Томба-сэнсэй просил помочь ему, а в Японии не принято отказывать учителю и земляку в просьбах. В итоге он утвердительно произнёс:
— Наверное, я смогу вам помочь. Но и вы, в свою очередь, обещайте мне сохранить в тайне наш разговор и нигде не упоминать моего имени.
Кроме того, рассчитываю путём знакомства с вами решить и свои, примерно аналогичные, служебно-финансовые проблемы. То ли с вашей поддержкой, то ли советом, — несколько загадочно, и уже почти шёпотом, заявил японец.
После слов благодарности и соответствующих заверений поручика он дополнительно пояснил:
— Я служу в секретариате военного ведомства и по роду службы имею отношение к его кассовым операциям. В последнее время мне пришлось заниматься так называемым Секретным фондом, созданным нашими генералами. Они сформировали его по результатам пребывания у вас на Дальнем Востоке.
Источники финансовых поступлений в этот фонд мне неизвестны. Но само его наличие является нарушением наших законов и воинским преступлением…
Микамэ, также внимательно наблюдая за реакцией на его слова Алтунина, далее отметил:
— Когда Томба-сан объяснил суть вашей просьбы, я подумал, что вы должны быть заинтересованы в прояснении источников пополнения этого фонда. Сейчас я утвердился в своих предположениях и в том, что дело генерала Розанова может иметь непосредственное отношение к нему. Тогда познать истину — это и моя обязанность.
Поручик ещё не успел осмыслить сказанное японцем, как тот продолжил:
— Прошу понять меня правильно, Алтунин-сан, — не дожидаясь реакции собеседника, взволнованно произнёс Микамэ, — я не желаю стать участником преступных махинаций моих начальников! Тем более что когда я высказал им свои сомнения в юридической правомерности Секретного фонда, они отстранили меня от кассовых операций по нему. Даже обвинили в том, что якобы я незаконно использовал государственные ценные бумаги, которые составляют основу этого фонда. Теперь мне, наверное, грозит увольнение со службы и, может быть, даже судебное преследование…
Сочувственно посмотрев на военного финансиста, Алтунин, искренне удивлённый новым поворотом беседы, всё же попросил разъяснить:
— Я впервые слышу о Секретном фонде. Но в таком случае, если фонд пополнился за счёт русского золота, мы с вами действительно должны объединить наши усилия. И вывести махинаторов на чистую воду. Хотя также думаю, это дело непростое. В нём, как я понял, могут быть замешены очень высокопоставленные лица. Не затруднит ли вас пояснить, на чьи имена конкретно оформлены банковские депозитные счета этого фонда, нет ли среди них Розанова?
— Фамилии Розанова нет. И не могло быть. Он иностранец. Счета открыты на генерала Гиити Танаку, его заместителя генерала Яманаси, старшего адъютанта военного министра Мацуги и на начальника управления военной подготовки Сугано.
Алтунину пришлось вновь задать уточняющий вопрос:
— А причём здесь ценные бумаги фонда?
Микамэ уже спокойным тоном разъяснил:
— У нас в Японии наличность можно получить только под залог имущества или ценных бумаг. По этой причине средства из фонда сначала надо перевести в ценные бумаги. И только затем ростовщики могут ссудить под их залог наличные. Напрямую из фонда живые деньги иным путём не получишь.
До моего отстранения от кассовых операций я занимался тем, что по указаниям начальников закупал на средства фонда государственные ценные бумаги. Затем обналичивал их через ростовщиков в городе Кобе.
— А зачем генералам наличность в таких больших объёмах?
— Видите ли, Алтунин-сан, все наши доблестные военачальники хотят стать политиками. А для избирательной кампании нужны деньги, в том числе на содержание политических партий. Генерал Танака в этом смысле не исключение. Он возглавляет партию Сэйюкай. Думаю, что и золото Розанова они использовали в этих же целях. Тем более что именно после его прибытия в Японию Секретный фонд существенно пополнился.
Алтунин подумал, что его визави многого не договаривает. Он знает о Розанове значительно больше, чем говорит. Но сейчас это не столь важно. Он и так уже многое прояснил.
— Но что вы, Микамэ-сан, планируете предпринять для того, чтобы остановить это преступление? — обратился разведчик с вопросом к своему новому знакомому.
— Я много думал над этой проблемой, советовался с Томба-сан. И с некоторыми офицерами из нашего военного ведомства, которым также не по душе этот криминальный сговор. Однако пока решения не принял. А что посоветуете вы, Алтунин-сан?
Поручик откровенно признался:
— Сейчас я вряд ли способен дать какую-либо рекомендацию. Не знаю. Но, наверное, инициировать публикацию в прессе сведений по данному происшествию нерезонно. Генералы могут обвинить вас в разглашении военных секретов.
Может, следует обратиться в прокуратуру? Но в этом случае желательно, чтобы обращение попало в руки порядочного прокурора, который не испугается давления со стороны высокопоставленных военных, — размышляя, всё же порекомендовал Алтунин.
Японец благодарно посмотрел на русского офицера и произнёс:
— Спасибо за дружеский и искренний совет. Томба-сан также предлагал мне пойти этим путём. В Токийской окружной прокуратуре у него есть надёжный товарищ — Мотои Исида. Они вместе учились в Токийском императорском университете, хотя и на разных факультетах. Исида, к тому же, и наш с Томба-сан земляк из префектуры Мияги. Наверное, он мог бы непредвзято расследовать это дело. В таком случае ваше постановление об уголовном преследовании генерала Розанова существенно помогло бы и этому следствию.
Что по-русски означает «была не была», «пан или пропал»…
После того как японец покинул кафе, отправившись в свою редакцию по каким-то срочным делам, Алтунин ещё некоторое время сидел за столиком, предаваясь размышлениям.
«Всё-таки жизнь — вещь сложная и удивительная, — подметил простую истину разведчик, — иногда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Ведь сколь длительное время я изучал Томбу во Владивостоке с прицелом на его вербовку. Однако так и не пришёл к однозначному выводу, пойдёт ли он на сотрудничество с нами. А вот здесь, на чужой для меня земле, мы встретились с ним как старые приятели. И он, если судить по его реакции, сразу согласился оказать помощь. Недаром говорится, что для познания души японца, необходимо съесть с ним не одну чашку риса…
Хотя наша разведывательная работа по Японии, — продолжал свои раздумья поручик, — по-прежнему носит, как это ни печально, какой-то несистемный характер. Нас, по-видимому, так ничему и не научила бесславная война с империей в 1904 году. Ведь именно тогда русская разведка столкнулась с проблемой отсутствия надёжных источников информации среди японцев, незнанием разведчиками языка и культуры этой страны. На всю армию генерала Куропаткина был только один переводчик с японского, к тому же православный монах, который ценился на вес золота.
Добываемые на поле сражений и в ходе разведывательных рейдов "жёлтых" казаков японские документы, карты, опознавательные знаки никто на месте перевести не мог. Их приходилось отправлять для перевода в главную штаб-квартиру Куропаткина. Терялось драгоценное на войне время. Добытые с таким трудом и риском сведения утрачивали свою актуальность для действующей армии».
Уже после войны руководство военного ведомства в срочном порядке занялось подготовкой кадров, владеющих японским языком. В тот период открылись Восточные курсы при Петроградском университете, студенты стали ездить на языковую практику в Японию.
В 1912 году Русско-японское общество — полуофициальное, полуобщественное учреждение — решило послать в Токио двух подающих надежды молодых людей из числа выпускников Восточных курсов.
Одним из них стал будущий академик, блестящий филолог и учёный-японист Николай Иосифович Конрад (1891–1970). Его творческая деятельность в области истории, культуры и этнографии народов Северо-Восточной Азии, в первую очередь Японии, Китая и Кореи, оригинальные сравнительно-культурологические исследования по проблеме Северо-Востока, вклад в развитие теории и истории мировой культуры — величайшие страницы отечественной науки.
В Приамурском военном округе, благодаря настойчивости, в том числе пребывавшего в ту пору в чине штабс-капитана Блонкиса, активизировалась школа по подготовке будущих разведчиков.
Но всё равно сделано мало.
Среди причин недостаточного внимания к отечественной японистике явилось то, что петроградские востоковеды, классики старой школы, изначально не очень-то признавали её самостоятельным предметом. Скептически относились и полагали, что японский язык — это лишь одна из составляющих китайской культуры.
Подобное отношение к японскому как вторичному переносилось и на тех, кто им занимался. Как следствие, количество лиц, владеющих этим языком в Российской империи, оставалось незначительным.
Кроме того, после нормализации отношений с Токио и разграничения интересов обеих империй в Восточной Азии угроза военного столкновения отпала. Наступило время бурного развития связей во всех сферах.
Для разведки это был удобный период и шанс закрепить свои агентурные и оперативные позиции в островной империи. Но усвоение островного языка требует длительного времени и упорного труда. Ведь приходится изучать как японское чтение иероглифов, так и их китайский вариант. По оценке корифея отечественной японистики академика Н. И. Конрада, на овладение тонкостями языка требуется не менее десяти лет.
«А вот японцы в отношении России этого шанса не упустили, и в плане изучения языка тоже, — с горечью констатировал Алтунин. — С кем из офицеров Экспедиционного корпуса ни поговоришь, все они владеют русским, хотя и в разной степени. А некоторые так преуспели в освоении языка, что по разговору их не отличишь их от наших соотечественников.
Вот и Томба прекрасно говорит на русском. Человек он обязательный и порядочный, осталось только дождаться звонка от его друга…»
Токио. Район отеля «Империал». Июль 1920 года
Самый престижный токийский отель «Империал» был заложен в 1890 году. Его монументальное здание находится неподалёку от садов Императорского дворца Хибия, центрального делового округа Тиёда-ку и элегантного района Гиндза — традиционной витрины японской столицы.
Своим внешним обликом отель всегда как бы олицетворял прочность и непоколебимую стойкость императорской власти, чему созвучно и название гостиницы. Однако «Империал», как и сама Япония, неоднократно перестраивался. В 20-х годах прошлого века этим занимался Фрэнк Ллойд Райт, один из самых именитых архитекторов Америки, который увлекался японской архитектурой. В ней Райта больше всего вдохновлял минимализм. Американца в 1916 году пригласили в Токио для работы над проектом отеля, и он строил его шесть долгих лет, до 1922 года.
Но политическим переустройством самой Японии американцы занялись сразу же после Второй мировой войны. Уже без приглашения. И осуществили его в рекордно сжатые сроки.
Учитывая сейсмическое неблагополучие островной империи, архитектор Райт разработал проект здания, которое, как он выразился, «не сопротивляется подземным толчкам, а следует им». Для этого центр тяжести сооружения был опущен максимально, применялось утолщение стен отеля внизу. В стенах предусматривалось наличие деформационных швов-пустот, которые во время землетрясения дают возможность отдельным блокам здания колебаться, не причиняя вреда конструкции в целом.
Нынешние небоскрёбы Токио расположены главным образом в квартале Синдзюку. Их противосейсмичный фундамент плавающий, на гигантских рессорах. Но на верхних этажах при подземных толчках колебание зданий всё равно сильно ощущается— амплитуда достигает одного метра.
С небоскрёба токийского столичного правительства, Tokyo Metropolitan Government, утром и в солнечную погоду из окна смотровых площадок на 45-м этаже есть шанс увидеть священную для местных жителей гору Фудзияма.
Когда 1 сентября 1923 года случилось одно из самых сильных в истории Японии землетрясений, город Токио и соседний Иокогама были почти полностью разрушены. А именно на этот день было назначено торжественное открытие отеля «Империал».
Несмотря ни на что, гостиница выстояла и гордо возвышалась среди руин. Так и политическая жизнь современной Японии, переустроенная на американский лад, колеблется, как небоскрёб, вместе с внешней политикой США.
В отеле издавна расположены первоклассные рестораны с французской, японской и китайской кухней. Среди них всемирно известный французский ресторан Les Saisons, который существовал и в июле 1920 года.
* * *
— Извините, моя фамилия Алтунин, не вы ли договорились со мной о сегодняшней встрече? — обратился поручик к японцу, обеими руками сжимавшему, как было условлено в ходе их предварительного телефонного разговора, газету «Асахи симбун».
— Да, это я, Тосихару Микамэ, — представился незнакомец. — Меня попросил встретиться с вами наш общий знакомый Томба-сан.
— Может, пройдём в ресторан, здесь, в отеле, есть прекрасное заведение французской кухни, поужинаем вместе? — предложил Алтунин. — А то стоять у железнодорожной станции «Хибия» вечером не очень удобно.
— Хорошо, я согласен.
Расположившись в ресторане и оформив заказ, поручик более внимательно рассмотрел японца. На вид ему лет сорок, подтянут, выше среднего для азиатов роста, лицо открытое, довольно симпатичное.
— Вы, наверное, удивились, Алтунин-сан, что я согласился переговорить с вами. Но Томба-сан мой земляк и для меня сэнсэй, — первым начал разговор Микамэ. — Не знаю, что конкретно вас интересует, но он сказал, вы русский журналист. И пытаетесь собрать сведения об обстоятельствах прибытия генерала Розанова в Японию. В этом вопросе я вряд ли могу быть полезен вам. Знаю не больше, чем изложено в статье «Асахи симбун».
— Не совсем так, — уточнил офицер, — я не журналист, в большей мере, наверное, финансист. Меня интересует не сам Розанов, а сведения о том, что вместе с ним в Японию прибыло большое количество золотовалютных активов Российской империи. Как пишет ваша пресса, они размещены генералом в японских банках. Как финансиста меня беспокоит судьба этих средств. Помогите мне, если сочтёте возможным, разобраться в данном вопросе…
Хотя представиться журналистом было бы более удобно, но Алтунин осознанно не стал подтверждать инициативно предложенную Томба-сан версию. Опасался, что новый знакомый может предположить, что русский использует его информацию в своих газетных публикациях. Раскрыв тем самым его как источник.
Во всяком случае, решил Алтунин, я буду сдержан и осторожен в ходе предстоящего разговора…
— Тогда мы с вами, в некотором смысле, коллеги. Я по профессии интендант и также имею отношение к финансам. Для финансиста учёт всех поступлений и расходов — первейшая служебная обязанность, — неожиданно откровенно разъяснил японец и добавил: — В вопросах, касающихся денег, я люблю точность и определённость. В целом действительно странно, если, конечно, газеты не лгут, что русский генерал распоряжается активами государства. Тем более открывает на эти средства личный банковский счёт. Может, он имел на подобный случай указание своего руководства? — поинтересовался собеседник.
Алтунин, после некоторой паузы, как бы размышляя, ответил:
— Всех обстоятельств этого события я не знаю. Но в России после его бегства на ваши острова возбуждено уголовное дело по факту хищения генералом золота из государственного банка.
Мои друзья переслали мне из Владивостока копию постановления по уголовному производству. В нём содержится требование предать Розанова суду. Оно у меня с собой, но текст на русском языке. Если желаете, я его переведу?
Новый знакомец некоторое время подержал постановление в своих руках, затем вернул его поручику, сказав:
— Нет, не надо. Я вам верю.
Тут же собеседник объяснил свою сдержанную реакцию:
— Вы знаете, я не удивлён. Все высокие начальники по какой-то необъяснимой причине склонны самовольно распоряжаться государственными средствами. Хотя хорошо знают, что есть соответствующие инструкции и правила. Наши военачальники также большие любители покопаться в казне и взять себе то, что плохо лежит. Однако вам, как мне кажется, надо действовать в этом вопросе крайне осмотрительно…
Микамэ призадумался, как бы решая для себя, стоит ли ему быть столь откровенным в разговоре с этим русским, хотя тот и произвёл на него в целом благоприятное впечатление. Кроме того, размышлял Микамэ, Томба-сэнсэй просил помочь ему, а в Японии не принято отказывать учителю и земляку в просьбах. В итоге он утвердительно произнёс:
— Наверное, я смогу вам помочь. Но и вы, в свою очередь, обещайте мне сохранить в тайне наш разговор и нигде не упоминать моего имени.
Кроме того, рассчитываю путём знакомства с вами решить и свои, примерно аналогичные, служебно-финансовые проблемы. То ли с вашей поддержкой, то ли советом, — несколько загадочно, и уже почти шёпотом, заявил японец.
После слов благодарности и соответствующих заверений поручика он дополнительно пояснил:
— Я служу в секретариате военного ведомства и по роду службы имею отношение к его кассовым операциям. В последнее время мне пришлось заниматься так называемым Секретным фондом, созданным нашими генералами. Они сформировали его по результатам пребывания у вас на Дальнем Востоке.
Источники финансовых поступлений в этот фонд мне неизвестны. Но само его наличие является нарушением наших законов и воинским преступлением…
Микамэ, также внимательно наблюдая за реакцией на его слова Алтунина, далее отметил:
— Когда Томба-сан объяснил суть вашей просьбы, я подумал, что вы должны быть заинтересованы в прояснении источников пополнения этого фонда. Сейчас я утвердился в своих предположениях и в том, что дело генерала Розанова может иметь непосредственное отношение к нему. Тогда познать истину — это и моя обязанность.
Поручик ещё не успел осмыслить сказанное японцем, как тот продолжил:
— Прошу понять меня правильно, Алтунин-сан, — не дожидаясь реакции собеседника, взволнованно произнёс Микамэ, — я не желаю стать участником преступных махинаций моих начальников! Тем более что когда я высказал им свои сомнения в юридической правомерности Секретного фонда, они отстранили меня от кассовых операций по нему. Даже обвинили в том, что якобы я незаконно использовал государственные ценные бумаги, которые составляют основу этого фонда. Теперь мне, наверное, грозит увольнение со службы и, может быть, даже судебное преследование…
Сочувственно посмотрев на военного финансиста, Алтунин, искренне удивлённый новым поворотом беседы, всё же попросил разъяснить:
— Я впервые слышу о Секретном фонде. Но в таком случае, если фонд пополнился за счёт русского золота, мы с вами действительно должны объединить наши усилия. И вывести махинаторов на чистую воду. Хотя также думаю, это дело непростое. В нём, как я понял, могут быть замешены очень высокопоставленные лица. Не затруднит ли вас пояснить, на чьи имена конкретно оформлены банковские депозитные счета этого фонда, нет ли среди них Розанова?
— Фамилии Розанова нет. И не могло быть. Он иностранец. Счета открыты на генерала Гиити Танаку, его заместителя генерала Яманаси, старшего адъютанта военного министра Мацуги и на начальника управления военной подготовки Сугано.
Алтунину пришлось вновь задать уточняющий вопрос:
— А причём здесь ценные бумаги фонда?
Микамэ уже спокойным тоном разъяснил:
— У нас в Японии наличность можно получить только под залог имущества или ценных бумаг. По этой причине средства из фонда сначала надо перевести в ценные бумаги. И только затем ростовщики могут ссудить под их залог наличные. Напрямую из фонда живые деньги иным путём не получишь.
До моего отстранения от кассовых операций я занимался тем, что по указаниям начальников закупал на средства фонда государственные ценные бумаги. Затем обналичивал их через ростовщиков в городе Кобе.
— А зачем генералам наличность в таких больших объёмах?
— Видите ли, Алтунин-сан, все наши доблестные военачальники хотят стать политиками. А для избирательной кампании нужны деньги, в том числе на содержание политических партий. Генерал Танака в этом смысле не исключение. Он возглавляет партию Сэйюкай. Думаю, что и золото Розанова они использовали в этих же целях. Тем более что именно после его прибытия в Японию Секретный фонд существенно пополнился.
Алтунин подумал, что его визави многого не договаривает. Он знает о Розанове значительно больше, чем говорит. Но сейчас это не столь важно. Он и так уже многое прояснил.
— Но что вы, Микамэ-сан, планируете предпринять для того, чтобы остановить это преступление? — обратился разведчик с вопросом к своему новому знакомому.
— Я много думал над этой проблемой, советовался с Томба-сан. И с некоторыми офицерами из нашего военного ведомства, которым также не по душе этот криминальный сговор. Однако пока решения не принял. А что посоветуете вы, Алтунин-сан?
Поручик откровенно признался:
— Сейчас я вряд ли способен дать какую-либо рекомендацию. Не знаю. Но, наверное, инициировать публикацию в прессе сведений по данному происшествию нерезонно. Генералы могут обвинить вас в разглашении военных секретов.
Может, следует обратиться в прокуратуру? Но в этом случае желательно, чтобы обращение попало в руки порядочного прокурора, который не испугается давления со стороны высокопоставленных военных, — размышляя, всё же порекомендовал Алтунин.
Японец благодарно посмотрел на русского офицера и произнёс:
— Спасибо за дружеский и искренний совет. Томба-сан также предлагал мне пойти этим путём. В Токийской окружной прокуратуре у него есть надёжный товарищ — Мотои Исида. Они вместе учились в Токийском императорском университете, хотя и на разных факультетах. Исида, к тому же, и наш с Томба-сан земляк из префектуры Мияги. Наверное, он мог бы непредвзято расследовать это дело. В таком случае ваше постановление об уголовном преследовании генерала Розанова существенно помогло бы и этому следствию.