Золотая империя
Часть 30 из 125 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Беги, – взмолилась она. – Прошу тебя, оставь меня.
– Даже не думай, девочка. Держись крепче. – С ножом в одной руке и топором в другой, он выскочил за дверь, взмахом руки увлекая парящий в воздухе тюфяк за собой.
Стрелы и дротики встретили его появление градом, но Дара ожидал атаки и заморозил их в воздухе.
Более дюжины воинов преградили им путь, рассредоточившись по всем трем коридорам. Большинство из них были Гезири, на некоторых до сих пор красовались рваные мундиры Королевской гвардии.
– Ифрит! – закричал один из солдат, целясь в него из арбалета.
Один мужчина в возрасте оскалился. Страшная рана, которая, вероятно, уже никогда не заживет, рассекала его лицо.
– Это не ифрит, – сказал он. – Это чертов Бич. Теперь он принял обличие демона.
Дара смотрел на них почти умоляюще. Он не хотел убивать еще больше джиннов. Видит Создатель, он хотел перестать быть Бичом, отнимающим жизни, ненавистным врагом в сердцах вечно растущего числа детей убитых им отцов.
– Дайте нам уйти. Я не хочу никого убивать.
– Перебить наших собратьев в Цитадели тебе ничего не помешало.
– Вам меня не победить, – констатировал Дара. – Вы все умрете напрасной смертью.
Джинн занес зульфикар, медный клинок которого казался невзрачным без пламени.
– Никто тебя не отпустит, и ты убедишься на собственной шкуре, что у нас в рукаве тоже припасены свои хитрости.
У Дары упало сердце. Их лица были полны решимости, а потрясение от встречи с чудовищем из легенд переросло в желание отомстить весьма реальному виновнику гибели стольких их друзей.
– Как вам будет угодно, – тихо произнес Дара.
Он щелкнул пальцами.
Их стрелы и дротики, так и повисшие в воздухе, полетели в обратную сторону.
Большинство приготовились к этому, успев поднять щиты или пригнуться, но некоторые упали, сраженные выстрелами. Дара, не медля, бросился на остальных, с легкостью прорвав их строй. Они были не такими быстрыми, не такими сильными, вот и весь сказ. Хорошие, подготовленные и храбрые воины.
Но они – не он, и поэтому он убил их.
Дара вернулся к Иртемиде, перешагивая через окровавленные трупы. Он уже слышал, как приближаются другие.
– Идем, – сказал он, запрыгивая на край тюфяка-самолета, как на облучок конной повозки. – Держись за меня. Мне нужны свободные руки.
Тюфяк взмыл в воздух. Они мчались по коридорам, огибая углы и проносясь над головами воинов. Полет и управление тюфяком требовали полной концентрации магических сил, и Дара не успевал тормозить летевшие в них стрелы, поэтому он вытащил свой лук, стреляя во всех, кто попадался на глаза.
Наконец он завидел квадрат деревьев и темного неба в ночном саду. Дара разогнал тюфяк еще быстрее, рассекая воздух.
Едва они вырвались из тесного коридора, послышался окрик и скрежет металла.
Повинуясь инстинкту, Дара накрыл собой Иртемиду, вызывая у раненой лучницы болезненный вздох. Мгновение спустя на обоих опустилась тяжелая сеть, и настала его очередь кричать. Сеть была оснащена железными шипами – сломанными гвоздями, обрезками проволоки и бритвенными лезвиями: обжигающий металл вонзался в кожу и гасил его огонь.
Они упали на землю, и Иртемида застонала, когда ее израненное тело приняло на себя этот удар. Дара попытался высвободиться, но каждое движение лишь глубже вгоняло под кожу железные шипы.
Одна стрела просвистела у его плеча, другая едва не задела голову Иртемиды. Раздался выстрел из ружья, а затем взрыв – снаряд раскрошил плитку у его ног.
В ловушке. Он в настоящей ловушке. И теперь эти воины налетят на него и станут палить изо всех орудий, надеясь сразить его раньше, чем он убьет их всех.
Дару встретил испуганный взгляд Иртемиды. Как-то он уже подвел ее и ее товарищей, послав их одних в бой во время наспех организованного вторжения.
Он не подведет ее снова. Он отстранился от Иртемиды, откатившись в сторону. Сеть опутала его конечности, и новые шипы впились в кожу. Дара в отчаянии воззвал к своей магии, повелевая тюфяку с Иртемидой подняться в воздух. Во дворец. К Маниже.
– Афшин, нет! – закричала Иртемида, но тюфяк уже мчал прочь, унося ее с собой.
Дара не мог терять времени, и его это устраивало. Иртемида была спасена.
И замечательно, потому что все остальные здесь скоро умрут.
Дара разорвал сеть голыми руками. Звенья плавились и лопались, терзая плоть и кровь, и он взревел от натуги: Создатель, как же это больно! Но в момент, когда сеть упала, наступило облегчение. Лук снова оказался у него в руке, и он стал метать стрелы с такой скоростью, что уследить было невозможно. Мышечная память смазала все движения в одно: достать стрелу, натянуть тетиву, выстрелить.
Он избавился от глупцов, стрелявших с верхнего яруса – и в первую очередь от джинна с ружьем, – когда на него бросились их товарищи, размахивая булавами, зульфикарами и обломками труб. Среди них были и шафиты, что казалось закономерным. Сородичи всех его жертв вышли против Дары, чтобы наконец покарать его.
Но у них ничего не получится. Он вонзил меч в горло ближайшего к нему пескоплава, выдернул и тут же обезглавил грязнокровку рядом с ним.
– НУ ЖЕ! – взревел он.
Все помыслы о милосердии вылетели у него из головы. Гезири и шафиты замыслили убить его здесь – здесь, в той самой больнице, где их предки убивали его Нахид, приступая к варварскому захвату его города, который закончился смертью его матери и младшей сестры.
Дара все здесь омоет их кровью.
Он кромсал их, и багрово-черная кровавая жижа стекала по его рукам, по ладоням, по лицу. Он снова был оружием и действовал соответственно, не слыша их криков, хрипов, предсмертного плача о своих матерях. Какое облегчение – стать тем, кем он должен быть.
– Акиса, нет!
Женский голос застал его врасплох, и жажда крови отступила… А потом он увидел воина – Акису, ту самую гезирку, что передала ему слова Зейнаб аль-Кахтани. Она занесла зульфикар над его шеей в движении, которое оставило бы без головы более медлительного противника, но Дара вовремя отскочил назад. Он оттеснил ее к фонтану и взмахнул мечом.
– Стой! – Из темной галереи выбежала еще одна женщина. Она тоже была вооружена, но внимание Дары привлекло кое-что другое.
Ее серо-золотистые глаза и черты лица, которые ни с кем нельзя было спутать.
Принцесса. Глаза и поразительное сходство с Ализейдом выдавали ее безошибочно. Противница Манижи, ключ, необходимый его бану Нахиде, чтобы подчинить Аяанле и Гезири.
Дара не колебался ни секунды.
– Никому не двигаться! – прикрикнул он на солдат, бросаясь к принцессе и хватая ее за руку. – Бросайте оружие или…
Что-то с размаху впилось ему в плечо, оборвав на полуслове. Резко пахнуло порохом и железом.
А затем тело прошило вспышкой ослепительной боли, острее которой он не испытывал ничего в своей жизни.
Дара вскрикнул и оступился, опуская меч. Акиса выдернула Зейнаб из его хватки, пока он пытался прийти в себя: ощущения были такими, будто кто-то впрыснул яд в открытую рану и поджег все это. Перед глазами поплыли пятна, и Дара с силой прикусил язык, чувствуя во рту привкус крови.
Порох. Запах железа, опаляющего его плоть. Его подстрелили. Какой-то ничтожный грязнокровка стрелял в него из этого треклятого человеческого оружия.
Видит Создатель, они за это поплатятся. Вспышка магии расщепила меч на дюжину колючих хвостов, эфес в его руке трансформировался…
В плеть. Дара сделал замах и обернулся. Он готов был порвать на лоскуты того, кто посмел…
Он замер. Это была женщина. Она стояла не более чем в пяти шагах от него, не выпуская из рук дымящийся пистолет.
Шафитка. Оловянные глаза отливали карим, кожа в темноте казалась по-человечески матовой. Она тяжело дышала и была одета в окровавленный халат, из карманов которого торчали маленькие металлические орудия. Нет, не орудия: скальпель, маленький молоток, рулон бинтов.
Шафитский доктор, о которой упоминала Акиса.
– Субха, беги! – выпалила принцесса.
Но доктор не убежала. Она продолжала стоять, смело глядя на Дару со всей ненавистью, на которую вполне имела право. Создатель, что за дикий, должно быть, у него вид: весь в крови, с бесславным бичом в огненной руке.
Нужно было ударить ее. Он только что убил десятки джиннов, подумаешь, одной жизнью больше… Особенно когда речь идет о женщине, вооруженной одним из немногих орудий, способных убить его.
Шафитка и металлический запах человеческой крови. Где-то плакал ребенок, но Дара не шевелился. Сквозь пелену боли, всколыхнувшей его тело, больница вдруг показалась ему такой далекой. Вместо жаркого побоища в больничном саду он увидел перед собой площадь шумного торгового города, фонари на крышах красивых, крытых черепицей зданий и киосков с рулонами шелка всех цветов радуги. Они сгорали так быстро, неистово, потрескивая от жара, и легкие искры кружили в воздухе.
Доктор подняла пистолет, целясь ему в голову. Это ли не правосудие? Бич Кви-Цзы – убит мирной шафиткой, оружием из мира людей. Он подумал о том, чтобы просто закрыть глаза и сдаться.
Но Дара не закрыл глаза.
Вместо этого он выронил свою плеть и побежал.
Он нырнул с улицы в лабиринт коридоров, слыша за спиной удивленные возгласы. Дара сворачивал наугад, но его мучила такая боль, что он скорее полз, чем бежал. Перед глазами вспыхивали черные пятна, во рту стояла кровь. Все, что заставляло его двигаться вперед, – это дикое желание сбежать, выжить.
Он слышал, что его ищут. То и дело раздавались торжествующие крики, но редко. Воины, преследовавшие его теперь, были профессионалами, и они поменялись ролями. Из этого бы вышла хорошая байка для джиннов и шафитов: кровожадного Дараявахауша преследуют, как раненого зверя. Пытка, вероятно, будет недолгой – они не рискнут упустить возможность покончить с ним раз и навсегда, – но жестокой. Скорее всего, его порубят на куски, а голову насадят на пику – будет сувенир для Манижи, когда их войска ворвутся в квартал дэвов.
Не надо так. Око Сулеймана, пожалуйста… Не надо так.
Огонь неумолимо уходил из его кожи, а вместе с ним отпускали и объятия магии. Леденящая боль от железного снаряда в плече с каждым вдохом пульсировала сильнее, лишая его сил и заставляя хватать ртом воздух. Дара споткнулся и упал на колени.
Он моргнул, с удивлением обнаружив себя в узком коридоре, непроглядно темном, если не считать мягкого свечения, еще исходящего от его кожи. Слабеющий свет плясал на картинах с изображениями песчаных кораблей и морских птиц – маленький уголок красоты и тишины в последние мгновения перед ужасным концом.
И тут Даре в глаза бросилось его кольцо с мерцающим в темноте изумрудом.
Все стихло. В прошлый раз, когда его разлучили с кольцом, он умер. Его тело обратилось в прах, а душа улетела в тенистый сад кипарисов, где его дожидалась сестра. Может быть, он сможет попасть туда снова.
Ты не вернешься к Тамиме. Не в этот раз. Если в мире есть хоть капля справедливости, ты будешь страдать еще тысячу лет.
Кольцо как будто слегка посветлело, и ореол света разошелся вширь. И ему явилось такое незаслуженное чудо: дверь.
Плача от боли и горя, Дара заставил себя подняться на ноги и тяжело привалился к стене. Толпа приближалась, но, возможно, за дверью найдется окно или другой выход.
Может, этой ночью он пока не умрет. Дара осторожно открыл дверь и проскользнул внутрь. Комната оказалась маленькой и неопрятной: повсюду были разбросаны холсты, бочки краски, кисти и недописанные портреты.
И одна сахрейнка с ярко-зелеными глазами.
– Даже не думай, девочка. Держись крепче. – С ножом в одной руке и топором в другой, он выскочил за дверь, взмахом руки увлекая парящий в воздухе тюфяк за собой.
Стрелы и дротики встретили его появление градом, но Дара ожидал атаки и заморозил их в воздухе.
Более дюжины воинов преградили им путь, рассредоточившись по всем трем коридорам. Большинство из них были Гезири, на некоторых до сих пор красовались рваные мундиры Королевской гвардии.
– Ифрит! – закричал один из солдат, целясь в него из арбалета.
Один мужчина в возрасте оскалился. Страшная рана, которая, вероятно, уже никогда не заживет, рассекала его лицо.
– Это не ифрит, – сказал он. – Это чертов Бич. Теперь он принял обличие демона.
Дара смотрел на них почти умоляюще. Он не хотел убивать еще больше джиннов. Видит Создатель, он хотел перестать быть Бичом, отнимающим жизни, ненавистным врагом в сердцах вечно растущего числа детей убитых им отцов.
– Дайте нам уйти. Я не хочу никого убивать.
– Перебить наших собратьев в Цитадели тебе ничего не помешало.
– Вам меня не победить, – констатировал Дара. – Вы все умрете напрасной смертью.
Джинн занес зульфикар, медный клинок которого казался невзрачным без пламени.
– Никто тебя не отпустит, и ты убедишься на собственной шкуре, что у нас в рукаве тоже припасены свои хитрости.
У Дары упало сердце. Их лица были полны решимости, а потрясение от встречи с чудовищем из легенд переросло в желание отомстить весьма реальному виновнику гибели стольких их друзей.
– Как вам будет угодно, – тихо произнес Дара.
Он щелкнул пальцами.
Их стрелы и дротики, так и повисшие в воздухе, полетели в обратную сторону.
Большинство приготовились к этому, успев поднять щиты или пригнуться, но некоторые упали, сраженные выстрелами. Дара, не медля, бросился на остальных, с легкостью прорвав их строй. Они были не такими быстрыми, не такими сильными, вот и весь сказ. Хорошие, подготовленные и храбрые воины.
Но они – не он, и поэтому он убил их.
Дара вернулся к Иртемиде, перешагивая через окровавленные трупы. Он уже слышал, как приближаются другие.
– Идем, – сказал он, запрыгивая на край тюфяка-самолета, как на облучок конной повозки. – Держись за меня. Мне нужны свободные руки.
Тюфяк взмыл в воздух. Они мчались по коридорам, огибая углы и проносясь над головами воинов. Полет и управление тюфяком требовали полной концентрации магических сил, и Дара не успевал тормозить летевшие в них стрелы, поэтому он вытащил свой лук, стреляя во всех, кто попадался на глаза.
Наконец он завидел квадрат деревьев и темного неба в ночном саду. Дара разогнал тюфяк еще быстрее, рассекая воздух.
Едва они вырвались из тесного коридора, послышался окрик и скрежет металла.
Повинуясь инстинкту, Дара накрыл собой Иртемиду, вызывая у раненой лучницы болезненный вздох. Мгновение спустя на обоих опустилась тяжелая сеть, и настала его очередь кричать. Сеть была оснащена железными шипами – сломанными гвоздями, обрезками проволоки и бритвенными лезвиями: обжигающий металл вонзался в кожу и гасил его огонь.
Они упали на землю, и Иртемида застонала, когда ее израненное тело приняло на себя этот удар. Дара попытался высвободиться, но каждое движение лишь глубже вгоняло под кожу железные шипы.
Одна стрела просвистела у его плеча, другая едва не задела голову Иртемиды. Раздался выстрел из ружья, а затем взрыв – снаряд раскрошил плитку у его ног.
В ловушке. Он в настоящей ловушке. И теперь эти воины налетят на него и станут палить изо всех орудий, надеясь сразить его раньше, чем он убьет их всех.
Дару встретил испуганный взгляд Иртемиды. Как-то он уже подвел ее и ее товарищей, послав их одних в бой во время наспех организованного вторжения.
Он не подведет ее снова. Он отстранился от Иртемиды, откатившись в сторону. Сеть опутала его конечности, и новые шипы впились в кожу. Дара в отчаянии воззвал к своей магии, повелевая тюфяку с Иртемидой подняться в воздух. Во дворец. К Маниже.
– Афшин, нет! – закричала Иртемида, но тюфяк уже мчал прочь, унося ее с собой.
Дара не мог терять времени, и его это устраивало. Иртемида была спасена.
И замечательно, потому что все остальные здесь скоро умрут.
Дара разорвал сеть голыми руками. Звенья плавились и лопались, терзая плоть и кровь, и он взревел от натуги: Создатель, как же это больно! Но в момент, когда сеть упала, наступило облегчение. Лук снова оказался у него в руке, и он стал метать стрелы с такой скоростью, что уследить было невозможно. Мышечная память смазала все движения в одно: достать стрелу, натянуть тетиву, выстрелить.
Он избавился от глупцов, стрелявших с верхнего яруса – и в первую очередь от джинна с ружьем, – когда на него бросились их товарищи, размахивая булавами, зульфикарами и обломками труб. Среди них были и шафиты, что казалось закономерным. Сородичи всех его жертв вышли против Дары, чтобы наконец покарать его.
Но у них ничего не получится. Он вонзил меч в горло ближайшего к нему пескоплава, выдернул и тут же обезглавил грязнокровку рядом с ним.
– НУ ЖЕ! – взревел он.
Все помыслы о милосердии вылетели у него из головы. Гезири и шафиты замыслили убить его здесь – здесь, в той самой больнице, где их предки убивали его Нахид, приступая к варварскому захвату его города, который закончился смертью его матери и младшей сестры.
Дара все здесь омоет их кровью.
Он кромсал их, и багрово-черная кровавая жижа стекала по его рукам, по ладоням, по лицу. Он снова был оружием и действовал соответственно, не слыша их криков, хрипов, предсмертного плача о своих матерях. Какое облегчение – стать тем, кем он должен быть.
– Акиса, нет!
Женский голос застал его врасплох, и жажда крови отступила… А потом он увидел воина – Акису, ту самую гезирку, что передала ему слова Зейнаб аль-Кахтани. Она занесла зульфикар над его шеей в движении, которое оставило бы без головы более медлительного противника, но Дара вовремя отскочил назад. Он оттеснил ее к фонтану и взмахнул мечом.
– Стой! – Из темной галереи выбежала еще одна женщина. Она тоже была вооружена, но внимание Дары привлекло кое-что другое.
Ее серо-золотистые глаза и черты лица, которые ни с кем нельзя было спутать.
Принцесса. Глаза и поразительное сходство с Ализейдом выдавали ее безошибочно. Противница Манижи, ключ, необходимый его бану Нахиде, чтобы подчинить Аяанле и Гезири.
Дара не колебался ни секунды.
– Никому не двигаться! – прикрикнул он на солдат, бросаясь к принцессе и хватая ее за руку. – Бросайте оружие или…
Что-то с размаху впилось ему в плечо, оборвав на полуслове. Резко пахнуло порохом и железом.
А затем тело прошило вспышкой ослепительной боли, острее которой он не испытывал ничего в своей жизни.
Дара вскрикнул и оступился, опуская меч. Акиса выдернула Зейнаб из его хватки, пока он пытался прийти в себя: ощущения были такими, будто кто-то впрыснул яд в открытую рану и поджег все это. Перед глазами поплыли пятна, и Дара с силой прикусил язык, чувствуя во рту привкус крови.
Порох. Запах железа, опаляющего его плоть. Его подстрелили. Какой-то ничтожный грязнокровка стрелял в него из этого треклятого человеческого оружия.
Видит Создатель, они за это поплатятся. Вспышка магии расщепила меч на дюжину колючих хвостов, эфес в его руке трансформировался…
В плеть. Дара сделал замах и обернулся. Он готов был порвать на лоскуты того, кто посмел…
Он замер. Это была женщина. Она стояла не более чем в пяти шагах от него, не выпуская из рук дымящийся пистолет.
Шафитка. Оловянные глаза отливали карим, кожа в темноте казалась по-человечески матовой. Она тяжело дышала и была одета в окровавленный халат, из карманов которого торчали маленькие металлические орудия. Нет, не орудия: скальпель, маленький молоток, рулон бинтов.
Шафитский доктор, о которой упоминала Акиса.
– Субха, беги! – выпалила принцесса.
Но доктор не убежала. Она продолжала стоять, смело глядя на Дару со всей ненавистью, на которую вполне имела право. Создатель, что за дикий, должно быть, у него вид: весь в крови, с бесславным бичом в огненной руке.
Нужно было ударить ее. Он только что убил десятки джиннов, подумаешь, одной жизнью больше… Особенно когда речь идет о женщине, вооруженной одним из немногих орудий, способных убить его.
Шафитка и металлический запах человеческой крови. Где-то плакал ребенок, но Дара не шевелился. Сквозь пелену боли, всколыхнувшей его тело, больница вдруг показалась ему такой далекой. Вместо жаркого побоища в больничном саду он увидел перед собой площадь шумного торгового города, фонари на крышах красивых, крытых черепицей зданий и киосков с рулонами шелка всех цветов радуги. Они сгорали так быстро, неистово, потрескивая от жара, и легкие искры кружили в воздухе.
Доктор подняла пистолет, целясь ему в голову. Это ли не правосудие? Бич Кви-Цзы – убит мирной шафиткой, оружием из мира людей. Он подумал о том, чтобы просто закрыть глаза и сдаться.
Но Дара не закрыл глаза.
Вместо этого он выронил свою плеть и побежал.
Он нырнул с улицы в лабиринт коридоров, слыша за спиной удивленные возгласы. Дара сворачивал наугад, но его мучила такая боль, что он скорее полз, чем бежал. Перед глазами вспыхивали черные пятна, во рту стояла кровь. Все, что заставляло его двигаться вперед, – это дикое желание сбежать, выжить.
Он слышал, что его ищут. То и дело раздавались торжествующие крики, но редко. Воины, преследовавшие его теперь, были профессионалами, и они поменялись ролями. Из этого бы вышла хорошая байка для джиннов и шафитов: кровожадного Дараявахауша преследуют, как раненого зверя. Пытка, вероятно, будет недолгой – они не рискнут упустить возможность покончить с ним раз и навсегда, – но жестокой. Скорее всего, его порубят на куски, а голову насадят на пику – будет сувенир для Манижи, когда их войска ворвутся в квартал дэвов.
Не надо так. Око Сулеймана, пожалуйста… Не надо так.
Огонь неумолимо уходил из его кожи, а вместе с ним отпускали и объятия магии. Леденящая боль от железного снаряда в плече с каждым вдохом пульсировала сильнее, лишая его сил и заставляя хватать ртом воздух. Дара споткнулся и упал на колени.
Он моргнул, с удивлением обнаружив себя в узком коридоре, непроглядно темном, если не считать мягкого свечения, еще исходящего от его кожи. Слабеющий свет плясал на картинах с изображениями песчаных кораблей и морских птиц – маленький уголок красоты и тишины в последние мгновения перед ужасным концом.
И тут Даре в глаза бросилось его кольцо с мерцающим в темноте изумрудом.
Все стихло. В прошлый раз, когда его разлучили с кольцом, он умер. Его тело обратилось в прах, а душа улетела в тенистый сад кипарисов, где его дожидалась сестра. Может быть, он сможет попасть туда снова.
Ты не вернешься к Тамиме. Не в этот раз. Если в мире есть хоть капля справедливости, ты будешь страдать еще тысячу лет.
Кольцо как будто слегка посветлело, и ореол света разошелся вширь. И ему явилось такое незаслуженное чудо: дверь.
Плача от боли и горя, Дара заставил себя подняться на ноги и тяжело привалился к стене. Толпа приближалась, но, возможно, за дверью найдется окно или другой выход.
Может, этой ночью он пока не умрет. Дара осторожно открыл дверь и проскользнул внутрь. Комната оказалась маленькой и неопрятной: повсюду были разбросаны холсты, бочки краски, кисти и недописанные портреты.
И одна сахрейнка с ярко-зелеными глазами.