Знак
Часть 38 из 67 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Это п-правда? – заикнулась я, посмотрев на Люка.
– Алекс, – начал, делая шаги в мою сторону.
– Это правда?! – я выставила ладонь. На глазах опять появились слезы. Люк остановился, убирая руки от лица:
– Конечно же, не правда! Я даже латынь не изучал никогда. Только Кристин её знает и по её логике, скорее всего Птица она, а не я.
– Хочешь сказать, я сама себя сбила и оставила в лесу умирать?
Люк замолчал, кусая губу.
Из его взгляда тут же пропала злость и он, словно ищейка, задумался. Складки на его лбу стали видны отчетливее.
– Ты был со мной, когда произошло нападение, – уперлась взглядом в затылок подруги, – он не может быть Птицей, Кристин. Что-то не сходится.
Кристин развернулась ко мне, поджав губы:
– Я не знаю, как он это сделал, но Люку нужна смерть именно в этом здании, именно сегодня, – с жалостью посмотрела в мои глаза, – никто не гуляет на окраине города в выходной день, поэтому он сказал, что идет сюда. Он знал, что ты пойдешь за ним. Ты должна была быть его жертвой.
Качнула головой:
– Нет-нет, он же предупредил отца об убийстве, он не мог…
Посмотрела на Люка, лицо которого выражало такую безнадежность, что мне захотелось спрятаться в угол и биться головой об стену, лишь бы избавиться от роя мыслей в голове.
– Думаешь, отец бы поверил ему? – голос подруги звучал как мой собственный, – Ты же знаешь их отношения.
Люк сдавил глаза ладонями и вскинул руки, смотря на Кристин:
– Я не Птица, я же рассказал о своем плане тебе, Алекс. Вам обоим, – обвел нас взглядом, – думаешь, будь я Птицей, я бы говорил о своих планах при свидетелях?
Кристин мгновенно замялась, не зная, что ответить.
Я опустилась на грязный пол, широко раскрывая рот и глотая пыльный воздух. Начала плакать:
– Как меня всё это достало, все эти подозрения. Я устала.
5:36
Эфемерные лучи солнца проникали в комнату через окно. В воздухе витала пыль и оседала в моих легких, заставляя изредка кашлять. Я сидела, поджав ноги, на том самом кресле-качалке. Оно все было покрыто толстым слоем пыли, которая въелась в мою куртку.
Сейчас рассвет.
Повернула голову, зевая.
Кристин стояла у окна, вырисовывая фигурки на стекле, что также покрыто пылью. Её розовые спальные штаны превратились в серый, местами разорванный, мешок.
Единственное, что казалось чистым, так это её свитер, который, вряд ли спасал от холода. Люк предлагал ей взять свою куртку, но та отказалась, уверяя, что ей тепло.
Люк.
Почувствовала, как чесались мои щеки от слез, которые я пролила сегодня утром, и морщусь, подняв руку к лицу. Зачесала ногтями.
Люк сидел в углу, подложив под пятую точку свой рюкзак, и задумчиво глядел на меня. Под глазом красовался синяк, а на скуле все так же была маленькая царапина. Кристин закричала, когда Люк подошёл к ней этой ночью, и начала защищаться. Учитывая то, с какой злостью вышел Люк после нашей ссоры, то я понимаю, почему Кристин испугалась.
Вздохнула, повернув голову. Белая стена с подтеками. Закрыла глаза, обняв себя руками.
Легкое касание.
Вздрогнула, раскрыв глаза и заметив Кристин.
– Я пошла.
– Будь осторожна и напиши, как доберешься домой.
Кристин выгнула бровь:
– А смысл?
– То-очно, – протянула, вспомнив, что здесь нет сети, и телефон не ловит.
– Тебя проводить? – спросил Люк, поднявшись, и отряхнул штаны.
– Не нужно, – Кристин замялась, опуская глаза, – но спасибо.
Она дожидалась рассвета, чтобы идти домой, не боясь темноты.
6 месяцев назад
Вхожу в квартиру, чувствуя себя не совсем уверенно. По дороге, выяснилось, что у Дилана есть своя квартира, в которой он чаще всего проводит время в одиночестве, и большой дом, в котором они живут вместе с отцом и домработницей.
Дилан закрывает за собой дверь, оборачиваясь:
– Ну вот… здесь я люблю посидеть в тишине, когда все достало, поэтому…
– Я буду тихой, как ниндзя, – щурю глаза, догадываясь, чего от меня просят.
Дилан быстро облизнул губы, улыбнувшись:
– Не нужно, – с какой-то с надеждой звучит его голос, – будь собой.
Я прохожу за Диланом в комнату к кровати и снимаю туфли. Отставляю каблуки в сторону.
– С чего начнем? – сажусь на пол, опираясь на кровать. Дилан снимает портфель, падая рядом:
– А с чего хочешь ты?
И я окончательно краснею. Вся. От макушки до кончиков пальцев на ногах.
[…]
Время близится к ночи, но мы не собираемся расходиться. Никогда не могла подумать, что сидя рядом с О’Коннеллом, меня будет согревать его общение, взгляды, которые, он думал, я не замечаю, но ошибался. Атмосфера в комнате приятная и я позволяю себе рассказать Дилану много личных историй, совсем не опасаясь, что он их кому-то перескажет.
– Так, – неожиданно вспыхиваю я, – почему ты не рассказываешь о своей семье? – спрашиваю, а внутри поражаюсь своей наглости
Дилан выдыхает:
– До пятнадцати лет я жил с матерью и отчимом. Он, – сглатывает, – часто пил, распускал руки. Не знаю, любила ли его мать, возможно, ей просто не хотелось быть одной.
– Он тебя бил? – я наклоняю голову на бок, наблюдая за реакциями на мои расспросы, чтобы вовремя остановиться. Не успеваю заметить, когда на задаваемые вопросы я начала получать ответы.
– Нет, но он бил мать на моих глазах. Он бил, а я ничего не мог. Это ужасное чувство беспомощности, – усмехается, качая головой, и подносит уже остывший чай к губам, – Ненавижу это.
– Не кори себя, – моргаю, сжимая плечо парня.
Дилан поднимает на меня глаза, хмурясь:
– Помнишь, ты спрашивала, почему я переехал?
Киваю. Это была одна из наших первых встреч, когда О’Коннелл вел себя словно полный придурок.
– В один из дней отчим был в школе, он был трезв, но, – напрягается, вспоминая, – он вел себя как урод. Зашел в кабинет и начал кричать на меня, всё как обычно, но на этот раз при одноклассниках.
Сглатываю, ведь Дилан сжимает челюсть, скрипя зубами.
– Тогда я не выдержал. Меня ослепила ярость, и я не мог контролировать свои действия. Пелена перед глазами.
– Как тогда в раздевалке? – догадываюсь.
– Тогда я сломал ему челюсть и битой разбил окна машины, – вздыхает и кажется, не договаривает, – я просил его уйти, но он не послушался.
– Где были учителя в этот момент? – хмурюсь, выпрямляясь, – Почему они позволили какому-то левому человеку срывать урок?
– Он и был учителем. После этого меня отвезли на обследование и выяснили, – Дилан облизывает губы, растрепав волосы, – что у меня расстройство прерывистой вспыльчивости.
Не знаю даже как реагировать. Во мне бушует столько эмоций, но по делу я ничего не могу сказать.
Хрущу пальцами, смотря на рабочий стол перед собой:
– У тебя РПВ? Боже, – сглатываю, – так тебя исключили?
– Кто-то снял на видео, как я разбиваю лобовое стекло и выложил в интернет. Естественно я портил рейтинг школы и меня исключили.
– А почему тогда в нашу школу приняли?
– Отец заплатил кому-то, за услуги, – разворачивается ко мне, заглядывая в глаза, – и через два дня видео не стало. Его не было ни у кого, кроме моего отца и меня.
В воздухе повисает молчание. Напряженная атмосфера. Тишина давит на меня, но что я могу сказать? Он только что открылся мне, и меня радует его доверие. Но, кажется, я запуталась. Боюсь, что причиной моего внутреннего дискомфорта является рассказ Дилана.
– Алекс, – начал, делая шаги в мою сторону.
– Это правда?! – я выставила ладонь. На глазах опять появились слезы. Люк остановился, убирая руки от лица:
– Конечно же, не правда! Я даже латынь не изучал никогда. Только Кристин её знает и по её логике, скорее всего Птица она, а не я.
– Хочешь сказать, я сама себя сбила и оставила в лесу умирать?
Люк замолчал, кусая губу.
Из его взгляда тут же пропала злость и он, словно ищейка, задумался. Складки на его лбу стали видны отчетливее.
– Ты был со мной, когда произошло нападение, – уперлась взглядом в затылок подруги, – он не может быть Птицей, Кристин. Что-то не сходится.
Кристин развернулась ко мне, поджав губы:
– Я не знаю, как он это сделал, но Люку нужна смерть именно в этом здании, именно сегодня, – с жалостью посмотрела в мои глаза, – никто не гуляет на окраине города в выходной день, поэтому он сказал, что идет сюда. Он знал, что ты пойдешь за ним. Ты должна была быть его жертвой.
Качнула головой:
– Нет-нет, он же предупредил отца об убийстве, он не мог…
Посмотрела на Люка, лицо которого выражало такую безнадежность, что мне захотелось спрятаться в угол и биться головой об стену, лишь бы избавиться от роя мыслей в голове.
– Думаешь, отец бы поверил ему? – голос подруги звучал как мой собственный, – Ты же знаешь их отношения.
Люк сдавил глаза ладонями и вскинул руки, смотря на Кристин:
– Я не Птица, я же рассказал о своем плане тебе, Алекс. Вам обоим, – обвел нас взглядом, – думаешь, будь я Птицей, я бы говорил о своих планах при свидетелях?
Кристин мгновенно замялась, не зная, что ответить.
Я опустилась на грязный пол, широко раскрывая рот и глотая пыльный воздух. Начала плакать:
– Как меня всё это достало, все эти подозрения. Я устала.
5:36
Эфемерные лучи солнца проникали в комнату через окно. В воздухе витала пыль и оседала в моих легких, заставляя изредка кашлять. Я сидела, поджав ноги, на том самом кресле-качалке. Оно все было покрыто толстым слоем пыли, которая въелась в мою куртку.
Сейчас рассвет.
Повернула голову, зевая.
Кристин стояла у окна, вырисовывая фигурки на стекле, что также покрыто пылью. Её розовые спальные штаны превратились в серый, местами разорванный, мешок.
Единственное, что казалось чистым, так это её свитер, который, вряд ли спасал от холода. Люк предлагал ей взять свою куртку, но та отказалась, уверяя, что ей тепло.
Люк.
Почувствовала, как чесались мои щеки от слез, которые я пролила сегодня утром, и морщусь, подняв руку к лицу. Зачесала ногтями.
Люк сидел в углу, подложив под пятую точку свой рюкзак, и задумчиво глядел на меня. Под глазом красовался синяк, а на скуле все так же была маленькая царапина. Кристин закричала, когда Люк подошёл к ней этой ночью, и начала защищаться. Учитывая то, с какой злостью вышел Люк после нашей ссоры, то я понимаю, почему Кристин испугалась.
Вздохнула, повернув голову. Белая стена с подтеками. Закрыла глаза, обняв себя руками.
Легкое касание.
Вздрогнула, раскрыв глаза и заметив Кристин.
– Я пошла.
– Будь осторожна и напиши, как доберешься домой.
Кристин выгнула бровь:
– А смысл?
– То-очно, – протянула, вспомнив, что здесь нет сети, и телефон не ловит.
– Тебя проводить? – спросил Люк, поднявшись, и отряхнул штаны.
– Не нужно, – Кристин замялась, опуская глаза, – но спасибо.
Она дожидалась рассвета, чтобы идти домой, не боясь темноты.
6 месяцев назад
Вхожу в квартиру, чувствуя себя не совсем уверенно. По дороге, выяснилось, что у Дилана есть своя квартира, в которой он чаще всего проводит время в одиночестве, и большой дом, в котором они живут вместе с отцом и домработницей.
Дилан закрывает за собой дверь, оборачиваясь:
– Ну вот… здесь я люблю посидеть в тишине, когда все достало, поэтому…
– Я буду тихой, как ниндзя, – щурю глаза, догадываясь, чего от меня просят.
Дилан быстро облизнул губы, улыбнувшись:
– Не нужно, – с какой-то с надеждой звучит его голос, – будь собой.
Я прохожу за Диланом в комнату к кровати и снимаю туфли. Отставляю каблуки в сторону.
– С чего начнем? – сажусь на пол, опираясь на кровать. Дилан снимает портфель, падая рядом:
– А с чего хочешь ты?
И я окончательно краснею. Вся. От макушки до кончиков пальцев на ногах.
[…]
Время близится к ночи, но мы не собираемся расходиться. Никогда не могла подумать, что сидя рядом с О’Коннеллом, меня будет согревать его общение, взгляды, которые, он думал, я не замечаю, но ошибался. Атмосфера в комнате приятная и я позволяю себе рассказать Дилану много личных историй, совсем не опасаясь, что он их кому-то перескажет.
– Так, – неожиданно вспыхиваю я, – почему ты не рассказываешь о своей семье? – спрашиваю, а внутри поражаюсь своей наглости
Дилан выдыхает:
– До пятнадцати лет я жил с матерью и отчимом. Он, – сглатывает, – часто пил, распускал руки. Не знаю, любила ли его мать, возможно, ей просто не хотелось быть одной.
– Он тебя бил? – я наклоняю голову на бок, наблюдая за реакциями на мои расспросы, чтобы вовремя остановиться. Не успеваю заметить, когда на задаваемые вопросы я начала получать ответы.
– Нет, но он бил мать на моих глазах. Он бил, а я ничего не мог. Это ужасное чувство беспомощности, – усмехается, качая головой, и подносит уже остывший чай к губам, – Ненавижу это.
– Не кори себя, – моргаю, сжимая плечо парня.
Дилан поднимает на меня глаза, хмурясь:
– Помнишь, ты спрашивала, почему я переехал?
Киваю. Это была одна из наших первых встреч, когда О’Коннелл вел себя словно полный придурок.
– В один из дней отчим был в школе, он был трезв, но, – напрягается, вспоминая, – он вел себя как урод. Зашел в кабинет и начал кричать на меня, всё как обычно, но на этот раз при одноклассниках.
Сглатываю, ведь Дилан сжимает челюсть, скрипя зубами.
– Тогда я не выдержал. Меня ослепила ярость, и я не мог контролировать свои действия. Пелена перед глазами.
– Как тогда в раздевалке? – догадываюсь.
– Тогда я сломал ему челюсть и битой разбил окна машины, – вздыхает и кажется, не договаривает, – я просил его уйти, но он не послушался.
– Где были учителя в этот момент? – хмурюсь, выпрямляясь, – Почему они позволили какому-то левому человеку срывать урок?
– Он и был учителем. После этого меня отвезли на обследование и выяснили, – Дилан облизывает губы, растрепав волосы, – что у меня расстройство прерывистой вспыльчивости.
Не знаю даже как реагировать. Во мне бушует столько эмоций, но по делу я ничего не могу сказать.
Хрущу пальцами, смотря на рабочий стол перед собой:
– У тебя РПВ? Боже, – сглатываю, – так тебя исключили?
– Кто-то снял на видео, как я разбиваю лобовое стекло и выложил в интернет. Естественно я портил рейтинг школы и меня исключили.
– А почему тогда в нашу школу приняли?
– Отец заплатил кому-то, за услуги, – разворачивается ко мне, заглядывая в глаза, – и через два дня видео не стало. Его не было ни у кого, кроме моего отца и меня.
В воздухе повисает молчание. Напряженная атмосфера. Тишина давит на меня, но что я могу сказать? Он только что открылся мне, и меня радует его доверие. Но, кажется, я запуталась. Боюсь, что причиной моего внутреннего дискомфорта является рассказ Дилана.