Зловещий трофей
Часть 11 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Это которых в госпиталь отправили?
— Так точно.
Полковник Кононов обошел «Хорьх» со всех сторон, заглянул внутрь кабины, легонько попинал переднее колесо. И, посмотрев на часы, заторопился:
— Через минуту начинаем, товарищи офицеры. Прошу всех в штаб…
* * *
На редких совещаниях, проводившихся в затишьях между войсковыми операциями, штурмами и передислокациями частей, «лить воду» и произносить длинные пустые речи было не принято. Говорили исключительно по делу: коротко и предельно ясно. Потому посиделки в штабе дивизии бывали недолгими.
Собрались в самой большой комнате вокруг длинного узкого стола, сооруженного из пустых снарядных ящиков. В комнате было сумрачно, так как почти все стекла в окнах повылетали от близких разрывов; солдаты, чтоб не сквозил холодный воздух, прикрыли их досками. В углу гудела буржуйка, труба от нее замысловатым образом петляла вдоль стены и выходила в ближайшее окно через небольшое отверстие.
В переднем углу стояло знамя дивизии. Рядом со входом на вбитых в стену гвоздях висели автоматы, фуражки, шапки, командирский бинокль. Рядом с печкой сушились стопки дровишек, а всю противоположную стену занимали карты Будапешта и его пригородов.
Устроились кто на чем: на уцелевших стульях, на тех же ящиках, на остатках мебели. Начало совещания не предвещало сюрпризов: комдив обвел усталым взглядом присутствующих, привычно кивнул сидящему справа Стародубцеву. Майор поднялся, расправил полы шинели и первым доложил о состоянии дел во вверенном полку. Следом похожие доклады прозвучали от других полковых командиров и командиров частей обеспечения.
Начальник штаба дивизии, выйдя к висящей карте, обрисовал оперативную обстановку. «Дирижируя» остро отточенным карандашом, он показал сместившуюся к северо-западу линию фронта, прошелся по изогнутым красным линиям наших армий, не забыл и про синие, обозначавшие войска вермахта. Заглядывая в планшетку, он назвал цифры безвозвратных и санитарных потерь в дивизии; упомянул про технику, про боеприпасы.
Далее комдив зачитал приказ командующего армией о начале Балатонской оборонительной операции.
— Нашей дивизии в этой операции отведена важная роль, — подытожил полковник Кононов. — Завтра в шесть часов утра мы начинаем передислокацию на линию населенных пунктов Гант — Замой. На юге новые позиции дивизии граничат с частями 1‑й Болгарской армии. Эта армия находится в оперативном подчинении 3‑го Украинского фронта и прикрывает операцию с юга в районе озера Балатон. С севера, в районе местечка Гант, дивизия соприкасается с соседями по корпусу — 2‑й гвардейской дивизией. Итак, задачи по передислокации. Давай, Степан Петрович…
И снова всеобщим вниманием завладел начальник штаба. Поводя острием карандаша по цветастой карте, стал объяснять полковым командирам задачи, рубежи, направления предполагаемых главных ударов.
* * *
Совещание продлилось ровно сорок минут. Покидая большую мрачную комнату, офицеры столпились у двери.
— Семен Агафонович! — окликнул Стародубцева Кононов.
Тот оглянулся:
— Я, товарищ полковник.
— Задержись на пять минут.
Майор неуверенным шагом подошел к длинному столу.
— Сидай, — кивнул полковник и ненадолго исчез в соседней комнате.
Вернувшись, поставил на стол котелок и пустую алюминиевую миску. Глубокой деревянной ложкой он аккуратно переложил из котелка в тарелку непонятное красное месиво.
В месиве майор разглядел кусочки красного перца, помидоров, моркови, лука. Комдив протянул ложку.
— Давай, пробуй.
Предложение показалось майору странным. Кононов в общении с подчиненными никогда не был жестким, не срывался и крайне редко вворачивал матерные словечки. Но в то же время ни разу не проявил мягкотелость, не давал слабину. В общем, всегда держал дистанцию. И вдруг вот так запросто угощает какими-то овощами.
Взяв ложку, Стародубцев медленно присел на табурет, когда-то бывший красивым стулом. Наклонившись над столом, недоверчиво понюхал месиво.
Вид у блюда не внушал доверия, но запах от него исходил аппетитный. Этакая смесь овощей в томатном соке с солью, чесночком и острыми приправами.
— Я ж из-под Ростова. Думал, только у нас такие чудеса в огородах произрастают, — продолжал полковник. — А тут венгерское! Зимой! И как приготовлено славно! Кушай-кушай, не стесняйся!.
Майор подцепил ложкой немного месива, потряс, попробовал. Разжевав и чмокнув губами, вскинул брови, улыбнулся.
— А ничего, товарищ полковник! Вкусно!
— Вот! А я что говорил? Ешь. И послушай, что я тебе растолкую…
Стародубцев слыл человеком от земли: мудрым, догадливым, прозорливым. Понимал он, почему комдив приказал задержаться, для чего усадил за стол и потчует необычным блюдом. Потому и поворот разговора воспринял спокойно.
— Ты же должен понимать, Семен Агафонович, что всякой должности обязано быть соответствие, — спокойно, с мягкой назидательностью произнес полковник. — Дали тебе полк в ноябре прошлого года, а вместе с ним и новый «Виллис» — езди на здоровье. А у меня дивизия. Стало быть, и сиденье под задницей должно быть помягче — пользуюсь стареньким «Опелем» со спиленной крышей. Как это по-ихнему? Кабриолет!
— Так нешто я не соображаю, товарищ полковник?. — пожал плечами майор. — Я и не собирался восстанавливать этот «Хорьх». Схватили генералов — и то слава богу. А «Хорьх»… — отмахнулся он. — Скрипкин прицепился: возьми да возьми! Чего, дескать, добру пропадать? Ну, я и приказал отбуксировать его к механикам.
Прогулявшись вдоль заколоченных досками окон, Кононов чиркнул спичкой, закурил папиросу.
— Это ты правильно сделал, что восстановил технику. Ты пойми: я ж тебя не ругаю, — одобрительно прогудел он. — Да и «Хорьх» распроклятый не себе забираю — не по Сеньке, как говорится, шапка. Командиру корпуса хочу его предложить. Он все-таки генерал. Как считаешь, Семен Агафонович?
— А я что? Я согласный: забирайте его с богом. Я вам только «спасибо» скажу.
— Значит, договорились?
— Договорились, товарищ командир.
— Не обижаешься?
— Нет, что вы!
— Ну и славно. Значит, давай договоримся так: возвращаешься в расположение полка на «Хорьхе» и на ночь сдаешь его механикам — пусть они как следует подлатают пробоины. А утром пусть твой Епифанов пригонит его ко мне в дивизию.
— Понял, товарищ полковник. Разрешите идти?
— Нет, постой. Блюдо мадьярское понравилось? Только честно!
— Понравилось, товарищ полковник. Ей-богу, понравилось!
— Тогда вот, держи. — Кононов протянул котелок. — Кушай на здоровье. Больше не задерживаю…
* * *
Как ни странно, в полк Семен Агафонович возвращался в добром настроении. Подарок старлея Скрипкина с самого начала не лег ему на душу — ни разу в своей жизни деревенский мужик Стародубцев не получал дорогих подарков. Ни разу не гарцевал по центральной сельской улице на лучшем своем жеребце по кличке Алмаз. Да и вообще жил всегда скромно, по-простому, никогда ничего не делая на зависть односельчанам.
Потому, усевшись утром в кабину «Хорьха», вместо предвкушения радости и душевного подъема ощутил неприятное беспокойство. Теперь же, когда судьба красивого немецкого автомобиля разрешилась в пользу командира корпуса, с плеч майора будто свалился тяжелый гнет.
Правой рукой он держался за ручку дверцы, в левой покачивался котелок с вкусным мадьярским варевом. Сам же майор глядел вперед и улыбался в пышные и уже начавшие седеть усы.
От штаба дивизии до расположения полка ехать предстояло недолго. Полтора десятка городских кварталов, занятых подразделениями соседних частей.
В преддверии крупной войсковой операции южная часть Буды напоминала огромный военный лагерь, где полным ходом шла подготовка к учениям. Разъезжая по позициям батальонов своего полка, Стародубцев не задумывался о личной охране. Местных жителей советские бойцы не опасались. Большинство венгров сидели по домам, агрессии никто не проявлял. Зато наши солдаты, сержанты и офицеры попадались едва ли не на каждом углу.
— Вы в чем-то левый ус испачкали, Семен Агафонович, — заметил Епифанов, выруливая на улицу, тянущуюся вдоль красивого бульвара.
Хитро усмехнувшись, майор вытер кулаком усы.
— Ага, чуток испачкался. Комдив меня знатным блюдом потчевал. Вот этим, — показал он котелок.
— Что-то диковинное. Ненашенское?
— Местное, мадьярское.
— Ну и как оно вам?
— Вкусное, шо там говорить… У нас на селе такого не готовили. Ни перцы, ни помидоры у нас не росли. Чего там… ветры в нашей Чкаловской области круглый год. Летом жара, засуха; зимой — морозы под сорок. Картоха росла, капуста, буряки, редька. Да лук с чесноком в хорошие годы.
— А я чую, чесночком в кабине потянуло, — хохотнул сержант.
— Чесночку я бы поболе подмешал, — довольно заметил офицер. Вздохнув, передал сержанту волю полковника:
— Как высадишь меня, Епифанов, «Хорьх» передашь механикам.
— Это чего же? — подивился тот. — Кажись, все сделали в лучшем виде!
— Сделали в лучшем, а надо так, шо б сияло и блестело. В общем, отбывает наш «Хорьх» в распоряжение самого генерала, командира корпуса.
Сбавив скорость и объезжая воронку, сержант присвистнул:
— За что же? Али провинились в чем, а, Семен Агафонович?
— Да какое там! — отмахнулся майор. — Тут понимать надо: кому какого коня под седло предлагать. А потому передашь механикам мой приказ: до утра привести автомобиль в полнейший порядок. Утром заберешь его и отгонишь к штабу дивизии. Понял?
Епифанов набрал полную грудь воздуха, чтоб шумно выдохнуть, а заодно пожаловаться начальству: дескать, только начал привыкать к хорошей машине, как…
— Так точно.
Полковник Кононов обошел «Хорьх» со всех сторон, заглянул внутрь кабины, легонько попинал переднее колесо. И, посмотрев на часы, заторопился:
— Через минуту начинаем, товарищи офицеры. Прошу всех в штаб…
* * *
На редких совещаниях, проводившихся в затишьях между войсковыми операциями, штурмами и передислокациями частей, «лить воду» и произносить длинные пустые речи было не принято. Говорили исключительно по делу: коротко и предельно ясно. Потому посиделки в штабе дивизии бывали недолгими.
Собрались в самой большой комнате вокруг длинного узкого стола, сооруженного из пустых снарядных ящиков. В комнате было сумрачно, так как почти все стекла в окнах повылетали от близких разрывов; солдаты, чтоб не сквозил холодный воздух, прикрыли их досками. В углу гудела буржуйка, труба от нее замысловатым образом петляла вдоль стены и выходила в ближайшее окно через небольшое отверстие.
В переднем углу стояло знамя дивизии. Рядом со входом на вбитых в стену гвоздях висели автоматы, фуражки, шапки, командирский бинокль. Рядом с печкой сушились стопки дровишек, а всю противоположную стену занимали карты Будапешта и его пригородов.
Устроились кто на чем: на уцелевших стульях, на тех же ящиках, на остатках мебели. Начало совещания не предвещало сюрпризов: комдив обвел усталым взглядом присутствующих, привычно кивнул сидящему справа Стародубцеву. Майор поднялся, расправил полы шинели и первым доложил о состоянии дел во вверенном полку. Следом похожие доклады прозвучали от других полковых командиров и командиров частей обеспечения.
Начальник штаба дивизии, выйдя к висящей карте, обрисовал оперативную обстановку. «Дирижируя» остро отточенным карандашом, он показал сместившуюся к северо-западу линию фронта, прошелся по изогнутым красным линиям наших армий, не забыл и про синие, обозначавшие войска вермахта. Заглядывая в планшетку, он назвал цифры безвозвратных и санитарных потерь в дивизии; упомянул про технику, про боеприпасы.
Далее комдив зачитал приказ командующего армией о начале Балатонской оборонительной операции.
— Нашей дивизии в этой операции отведена важная роль, — подытожил полковник Кононов. — Завтра в шесть часов утра мы начинаем передислокацию на линию населенных пунктов Гант — Замой. На юге новые позиции дивизии граничат с частями 1‑й Болгарской армии. Эта армия находится в оперативном подчинении 3‑го Украинского фронта и прикрывает операцию с юга в районе озера Балатон. С севера, в районе местечка Гант, дивизия соприкасается с соседями по корпусу — 2‑й гвардейской дивизией. Итак, задачи по передислокации. Давай, Степан Петрович…
И снова всеобщим вниманием завладел начальник штаба. Поводя острием карандаша по цветастой карте, стал объяснять полковым командирам задачи, рубежи, направления предполагаемых главных ударов.
* * *
Совещание продлилось ровно сорок минут. Покидая большую мрачную комнату, офицеры столпились у двери.
— Семен Агафонович! — окликнул Стародубцева Кононов.
Тот оглянулся:
— Я, товарищ полковник.
— Задержись на пять минут.
Майор неуверенным шагом подошел к длинному столу.
— Сидай, — кивнул полковник и ненадолго исчез в соседней комнате.
Вернувшись, поставил на стол котелок и пустую алюминиевую миску. Глубокой деревянной ложкой он аккуратно переложил из котелка в тарелку непонятное красное месиво.
В месиве майор разглядел кусочки красного перца, помидоров, моркови, лука. Комдив протянул ложку.
— Давай, пробуй.
Предложение показалось майору странным. Кононов в общении с подчиненными никогда не был жестким, не срывался и крайне редко вворачивал матерные словечки. Но в то же время ни разу не проявил мягкотелость, не давал слабину. В общем, всегда держал дистанцию. И вдруг вот так запросто угощает какими-то овощами.
Взяв ложку, Стародубцев медленно присел на табурет, когда-то бывший красивым стулом. Наклонившись над столом, недоверчиво понюхал месиво.
Вид у блюда не внушал доверия, но запах от него исходил аппетитный. Этакая смесь овощей в томатном соке с солью, чесночком и острыми приправами.
— Я ж из-под Ростова. Думал, только у нас такие чудеса в огородах произрастают, — продолжал полковник. — А тут венгерское! Зимой! И как приготовлено славно! Кушай-кушай, не стесняйся!.
Майор подцепил ложкой немного месива, потряс, попробовал. Разжевав и чмокнув губами, вскинул брови, улыбнулся.
— А ничего, товарищ полковник! Вкусно!
— Вот! А я что говорил? Ешь. И послушай, что я тебе растолкую…
Стародубцев слыл человеком от земли: мудрым, догадливым, прозорливым. Понимал он, почему комдив приказал задержаться, для чего усадил за стол и потчует необычным блюдом. Потому и поворот разговора воспринял спокойно.
— Ты же должен понимать, Семен Агафонович, что всякой должности обязано быть соответствие, — спокойно, с мягкой назидательностью произнес полковник. — Дали тебе полк в ноябре прошлого года, а вместе с ним и новый «Виллис» — езди на здоровье. А у меня дивизия. Стало быть, и сиденье под задницей должно быть помягче — пользуюсь стареньким «Опелем» со спиленной крышей. Как это по-ихнему? Кабриолет!
— Так нешто я не соображаю, товарищ полковник?. — пожал плечами майор. — Я и не собирался восстанавливать этот «Хорьх». Схватили генералов — и то слава богу. А «Хорьх»… — отмахнулся он. — Скрипкин прицепился: возьми да возьми! Чего, дескать, добру пропадать? Ну, я и приказал отбуксировать его к механикам.
Прогулявшись вдоль заколоченных досками окон, Кононов чиркнул спичкой, закурил папиросу.
— Это ты правильно сделал, что восстановил технику. Ты пойми: я ж тебя не ругаю, — одобрительно прогудел он. — Да и «Хорьх» распроклятый не себе забираю — не по Сеньке, как говорится, шапка. Командиру корпуса хочу его предложить. Он все-таки генерал. Как считаешь, Семен Агафонович?
— А я что? Я согласный: забирайте его с богом. Я вам только «спасибо» скажу.
— Значит, договорились?
— Договорились, товарищ командир.
— Не обижаешься?
— Нет, что вы!
— Ну и славно. Значит, давай договоримся так: возвращаешься в расположение полка на «Хорьхе» и на ночь сдаешь его механикам — пусть они как следует подлатают пробоины. А утром пусть твой Епифанов пригонит его ко мне в дивизию.
— Понял, товарищ полковник. Разрешите идти?
— Нет, постой. Блюдо мадьярское понравилось? Только честно!
— Понравилось, товарищ полковник. Ей-богу, понравилось!
— Тогда вот, держи. — Кононов протянул котелок. — Кушай на здоровье. Больше не задерживаю…
* * *
Как ни странно, в полк Семен Агафонович возвращался в добром настроении. Подарок старлея Скрипкина с самого начала не лег ему на душу — ни разу в своей жизни деревенский мужик Стародубцев не получал дорогих подарков. Ни разу не гарцевал по центральной сельской улице на лучшем своем жеребце по кличке Алмаз. Да и вообще жил всегда скромно, по-простому, никогда ничего не делая на зависть односельчанам.
Потому, усевшись утром в кабину «Хорьха», вместо предвкушения радости и душевного подъема ощутил неприятное беспокойство. Теперь же, когда судьба красивого немецкого автомобиля разрешилась в пользу командира корпуса, с плеч майора будто свалился тяжелый гнет.
Правой рукой он держался за ручку дверцы, в левой покачивался котелок с вкусным мадьярским варевом. Сам же майор глядел вперед и улыбался в пышные и уже начавшие седеть усы.
От штаба дивизии до расположения полка ехать предстояло недолго. Полтора десятка городских кварталов, занятых подразделениями соседних частей.
В преддверии крупной войсковой операции южная часть Буды напоминала огромный военный лагерь, где полным ходом шла подготовка к учениям. Разъезжая по позициям батальонов своего полка, Стародубцев не задумывался о личной охране. Местных жителей советские бойцы не опасались. Большинство венгров сидели по домам, агрессии никто не проявлял. Зато наши солдаты, сержанты и офицеры попадались едва ли не на каждом углу.
— Вы в чем-то левый ус испачкали, Семен Агафонович, — заметил Епифанов, выруливая на улицу, тянущуюся вдоль красивого бульвара.
Хитро усмехнувшись, майор вытер кулаком усы.
— Ага, чуток испачкался. Комдив меня знатным блюдом потчевал. Вот этим, — показал он котелок.
— Что-то диковинное. Ненашенское?
— Местное, мадьярское.
— Ну и как оно вам?
— Вкусное, шо там говорить… У нас на селе такого не готовили. Ни перцы, ни помидоры у нас не росли. Чего там… ветры в нашей Чкаловской области круглый год. Летом жара, засуха; зимой — морозы под сорок. Картоха росла, капуста, буряки, редька. Да лук с чесноком в хорошие годы.
— А я чую, чесночком в кабине потянуло, — хохотнул сержант.
— Чесночку я бы поболе подмешал, — довольно заметил офицер. Вздохнув, передал сержанту волю полковника:
— Как высадишь меня, Епифанов, «Хорьх» передашь механикам.
— Это чего же? — подивился тот. — Кажись, все сделали в лучшем виде!
— Сделали в лучшем, а надо так, шо б сияло и блестело. В общем, отбывает наш «Хорьх» в распоряжение самого генерала, командира корпуса.
Сбавив скорость и объезжая воронку, сержант присвистнул:
— За что же? Али провинились в чем, а, Семен Агафонович?
— Да какое там! — отмахнулся майор. — Тут понимать надо: кому какого коня под седло предлагать. А потому передашь механикам мой приказ: до утра привести автомобиль в полнейший порядок. Утром заберешь его и отгонишь к штабу дивизии. Понял?
Епифанов набрал полную грудь воздуха, чтоб шумно выдохнуть, а заодно пожаловаться начальству: дескать, только начал привыкать к хорошей машине, как…