Злая река

Колдмун ухватился за подлокотник, когда самолет в очередной раз попал в зону турбулентности и командир экипажа спокойным голосом попросил всех оставаться на своих местах и пристегнуть ремни. Летать Колдмун ненавидел почти так же, как плавать. Единственный разумный вид передвижения, думал он, это пешком или на машине. Или на лошади. Все остальное — говно.

В резервации было много лошадей, бродивших поблизости и свободных для использования. Большинство из них были диковаты, не подкованы и полубезумны — остатки тех дней, когда лакота считали лошадь священным животным. Теперь люди держали их без всяких причин, просто по традиции и из ностальгии. Но Колдмун и его друзья, как и многие другие ребята в те времена, иногда ловили какую-нибудь случайную лошадь, надевали на нее упряжь, кидали ей на спину одеяло и скакали куда-нибудь — кому удавалось усидеть, — если не хотелось ехать автостопом или идти пешком. Колдмуну особенно нравился один конь, он называл конягу Веником, потому что у того была густая светлая грива. Время от времени он кормил коня овсом — благодаря чему тот охотно шел на зов, стоило лишь потрясти ведром, — подрезал его расплющенные копыта и гнал у него глистов. Он не знал, кому принадлежит Веник, да и никто не знал, но Веник был хорошим конем. Скакать на нем было одно удовольствие. На коне тебя не будет тошнить, как в самолете или на корабле, и ты сам контролируешь ситуацию, хотя бы отчасти. Мысль о том, что ты летишь на высоте в тридцать тысяч футов, пристегнутый к сиденью, и между тобой и землей в шести милях внизу ничего нет, что ты полностью зависишь от пилотов, диспетчеров, механиков, которые осматривают самолет, инженеров, которые его сконструировали, от погоды, от столкновения со стаей птиц, от террористов и даже в какой-то мере от пассажиров, — эта мысль пугала его почти так же, как бездонная черная вода под днищем, и если ты на утлой лодчонке, то достаточно будет малейшей дыры в корпусе. А по мере того как лодки становились все больше и больше, у них просто становилось все больше систем, которые могли выйти из строя, и тогда судно могло загореться, потерять управление из-за поломки двигателя, столкнуться с айсбергом, попасть под волну-убийцу или встретиться с сомалийскими пиратами, а тогда, мальчик, это все, что она написала…[67]

Еще один громкий звук и сотрясение резко вывели Колдмуна из этих мрачных мыслей, когда самолет попал в очередную зону турбулентности. Они летели выше облаков, и огромные грозовые тучи поднимались повсюду, как гигантские сказочные башни. Очевидно, пилоты пытались обойти штормовую область, и это выглядело довольно плохо, некоторые тучи уплощались, приобретая форму наковальни, что сулило серьезные неприятности.

Просто прекрасно.

Колдмун заставил себя вернуться к делу. В разговоре с Пендергастом он выложил все, что узнал в Гватемале и Мексике. Теперь становилось ясно, что дело в равной степени крупное и необычное, что за ним стоит мощная, хорошо финансируемая и разветвленная организация. По-прежнему оставалось загадкой, кто такие эти люди и какие цели они преследуют. Сто двадцать обрубков ног, ампутированных самими жертвами, обрубков, подвергшихся глубокой заморозке, а потом сброшенных в воду. Зачем? И как, черт возьми, все это увязалось: Гватемала, посредники, тайное пересечение границы, неожиданные аресты — и отрубленные ноги, плавающие в Мексиканском заливе? В уголовном расследовании один из первых вопросов, который вы себе задаете, таков: кому это выгодно? Но кому может быть выгодно то, что люди обрубают себе ноги? Для какой цели это делается, если только не для того, чтобы освободиться от кандалов самым жутким способом, — но даже и эта версия была исключена.

Новая тряска, и голос командира экипажа сообщил, что ввиду сильной грозы посадка будет производиться не в Форт-Майерсе, а в Таллахасси. Дальше следовали обычные извинения под стоны и шиканье пассажиров.

Таллахасси. Интересно, где это относительно Форт-Майерса? Колдмун вытащил бортовой журнал, пролистал и выругался себе под нос. У черта на куличках, в Панхандле, в сотнях миль на север. Езды на машине не меньше пяти часов.

«Еще одна причина не любить летать», — подумал он.





45




— Что происходит? — спросила Гладстон, когда Пендергаст вывел их из лаборатории на парковку. Она заметила, что он обвел окрестности пристальным взглядом. — Нам грозит какая-то опасность?

Не отвечая, он отпер машину — новый «рейнджровер», выносливый и быстрый.

— Садитесь. Оба.

Она села на переднее пассажирское сиденье, Лэм устроился сзади. Пендергаст завел двигатель и медленно выехал с парковки.

— Мы имеем дело с мощной организацией, — сказал он. — Благодаря взлому вашей системы они теперь знают, что нам известно их местонахождение — где-то на Кривой реке. Я не сомневаюсь, что в данный момент они начинают действовать в ответ на эту информацию, и это ставит под угрозу нашу жизнь. Вы оба должны скрыться.

— Почему вы не вызовете ФБР или оперативную группу, какую-нибудь команду, чтобы защитить нас?

— Потому что это расследование находится под колпаком. Мы никому не можем доверять. К тому же важен фактор времени. — Пендергаст повернулся к ней. — Я везу вас в бунгало в Кокскру-Свамп, к югу отсюда, там вы будете в безопасности до дальнейшего уведомления.

— Какого черта мы едем в эту глушь? — возмутился Лэм.

— Уже некоторое время меня мучили подозрения, что мы, возможно, имеем дело с более грозным противником, чем ожидали. Постепенно я все больше проникался убеждением, что это именно так, и все яснее понимал, что оперативная группа имеет дыру, через которую — случайным образом или нет — утекает информация. Тогда-то я и нашел безопасный дом на тот случай, если что-то пойдет не так. В конце концов, вы два гражданских лица, работающие по моей просьбе, и вы не должны подвергаться опасности. Но теперь ясно, что вы ей подвергаетесь. Я не понимал, насколько быстро нарастает угроза… и насколько велики ее масштабы. Я, и только я виноват в том, что не отнесся к этому с большей серьезностью, когда это еще можно было контролировать.

— Безопасный дом? Контролировать? К черту все это! — И Лэм потянулся к ручке двери.

Но тут Пендергаст нажал на педаль газа, и машина, оснащенная двигателем с турбонаддувом, рванула вперед с такой силой, что пассажиров вдавило в спинки сидений, и промчалась под красный свет из Форт-Майерса на шоссе № 41.



Они неслись по Сорок первому со скоростью сто миль в час, пока солнце опускалось к горизонту в сиянии оранжевых и красных грозовых облаков. Это был один из тех зрелищных закатов, которые наводят на мысли о конце света. Гладстон была напугана словами Пендергаста, но, когда они полетели по шоссе подобно ракете, она задумалась, не слишком ли остро реагирует Пендергаст. Он вовсе не казался человеком, склонным драматизировать события, но, с другой стороны, она действительно не знала его.

Не доезжая до Бонита-Спрингс, Пендергаст свернул с шоссе, и они поехали на восток по асфальтированной дороге без опознавательных знаков. Вскоре цивилизация осталась позади, и дорога, прямая как стрела, протянулась дальше через посадки желтой сосны, болота и кипарисовые рощи. Затем настала оргия кроваво-красных облаков, захода солнца и фиолетовых сумерек.

Гладстон заметила, что Пендергаст продолжает набирать скорость, и, оглянувшись, увидела вдали пару фар. Несмотря на то что они мчались как сумасшедшие, свет фар неумолимо приближался к ним.

— Вы знаете, что нас преследует машина? — спросил Лэм с нескрываемой тревогой.

— Знаю, — ответил Пендергаст.

Гладстон почувствовала, что у нее начинается паника. Господи, они ведь у черта на куличках. Вдобавок ко всему Пендергаст извлек из-под сиденья большой дробовик.

— Вот хрень! — выпалил Лэм. — Вы и вправду собираетесь его использовать?

Пендергаст ничего не ответил.

Откуда взялись эти преследователи? Как они узнали, куда направляется Пендергаст? Но потом Гладстон услышала наверху слабый звук вертолета, а мгновение спустя увидела впереди свет фар. Фары вроде бы не двигались, просто блокировали дорогу.

Не успела она заметить их, как Пендергаст уже сбросил скорость. Он выключил фары и мгновение спустя свернул с асфальтированной дороги на грунтовую, уходившую в сторону под прямым углом. Было еще достаточно светло, чтобы видеть, хотя и с трудом, но, как только они оказались среди деревьев, наступила темнота. «Рейнджровер» несся по выбоинам, подпрыгивая и взбрыкивая. Гладстон не представляла, как Пендергасту удается вести машину в такой темноте. Пульсирующий звук роторов наверху стал громче, и в просветах ветвей появился вертолет, который заложил вираж вправо и понесся в их направлении.

— Отстегните ремни, — велел Пендергаст.


Гладстон нащупала защелку, чувствуя, как колотится сердце. Взбудораженный Лэм громко дышал на заднем сиденье.

— Приготовьтесь к выходу. Если мы все еще будем ехать, распахните дверь до упора, затем выпрыгните под углом, сгруппируйтесь и перекатитесь.

Пендергаст выехал с более открытого пространства на некое подобие тропы в более густых, укрытых кронами деревьев зарослях. Он газовал, и «ровер» скользил по болотистым участкам, пролетал над наполненными жижей выбоинами. Вертолет находился почти над ними и не отпускал их. Яркий луч света прорезал кроны деревьев, освещая площадь вокруг, образуя безумные, движущиеся тени.

Сверху донесся резкий электронный голос: «Остановите машину».

Пендергаст, напротив, еще сильнее нажал на педаль газа и выехал на низкий протяженный участок, расплескивая комья грязи.

«Остановитесь, или мы будем стрелять».

Гладстон в ужасе нагнулась и закрыла голову руками.

Тяжелая машина резко свернула, и одновременно с этим сверху раздалась автоматная очередь — тук-тук-тук. Гладстон вскрикнула, когда «ровер» боком задел дерево. Еще одна вспышка выстрела, на этот раз сопровождаемая громким стуком в задней части автомобиля, звоном разбивающихся стекол и треском ломающихся веток. С заднего сиденья донесся булькающий звук.

Пендергаст нажал на тормоза, и внедорожник резко остановился. Повернув голову, Гладстон увидела, что Лэм разорван пулями. Зрелище было настолько жутким, что она оцепенела. Пендергаст схватил ее, распахнул дверь и вытащил женщину наружу. Потом вернулся к машине, ненадолго задержался, склонившись над искалеченным телом Лэма, снова схватил Гладстон и потянул за собой. Он затащил ее в кустарник, когда сзади раздался приглушенный хлопок — «ровер» загорелся, языки пламени устремились вверх, а сама машина стала с шипением погружаться в топь. Мрачно-желтое сияние осветило лес.

Держа Гладстон за руку, Пендергаст устремился в густые заросли кипарисов. Вертолет, похоже, потерял их; его прожектор безуспешно скользил по деревьям.

Пендергаст сбавил темп, продолжая держать женщину за руку, когда с неба упали первые теплые капли дождя, сначала редкие, затем все более частые. Луч вертолетного прожектора шарил среди деревьев вдали от беглецов, и неожиданно Гладстон воспрянула духом в надежде, что они совсем оторвались от преследователей. Пендергаст вел ее в более густые заросли, где кипарисы уступили место мангровому болоту, прорезанному узкими петляющими протоками глубиной около фута. Они продолжали идти, стараясь не производить ни звука, шли вброд по водному лабиринту. Гладстон пыталась выкинуть из головы видение мертвого тела Лэма, она с трудом сдерживала панику, сосредоточившись на беззвучном движении.

Дойдя до тупика, Пендергаст остановился. Он опустил руки в воду, извлек оттуда горсть жижи и начал обмазывать ею себя, показав своей спутнице, чтобы она занялась тем же, в особенности замаскировала свои светлые волосы. Жижа имела отвратительный запах, рыбный, гнилостный, но Гладстон подчинилась, покрыла себя густой жижей как могла. После этого они продолжили движение. Но теперь звук роторов вернулся, вертолет расширял зону поиска. Нет, он завис в воздухе. Пендергаст остановился, вглядываясь сквозь листву. Из неподвижной машины по канату спускались люди. Под проливным дождем они выглядели как инопланетяне в своих серо-зеленых шлемах с многоцелевыми выпуклыми очками, в громоздких бронежилетах, ощетинившиеся оружием.

Пендергаст показал жестом, что нужно соблюдать полную тишину, развернулся, и они двинулись к более глубокой воде, низко пригибаясь, протискиваясь в узкие проходы между мангровыми деревьями. Наконец они пробрались под клубком корней и оказались в небольшом водоеме с очень густыми зарослями. Пендергаст наклонился к ней и проговорил:

— Погрузитесь в воду, чтобы на поверхности осталась только голова. И добавьте жижи.

Она сделала, как он сказал: погрузилась в теплую воду и накидала на голову еще вонючей жижи, хотя дождь смывал грязь с той же скоростью, с какой она наносила.

Когда Гладстон начала думать, что они, возможно, ушли от преследователей, в промежутках между мангровыми стволами появились огоньки. Потом они исчезли. Она напрягла слух, пытаясь что-нибудь услышать. Между деревьями заметались красные точки, похожие на светляков, раздался плеск, звук приближающихся шагов. Гладстон почувствовала, как напряглась рука Пендергаста. Он подался к ней и прошептал прямо в ухо:

— Лазерные прицелы. Наберите воздуха в легкие. Под воду.

Гладстон сделала вдох и погрузилась в темную, непрозрачную воду. Она задерживала дыхание сколько могла, а когда больше уже была не в силах, то попыталась повернуть голову так, чтобы лицо как можно меньше выступало над поверхностью, пока она будет набирать воздух в легкие. Как только она высунула часть лица, в глаза ей хлынул свет.

— Не двигайтесь! — прокричал голос. — Поднимите руки!

Гладстон медленно встала, и несколько мгновений спустя то же самое сделал Пендергаст. На короткое время ее ослепили яркие фонари, но вскоре она смогла разглядеть около полудюжины фигур в тяжелом вооружении.

— Выходите!

Они выбрались из мангровых зарослей. Их окружили вооруженные люди. Один обыскал Пендергаста, забрал его пистолет, нож, другие вещи.

— Руки за голову. Идем!

Солдаты подталкивали их сзади, пока они шли по воде. Впереди, на островке меч-травы, стоял вертолет, трава бешено трепыхалась под винтами.

— В вертолет.

Держа руки на затылке, они вышли из канала. Когда они приблизились к вертолету, грузовая дверь открылась и из нее появилась женщина. Несколько мгновений она смотрела на них, потом сказала:

— Мистер Пендергаст. Как неприятно увидеть вас снова.





46




Вечер выдался темный, тихий, дождливый. Полицейские ограждения и плохая погода придавали Каптиве почти заброшенный вид. Тёрнер-бич оставался закрытым, и расследование отпугнуло туристов от большинства привычных маршрутов. На остров накатывалась гроза.

К северу от Тёрнер-бич, на некотором расстоянии от воды стоял Мортлах-хаус. Его причудливые викторианские очертания выделялись на темном небе. В высоких окнах не было света, изнутри не доносились голоса. Дом стоял среди спящих дюн, и ничейная земля, заросшая солянкой и морским виноградом, отделяла его от поглощения прибрежными участками, которые начали разрастаться на север. Единственными звуками были мерный шелест прибоя и время от времени шум проезжающей по мосту Блайнд-пасс машины.

И тут с места наблюдения, скрытого в дюнах, поднялась чья-то фигура: это был бородатый человек с полотняной сумкой, двигавшийся с крайней осторожностью. Почти невидимый в мятом сером непромокаемом плаще, он медленно, опасливо приближался с севера, по тропинке, петляющей между дюнами.

Человек пересек участок дикой травы и, никем не замеченный, подошел к боковой стене Мортлах-хауса. Здесь он задержался на некоторое время, прислушиваясь и наблюдая, потом двинулся дальше.

На северной стороне дома, невидимый под кронами нескольких капустных пальм, лежал на земле трехфутовый кусок полиэтилена высокой плотности (выкрашенного в коричневый цвет, чтобы сливаться с почвой), примыкающий к дому и наклоненный под небольшим углом от него. Дойдя до этого места, человек остановился и прислушался. Он не услышал никаких звуков, кроме слабого потрескивания полицейского сканера, оставленного на веранде. Сканер лежал там без движения уже несколько дней, и неизвестно, был ли у сканера живой слушатель в течение этого времени. Бородатому человеку этот низкий белый шум шел на пользу. Путем долгого наблюдения он установил, что в доме все тихо. Один человек покинул его несколько дней назад с багажом, а бледный человек ушел утром. Девушка все еще находилась в доме, ее неясная фигура виднелась сквозь тюлевые занавеси в спальне наверху, где она читала книгу.

Человек опустился на колени, ухватил кусок полиэтилена и медленно сдвинул в сторону, обнажив отверстие в земле. Материал был водонепроницаемый и практически неразрушимый, и человеку было нетрудно сдвигать его в сторону. Он беззвучно соскользнул в черную нору, уходившую вниз, и оттуда подвинул полиэтилен точно на прежнее место у себя над головой.