Злая река

— Я как раз к этому подхожу. У меня есть продукт.

— Правда? — Раздражение мгновенно сменилось нетерпением. — И что?

— Типа какое количество обрубков вынесло на берег. Их число перевалило за сотню — как тебе такое? И они провели в воде довольно долгое время. Около месяца.

— Ни хрена себе! И откуда они?

— Никто не знает. Они делают анализы ДНК и другие тесты всякого рода.

Смитбек услышал скрежет кресла, когда Краски подъехал на нем поближе к столу.

— Что еще?

— Это больше, чем есть у кого-либо другого.

«И мне пришлось потратить целый вечер, чтобы напоить ошарашенного медтехника и выудить из него эту информацию». Но Смитбек решил утаить самую круть… по крайней мере, он надеялся, что все это обернется крутым делом.

— Ладно. — Краски знал, что спрашивать Смитбека об источнике бесполезно. — Ты все это запиши и немедленно пришли мне.

— Работаю над этим.

— Хорошая работа, Роджер. Продолжай в том же духе, — сказал Краски и отключился.

Смитбек разлегся в кресле. Он хорошо поработал.

Но он сделал больше. Гораздо больше. Когда Пол Рамо напился до чертиков и вечной дружбы, Смитбек от всего сердца предложил ему обменяться номерами телефонов. Рамо дал ему свой номер. А Смитбек предложил ввести свой номер в телефон Рамо, позвонив ему.

Именно это ему и требовалось: Рамо достал свой телефон, чтобы проверить, и не стал убирать, когда Смитбек принялся разглагольствовать о том, как ему нравится футляр для смартфона от «Оттербокс». Это навело Рамо на разговор о том, что он по своим обязанностям имеет дело со многими отвратительными и опасными жидкостями, а потому надежный футляр от «Оттербокс» идеально его устраивает, особенно еще и по той причине, что ему почти каждый день приходится использовать телефон для работы.

Потом он положил аппарат на стойку бара.

Там наверняка был океан информации. Но как до нее добраться? И тут Смитбек нашел воистину мудрый ход: он сделал несколько урологических замечаний, в том числе сказал, что от пива у него словно кран открывается, поэтому он пьет только скотч, и его слова вскоре произвели желаемый эффект — Рамо отправился отливать в туалет.

Как только тот исчез из вида, Смитбек прикоснулся пальцем к экрану, чтобы не дать телефону уйти в спящий режим, и подтащил аппарат к себе. У него было шестьдесят секунд, чтобы вытащить из него информацию. Электронное письмо потребовало бы слишком много времени. По той же причине он отказался от голосовой почты и эсэмэсок. Но фотографии — делал ли Рамо фотографии на работе? Смитбек залез в галерею и увидел, что их десятки. Он быстро просмотрел целую кучу реалистичных жутких фотографий ног в разных стадиях работы патологоанатома — от первоначального состояния до освежеванных, скелетизированных. Рамо оказался очень хорошим фотографом, каждый снимок отличался четкостью и точным выбором ракурса.

Фотографии вызывали отвращение, хотя ни на одной из них не было ничего примечательного. А потом, когда оставались секунды, Смитбек наткнулся на золотую жилу. Три удивительные фотографии в ряд, изображения одного предмета.

Своим собственным телефоном он быстро переснял одну за другой три эти фотографии. И теперь, мысленно оценивая свои успехи, он испытал такое удовлетворение, что в темноте своего «номера» снова разбудил телефон и пролистал фотографии, сделанные с экрана телефона Рамо. Эти три фотографии представляли собой крупный план верхней части обрубка снаружи от лодыжки до места отделения. Кожа вокруг этого места была сморщенная, неровная, а кость, выступавшая из выцветшей в морской воде плоти, выглядела отвратительно. Но там на коже была ясно видна татуировка, почти полностью попавшая в кадр. Крест, окруженный молниями, и какие-то буквы. Буквы немного расплывались, но с этим он мог кое-что сделать.

Смитбек не собирался вот так сгоряча выкладывать все это Краски. Ему нужно было еще потянуть за эту ниточку. Он загрузит фотографии в свой ноутбук, сделает их порезче, чтобы прочесть буквы. Потом поспрашивает под секретом — может, кто-то знает про такие татуировки или даже где их делают. И если он прав, то это может привести к громадному прорыву в его карьере. Нужно прямо сказать: Краски близок к уходу на пенсию, и тогда… «Роджер Смитбек, главный редактор» — как это ласкает слух!

Поднявшись с кресла, он выключил телефон и подошел к единственному столу в комнате, где его ждали ноутбук и история, которую он обещал Краски.





10




Памела Гладстон направила исследовательское судно «Левкотея» из реки Калузахатчи ко входу в гавань Легаси-харбор и дальше к пристани. Причаливание было делом нелегким, к тому же его затруднял ветер с моря, задувавший со скоростью около двадцати узлов. Когда она приблизилась к пирсу, по правому борту от нее выросли башни Хай-Пойнт-плейс, отбрасывавшие на воду длинные предвечерние тени. Приближаясь с минимальной скоростью, Гладстон вырулила к пристани и мягко уткнула катер в отбойный брус, чтобы его не унесло, пока она сбавляет обороты и выполняет правый разворот.

— Займись кормовым швартовом, — сказала она своему постдоку[9] и по необходимости старшему помощнику Уоллесу Лэму, стоявшему в готовности у планширя.

Уоллес точно — на сей раз — кинул швартов, и пирсовый рабочий аккуратно набросил его на судовую утку.

— Держи швартов, я даю вперед, — сказала Гладстон, ведя судно так, чтобы прижаться к кромке пирса всем правым бортом сорокашестифутового судна — от носа до кормы.

Она перевела двигатель в нейтраль. Когда остальные швартовы были закреплены, Гладстон облегченно вздохнула: швартовка прошла удачно, она не выставила себя идиоткой, как это случилось в прошлый раз, когда она ударилась кормой о сваю. Полная жопорукость, и, естественно, все это видели, и ей пришлось писать рапорт о происшествии, хотя ни пристань, ни судно ничуть не пострадали, если не считать непривлекательной полосы черной резины на белом покрытии борта.

Плавание прошло неплохо. Они успешно извлекли оба акустических доплеровских измерителя течения. Потерять один из этих приборов стоимостью в двадцать тысяч долларов было бы катастрофой. Теперь Гладстон хотелось поскорее загрузить эти данные и посмотреть, отвечают ли они математической модели.

Она установила руль в нуль, перевела все органы управления на штурвале в выключенное положение и тут заметила через окно мостика человека на причале, высокого и бледного, в трепещущем на ветру белом костюме. С панамой на голове он был похож на наркобарона-альбиноса, ожидающего выгрузки товара. Он уставился на ее судно, и Гладстон показалось, что он смотрит прямо на нее через окно мостика. Ей стало любопытно, как человек такого нелепого вида попал на частный причал, ведь было очевидно, что он не моряк.

Приведя все в порядок и заполнив электронный журнал, Гладстон выключила рубильники и вышла из рубки. Лэм тоже все закончил и теперь переносил измеритель течения на двухколесную тележку на пирсе. Человек в белом направился прямо к Гладстон. Она отвернулась и принялась поправлять бухту грязного каната, надеясь, что человек уйдет.

— Доктор Гладстон? — раздался вкрадчивый голос.

Она повернулась:

— Да?


— Я специальный агент Пендергаст.

Он протянул руку, но, вместо того чтобы пожать ее, она подняла обе свои, мокрые и грязные от приливного ила на канате:

— Прошу прощения.

Человек убрал руку и вперился в нее сверкающими глазами:

— Я бы хотел поговорить с вами.

— Приступайте. — Она остановилась. Специальный агент. Это что, ФБР? — Постойте, у вас есть жетон или что-то в этом роде?

Он плавным движением достал бумажник, продемонстрировал жетон и убрал бумажник в карман.

— Не могли бы мы пройти в вашу лабораторию для конфиденциального разговора?

— О чем?

— О Каптиве.

— Ни в коем случае. Извините.

Гладстон повесила сумку на плечо и быстро пошла по пирсу. Лэм попытался догнать ее, толкая тележку, и она ускорила шаг, стараясь уйти от человека в белом. Но он без труда ее догнал.

— Насколько я понимаю, вы изучали направления потоков за последние пять лет, — заметил он.

— Я сказала «нет». Я дошла до середины исследовательского проекта, мой грант почти исчерпан, аренда моего исследовательского судна истекает на следующей неделе, стоимость аренды увеличивается, мой бойфренд бросил меня, и я не хочу иметь ничего общего с этими ногами, выброшенными на берег.

— Почему нет, если позволите?

— Потому что это будет бедлам. Серьезный, жаркий политический бедлам, в котором наука — настоящая наука — будет потеряна. Я это уже проходила… поверьте мне.

Она пошла еще быстрее, но агент не отставал, казалось даже не ускоряя шаг. Обычно Гладстон могла обогнать кого угодно, и нынешняя ситуация лишь усилила ее раздражение.

— Доктор Гладстон, я рад, что вы упомянули ваше исследовательское судно. Если не считать этой уродливой полосы на корме, оно прекрасно.

Они дошли до конца пирса. Лэм практически бежал, чтобы не отстать. «Киа-соул» Гладстон стояла, слава богу, поблизости. Найдя машину глазами, она подняла брелок, нажатием кнопки отперла двери, издавшие электронную трель, и направилась к машине по кратчайшему пути. Она дошла до машины, села и хотела было захлопнуть дверцу, но человек в белом ухватился за верхнюю кромку ее и наклонился к Гладстон.

— Пожалуйста, уберите руку с моей машины. — Она дернула дверь на себя, но у него была крепкая хватка.

Он улыбнулся ей:

— Доктор Гладстон, мне жаль, что у вас столько неприятностей, но об одной вы можете больше не беспокоиться — я говорю об аренде судна.

— Что вы имеете в виду? — спросила она после некоторой паузы.

— Я позвонил в «Марин лизинг» в Калузахатчи. Ваша аренда продлена. И они любезно указали мне, где я могу вас найти.

— Постойте… как это?

— Понимаете, доктор Гладстон, ФБР нужно это судно. И конечно, вместе с вами.





11




Начальник полиции П. Б. Перельман сидел в зале совещаний вместе с Тауном и Моррисом и слушал с растущим раздражением, как океанограф береговой охраны, по фамилии то ли Макбин, то ли Макбун, гнусавым голосом сопровождал бесконечную презентацию в «Пауэр пойнт», причем его зеленая лазерная указка мелькала, как кошка, гоняющаяся за мышкой. Изображение за изображением, карта за картой Перельман совершал большое путешествие по южной части залива и Карибам вокруг Кубы.

Коммандер Бо в полевой синей форме стоял рядом с океанографом, скрестив руки на груди, и внимательно слушал, наклонив голову и серьезно морща лоб.

Сменялись картинки на экране, а в конце была показана анимация — сложные завихрения и ветра Кольцевого течения, знаменитого океанографического явления, зарождавшегося на юге и несущего свои воды в Атлантику, где оно соединялось с Гольфстримом.

Из презентации Перельману стало ясно, что по существу никакие комбинации течений и ветров не могли принести обрубки с Кубы на остров Каптива, за одним исключением. По мере того как Кольцевое течение смещалось на север вдоль побережья Юкатана и в залив, от главного потока отделялся устойчивый водоворот, называемый Мариэльским, он омывал северо-восточное побережье Кубы от залива Мариэль до Плайя-Каренеро. Плавучий предмет, брошенный в воду при низком приливе у этой береговой линии протяженностью в двадцать миль, мог быть отнесен на север к материковому побережью Флориды, где наталкивался на естественное препятствие — островную цепочку Санибел-Каптива. И, заключил Перельман, реверсивное прослеживание Мариэльского потока и Кольцевого течения указывало, что при определенных условиях такому предмету для прибытия на острова понадобится около трех недель плюс-минус несколько дней, что совпадало с оценкой нахождения обрубков в воде в двадцать пять дней.

Закончив презентацию, океанограф сошел с трибуны, и на нее поднялся коммандер с мрачным и серьезным лицом. Ухватившись узловатыми руками за края трибуны, он уставился на людей, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, словно демонстрируя недавнюю стрижку — седой ежик.

— Спасибо, лейтенант Макбат, — сказал он хриплым голосом.

И немного выждал, позволяя тишине охватить зал.