Злая лисица

Кумихо остановилась, вскинула голову и посмотрела прямо на их убежище. Джихун затаил дыхание. Лисица шагнула было к ним, но тут где-то далеко в лесу раздался шум, и она в мгновение ока убежала.

Джихун наконец выдохнул и взглянул на девушку. Та разжала кулак, и с ее ладони дождем посыпались камни.

– Кто это был? – спросил Джихун.

– Моя мать. Она не любит людей.

– А ты? – Джихун встал, и у него закружилась голова.

– Я их не ненавижу, – неохотно призналась девушка. – Но меня беспокоит тот факт, что ты здесь оказался.

– Это я уже слышал. Что ты имеешь в виду? – Лес покачнулся перед глазами, сначала влево, потом вправо, словно корабль посреди моря. Джихуну показалось, что его пытаются вырвать из сна, но юноша упорно сопротивлялся.

– Зачем ты поднял мою бусину?

– Бусину? Это ты про ту жемчужину?

– Зачем ты пришел сегодня в лес?

– У меня собака… – начал было парень, но в горле словно встал комок желчи.

– Ты знал, что я окажусь сегодня в лесу? Что ты собирался делать с моей бусиной? – Голос девушки звучал искаженно, как будто из телефонной трубки.

– Что происходит? – На Джихуна накатила тошнота, вязкая, тягучая, и деревья закружились в пируэтах.

Она смотрела на него с интересом.

– Когда тело хочет проснуться, ему плевать на желания разума.

– Я просыпаюсь? – переспросил юноша. – Вот почему я так странно себя чувствую…

Не успела она ответить, как лес выскользнул у Джихуна из-под ног. Парень падал в темноту, и земля поглощала и его, и его крик.





4


Миён медленно очнулась ото сна. Сначала девушка даже не поняла, что она больше не в лесу, а в своей спальне, лежит на кованой железной кровати, заваленной подушками. Сквозь большие окна рядом с кроватью светила луна. Девушка взглянула на яркие цифры на часах. 3:33 ночи.

Ощущение сна все никак не проходило, оно липло к ней жирной пленкой. Лес, туман и юноша. Девушке редко снились сны, но они никогда не были такими яркими. Как будто этот парень впрямь вошел к ней в голову. Это беспокоило. Она говорила эти же слова во сне и повторила их сейчас.

Она слышала о кумихо, которые являлись своим жертвам во снах. Медленно сводили их с ума, а потом вырывали им печень. Но сама она так никогда не делала и даже не знала, что кумихо все еще обладают этим даром. Наверное, все же не обладают. В конце концов, девушка же не специально явилась к этому мальчишке в сон. Может быть, просто думала о нем, а подсознание сыграло с ней злую шутку. И даже немудрено, что парнишка занимал ее мысли: в конце концов, он видел, как кумихо потеряла свою бусину…

Миён перевернулась на бок и открыла ящик тумбочки. Внутри лежала бусина. Такая яркая, что было непонятно: то ли она сама изнутри так сияет, то ли просто отражает лунный свет.

Девушка глядела на камешек – еву кусыль[37], лисью бусину. Если верить легендам, у каждой кумихо была такая, но Миён никогда не придавала им особого значения. Нара иногда рассказывала о бусинах, сравнивала их с людскими душами.

Может быть, Миён стоило прислушаться к несуразным теориям шаманки. Но их было так много, они были такими длинными, что Миён частенько даже не вслушивалась. Кажется, шаманка как-то предупреждала: если человек завладеет лисьей бусиной кумихо, он может заставить ее выполнить любую его прихоть. А еще были истории про кумихо, которые потеряли свои бусины, но все еще питались, с каждым разом приобретая все более демонический облик.

Миён закрыла глаза и прокатила камешек по ладони. Он вспыхнул словно от статического электричества. Или как будто в нем еще оставалась энергия. Не похоже на ци того аджосси – та была горькой и затхлой. А эта была яркой и свежей. Мальчишкина? Но ведь девушка не питалась его энергией. Тогда как же она оказалась в бусине?

Впрочем, ответ лежал на поверхности. Парень коснулся бусины, держал ее в руках. Вот та и поглотила его ци. Ведь именно прилив энергии разбудил девушку, пока она лежала на земле в лесу. Неужели бусина смогла передать ей ци того парня, даже не находясь в ее теле?

Знал бы он, что держит в руках… но он, конечно, не знал. А теперь бусина у нее, в безопасности. По крайней мере, насколько это возможно.

Она не понимала, почему спасла мальчишку. Хотя его действия смущали ее еще больше. Он остался. Он напал на токкэби, хотя прекрасно знал, чем это может обернуться. Миён сжала бусину в кулаке. Сейчас ей стоило не о мальчишке волноваться.

Надо было придумать, как вернуть камень на место. Может быть, она не слышала всех легенд о еву кусыль, но точно знала: место бусины – в кумихо. Девушка чувствовала пустоту внутри, как будто из середины пазла пропал кусочек. Зияющая дыра.

Миён выбралась из кровати и прошла по коридору в сторону комнаты матери.

В ванной был включен душ. В воздухе висел пар – настолько густой, что буквально сдавливал горло. Девушка внезапно запаниковала и смогла успокоиться, только сделав несколько глубоких вздохов. Миён боялась воды, сколько себя помнила. Даже ванну отказывалась принимать. Однако мать ненавидела любые проявления слабостей дочери, и Миён старалась не подавать виду.

Вода выключилась, и из душа выбралась Йена. Сквозь парные занавески просматривались белые кресты шрамов на ее спине.

Миён как-то раз спросила, откуда эти шрамы, и Йена ответила, что это работа людей. Она была слишком молода и слаба, чтобы полностью залечить раны. Иногда Миён гадала, не осталось ли шрамов где-нибудь помимо кожи.

Дымка потихоньку рассасывалась. Йена надела халат – и вот она снова выглядит сногсшибательно. Такая высокая, гибкая, с черными как уголь волосами и такими же темными глазами.

Все знакомые говорили, что Миён – точная копия матери.


А Миён всегда их благодарила и низко кланялась. В конце концов, Йена была самим воплощением красоты. Многие мужчины, глядя на нее, не желали даже моргать.

– Миён-а, что такое?

– Я хотела с тобой поговорить. – Как бы рассказать матери об этом тревожном сне и не выдать своей ошибки?

– Ты насчет понедельника?

Миён удивленно моргнула.

– Понедельника?

А потом она вспомнила. Новая школа.

– Все хорошо. В конце концов, не в первый раз. Я привыкла. – И это правда. Миён вечно была новенькой в классе. Никогда не задерживалась надолго, так, чтобы перестать быть новенькой.

– Это хорошая школа, пусть район и похуже прежнего. Но, к сожалению, там нельзя было оставаться из-за твоей… неосмотрительности.

В голосе матери сквозило осуждение, и Миён поджала губы. Девушке совершенно не нравилось переезжать, но приходилось – и все из-за ее вечных промахов. А Йена не уставала напоминать своим раздражением, каким же наказанием была для нее дочь. Может быть, не стоит рассказывать о последней ошибке, тем более так скоро после предыдущей.

– Извини, мама, я не хотела. И девочка ведь выжила…

Оправдания, оправдания, сплошные бесполезные оправдания.

– Но ты все равно чуть не выдала нас, потеряв контроль над собой при человеке. При свете дня!

– Я просто пыталась ее угомонить! Она все доставала меня, и я среагировала соответствующе… – Миён резко замолчала, осознав, как же ее оправдания похожи на слова того аджосси из леса: «Она сама напросилась. Не надо было вопить. Я лишь пытался заткнуть ее».

Миён ненавидела себя за то, что у нее было столько общего со злом, на которое она вела охоту.

– Не надо оправдываться, – Йена будто читала мысли дочери. – Делай как я велю, и все будет отлично.

– Если честно, я хотела тебе кое-что сказать.

– Я знаю, что ты хотела сказать. Все хорошо, не волнуйся, – развеяла Йена опасения дочери. Миён ждала другой реакции.

– Все хорошо? – Сердце пустилось вскачь. Значит, не страшно, что мальчишка узнал, кто она такая, и увидел ее бусину? – Я не хотела…

– Только не надо врать, дорогая. Я прекрасно осведомлена, что ты снова опустошала жертву – медленно. Никак не можешь научиться убивать быстро.

У Миён чуть не вырвался облегченный вздох. Значит, Йена не знала ни о мальчишке, ни о бусине.

– Меня устраивает и медленно. – Миён могла бы придумать сотню оправданий: меньше шума, меньше криков, меньше кровопролития. Но она знала, что не в этом дело. И Йена тоже знала.

– Зря ты гонишься за одобрением людей. Именно поэтому ты такая слабая. – Вот оно. Мать не одобряла того, что Миён была наполовину человеком. Что в ней текла человеческая кровь, кровь отца.

– Тяжело не переживать, когда вы бок о бок живете, – пробормотала Миён.

– К сожалению, это неизбежное зло. Если мы хотим питаться каждый месяц, надо жить рядом с едой.

Миён передернуло – умеет же мать слова подобрать, – но она кивнула.

– А если бы кто-то узнал, кто мы такие?

– Тогда, конечно, пришлось бы что-то с ним делать. Но человеческую жизнь так легко оборвать, – мать говорила небрежно, и у Миён перехватило дыхание. Смогла бы она убить того мальчишку? Свернуть ему шею и оставить в лесу гнить? Она задрожала при одной мысли об этом. Но может быть, в том-то и дело? Может быть, она недостаточно жестока?

– Что с тобой? – Йена перехватила взгляд дочери.

– Просто чувствую себя не очень, – ответила Миён. – Еще не привыкла к месту, да и охотиться так скоро после переезда…

– Иначе никак, – перебила ее Йена. – Без луны ты отказываешься охотиться.

– Знаю. – Как бы перевести разговор на другую тему и спросить о бусинах? – Кстати, я тут разбирала вещи и нашла несколько интересных книг. Одна из них была про лисьи бусины.

Йена коротко рассмеялась.

– Ты про те сказки? Это люди придумали, чтобы детям рассказывать. Лисьих бусин не существует.

Миён нахмурилась и сжала в кармане несуществующий камешек. Неужели мама, прожив на земле сотни лет, никогда не видела и не чувствовала свою бусину?

– Миён-а, я устала. Ночь была долгой. Давай оставим разговоры о сказках и всяких «если бы да кабы».

– Да, мама. – Миён чувствовала себя поверженной.