Зюзя. Книга третья
Часть 7 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Не знаю. Пусть ходят как хотят. Главное – с ними не встретиться. Могут и напасть.
– Их надо предупредить, – завела свою пластинку правильная Зюзя. – Они – разумные, должны жить.
Вот ведь чистая душа! Смерть вокруг гуляет, а она о незнакомцах печётся.
– Давай так, – предложил я. – Когда их увидим – сразу подходить не станем. Посмотрим, что за люди, а там решим. Если хорошие – я к ним пойду и всё скажу, если плохие, то...
– Надо предупреждать всех! Плохие тоже хотят жить! – настаивала доберман.
Вот зануда.
– Зюзя! Если они окажутся плохими – то начнут в нас стрелять и предупреждение им уже не услышать! Потому что они нас могут убить раньше, чем я «Мама» скажу! – сделал несколько глубоких вдохов. Слишком эмоционально получается. Отдышавшись немного, продолжил, убавив громкость в голосе. – Потому давай просто посмотрим сначала, с кем нас сведёт судьба, а потом решим, как нам поступать. Не будем торопиться.
Ушастая задумалась, положив морду на лапы. После ответила:
– Да. Я не умно сказала. Просто хочу...
Я присел рядом и ласково, успокаивающе провёл ладонью по её голове:
– Я знаю. Ты хочешь добра.
Под вторую руку, чуть повизгивая, почти сразу подлезла Рося за своей порцией внимания. Что поделаешь – разумные собаки всё равно собаки. Любят и ласку, и внимание, и не стесняются попросить об этом, в отличие от нас, людей.
Проехав ещё километра четыре, решили, что на сегодня путешествий хватит. До вечера хоть и далеко, однако надо и поохотиться успеть, и добычу приготовить, и на ночлег устроиться со вкусом. А это время.
Лагерь разбили в старом автобусе, обнаруженном ушастыми среди деревьев. Видимо, в далёкие времена неизвестный водитель по каким-то своим причинам попросту согнал его с дороги в сторону, не особо заботясь о сохранности. Время и природа постарались превратить транспорт в почти идеальное укрытие, спрятав среди свежей листвы и густо разросшихся ветвей кустарника. Не знаешь, где стоит – ни за что не найдёшь.
Дорожных служб теперь нет, кроны вдоль шоссе подрезать некому. Сегодня обычные двухполосные магистрали больше всего походят на тоннели с зелёной крышей, из которой красиво падают на выщербленные, местами вздувшиеся остатки асфальта, солнечные лучики. Раньше такие места фотографировать модно было, в качестве экзотики, и подписывать снимки этак пафосно: «Природа забирает своё» или «Забытая дорога», а после, пропустив изображения через множество фильтров, добиваясь некой загадочной потусторонности, хвастаться ими в соцсетях.
Как ни странно, вычурные названия спустя годы и впрямь подошли идеально, навевая уныние, тоску, всякую ненужную философию о бренности бытия. Казалось, прямо на глазу происходит очистка мира от нас, человеков. Медленно, настырно, тихо.
...Припрятав своё небогатое имущество, все вместе отправились на охоту и через полчаса наши старания увенчались тремя птичьими тушками. Обратно возвращаться не стал – ни к чему лишние следы своего пребывания оставлять. Выбрал полянку поприличней, кое-как ощипал ещё тёплую добычу, разделал и отдал две порции разумным. Те радостно впились клыками в мясо.
Что интересно, ни Зюзя, ни Рося никогда не едят птичьи кости, хоть и собаки. А ведь должны, и как раз именно по этой причине. В своё время я спросил, почему так? Ответ удивил своей простотой:
– Они острые. Вредно.
И ведь никто им не объяснял такие тонкости! Сами додумались! Развиваются ушастые, слов нет, развиваются. Теперь это точно не просто говорящие собаки – это полноценный новый вид.
Свою птичку я обжарил на костре до полуготовности и тоже с удовольствием съел. На потом оставлять ничего не стал. Надо снова приучать себя к «одноразовому» кормлению, а таскать за спиной пахучее мясо – увольте. Дураков нет. Ещё можно и табличку туда же повесить: «Хищники! Ау!»
Да и подопечные мои слюной изойдут от запахов. Ушастые покушать очень любят...
Насытившись, вернулись обратно, к автобусу.
На ночлег устроился удобно, почти по-королевски – на заднем, длинном, практически не обезображенном временем сидении, растянувшись в полный рост. Разумные попросту улеглись на полу. После вечерней сказки, прислушиваясь к их мерному посапыванию, думал о разном: о будущем маршруте движения, о возможных сложностях, об Ольге, о том, сколько хорошего прошло в этой жизни мимо нас, о своих подопечных, об оставшейся Мурке, о старом друге Бублике... Да много ещё о чём – не спалось.
Забылся поздно. Не знаю – во сколько, часов у меня нет.
Подняла меня Зюзя.
– Люди! – почему-то торжественно сообщила она. – Идут.
Я спросонья разобрался не сразу.
– Какие люди? Откуда? – и, немного придя в себя, пряча беспокойство, быстро уточнил. – Они вас видели?
– Нет. Она, – мордочка Роси, – смотрит. Не подходит. Люди идут к нам. Скоро пройдут мимо.
Час от часу не легче! Откуда здесь люди?
– Сколько их?
– Четыре. Женщина и три мужчины, – доберман насторожилась, уши стали торчком. – Уже скоро подойдут.
Если Зюзя говорит, что скоро подойдут – значит, так оно и есть. Выскочить из автобуса? А дальше? Спрятаться? Тогда из-за кустов и листвы не рассмотрю – что за люди тут расхаживают. А надо? Надо. Очень надо. Если идут оттуда – значит, могут пойти и обратно. За мной. Тогда лучше знать их в лицо. Не люблю неизвестное за спиной оставлять.
Покосился на двери автобуса – открыты полностью. Если что – рвануть в них можно без проблем – и тогда меня хрен догонишь. Тут растительность сложнопроходимая, а оббегать – долго и шумно. Попытаются подойти – услышу. Да и вряд ли они об этом месте знают. С асфальта меня не видно – могу даже поспорить на что-нибудь. А вот мне всё видно вполне. Немного, кусочек дороги метров в десять, но этого хватит. Решено. Посмотрю.
Пока я так рассуждал, с северной стороны зашуршало. Это был не громкий топот подкованных сапог, не глухое уханье армейских ботинок. Больше походило на шелест кроссовок при быстрой ходьбе.
Вот только кроссовки сейчас никто не носит. Обувь хоть и удобная, но непрактичная. На первой же мародёрке рискуешь ногу о ржавый гвоздь наколоть или на битое стекло, коего везде в избытке, напороться. Ну и время с ними весьма жёстко обошлось – верх от подошв стабильно отклеивался, материал нещадно облезал и лопался. Откуда знаю? Да всё мечтал найти себе лёгкую и удобную обувь – по базе передвигаться. Не получилось, зато знание осталось. Ладно, посмотрим на этих спортсменов...
Через минуту на видимом участке дороги показался мужчина. Подтянутый, худощавый, возраст – хорошо за сорок, коротко стриженая голова с заметной проседью. Одет просто – плотные брюки «карго», серый вязаный свитер. Куртка в скатке, за спиной к вещмешку приторочена. В руках – двустволка. На ногах... а вот и ответ, проясняющий непонятный шелест – сапоги. Но не привычная кирза, а новодел. На толстой кожаной подошве, почти без каблука. С коротеньким, мягким голенищем. Смахивают на «угги» на современный лад. Дорогая вещь! И не только в изготовлении – сейчас нормальных сапожников – раз, два – и обчёлся, а и по материалу – кожа нынче в цене, можно сказать на вес золота.
Для производства таких сапожек нужно собственной шкуркой рискнуть – зверюшку выловить покрупнее, убить, ободрать, найти правильного скорняка, да ещё много чего! К тому же – подошва быстро изнашивается – а это опять нужно кожу добывать для ремонта.
Но и плюсов у такой обувки полно – почти бесшумная, по ноге сшита, на длинных переходах лучше и не придумать.
Это что же за богатей в наших краях завёлся? Да его за эти сапоги пристрелить – почти святое дело! Они же сами по себе – целое состояние. Смелый гражданин, смелый...
И тут я заметил то, от чего у меня между лопатками заструился холодный пот – взгляд этого человека. Охотничий, оценивающий, настороженный. Глаза не стояли на месте, не фокусировались на чём-то одном. Казалось, они находятся в постоянном движении, сканируя окружающий мир. Да и повадки были под стать: походка – лёгкая, опытная, быстрая. Явно не одну сотню километров пешком он оттоптал – простыми тренировками такой ненапряжной бесшумности и скорости не добиться. И движется он, надо признать, гораздо быстрее меня... Я так не умею. Почти стелется над асфальтом, едва его касаясь. Н-да... неприятный гражданин... Нет, может, в быту он и душа-человек, но вот на дороге, один на один – опаснейший противник. С первого взгляда понятно.
Показались и остальные трое. Рося не ошиблась: двое мужчин и женщина. Шли немного шумнее первого, но тоже умело. Мужчины – по повадкам словно родственники с первым: стремительные, по-звериному настороженные, контролирующие каждый свою сторону. Возраст – да тоже под полтинник. Некрупные, одеты простенько, за спинами небольшие котомки. На ногах у обоих уже не сапоги, а что-то вроде рабочих туфлей с толстой, рифлёной, подошвой. Тоже хорошая обувь, если как следует разносить – мне такие не попадались, к сожалению. Идут молча, не разговаривают. В руках у каждого – по ружью. По синхронности, слаженности шагов и движений можно было бы подумать, что это братья. Всей разницы – один весьма плешивый с загорелой, едва обрамлённой редкими волосиками лысиной, а другой – просто бритоголовый с рыжеватой щетиной на щеках.
Замыкающей шла женщина. Маленькая – метр шестьдесят от силы, круглолицая, пухленькая, с широкими бёдрами и короткими ножками. Возраст я определить затруднился. Старше меня – точно, а вот на сколько? Не знаю. Я не силён в угадывании. Одета она была весьма странно. Широкое, с длинными рукавами, глухое синее платье не полоскалось парусом в такт шагам владелицы, как ему положено, а было подвёрнуто снизу и собрано на поясе, открывая толстенькие ноги в спортивных штанах. Модификация для путешествий? Вполне возможно – так и подол ни за что не цепляется, и идти, наверное, удобнее. Обувь у неизвестной разнообразием не впечатлила – те же тяжёлые туфли, что и у мужчин. Наверное, где-то склад нашли и прибарахлились на всех. Идёт тоже опытно, быстро. Что ещё? В руках у женщины ружьё, голова повязана платком, лицо...
Я окаменел. Лицо у идущей было откровенно с цыганщиной. Не чистокровное – я этой публики в своё время много повидал, но вполне соответствующее образу вокзальной гадалки. Подтверждали мою догадку и иссиня-чёрные волосы, немного выбившиеся из-под холстины, да и само выражение физиономии – хитроватое, дерзкое, упрямое. Ей бы юбку цветастую до земли, серьги-подковы, красные бусы и «Ай-нэ-нэ» запеть под бубен – идеально бы подошло. В том же Фоминске на одном бы гадании с танцами озолотилась. Там народ до развлечений жадный и вполне платежеспособный.
В груди запекло, и я с удивлением отметил, что инстинктивно не дышу – стараюсь себя не выдать. Посмотрел на ушастую – лежит на полу автобуса, морда на лапах. Напряжённая, вон, как мышцы под шкурой перекатываются. Тоже волнуется... Ей сложнее, я хоть вижу, что вокруг творится, а она просто ждёт.
Медленно открыл рот, ещё медленнее начал выпускать из себя переработанный моим организмом воздух. Вспомнился рассказ Ольги о беженке с Юга. Там вроде как шрам у глаза в виде завитка был. Всмотрелся – нет, не видно. Если и есть , то или маленький, или старый. И идёт ко мне левым боком, словно специально... Как бы получше рассмотреть? Вряд ли это та самая, принесшая за собой смерть. Умерла бы уже, а у этой вон – лицо чистое, ни прыща, ни пятнышка.
А если... – тут мне вспомнилась когда-то читаная история про Мэри Маллон, или Тифозную Мэри – бессимптомную носительницу брюшного тифа. Заразила она, помнится, более пятидесяти человек, некоторые даже скопытились, а сама при этом жила себе вполне нормально и чувствовала себя хорошо.
В это время четвёрка идущих скрылась из видимого сектора, а я, решив пока не высовываться, продолжал гонять в голове новые данные.
Вариант с носительницей отмёл сразу. Даже если тётка и инфицирована – то остальные – вряд ли. Не бывает сразу столько Мэри в одном месте. И идёт она однозначно не по принуждению, иначе бы оружие отобрали и со спины не поставили. Значит, не она... Но цыганское лицо... И не вспомню – когда в последний раз ромал видел. Слишком сильное совпадение получается, чтобы правдой быть.
Мысли снова вернулись к возможному завитку на её лице. Она или нет?
Сторонне вспомнилось, что на дне моего сидора лежит простенькая подзорная труба, в которую можно было бы легко всё рассмотреть. Уже хотел было себя обругать последними словами, но успокоился. Смотреть через оптику в солнечный день на опытных людей – верх глупости. Вполне можно солнечного зайчика пустить ненароком – и конец моей скрытности. А антибликового покрытия на стекле нет – значит, отбой хорошей идее, риск слишком не оправдан.
Но мозг упорно не сдавался – под разными углами анализируя увиденное. Мужик и баба в форте, два торгаша. Шли разными дорогами, возможно, торгаши даже ехали на том мёртвом автомобиле. Двигатель накрылся – пошли пешком. Хм... реалистично звучит. Куда шли? Неизвестно.
Ладно, отставим пока эту непонятность в сторону.
Могли ли они пересечься, чисто теоретически, с беженцами? Вполне. Там, дальше, есть ещё один перекрёсток и дорога, связывающая мой тракт и тот, оживлённый. Отсюда, кстати, не далеко. Разведгруппа с инфицированными встретилась в условленной точке?
Я скептически хмыкнул: «Совсем ты, Витя, умом скорбный стал. Такую хрень выдумываешь, что аж стыдно за тебя. Ещё для полноты диагноза инопланетяшек сюда приплети и теорию вселенского заговора».
И сам себе ответил, вступая во внутренний спор: «Может и так. Только идут все налегке – ни узлов, ни сумок. Как я. Даже легче – я ещё велик тащу и тушёнку – а эти совсем не сгибались при движении. В далёкие-далёкие края так не ходят. К тому же, топали они в полном молчании и весьма целеустремлённо. Куда? Дальше по дороге на семьдесят вёрст ни шиша нет. И в другой стороне тоже, километров за тридцать поручусь. Мутняк какой-то».
Ну и как узнать правду? Если это всё же инфицированные – нужно при помощи ружья принять санитарные меры, чтобы они других не заражали, да и за Ольгу с Бубликом посчитаться. Если нет – чёрт с ними, пусть идут, куда им надо.
И тут меня разобрала злость. На себя, на эту загадочную четвёрку, на весь мир. Чего я рассусоливаю, сам себя запутываю? Нужно просто проследить за ними. Когда станут на привал – через подзорную трубу глянуть на лицо тётки и определиться. Вот тогда и решать, что дальше делать. А пока все эти колебания лишь смуту ненужную во мне сеют.
Решено! Иду следом, посмотрю – и по ситуации. Иначе сам себя рассуждениями мягкотелыми и абстрактными задолбаю. Задержка в день не критична, а ясность нужна. В противном случае сам себе не прощу того, что мог – и не разобрался.
Поделился соображениями с доберманом, чем ввёл её в глубокую задумчивость...
Глава 4
Велосипед я благополучно оставил у автобуса. Ну не тащить же его с собой, тем более, что та четвёрка передвигалась пешком, а значит, скорость нам необходимо синхронизировать, во избежание неприятных казусов. Там же выложил и часть провизии из вещмешка — зачем таскать лишнее?
Дождавшись Росю, первым делом попросил продемонстрировать мне через мыслеобраз лицо женщины, надеясь собачьими глазами разглядеть так заинтересовавший меня шрам. Не получилось. Она честно мне показывала, что видела, вот только ориентировалась собачка больше носом и слухом, чем зрением. Всё, что удалось рассмотреть — непривычно большие, из-за разницы в восприятии, фигуры идущих людей, да и те через плотно скрывавшую их завесу листвы.
Ладно, чуда никто и не ждал. Наскоро собравшись, покормил свою банду, безжалостно израсходовав на это дело две банки тушёнки, напоил и, проверившись и попрыгав, отправился следом за ушедшими в сторону юга людьми.
Вперёд пошла Рося из-за своих малогабаритных размеров, добердама же осталась со мной, хоть ей это и не слишком понравилось. Против ожидания, в спор она вступать не стала, понимая мою правоту, но шла исключительно впереди меня, демонстрируя в знак обиды свою филейную часть и ни о чём со мной не разговаривая. Ничего страшного — пообижается и перестанет. Не дело крупной собаке в разведчиков играть — её предков не для того вывели. Зюзина стихия — бег, молниеносная атака, тонкости в распутывании следов, а вот скрытность — мимо. Много её для этого дела. При нужде, конечно, подползёт куда нужно, но против Роси – юркой, тонколапой, лёгкой – проигрывает без вариантов.
Шли долго. Наша шпионка несколько раз возвращалась обратно и, вильнув хвостом, сообщала, что люди идут по-прежнему по дороге, не разделяясь и никуда не сворачивая. Единственный раз они остановились лишь у брошенных Жигулей и один из мужчин (из-за расстояния Рося не разглядела – кто именно), забрал что-то объёмное из узла на крыше.
Получается – я не ошибся. Машина или им принадлежит, или в ней был какой-то пропущенный мною тайник — в тряпье я не копался. Какие из этого можно сделать выводы? Не знаю. Любые, кроме одного — это точно не беженцы.
Между нами, по моим прикидкам было около трёх или четырёх километров. Ближе я подходить опасался, да и вряд ли бы смог. По мыслеобразам, предоставленным разведчицей, вполне угадывалась местность, которую сейчас прохода четвёрка, и скорость была вполне себе — еле поспевал.
Посёлка мы достигли глубоко за полдень. Заходить не стали. Я расположился в тихом месте, неподалёку от первых домов, и попросил ушастую обойти ненаселённый пункт и устроить там наблюдательный пункт, чтобы держать выход из него под контролем. Мало ли, преследуемые вполне могут передохнуть и дальше двинуть. Рося же никуда не пошла. Она растянулась у моих ног и часто, хрипло дышала, лёжа на боку и вытянув лапы. Убегалась, бедолага, на сыскном поприще. Это мы с Зюзей по прямой почти шли, а она – постоянно туда-обратно носилась, и всё на нервах. Кто хочешь устанет.
Доберман, едва услышала мою просьбу, стартанула так, что только клочья земли полетели. Я усмехнулся. Зюзя мне сейчас больше всего напоминала большого ребёнка, которому взрослые доверили простенькое и несложное дело только затем, чтобы несмышлёныш под ногами не путался. А он этого по наивности не понимает и страшно горд поручением.
– Их надо предупредить, – завела свою пластинку правильная Зюзя. – Они – разумные, должны жить.
Вот ведь чистая душа! Смерть вокруг гуляет, а она о незнакомцах печётся.
– Давай так, – предложил я. – Когда их увидим – сразу подходить не станем. Посмотрим, что за люди, а там решим. Если хорошие – я к ним пойду и всё скажу, если плохие, то...
– Надо предупреждать всех! Плохие тоже хотят жить! – настаивала доберман.
Вот зануда.
– Зюзя! Если они окажутся плохими – то начнут в нас стрелять и предупреждение им уже не услышать! Потому что они нас могут убить раньше, чем я «Мама» скажу! – сделал несколько глубоких вдохов. Слишком эмоционально получается. Отдышавшись немного, продолжил, убавив громкость в голосе. – Потому давай просто посмотрим сначала, с кем нас сведёт судьба, а потом решим, как нам поступать. Не будем торопиться.
Ушастая задумалась, положив морду на лапы. После ответила:
– Да. Я не умно сказала. Просто хочу...
Я присел рядом и ласково, успокаивающе провёл ладонью по её голове:
– Я знаю. Ты хочешь добра.
Под вторую руку, чуть повизгивая, почти сразу подлезла Рося за своей порцией внимания. Что поделаешь – разумные собаки всё равно собаки. Любят и ласку, и внимание, и не стесняются попросить об этом, в отличие от нас, людей.
Проехав ещё километра четыре, решили, что на сегодня путешествий хватит. До вечера хоть и далеко, однако надо и поохотиться успеть, и добычу приготовить, и на ночлег устроиться со вкусом. А это время.
Лагерь разбили в старом автобусе, обнаруженном ушастыми среди деревьев. Видимо, в далёкие времена неизвестный водитель по каким-то своим причинам попросту согнал его с дороги в сторону, не особо заботясь о сохранности. Время и природа постарались превратить транспорт в почти идеальное укрытие, спрятав среди свежей листвы и густо разросшихся ветвей кустарника. Не знаешь, где стоит – ни за что не найдёшь.
Дорожных служб теперь нет, кроны вдоль шоссе подрезать некому. Сегодня обычные двухполосные магистрали больше всего походят на тоннели с зелёной крышей, из которой красиво падают на выщербленные, местами вздувшиеся остатки асфальта, солнечные лучики. Раньше такие места фотографировать модно было, в качестве экзотики, и подписывать снимки этак пафосно: «Природа забирает своё» или «Забытая дорога», а после, пропустив изображения через множество фильтров, добиваясь некой загадочной потусторонности, хвастаться ими в соцсетях.
Как ни странно, вычурные названия спустя годы и впрямь подошли идеально, навевая уныние, тоску, всякую ненужную философию о бренности бытия. Казалось, прямо на глазу происходит очистка мира от нас, человеков. Медленно, настырно, тихо.
...Припрятав своё небогатое имущество, все вместе отправились на охоту и через полчаса наши старания увенчались тремя птичьими тушками. Обратно возвращаться не стал – ни к чему лишние следы своего пребывания оставлять. Выбрал полянку поприличней, кое-как ощипал ещё тёплую добычу, разделал и отдал две порции разумным. Те радостно впились клыками в мясо.
Что интересно, ни Зюзя, ни Рося никогда не едят птичьи кости, хоть и собаки. А ведь должны, и как раз именно по этой причине. В своё время я спросил, почему так? Ответ удивил своей простотой:
– Они острые. Вредно.
И ведь никто им не объяснял такие тонкости! Сами додумались! Развиваются ушастые, слов нет, развиваются. Теперь это точно не просто говорящие собаки – это полноценный новый вид.
Свою птичку я обжарил на костре до полуготовности и тоже с удовольствием съел. На потом оставлять ничего не стал. Надо снова приучать себя к «одноразовому» кормлению, а таскать за спиной пахучее мясо – увольте. Дураков нет. Ещё можно и табличку туда же повесить: «Хищники! Ау!»
Да и подопечные мои слюной изойдут от запахов. Ушастые покушать очень любят...
Насытившись, вернулись обратно, к автобусу.
На ночлег устроился удобно, почти по-королевски – на заднем, длинном, практически не обезображенном временем сидении, растянувшись в полный рост. Разумные попросту улеглись на полу. После вечерней сказки, прислушиваясь к их мерному посапыванию, думал о разном: о будущем маршруте движения, о возможных сложностях, об Ольге, о том, сколько хорошего прошло в этой жизни мимо нас, о своих подопечных, об оставшейся Мурке, о старом друге Бублике... Да много ещё о чём – не спалось.
Забылся поздно. Не знаю – во сколько, часов у меня нет.
Подняла меня Зюзя.
– Люди! – почему-то торжественно сообщила она. – Идут.
Я спросонья разобрался не сразу.
– Какие люди? Откуда? – и, немного придя в себя, пряча беспокойство, быстро уточнил. – Они вас видели?
– Нет. Она, – мордочка Роси, – смотрит. Не подходит. Люди идут к нам. Скоро пройдут мимо.
Час от часу не легче! Откуда здесь люди?
– Сколько их?
– Четыре. Женщина и три мужчины, – доберман насторожилась, уши стали торчком. – Уже скоро подойдут.
Если Зюзя говорит, что скоро подойдут – значит, так оно и есть. Выскочить из автобуса? А дальше? Спрятаться? Тогда из-за кустов и листвы не рассмотрю – что за люди тут расхаживают. А надо? Надо. Очень надо. Если идут оттуда – значит, могут пойти и обратно. За мной. Тогда лучше знать их в лицо. Не люблю неизвестное за спиной оставлять.
Покосился на двери автобуса – открыты полностью. Если что – рвануть в них можно без проблем – и тогда меня хрен догонишь. Тут растительность сложнопроходимая, а оббегать – долго и шумно. Попытаются подойти – услышу. Да и вряд ли они об этом месте знают. С асфальта меня не видно – могу даже поспорить на что-нибудь. А вот мне всё видно вполне. Немного, кусочек дороги метров в десять, но этого хватит. Решено. Посмотрю.
Пока я так рассуждал, с северной стороны зашуршало. Это был не громкий топот подкованных сапог, не глухое уханье армейских ботинок. Больше походило на шелест кроссовок при быстрой ходьбе.
Вот только кроссовки сейчас никто не носит. Обувь хоть и удобная, но непрактичная. На первой же мародёрке рискуешь ногу о ржавый гвоздь наколоть или на битое стекло, коего везде в избытке, напороться. Ну и время с ними весьма жёстко обошлось – верх от подошв стабильно отклеивался, материал нещадно облезал и лопался. Откуда знаю? Да всё мечтал найти себе лёгкую и удобную обувь – по базе передвигаться. Не получилось, зато знание осталось. Ладно, посмотрим на этих спортсменов...
Через минуту на видимом участке дороги показался мужчина. Подтянутый, худощавый, возраст – хорошо за сорок, коротко стриженая голова с заметной проседью. Одет просто – плотные брюки «карго», серый вязаный свитер. Куртка в скатке, за спиной к вещмешку приторочена. В руках – двустволка. На ногах... а вот и ответ, проясняющий непонятный шелест – сапоги. Но не привычная кирза, а новодел. На толстой кожаной подошве, почти без каблука. С коротеньким, мягким голенищем. Смахивают на «угги» на современный лад. Дорогая вещь! И не только в изготовлении – сейчас нормальных сапожников – раз, два – и обчёлся, а и по материалу – кожа нынче в цене, можно сказать на вес золота.
Для производства таких сапожек нужно собственной шкуркой рискнуть – зверюшку выловить покрупнее, убить, ободрать, найти правильного скорняка, да ещё много чего! К тому же – подошва быстро изнашивается – а это опять нужно кожу добывать для ремонта.
Но и плюсов у такой обувки полно – почти бесшумная, по ноге сшита, на длинных переходах лучше и не придумать.
Это что же за богатей в наших краях завёлся? Да его за эти сапоги пристрелить – почти святое дело! Они же сами по себе – целое состояние. Смелый гражданин, смелый...
И тут я заметил то, от чего у меня между лопатками заструился холодный пот – взгляд этого человека. Охотничий, оценивающий, настороженный. Глаза не стояли на месте, не фокусировались на чём-то одном. Казалось, они находятся в постоянном движении, сканируя окружающий мир. Да и повадки были под стать: походка – лёгкая, опытная, быстрая. Явно не одну сотню километров пешком он оттоптал – простыми тренировками такой ненапряжной бесшумности и скорости не добиться. И движется он, надо признать, гораздо быстрее меня... Я так не умею. Почти стелется над асфальтом, едва его касаясь. Н-да... неприятный гражданин... Нет, может, в быту он и душа-человек, но вот на дороге, один на один – опаснейший противник. С первого взгляда понятно.
Показались и остальные трое. Рося не ошиблась: двое мужчин и женщина. Шли немного шумнее первого, но тоже умело. Мужчины – по повадкам словно родственники с первым: стремительные, по-звериному настороженные, контролирующие каждый свою сторону. Возраст – да тоже под полтинник. Некрупные, одеты простенько, за спинами небольшие котомки. На ногах у обоих уже не сапоги, а что-то вроде рабочих туфлей с толстой, рифлёной, подошвой. Тоже хорошая обувь, если как следует разносить – мне такие не попадались, к сожалению. Идут молча, не разговаривают. В руках у каждого – по ружью. По синхронности, слаженности шагов и движений можно было бы подумать, что это братья. Всей разницы – один весьма плешивый с загорелой, едва обрамлённой редкими волосиками лысиной, а другой – просто бритоголовый с рыжеватой щетиной на щеках.
Замыкающей шла женщина. Маленькая – метр шестьдесят от силы, круглолицая, пухленькая, с широкими бёдрами и короткими ножками. Возраст я определить затруднился. Старше меня – точно, а вот на сколько? Не знаю. Я не силён в угадывании. Одета она была весьма странно. Широкое, с длинными рукавами, глухое синее платье не полоскалось парусом в такт шагам владелицы, как ему положено, а было подвёрнуто снизу и собрано на поясе, открывая толстенькие ноги в спортивных штанах. Модификация для путешествий? Вполне возможно – так и подол ни за что не цепляется, и идти, наверное, удобнее. Обувь у неизвестной разнообразием не впечатлила – те же тяжёлые туфли, что и у мужчин. Наверное, где-то склад нашли и прибарахлились на всех. Идёт тоже опытно, быстро. Что ещё? В руках у женщины ружьё, голова повязана платком, лицо...
Я окаменел. Лицо у идущей было откровенно с цыганщиной. Не чистокровное – я этой публики в своё время много повидал, но вполне соответствующее образу вокзальной гадалки. Подтверждали мою догадку и иссиня-чёрные волосы, немного выбившиеся из-под холстины, да и само выражение физиономии – хитроватое, дерзкое, упрямое. Ей бы юбку цветастую до земли, серьги-подковы, красные бусы и «Ай-нэ-нэ» запеть под бубен – идеально бы подошло. В том же Фоминске на одном бы гадании с танцами озолотилась. Там народ до развлечений жадный и вполне платежеспособный.
В груди запекло, и я с удивлением отметил, что инстинктивно не дышу – стараюсь себя не выдать. Посмотрел на ушастую – лежит на полу автобуса, морда на лапах. Напряжённая, вон, как мышцы под шкурой перекатываются. Тоже волнуется... Ей сложнее, я хоть вижу, что вокруг творится, а она просто ждёт.
Медленно открыл рот, ещё медленнее начал выпускать из себя переработанный моим организмом воздух. Вспомнился рассказ Ольги о беженке с Юга. Там вроде как шрам у глаза в виде завитка был. Всмотрелся – нет, не видно. Если и есть , то или маленький, или старый. И идёт ко мне левым боком, словно специально... Как бы получше рассмотреть? Вряд ли это та самая, принесшая за собой смерть. Умерла бы уже, а у этой вон – лицо чистое, ни прыща, ни пятнышка.
А если... – тут мне вспомнилась когда-то читаная история про Мэри Маллон, или Тифозную Мэри – бессимптомную носительницу брюшного тифа. Заразила она, помнится, более пятидесяти человек, некоторые даже скопытились, а сама при этом жила себе вполне нормально и чувствовала себя хорошо.
В это время четвёрка идущих скрылась из видимого сектора, а я, решив пока не высовываться, продолжал гонять в голове новые данные.
Вариант с носительницей отмёл сразу. Даже если тётка и инфицирована – то остальные – вряд ли. Не бывает сразу столько Мэри в одном месте. И идёт она однозначно не по принуждению, иначе бы оружие отобрали и со спины не поставили. Значит, не она... Но цыганское лицо... И не вспомню – когда в последний раз ромал видел. Слишком сильное совпадение получается, чтобы правдой быть.
Мысли снова вернулись к возможному завитку на её лице. Она или нет?
Сторонне вспомнилось, что на дне моего сидора лежит простенькая подзорная труба, в которую можно было бы легко всё рассмотреть. Уже хотел было себя обругать последними словами, но успокоился. Смотреть через оптику в солнечный день на опытных людей – верх глупости. Вполне можно солнечного зайчика пустить ненароком – и конец моей скрытности. А антибликового покрытия на стекле нет – значит, отбой хорошей идее, риск слишком не оправдан.
Но мозг упорно не сдавался – под разными углами анализируя увиденное. Мужик и баба в форте, два торгаша. Шли разными дорогами, возможно, торгаши даже ехали на том мёртвом автомобиле. Двигатель накрылся – пошли пешком. Хм... реалистично звучит. Куда шли? Неизвестно.
Ладно, отставим пока эту непонятность в сторону.
Могли ли они пересечься, чисто теоретически, с беженцами? Вполне. Там, дальше, есть ещё один перекрёсток и дорога, связывающая мой тракт и тот, оживлённый. Отсюда, кстати, не далеко. Разведгруппа с инфицированными встретилась в условленной точке?
Я скептически хмыкнул: «Совсем ты, Витя, умом скорбный стал. Такую хрень выдумываешь, что аж стыдно за тебя. Ещё для полноты диагноза инопланетяшек сюда приплети и теорию вселенского заговора».
И сам себе ответил, вступая во внутренний спор: «Может и так. Только идут все налегке – ни узлов, ни сумок. Как я. Даже легче – я ещё велик тащу и тушёнку – а эти совсем не сгибались при движении. В далёкие-далёкие края так не ходят. К тому же, топали они в полном молчании и весьма целеустремлённо. Куда? Дальше по дороге на семьдесят вёрст ни шиша нет. И в другой стороне тоже, километров за тридцать поручусь. Мутняк какой-то».
Ну и как узнать правду? Если это всё же инфицированные – нужно при помощи ружья принять санитарные меры, чтобы они других не заражали, да и за Ольгу с Бубликом посчитаться. Если нет – чёрт с ними, пусть идут, куда им надо.
И тут меня разобрала злость. На себя, на эту загадочную четвёрку, на весь мир. Чего я рассусоливаю, сам себя запутываю? Нужно просто проследить за ними. Когда станут на привал – через подзорную трубу глянуть на лицо тётки и определиться. Вот тогда и решать, что дальше делать. А пока все эти колебания лишь смуту ненужную во мне сеют.
Решено! Иду следом, посмотрю – и по ситуации. Иначе сам себя рассуждениями мягкотелыми и абстрактными задолбаю. Задержка в день не критична, а ясность нужна. В противном случае сам себе не прощу того, что мог – и не разобрался.
Поделился соображениями с доберманом, чем ввёл её в глубокую задумчивость...
Глава 4
Велосипед я благополучно оставил у автобуса. Ну не тащить же его с собой, тем более, что та четвёрка передвигалась пешком, а значит, скорость нам необходимо синхронизировать, во избежание неприятных казусов. Там же выложил и часть провизии из вещмешка — зачем таскать лишнее?
Дождавшись Росю, первым делом попросил продемонстрировать мне через мыслеобраз лицо женщины, надеясь собачьими глазами разглядеть так заинтересовавший меня шрам. Не получилось. Она честно мне показывала, что видела, вот только ориентировалась собачка больше носом и слухом, чем зрением. Всё, что удалось рассмотреть — непривычно большие, из-за разницы в восприятии, фигуры идущих людей, да и те через плотно скрывавшую их завесу листвы.
Ладно, чуда никто и не ждал. Наскоро собравшись, покормил свою банду, безжалостно израсходовав на это дело две банки тушёнки, напоил и, проверившись и попрыгав, отправился следом за ушедшими в сторону юга людьми.
Вперёд пошла Рося из-за своих малогабаритных размеров, добердама же осталась со мной, хоть ей это и не слишком понравилось. Против ожидания, в спор она вступать не стала, понимая мою правоту, но шла исключительно впереди меня, демонстрируя в знак обиды свою филейную часть и ни о чём со мной не разговаривая. Ничего страшного — пообижается и перестанет. Не дело крупной собаке в разведчиков играть — её предков не для того вывели. Зюзина стихия — бег, молниеносная атака, тонкости в распутывании следов, а вот скрытность — мимо. Много её для этого дела. При нужде, конечно, подползёт куда нужно, но против Роси – юркой, тонколапой, лёгкой – проигрывает без вариантов.
Шли долго. Наша шпионка несколько раз возвращалась обратно и, вильнув хвостом, сообщала, что люди идут по-прежнему по дороге, не разделяясь и никуда не сворачивая. Единственный раз они остановились лишь у брошенных Жигулей и один из мужчин (из-за расстояния Рося не разглядела – кто именно), забрал что-то объёмное из узла на крыше.
Получается – я не ошибся. Машина или им принадлежит, или в ней был какой-то пропущенный мною тайник — в тряпье я не копался. Какие из этого можно сделать выводы? Не знаю. Любые, кроме одного — это точно не беженцы.
Между нами, по моим прикидкам было около трёх или четырёх километров. Ближе я подходить опасался, да и вряд ли бы смог. По мыслеобразам, предоставленным разведчицей, вполне угадывалась местность, которую сейчас прохода четвёрка, и скорость была вполне себе — еле поспевал.
Посёлка мы достигли глубоко за полдень. Заходить не стали. Я расположился в тихом месте, неподалёку от первых домов, и попросил ушастую обойти ненаселённый пункт и устроить там наблюдательный пункт, чтобы держать выход из него под контролем. Мало ли, преследуемые вполне могут передохнуть и дальше двинуть. Рося же никуда не пошла. Она растянулась у моих ног и часто, хрипло дышала, лёжа на боку и вытянув лапы. Убегалась, бедолага, на сыскном поприще. Это мы с Зюзей по прямой почти шли, а она – постоянно туда-обратно носилась, и всё на нервах. Кто хочешь устанет.
Доберман, едва услышала мою просьбу, стартанула так, что только клочья земли полетели. Я усмехнулся. Зюзя мне сейчас больше всего напоминала большого ребёнка, которому взрослые доверили простенькое и несложное дело только затем, чтобы несмышлёныш под ногами не путался. А он этого по наивности не понимает и страшно горд поручением.