Зюзя. Книга третья
Часть 3 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты всё сделала правильно, не кори себя. От Мора лекарств нет, это даже я знаю, а получить из-за таких раскладов пулю от обезумевших людей – так себе участь.
– Спасибо... В общем, пошла я обратно, к подруге. А на половине дороги – сыпь на руке увидела. Первый признак вируса этого, прости Господи, окаянного... Поняла – нет мне туда дороги. Не смогу Анькиному семейству в глаза смотреть. Я ведь тоже инфицированная получаюсь. Смерть им в дом принесла. Тогда к тебе пошла... Больше просто не к кому.
Только теперь я заметил, что стою под забором не один. Рядом находились все разумные, даже Мурка. Они внимательно, с суровыми мордашками, вслушивались в наш разговор.
У меня услышанное не укладывалось в голове.
– Оленька, – как можно спокойнее и нежнее начал я. – Успокойся. Может, это аллергия на траву какую-нибудь или неопасная инфекция... Зачем сразу о плохом? Давай ты войдёшь, и мы вместе сядем, покушаем и поговорим.
Рука уже тянулась к задвижке, как вдруг на запястье сомкнулись Зюзины клыки. Больно, сильно, не вырваться.
– Нет! Нельзя!
Я остолбенел второй раз за этот день. Раньше себе доберман такого не позволяла. В груди начала закипать злость.
– Она правильно говорит, – зазвучал в голове голос лабрадора. – Это опасно. Если женщина здорова – она не умрёт. Если заболела – ты ей не поможешь.
– Тяф! – поддакнула Рося.
Рассудительность разумных немного отрезвила, но не потушила жажду действия. Смотреть, как неподалёку умирает человек – выше моих сил. Нужно что-то сделать, что-то предпринять, а не стоять раззявой-созерцателем.
– Ваши предложения?! – крик сам вырвался из лёгких. – Ну, давайте! Вы же такие умные...
– Витя, с кем ты разговариваешь? – испуганно подала голос женщина.
– Со своим зоопарком, – нервно бросил я. К чему теперь таиться? – Они разумные и говорить умеют. И как раз сейчас отговаривают меня от того, чтобы тебе помочь, умники!
Ольга молчала долго, я уже испугался, что она ушла. Куда? Да ещё в таком состоянии... Однако ошибся. Пассия была по-прежнему тут, за забором, просто осмысливала услышанное. Заговорила с трудом, явно сомневаясь в моих словах:
– Если это правда, то они правы. Я к тебе вообще зачем пришла...
– Зачем? – глупо переспросил я.
– Убей меня, пожалуйста. Из ружья, только близко не подходи, заразишься ещё. Не хочу мучиться. Поселковым я не верю. Могут из вредности с первого раза толком не попасть, чтобы пострадала напоследок... Не любят они меня за правду мою, к тому же наговорила я им... всякого перед уходом. А ты сможешь, я знаю. Да и услышать тебя напоследок хотелось... Ты прости, что так... то выгоняю, то сама к тебе бегу.
Из меня словно стержень вынули. Тело безвольно сползло на землю, «мурка» вывалилась из рук, голова закружилась, как после выпитой залпом кружки доброго самогона. Ненастоящее всё, словно фильм дешёвый смотрю... Индийский... Да! Точно! Индийский! Со страшнорожими злодеями и набриолиненным героем, ну и с прекрасной девушкой-страдалицей, куда же без неё. Вот только радостных танцев, похоже, не ожидается... Потому как сбрендила моя баба! Окончательно! Её бы специальным докторам с аменазином сдать, да где их взять? А я бы им даже заплатил...
Рука что-то почувствовала – это Рося сунула свою умную головку мне под ладонь. Чтобы погладил, значит. Такая вот канис-терапия...
И само собой пришло тошнотворное понимание реальности происходящего.
– По-другому никак? – да, я ей верил. Мором не шутят. Да и в наши безинтернетные и беспощадные дни слова имеют совсем другую ценность, чем раньше. Если пришла – значит, не могла по-другому.
– Нет, – и вот тогда она заплакала по-настоящему. Навзрыд, протяжно, изливая в слезах всю себя.
Мне стало совсем плохо. Жутко захотелось превратиться в слепой, глухой, бесчувственный камень. Или сбежать. Далеко, на одних лишь инстинктах, отключив рассудок, не разбирая дороги, и навсегда забыть происходящее.
Но, вместо этого, я продолжал сидеть тут, пытаясь неуклюже бормотать какие-то ободряющие слова. Что-то мямлил в растерянности, а что – и сам не знаю.
– Давай вместе проведём эту ночь. В последний раз. Остальное – завтра, – предложила Ольга, и я опять почувствовал себя непроходимым дураком.
... Наступил вечер, затем ночь, разбросав на диво яркие звёзды... Мы общались, изливая друг другу душу. Иногда грустно смеялись, изредка замолкали. По собственной инициативе я перебросил через забор бутылку с водой, пару банок тушёнки и нож. Ольга поблагодарила, не забыв при этом ехидно подколоть: «Ого! А ты богатенький жених, раз позволяешь себе такие подарки!» – получилось беззлобно и смешно. Она вообще больше не поднимала вопрос смерти и во мне нечаянно затеплилась надежда, что всё обойдётся, а под утро повод её визита и совсем забылся за разговорами.
Разумные остались рядом, устроившись у моих ног и в разговор не вступали. Даже не намекнули о пропущенном ужине. Я привычно поглаживал их по головам, про себя благодаря за понимание.
Внезапно пришло утро.
– Всё, Витенька. Пора, – отстранённо произнесла женщина. – И спасибо за то, что не прогнал. Знаешь, а ведь это первый раз, когда мы вот так, по-доброму общались, без постельных дел. Ты, оказывается, интересный человек. И тебе спасибо...
А это она с кем?!
Молнией подбежал к ближайшему вагончику, взобрался и обомлел. Рядом с Ольгой лежал Бублик. Когда он туда ушёл?! Как?! Зачем?!
Заметив мой взгляд, лабрадор счёл необходимым ответить на все невысказанные вопросы.
– Не злись. Так будет лучше и легче всем. Моё время пришло. Уже несколько дней ко мне во снах приходят мои друзья и зовут туда, где ничего не болит и всегда хорошо. Твоей женщине нужна поддержка и самое лучшее, что я могу сделать – это быть с ней рядом, – он помолчал, положил голову на колени Ольги. – Знаешь, я всю жизнь учился говорить, как вы, не особо понимая, зачем мне это. Теперь знаю. Для помощи. Нас ведь вывели люди как собак-компаньонов; я помню, мне рассказывали... Хорошая участь. Нужная. Вдвоём не так страшно. Помоги нам уйти.
– Я не могу...
– Можешь. Так надо. Ты не убьёшь, ты сделаешь хорошее дело.
Внизу, беспокойно наматывали круги, посматривая вверх, Зюзя с Росей. Они ещё не до конца понимали, что происходит, счастливые...
На край крыши взобралась Мурка, осмотрелась и неожиданно съёжилась в жалкий, маленький комочек. Протяжно мяукнула. Разумные как по команде остановились, неверяще уставившись на кошку.
– Это... правда? – подала голос доберман.
Я смог лишь кивнуть, не в силах ответить на такой простой вопрос. Не знаю, показывала ли Мурка мыслеобразы тем, кто остался внизу. Надеюсь, что нет. Ольга, обняв совершенно спокойного Бублика, сидела на земле метрах в пятнадцати от забора и ласково, по-матерински глядя на меня, улыбалась. Её лицо начали покрывать бледные, почти незаметные синюшные пятна – верный признак Мора. Сутки остались, не больше...
– Они у тебя и в правду разговаривают. Это так замечательно! – прервала она затянувшееся молчание. – Ну что, посмотрел на свою даму в некрасивую точечку? Теперь ты веришь в заражение?
Я через силу кивнул головой, до боли сжав пальцы в замок, чтобы не заорать от боли, пожирающей мою душу. Надежды разбились, не явив чуда...
– Тогда к делу, – как ни в чём не бывало, продолжила она. – Мне нужны дрова. Много. Необходимо сделать погребальный костёр, чтобы инфекция не разнеслась. Поленья бросай через забор, не вздумай выносить их сюда. Ещё понадобится бутылка с керосином или чем-то горючим и спички. Я сама подпалю. Давай, Витя, – женщина улыбнулась. Не будем затягивать, мне и так страшно. Ты же выполнишь мою просьбу? Сама не могу... Пыталась повеситься дважды, пока к тебе шла... Слабая я баба; в сильную, оказывается, только играла... И запомни – ты меня не убиваешь, а оказываешь последнее милосердие. Сам знаешь, что меня ждёт в ближайшем будущем... Я понимаю – тебе страшно, ты не из тех, кто стреляет без разбора, но так надо... К форту не ходи. Если ещё кто-нибудь живой там остался – застрелят от безнадёги. Чёрный флаг висит – кому надо – поймут, что там произошло, и не сунутся. Запомнил? Не сиди, давай делом займёмся...
Не смог я ей ответить. Тянул, сам не зная, зачем. За эту короткую ночь во мне многое изменилось. Ольга смогла стать частью меня. Я впервые, наверное, прожил целую жизнь за одни лишь сутки; впервые вот так, откровенно поговорил с небезразличным мне человеком, впервые его теряю... Проклятие какое-то. Так и сидел, уставившись в её красивое, словно освещённое внутренним светом, лицо, совершенно игнорируя уродующие кожу пятна смерти.
– Делай, Витя. Делай, как она говорит. – до моего разума донёсся голос добермана. – Так нужно.
– Да-да, конечно...
Не помню, как сполз с крыши. Не помню, как методично, словно робот, бросал дрова через забор. Не помню, не помню, не помню...
И не хочу вспоминать!
– Хватит, Витя, – голос Ольги привёл меня в чувство. – Этого вполне достаточно. Неси горючее.
Медленной, безумно усталой походкой побрёл в ангар, слил из НЗ в небольшую канистру литра три керосина. С непонятной натугой, словно переламывая самого себя, перебросил.
– Спички.
Снова побрёл за требуемым. Метнул коробок через заграждение.
Оттуда раздалось:
– Спасибо, Витя... Ты... хороший человек. Жаль, что у нас с тобой не сложилось. Что же, давай прощаться. Стреляй лучше с крыши – тебе так удобнее будет. И не переживай ни о чём.
А я не послушался – остался стоять у забора, ожидая неизвестно чего.
– Иди! – голос из-за забора стал требовательным, властным, совсем как когда мы скандалили в той, очередной прошлой жизни.
Не помня себя, забрался на вагончик, нашёл взглядом Ольгу. Боже, как она изменилась! За тот непродолжительный срок, пока мы по-дурацки носились с дровами, пятна потемнели, в некоторых местах начав набухать гнойниками. Её лицо постоянно искажали гримасы боли, тело периодически пронзали судороги. Совсем немного осталось...
Костёр расположился метрах в пятнадцати от забора. Ольга обильно полила дрова из канистры, неторопливо взошла на него; села, устраиваясь поудобнее. Бублик улёгся прямо на её ногах.
– Витя! – обратился лабрадор ко мне. – Уходите отсюда. Идите на север, там меньше живых и... и попробуйте спасти, предупредить всех разумных, кого сможете. То, что вы называете мором, не остановить. Можно только спрятаться. Что ещё... в углу есть старый лаз. Постарайся сделать так, чтобы, – мордочка Роси, – не нашла его. Прощай, береги их.
Ко мне подошла Мурка
сидевшая всё это время на крыше, и растерянно посмотрела в моё лицо. Она словно ждала от меня спасительного волшебства, как в сказках... Стало невыносимо больно от такого доверчивого взгляда, от собственной беспомощности, от понимания неизбежного – так, будто я во всём виноват.
– Мяу, – жалобно простонала кошка, беззащитная и трогательная в своей скорби.
По вагончику заколотили. Это разумные, обезумев, пытались запрыгнуть ко мне, скребя когтями по железным стенкам и подвывая от горя. Не смогли... бились в кровь, штурмуя раз за разом непреодолимую для них преграду.
Не выдержав, Зюзя метнулась к калитке.
– Стоять!!! – проорал я, готовясь прыгнуть и помешать ей в этом безрассудстве.
Доберман остановилась как вкопанная. Медленно развернулась, по-детски, наивно глядя на меня.
– Да... нельзя. Прости глупую...
Рося негромко, протяжно завыла на одной ноте.
Сердце словно сжало в ледяных тисках.
За что мне это? За что?!
Между тем заговорила Оля. Мягко, нежно, с грустью в голосе.
– Спасибо тебе! Действительно, спасибо! За эту ночь, за прошлые, за то, что не бросил... Спасибо, что хоть немного отогрел душу, – в руке у Оли появился небольшой факел, наскоро сделанный из палки и тряпки. Чиркнула спичка, замерцало пламя, выбрасывая вверх чёрный дым копоти. – Стреляй!
Она расплакалась, не стесняясь слёз и прижав голову лабрадора к груди. Я молчал, тупо, непонимающе глядя на красивую даже этот жуткий момент женщину. Почему-то жутко хотелось зажмуриться и укрыться одеялом с головой – спрятаться от всего этого...
Я медлил, не находя в себе сил совершить такой... страшный поступок. На меня умоляюще смотрели глаза Ольги и Бублика.
– Стреляй!!!
– Спасибо... В общем, пошла я обратно, к подруге. А на половине дороги – сыпь на руке увидела. Первый признак вируса этого, прости Господи, окаянного... Поняла – нет мне туда дороги. Не смогу Анькиному семейству в глаза смотреть. Я ведь тоже инфицированная получаюсь. Смерть им в дом принесла. Тогда к тебе пошла... Больше просто не к кому.
Только теперь я заметил, что стою под забором не один. Рядом находились все разумные, даже Мурка. Они внимательно, с суровыми мордашками, вслушивались в наш разговор.
У меня услышанное не укладывалось в голове.
– Оленька, – как можно спокойнее и нежнее начал я. – Успокойся. Может, это аллергия на траву какую-нибудь или неопасная инфекция... Зачем сразу о плохом? Давай ты войдёшь, и мы вместе сядем, покушаем и поговорим.
Рука уже тянулась к задвижке, как вдруг на запястье сомкнулись Зюзины клыки. Больно, сильно, не вырваться.
– Нет! Нельзя!
Я остолбенел второй раз за этот день. Раньше себе доберман такого не позволяла. В груди начала закипать злость.
– Она правильно говорит, – зазвучал в голове голос лабрадора. – Это опасно. Если женщина здорова – она не умрёт. Если заболела – ты ей не поможешь.
– Тяф! – поддакнула Рося.
Рассудительность разумных немного отрезвила, но не потушила жажду действия. Смотреть, как неподалёку умирает человек – выше моих сил. Нужно что-то сделать, что-то предпринять, а не стоять раззявой-созерцателем.
– Ваши предложения?! – крик сам вырвался из лёгких. – Ну, давайте! Вы же такие умные...
– Витя, с кем ты разговариваешь? – испуганно подала голос женщина.
– Со своим зоопарком, – нервно бросил я. К чему теперь таиться? – Они разумные и говорить умеют. И как раз сейчас отговаривают меня от того, чтобы тебе помочь, умники!
Ольга молчала долго, я уже испугался, что она ушла. Куда? Да ещё в таком состоянии... Однако ошибся. Пассия была по-прежнему тут, за забором, просто осмысливала услышанное. Заговорила с трудом, явно сомневаясь в моих словах:
– Если это правда, то они правы. Я к тебе вообще зачем пришла...
– Зачем? – глупо переспросил я.
– Убей меня, пожалуйста. Из ружья, только близко не подходи, заразишься ещё. Не хочу мучиться. Поселковым я не верю. Могут из вредности с первого раза толком не попасть, чтобы пострадала напоследок... Не любят они меня за правду мою, к тому же наговорила я им... всякого перед уходом. А ты сможешь, я знаю. Да и услышать тебя напоследок хотелось... Ты прости, что так... то выгоняю, то сама к тебе бегу.
Из меня словно стержень вынули. Тело безвольно сползло на землю, «мурка» вывалилась из рук, голова закружилась, как после выпитой залпом кружки доброго самогона. Ненастоящее всё, словно фильм дешёвый смотрю... Индийский... Да! Точно! Индийский! Со страшнорожими злодеями и набриолиненным героем, ну и с прекрасной девушкой-страдалицей, куда же без неё. Вот только радостных танцев, похоже, не ожидается... Потому как сбрендила моя баба! Окончательно! Её бы специальным докторам с аменазином сдать, да где их взять? А я бы им даже заплатил...
Рука что-то почувствовала – это Рося сунула свою умную головку мне под ладонь. Чтобы погладил, значит. Такая вот канис-терапия...
И само собой пришло тошнотворное понимание реальности происходящего.
– По-другому никак? – да, я ей верил. Мором не шутят. Да и в наши безинтернетные и беспощадные дни слова имеют совсем другую ценность, чем раньше. Если пришла – значит, не могла по-другому.
– Нет, – и вот тогда она заплакала по-настоящему. Навзрыд, протяжно, изливая в слезах всю себя.
Мне стало совсем плохо. Жутко захотелось превратиться в слепой, глухой, бесчувственный камень. Или сбежать. Далеко, на одних лишь инстинктах, отключив рассудок, не разбирая дороги, и навсегда забыть происходящее.
Но, вместо этого, я продолжал сидеть тут, пытаясь неуклюже бормотать какие-то ободряющие слова. Что-то мямлил в растерянности, а что – и сам не знаю.
– Давай вместе проведём эту ночь. В последний раз. Остальное – завтра, – предложила Ольга, и я опять почувствовал себя непроходимым дураком.
... Наступил вечер, затем ночь, разбросав на диво яркие звёзды... Мы общались, изливая друг другу душу. Иногда грустно смеялись, изредка замолкали. По собственной инициативе я перебросил через забор бутылку с водой, пару банок тушёнки и нож. Ольга поблагодарила, не забыв при этом ехидно подколоть: «Ого! А ты богатенький жених, раз позволяешь себе такие подарки!» – получилось беззлобно и смешно. Она вообще больше не поднимала вопрос смерти и во мне нечаянно затеплилась надежда, что всё обойдётся, а под утро повод её визита и совсем забылся за разговорами.
Разумные остались рядом, устроившись у моих ног и в разговор не вступали. Даже не намекнули о пропущенном ужине. Я привычно поглаживал их по головам, про себя благодаря за понимание.
Внезапно пришло утро.
– Всё, Витенька. Пора, – отстранённо произнесла женщина. – И спасибо за то, что не прогнал. Знаешь, а ведь это первый раз, когда мы вот так, по-доброму общались, без постельных дел. Ты, оказывается, интересный человек. И тебе спасибо...
А это она с кем?!
Молнией подбежал к ближайшему вагончику, взобрался и обомлел. Рядом с Ольгой лежал Бублик. Когда он туда ушёл?! Как?! Зачем?!
Заметив мой взгляд, лабрадор счёл необходимым ответить на все невысказанные вопросы.
– Не злись. Так будет лучше и легче всем. Моё время пришло. Уже несколько дней ко мне во снах приходят мои друзья и зовут туда, где ничего не болит и всегда хорошо. Твоей женщине нужна поддержка и самое лучшее, что я могу сделать – это быть с ней рядом, – он помолчал, положил голову на колени Ольги. – Знаешь, я всю жизнь учился говорить, как вы, не особо понимая, зачем мне это. Теперь знаю. Для помощи. Нас ведь вывели люди как собак-компаньонов; я помню, мне рассказывали... Хорошая участь. Нужная. Вдвоём не так страшно. Помоги нам уйти.
– Я не могу...
– Можешь. Так надо. Ты не убьёшь, ты сделаешь хорошее дело.
Внизу, беспокойно наматывали круги, посматривая вверх, Зюзя с Росей. Они ещё не до конца понимали, что происходит, счастливые...
На край крыши взобралась Мурка, осмотрелась и неожиданно съёжилась в жалкий, маленький комочек. Протяжно мяукнула. Разумные как по команде остановились, неверяще уставившись на кошку.
– Это... правда? – подала голос доберман.
Я смог лишь кивнуть, не в силах ответить на такой простой вопрос. Не знаю, показывала ли Мурка мыслеобразы тем, кто остался внизу. Надеюсь, что нет. Ольга, обняв совершенно спокойного Бублика, сидела на земле метрах в пятнадцати от забора и ласково, по-матерински глядя на меня, улыбалась. Её лицо начали покрывать бледные, почти незаметные синюшные пятна – верный признак Мора. Сутки остались, не больше...
– Они у тебя и в правду разговаривают. Это так замечательно! – прервала она затянувшееся молчание. – Ну что, посмотрел на свою даму в некрасивую точечку? Теперь ты веришь в заражение?
Я через силу кивнул головой, до боли сжав пальцы в замок, чтобы не заорать от боли, пожирающей мою душу. Надежды разбились, не явив чуда...
– Тогда к делу, – как ни в чём не бывало, продолжила она. – Мне нужны дрова. Много. Необходимо сделать погребальный костёр, чтобы инфекция не разнеслась. Поленья бросай через забор, не вздумай выносить их сюда. Ещё понадобится бутылка с керосином или чем-то горючим и спички. Я сама подпалю. Давай, Витя, – женщина улыбнулась. Не будем затягивать, мне и так страшно. Ты же выполнишь мою просьбу? Сама не могу... Пыталась повеситься дважды, пока к тебе шла... Слабая я баба; в сильную, оказывается, только играла... И запомни – ты меня не убиваешь, а оказываешь последнее милосердие. Сам знаешь, что меня ждёт в ближайшем будущем... Я понимаю – тебе страшно, ты не из тех, кто стреляет без разбора, но так надо... К форту не ходи. Если ещё кто-нибудь живой там остался – застрелят от безнадёги. Чёрный флаг висит – кому надо – поймут, что там произошло, и не сунутся. Запомнил? Не сиди, давай делом займёмся...
Не смог я ей ответить. Тянул, сам не зная, зачем. За эту короткую ночь во мне многое изменилось. Ольга смогла стать частью меня. Я впервые, наверное, прожил целую жизнь за одни лишь сутки; впервые вот так, откровенно поговорил с небезразличным мне человеком, впервые его теряю... Проклятие какое-то. Так и сидел, уставившись в её красивое, словно освещённое внутренним светом, лицо, совершенно игнорируя уродующие кожу пятна смерти.
– Делай, Витя. Делай, как она говорит. – до моего разума донёсся голос добермана. – Так нужно.
– Да-да, конечно...
Не помню, как сполз с крыши. Не помню, как методично, словно робот, бросал дрова через забор. Не помню, не помню, не помню...
И не хочу вспоминать!
– Хватит, Витя, – голос Ольги привёл меня в чувство. – Этого вполне достаточно. Неси горючее.
Медленной, безумно усталой походкой побрёл в ангар, слил из НЗ в небольшую канистру литра три керосина. С непонятной натугой, словно переламывая самого себя, перебросил.
– Спички.
Снова побрёл за требуемым. Метнул коробок через заграждение.
Оттуда раздалось:
– Спасибо, Витя... Ты... хороший человек. Жаль, что у нас с тобой не сложилось. Что же, давай прощаться. Стреляй лучше с крыши – тебе так удобнее будет. И не переживай ни о чём.
А я не послушался – остался стоять у забора, ожидая неизвестно чего.
– Иди! – голос из-за забора стал требовательным, властным, совсем как когда мы скандалили в той, очередной прошлой жизни.
Не помня себя, забрался на вагончик, нашёл взглядом Ольгу. Боже, как она изменилась! За тот непродолжительный срок, пока мы по-дурацки носились с дровами, пятна потемнели, в некоторых местах начав набухать гнойниками. Её лицо постоянно искажали гримасы боли, тело периодически пронзали судороги. Совсем немного осталось...
Костёр расположился метрах в пятнадцати от забора. Ольга обильно полила дрова из канистры, неторопливо взошла на него; села, устраиваясь поудобнее. Бублик улёгся прямо на её ногах.
– Витя! – обратился лабрадор ко мне. – Уходите отсюда. Идите на север, там меньше живых и... и попробуйте спасти, предупредить всех разумных, кого сможете. То, что вы называете мором, не остановить. Можно только спрятаться. Что ещё... в углу есть старый лаз. Постарайся сделать так, чтобы, – мордочка Роси, – не нашла его. Прощай, береги их.
Ко мне подошла Мурка
сидевшая всё это время на крыше, и растерянно посмотрела в моё лицо. Она словно ждала от меня спасительного волшебства, как в сказках... Стало невыносимо больно от такого доверчивого взгляда, от собственной беспомощности, от понимания неизбежного – так, будто я во всём виноват.
– Мяу, – жалобно простонала кошка, беззащитная и трогательная в своей скорби.
По вагончику заколотили. Это разумные, обезумев, пытались запрыгнуть ко мне, скребя когтями по железным стенкам и подвывая от горя. Не смогли... бились в кровь, штурмуя раз за разом непреодолимую для них преграду.
Не выдержав, Зюзя метнулась к калитке.
– Стоять!!! – проорал я, готовясь прыгнуть и помешать ей в этом безрассудстве.
Доберман остановилась как вкопанная. Медленно развернулась, по-детски, наивно глядя на меня.
– Да... нельзя. Прости глупую...
Рося негромко, протяжно завыла на одной ноте.
Сердце словно сжало в ледяных тисках.
За что мне это? За что?!
Между тем заговорила Оля. Мягко, нежно, с грустью в голосе.
– Спасибо тебе! Действительно, спасибо! За эту ночь, за прошлые, за то, что не бросил... Спасибо, что хоть немного отогрел душу, – в руке у Оли появился небольшой факел, наскоро сделанный из палки и тряпки. Чиркнула спичка, замерцало пламя, выбрасывая вверх чёрный дым копоти. – Стреляй!
Она расплакалась, не стесняясь слёз и прижав голову лабрадора к груди. Я молчал, тупо, непонимающе глядя на красивую даже этот жуткий момент женщину. Почему-то жутко хотелось зажмуриться и укрыться одеялом с головой – спрятаться от всего этого...
Я медлил, не находя в себе сил совершить такой... страшный поступок. На меня умоляюще смотрели глаза Ольги и Бублика.
– Стреляй!!!