Зюзя. Книга первая
Часть 9 из 30 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Около полудня из-за очередного поворота показались первые признаки обжитых мест. На уцелевшем непонятно как билборде, стоящем у обочины, красовалась совсем не старая надпись масляной краской:
Округ г. Фоминска.
Всем путникам за 300м до поста разрядить оружие, направить стволы в землю и подходить по одному с поднятыми вверх руками. Любое нарушение карается смертью без суда и следствия. Подумай, надо ли тебе идти дальше?
Ого! По-взрослому заявили! Это, наверное, тот самый Фоминск, о котором упоминала Елена, земля ей стекловатой.
Я подозвал Зюзю и попросил дождаться меня здесь, пообещав до вечера вернуться. Как и ожидалось, объяснений избежать не удалось. Пришлось разъяснить ей смысл надписи, напомнить о вражде между двуногими и её четырёхлапыми собратьями, а потом ещё раз пообещать не бросать в одиночестве. Еле уговорил.
Примерно метров через четыреста показался пост. Шлагбаум, небольшой бревенчатый сруб у дороги с узенькими окошками-бойницами, караульная вышка с поднятым над ней белым флагом. На вышке был человек, разглядывающий меня через какую-то бликующую от лучей оптику, из далека не видно. Буду надеяться, что не через винтовочную.
У первого знака «STOP», расположенного как раз на указанном в надписи расстоянии, я остановился, демонстративно разрядил ружьё и повесил, как предписывалось, на плечо стволом вниз. С арбалетом было проще, он и так всю дорогу смотрел с моей груди на землю. Осмотрелся – не забыл ли чего, поднял руки и продолжил путь.
Когда до шлагбаума оставалось метров сто пятьдесят, появился второй запрещающий движение знак и рядом надпись, сделанная на каком-то жестяном щите:
Стой. Проходить после звукового сигнала. Порядок прохода определяет дежурный.
Долго ждать не пришлось. Почти сразу прогудело так, что я невольно подпрыгнул на месте. Это был горн! Самый обыкновенный пионерский горн с его омерзительно-казённым звучанием! У нас в подсобке актового зала в школе такие хранились ещё со времен Союза; мы с приятелями любили тайком туда пробраться и подудеть, пугая окружающих рёвом из красивых медных труб. В жизни бы не додумался его в караульной службе использовать, а оказывается полезная вещь!
Неспешно, держа руки поднятыми, прошёл до следующего аналогичного знака, стоявшего уже метрах в десяти от поста, и остановился. На меня смотрели два ствола – один с вышки, один из чердачной бойницы дома. Я поёжился. Неприятно вот так стоять, под прицелом. Тем временем из сруба вышел плотный, лет сорока мужик с располагающим, приятным лицом и обратился ко мне.
– Положите ружьё и арбалет на землю, встаньте на колени и сведите ладони на затылке, – очень буднично и совсем беззлобно произнёс он.
Я выполнил все требования без вопросов и пререканий. После этого постовой, ну или кто он там, обошёл шлагбаум, зашёл со спину и скомандовал:
– Не опуская рук, пройдите на коленях три метра. Я скажу, когда хватит. Пришлось исполнить, молясь в душе за целостность моих коленей и брюк. Им такие экстравагантные прогулки явно не на пользу.
Лязгнул затвор – ага, это он мою «мурку» проверяет на соблюдение требований. Затем прозвучал следующий вопрос:
– Имеете ли вы при себе оружие скрытого ношения, боевые гранаты или иные взрывчатые устройства или вещества?
Ожидаемый вопрос, мне врать нечего.
– Нож за голенищем правого сапога. Патроны в поясном подсумке и немного в вещмешке. Больше ничего нет.
Он подошёл, аккуратно достал засапожник и очень профессионально произвёл наружный досмотр, не забывая про швы одежды и интимные области. Хорошо хоть нагнуться и раздвинуть не приказал, как на медкомиссии в военкомате, хотя кто знает? Пока ничего не закончилось.
Удовлетворившись результатами первичной проверки одежды, бдительный мужик перешёл мешку. Он аккуратно снял его с моей спины, бегло прощупал притороченную куртку и стандартно поинтересовался, что внутри сидора.
– Личные вещи, патроны, мелочь всякая, картошка.
– Чего-о-о?! – всю его невозмутимость как рукой сняло. – Мужики! Вы слышали?! Картофан тут у человека. И много?
Раздались ещё два голоса:
– Да ну, не бреши…
– Иди ты…
Досматривающий шикнул, и голоса умолкли. Тогда я ответил:
– Примерно пять килограмм, не взвешивал.
– Слышали? Пять килограмм… – повторил он за мной.
Послышалась возня и покряхтывание. Не иначе, вещмешок развязывает, сейчас выявлять начнёт, к чему придраться.
– И вправду, картошка. Не врёшь… – он от возбуждения даже перешёл на «ты». – Ладно, об этом потом. Документы у тебя есть?
– Нет, – их и вправду не было, остались где-то в бездонных военных сейфах в хозяйстве полковника Коробова.
– Понятно, – мужик пожевал губами. – Ну то, что паспорта не имеешь, дело привычное. Кому он теперь, этот паспорт, сдался… А вот кто ты такой – необходимо прояснить. У нас тут далеко не всем рады.
– Можно встать? – осмелился попросить я. – Совсем ноги с руками затекли.
– Конечно вставай, только без глупостей. Оружие твоё с вещичками пусть пока там полежит, не украдут, не бойся. Проходи вперёд, вон в ту дверь. – его указательный палец указал мне на вход в сруб.
Пройдя в массивные, с двумя запорами, двери, я оказался в самом обычном караульном помещении. Как всегда и везде, тут была печь, пара двухъярусных нар с мятыми матрацами, здоровенный стол в центре, изукрашенный резьбой от скуки, табуретки, запах подгорелой каши, портянок и чего-то неуловимо мужского. Стены традиционно обклеены старыми постерами с голыми девками, вывалившими напоказ свои силиконовые прелести. Повеяло от всего этого зрелища чем-то родным, каптёрским.
– Присаживайся, – мне указали на табурет, стоящий ближе ко входу. Сидеть спиной к окнам или проходам в любых их проявлениях терпеть не могу, но пришлось подчиниться. Сам сопровождающий уселся напротив, достал из-под стола толстый журнал с втиснутым под обложку карандашом, раскрыл его и стал задавать вопросы в стиле кто, где, откуда, не забывая записывать мои ответы.
Покончив с вводной частью, он приступил к выяснению цели моего визита в их благословенные места.
– С какой целью идёшь в Фоминск и как надолго?
– Проездом. Ну, то есть, проходом, – поправился я. – По времени рассчитываю за день или два управиться.
– Цель? – продолжал педантично допытываться этот человек.
– Цирковое представление.
У него отпала челюсть от удивления.
– Повтори…
– Цирковое представление, – глядя на его обалдевший вид очень хотелось рассмеяться. – Я дрессировщик.
К отвалившейся челюсти добавились выпученные глаза.
– Не удивляйтесь, я не сумасшедший. Справки, конечно, не имею, однако прошу поверить на слово, как разумный человек разумному человеку. Мы с моей питомицей путешествуем к югу, а по пути устраиваем всякие забавные выступления, чтобы заработать на жизнь. Да вы и сами видели. В последнем поселении с нами картошкой рассчитались. Сами понимаете, плохим артистам в жизни никто бы так хорошо не заплатил, но мы – хорошие. Не первый день с уважаемой публикой работаем.
Врать – так врать. Всё равно проверить не сможет. А даже если и прикопается к подробностям – назову посёлок километрах в двухстах отсюда, который в такой глухомани, что с компасом и картой не найдёшь.
Мужику понадобилось минуты две, чтобы осилить сказанное. Согласен, звучит бредово, но как есть. Придя в себя, он шумно выдохнул, почесал карандашом затылок, и спросил:
– И где же твоя, э-э-э, питомица?
– В лесу меня ждёт. На неё ведь разрешения пока не получено, а без пропуска и одобрения властей мы соваться не собираемся. Всё, – я особенно выделил голосом это слово, – должно быть по закону.
Моя пафосная речь никакого эффекта не возымела. Человек, сидящий напротив, о чём-то усиленно размышлял.
– Понятно… К какому, как бы выразиться… виду относится твоя, как ты говоришь, питомица?
Сейчас решалось многое, включая мою жизнь. Могут ведь и пришить, как пособника тварей и изменника человечеству, но вряд ли. Просто побаиваюсь дальнейших событий, нервы вот и расшатались.
– Собака, – и мне в ухо прилетел мощнейший удар, опрокинувший моё бренное тело с табурета на пол. Затем посыпались ещё удары, много, больно. Я сжался как можно компактнее, прикрыв руками голову и ожидая, пока у здешнего постового пройдёт приступ ярости.
– У-у-убью!!! – хрипел он, брызжа слюной. – Тварь приволок, паскуда!!!
Раздался стук открываемой двери, топот ног, и избиение, наконец-то, прекратилось.
– Матвей, Матвей, ты чего? Какие твари, о чём ты? – возбуждённо заговорили чьи-то голоса.
Я отодвинул немного ладонь от лица и осмотрелся. Первое, что удалось разглядеть – скрученный в бараний рог двумя неизвестными мне мужиками, беснующийся от ярости мой бывший собеседник. Он хрипел, вырывался, сучил ногами, пытался любыми способами дотянуться до меня, забрызгивая при этом пеной из рта как минимум половину комнаты.
– Припадок, – произнёс один из только что прибежавших, с трудом удерживая товарища, и обратился ко мне. – Что случилось?
Но отвечать мне не пришлось. Матвей вышел из неадекватного состояния так же резко, как и вошёл.
– Пустите, в себе я… Да пустите, кому говорю! – он тяжело, неровно дышал. – Нормально, отпустило…
Мужики опасливо ослабили хватку, а после вообще оставили его в покое. Утерев крупные капли пота, покрывавшие целиком лицо и шею, припадочный продолжил:
– Тварь этот деятель притащил. Говорит – дрессировщик. Только как тварь обучить можно? Их давить надо, всегда и везде, – и, обращаясь ко мне. – Сейчас ты всё расскажешь, а после мы её пристрелим…
– Ага, сейчас, разбежался. Ты, дядя, по жизни такой дурак или прикидываешься? Я к тебе как к нормальному человеку пришёл, официально объявить, а ты… Нет мозгов самому разобраться – сообщи начальству, оно вникнет и поймёт.
В этот раз мои пламенные слова достигли цели. Мужики начали с интересом переглядываться, а Матвей, вернувшись на своё место за столом, нехотя буркнул:
– Садись обратно. Давай ещё раз начнём…
– Ты извиниться не хочешь? – нагло перебил я. Не то чтобы извинения его мне были очень нужны, просто сейчас спинным мозгом чувствовал, что надо показать зубы и непокорный нрав.
– Да пошёл ты… У меня твари жену с детками… Младшенькую прямо в колыбели… – из глаз Матвея лились крупные слёзы. Мне снова стало страшно, не перегнул ли я палку, второй припадок может для меня плохо закончиться.
– Извини, не знал, искренне сочувствую твоему горю, но мы все кого-то потеряли. И снова повторю – у меня собака, а не тварь. Вспомни разницу, если сможешь.
Мужики с интересом уставились на меня.
– Вот так прямо и собака? И не сожрала тебя? И команды знает? – наперебой интересовались они. – И номера умеет исполнять? А печенье на носу держит?..
Это словоизвержение ударом кулака об стол прервал Матвей. Они заткнулись, видимо, он был тут главным.
– Значит так! Я сейчас отпишу начальству, а ты посидишь под замком. Посмотрим, какое решение тебе будет… Антоха! Бери велосипед и молнией в город! Там доложишь по инстанции.
Он набросал несколько строк прямо в журнале, вырвал из него лист, свернул бумагу в несколько раз и протянул её одному из своих сослуживцев. Тот быстро выхватил записку из рук и бегом бросился на улицу. После этого Матвей обратился ко мне:
– Пошли, посидишь… – и мне в живот уставился пистолет разработки товарища Макарова.
Округ г. Фоминска.
Всем путникам за 300м до поста разрядить оружие, направить стволы в землю и подходить по одному с поднятыми вверх руками. Любое нарушение карается смертью без суда и следствия. Подумай, надо ли тебе идти дальше?
Ого! По-взрослому заявили! Это, наверное, тот самый Фоминск, о котором упоминала Елена, земля ей стекловатой.
Я подозвал Зюзю и попросил дождаться меня здесь, пообещав до вечера вернуться. Как и ожидалось, объяснений избежать не удалось. Пришлось разъяснить ей смысл надписи, напомнить о вражде между двуногими и её четырёхлапыми собратьями, а потом ещё раз пообещать не бросать в одиночестве. Еле уговорил.
Примерно метров через четыреста показался пост. Шлагбаум, небольшой бревенчатый сруб у дороги с узенькими окошками-бойницами, караульная вышка с поднятым над ней белым флагом. На вышке был человек, разглядывающий меня через какую-то бликующую от лучей оптику, из далека не видно. Буду надеяться, что не через винтовочную.
У первого знака «STOP», расположенного как раз на указанном в надписи расстоянии, я остановился, демонстративно разрядил ружьё и повесил, как предписывалось, на плечо стволом вниз. С арбалетом было проще, он и так всю дорогу смотрел с моей груди на землю. Осмотрелся – не забыл ли чего, поднял руки и продолжил путь.
Когда до шлагбаума оставалось метров сто пятьдесят, появился второй запрещающий движение знак и рядом надпись, сделанная на каком-то жестяном щите:
Стой. Проходить после звукового сигнала. Порядок прохода определяет дежурный.
Долго ждать не пришлось. Почти сразу прогудело так, что я невольно подпрыгнул на месте. Это был горн! Самый обыкновенный пионерский горн с его омерзительно-казённым звучанием! У нас в подсобке актового зала в школе такие хранились ещё со времен Союза; мы с приятелями любили тайком туда пробраться и подудеть, пугая окружающих рёвом из красивых медных труб. В жизни бы не додумался его в караульной службе использовать, а оказывается полезная вещь!
Неспешно, держа руки поднятыми, прошёл до следующего аналогичного знака, стоявшего уже метрах в десяти от поста, и остановился. На меня смотрели два ствола – один с вышки, один из чердачной бойницы дома. Я поёжился. Неприятно вот так стоять, под прицелом. Тем временем из сруба вышел плотный, лет сорока мужик с располагающим, приятным лицом и обратился ко мне.
– Положите ружьё и арбалет на землю, встаньте на колени и сведите ладони на затылке, – очень буднично и совсем беззлобно произнёс он.
Я выполнил все требования без вопросов и пререканий. После этого постовой, ну или кто он там, обошёл шлагбаум, зашёл со спину и скомандовал:
– Не опуская рук, пройдите на коленях три метра. Я скажу, когда хватит. Пришлось исполнить, молясь в душе за целостность моих коленей и брюк. Им такие экстравагантные прогулки явно не на пользу.
Лязгнул затвор – ага, это он мою «мурку» проверяет на соблюдение требований. Затем прозвучал следующий вопрос:
– Имеете ли вы при себе оружие скрытого ношения, боевые гранаты или иные взрывчатые устройства или вещества?
Ожидаемый вопрос, мне врать нечего.
– Нож за голенищем правого сапога. Патроны в поясном подсумке и немного в вещмешке. Больше ничего нет.
Он подошёл, аккуратно достал засапожник и очень профессионально произвёл наружный досмотр, не забывая про швы одежды и интимные области. Хорошо хоть нагнуться и раздвинуть не приказал, как на медкомиссии в военкомате, хотя кто знает? Пока ничего не закончилось.
Удовлетворившись результатами первичной проверки одежды, бдительный мужик перешёл мешку. Он аккуратно снял его с моей спины, бегло прощупал притороченную куртку и стандартно поинтересовался, что внутри сидора.
– Личные вещи, патроны, мелочь всякая, картошка.
– Чего-о-о?! – всю его невозмутимость как рукой сняло. – Мужики! Вы слышали?! Картофан тут у человека. И много?
Раздались ещё два голоса:
– Да ну, не бреши…
– Иди ты…
Досматривающий шикнул, и голоса умолкли. Тогда я ответил:
– Примерно пять килограмм, не взвешивал.
– Слышали? Пять килограмм… – повторил он за мной.
Послышалась возня и покряхтывание. Не иначе, вещмешок развязывает, сейчас выявлять начнёт, к чему придраться.
– И вправду, картошка. Не врёшь… – он от возбуждения даже перешёл на «ты». – Ладно, об этом потом. Документы у тебя есть?
– Нет, – их и вправду не было, остались где-то в бездонных военных сейфах в хозяйстве полковника Коробова.
– Понятно, – мужик пожевал губами. – Ну то, что паспорта не имеешь, дело привычное. Кому он теперь, этот паспорт, сдался… А вот кто ты такой – необходимо прояснить. У нас тут далеко не всем рады.
– Можно встать? – осмелился попросить я. – Совсем ноги с руками затекли.
– Конечно вставай, только без глупостей. Оружие твоё с вещичками пусть пока там полежит, не украдут, не бойся. Проходи вперёд, вон в ту дверь. – его указательный палец указал мне на вход в сруб.
Пройдя в массивные, с двумя запорами, двери, я оказался в самом обычном караульном помещении. Как всегда и везде, тут была печь, пара двухъярусных нар с мятыми матрацами, здоровенный стол в центре, изукрашенный резьбой от скуки, табуретки, запах подгорелой каши, портянок и чего-то неуловимо мужского. Стены традиционно обклеены старыми постерами с голыми девками, вывалившими напоказ свои силиконовые прелести. Повеяло от всего этого зрелища чем-то родным, каптёрским.
– Присаживайся, – мне указали на табурет, стоящий ближе ко входу. Сидеть спиной к окнам или проходам в любых их проявлениях терпеть не могу, но пришлось подчиниться. Сам сопровождающий уселся напротив, достал из-под стола толстый журнал с втиснутым под обложку карандашом, раскрыл его и стал задавать вопросы в стиле кто, где, откуда, не забывая записывать мои ответы.
Покончив с вводной частью, он приступил к выяснению цели моего визита в их благословенные места.
– С какой целью идёшь в Фоминск и как надолго?
– Проездом. Ну, то есть, проходом, – поправился я. – По времени рассчитываю за день или два управиться.
– Цель? – продолжал педантично допытываться этот человек.
– Цирковое представление.
У него отпала челюсть от удивления.
– Повтори…
– Цирковое представление, – глядя на его обалдевший вид очень хотелось рассмеяться. – Я дрессировщик.
К отвалившейся челюсти добавились выпученные глаза.
– Не удивляйтесь, я не сумасшедший. Справки, конечно, не имею, однако прошу поверить на слово, как разумный человек разумному человеку. Мы с моей питомицей путешествуем к югу, а по пути устраиваем всякие забавные выступления, чтобы заработать на жизнь. Да вы и сами видели. В последнем поселении с нами картошкой рассчитались. Сами понимаете, плохим артистам в жизни никто бы так хорошо не заплатил, но мы – хорошие. Не первый день с уважаемой публикой работаем.
Врать – так врать. Всё равно проверить не сможет. А даже если и прикопается к подробностям – назову посёлок километрах в двухстах отсюда, который в такой глухомани, что с компасом и картой не найдёшь.
Мужику понадобилось минуты две, чтобы осилить сказанное. Согласен, звучит бредово, но как есть. Придя в себя, он шумно выдохнул, почесал карандашом затылок, и спросил:
– И где же твоя, э-э-э, питомица?
– В лесу меня ждёт. На неё ведь разрешения пока не получено, а без пропуска и одобрения властей мы соваться не собираемся. Всё, – я особенно выделил голосом это слово, – должно быть по закону.
Моя пафосная речь никакого эффекта не возымела. Человек, сидящий напротив, о чём-то усиленно размышлял.
– Понятно… К какому, как бы выразиться… виду относится твоя, как ты говоришь, питомица?
Сейчас решалось многое, включая мою жизнь. Могут ведь и пришить, как пособника тварей и изменника человечеству, но вряд ли. Просто побаиваюсь дальнейших событий, нервы вот и расшатались.
– Собака, – и мне в ухо прилетел мощнейший удар, опрокинувший моё бренное тело с табурета на пол. Затем посыпались ещё удары, много, больно. Я сжался как можно компактнее, прикрыв руками голову и ожидая, пока у здешнего постового пройдёт приступ ярости.
– У-у-убью!!! – хрипел он, брызжа слюной. – Тварь приволок, паскуда!!!
Раздался стук открываемой двери, топот ног, и избиение, наконец-то, прекратилось.
– Матвей, Матвей, ты чего? Какие твари, о чём ты? – возбуждённо заговорили чьи-то голоса.
Я отодвинул немного ладонь от лица и осмотрелся. Первое, что удалось разглядеть – скрученный в бараний рог двумя неизвестными мне мужиками, беснующийся от ярости мой бывший собеседник. Он хрипел, вырывался, сучил ногами, пытался любыми способами дотянуться до меня, забрызгивая при этом пеной из рта как минимум половину комнаты.
– Припадок, – произнёс один из только что прибежавших, с трудом удерживая товарища, и обратился ко мне. – Что случилось?
Но отвечать мне не пришлось. Матвей вышел из неадекватного состояния так же резко, как и вошёл.
– Пустите, в себе я… Да пустите, кому говорю! – он тяжело, неровно дышал. – Нормально, отпустило…
Мужики опасливо ослабили хватку, а после вообще оставили его в покое. Утерев крупные капли пота, покрывавшие целиком лицо и шею, припадочный продолжил:
– Тварь этот деятель притащил. Говорит – дрессировщик. Только как тварь обучить можно? Их давить надо, всегда и везде, – и, обращаясь ко мне. – Сейчас ты всё расскажешь, а после мы её пристрелим…
– Ага, сейчас, разбежался. Ты, дядя, по жизни такой дурак или прикидываешься? Я к тебе как к нормальному человеку пришёл, официально объявить, а ты… Нет мозгов самому разобраться – сообщи начальству, оно вникнет и поймёт.
В этот раз мои пламенные слова достигли цели. Мужики начали с интересом переглядываться, а Матвей, вернувшись на своё место за столом, нехотя буркнул:
– Садись обратно. Давай ещё раз начнём…
– Ты извиниться не хочешь? – нагло перебил я. Не то чтобы извинения его мне были очень нужны, просто сейчас спинным мозгом чувствовал, что надо показать зубы и непокорный нрав.
– Да пошёл ты… У меня твари жену с детками… Младшенькую прямо в колыбели… – из глаз Матвея лились крупные слёзы. Мне снова стало страшно, не перегнул ли я палку, второй припадок может для меня плохо закончиться.
– Извини, не знал, искренне сочувствую твоему горю, но мы все кого-то потеряли. И снова повторю – у меня собака, а не тварь. Вспомни разницу, если сможешь.
Мужики с интересом уставились на меня.
– Вот так прямо и собака? И не сожрала тебя? И команды знает? – наперебой интересовались они. – И номера умеет исполнять? А печенье на носу держит?..
Это словоизвержение ударом кулака об стол прервал Матвей. Они заткнулись, видимо, он был тут главным.
– Значит так! Я сейчас отпишу начальству, а ты посидишь под замком. Посмотрим, какое решение тебе будет… Антоха! Бери велосипед и молнией в город! Там доложишь по инстанции.
Он набросал несколько строк прямо в журнале, вырвал из него лист, свернул бумагу в несколько раз и протянул её одному из своих сослуживцев. Тот быстро выхватил записку из рук и бегом бросился на улицу. После этого Матвей обратился ко мне:
– Пошли, посидишь… – и мне в живот уставился пистолет разработки товарища Макарова.