Зюзя. Книга первая

А затем открыл огонь.

МР-153 – прелестнейшее самозарядное ружьё, доставшееся людям в наследство из прошлой жизни. Вот всё этом оружии хорошо – и магазин на четыре патрона есть, и надежное, и неприхотливое, – чего ещё хотеть? Котом Матроскиным себя чувствую, когда про него вспоминаю – «я свою «мурку» ни на что не променяю», даже на самый навороченный автомат с подствольником и каллиматором. Сколько раз помогала – поможет и сейчас.

…Первым выстрелом я ликвидировал сопливого, вторым его соседа. Они даже понять ничего не успели. Третий же, самый дальний от меня, услышав грохот пороховых зарядов, повёл себя глупо. Вместо того, чтобы упасть в траву, перекатиться и попытаться для начала переместить свою двустволку со спины в руки – побежал, смешно подпрыгивая.

Картечь попала ему в ногу. Я не промазал, с такого-то расстояния… Наоборот, именно так и было задумано. Мне нужен раненый, именно раненый – на живца хочу половить… Вдруг кто клюнет?

… Пегобородый, корчась в траве от боли, сначала орал благим матом, потом хрипел проклятия, потом плакал и нудно звал «хоть кого-нибудь». Ему, наконец, удалось стянуть ружьё, и он даже сделал два выстрела в воздух, очевидно призывая помощь, но всё тщетно. Никто не приходил. Я же находился неподалёку в зарослях подлеска, имитируя своё отсутствие, и искренне начинал переживать о том, что этот человек умрёт от потери крови без какой-либо пользы для меня.

Зюзя, по обоюдному решению, отправилась на обход окрестностей, чтобы заранее выявить и исключить возможные сюрпризы со стороны оставшихся в форте.

Прошло два часа. Раненый уже почти не шевелился. Похоже, что вся моя задумка вытащить в качестве санитаров остальных бойцов, укрывшихся за частоколом, провалилась. Жаль, а ведь могло получиться. Вернувшаяся разведчица сообщила, что больше из двуногих никто не высунулся, все внутри сидят.

И тут ворота открылись, и из них вышли четыре бабы. Не женщины в привычном понимании, а именно бабы – в платках, длинных юбках, застёгнутых наглухо кофтах. Ни лиц, ни возраста не разобрать. За собой они тащили строительную тачку весьма внушительных размеров.

А ещё они голосили. Вой и плач стоял такой, что я немного оглох и уже хотел со всех ног убежать от этого ужаса, однако усилием воли заставил себя не дёргаться и вслушиваться в голоса. Вы хоть раз пытались разобраться, о чём именно причитают женщины, особенно когда это идёт от чистого сердца? Не советую даже пробовать – взрыв мозга, паралич психики, размазывающее душу горе, ну и никакой конкретики.

Подойдя к раненому, бабы, не переставая сотрясать воздух завываниями из разряда «На кого же ты нас покинул… Как же это… Что я делать буду…», неуклюже стали укладывать его в импровизированную карету скорой помощи. Одна из них отбежала дальше, увидела два трупа, и добавила децибел в свой голос. Осматривать убитых, падать возле них на колени, вырывая на себе волосы, она почему-то не стала, а вернулась назад и начала помогать товаркам.

Ничего у них не получалось – каждая действовала по своему, личному плану и согласовывать его ни с кем не собиралась. Одна бралась за ногу, две другие отпускали руки, четвёртая зачем-то переставляла тачку. Или наоборот. Одним словом, толку не было никакого.

Вдруг, среди всеобщих воплей, прозвучало:

– Как же мы теперь будем… А-а-а-а… Ни одного мужика не осталось… А-а-а-а… Зачем вы пошли… А-а-а-а…

Мне не доставляют удовольствия чужие страдания, но и терпеть их выше моих сил, тем более что главное я узнал – бойцов в форте больше нет. Понятное дело, женщин со счетов сбрасывать никак нельзя – они при желании могут мужикам в драке такую фору дать, что только держись, и топориком запросто со спины приласкать… Но не сидеть же мне в этих кустах до окончания времени… Не хочу больше ничего ждать, надоело… И тут мне в голову пришла потрясающая по своей простоте мысль…

…И сразу же пропала. Все бабы, кроме одной, неожиданно перестали голосить и быстренько, без каких – либо особых усилий, закинули раненого в тачку. Ага, спектакль закончился, актёры расходятся… Вот этого я и боялся – что попробуют развести повторно, но поумнее. На беззащитность поймать вздумали? Нет, не поведусь, ещё в кустах посижу.

Раненого отвезли в поселение, а я, тем временем, наконец добрался до двух убитых мною мужиков. Хмм… Права была Зюзя, от них реально подванивало запахом немытого тела и мочи. С запахом мёртвого не перепутаешь, сам так вонял, пока у военных был. Баня раз в две недели, стирка так же. А этим что мешало мыться? Явно же не рабы, раз в засады с оружием ходят. Вонючки какие непонятные…

Быстрый осмотр показал, что ружьё было только у сопливого. Его я сразу отнёс поглубже в кусты, забросал листвой, и только после этого продолжил рассматривать плоды своих трудов ратных. К моему глубочайшему удивлению, второй шёл воевать меня с топором и длинной верёвкой. Совсем дурак, что ли? Или от безысходности?

В карманах ничего существенного обнаружить не удалось, да я и не старался. Противно было копаться в вонючем тряпье. Зато заметил у обоих на пальцах старые, выцветшие от времени татуировки в виде перстней. Присмотревшись, кое-как распознал только две – «Дорога через малолетку» и «Пол жизни на воле, пол жизни в тюрьме». Сидельцы, значит, тут обосновались, хотя по нынешним временам – какая разница? Это раньше тюрьмы с её обитателями боялись, а теперь и не знаешь, кто страшнее из ныне живущих – матёрый зэк или озверевший интеллигент.

Покончив с осмотром, я забрал из схрона своё имущество, аккуратно навьючил его на себя и, кружным путем, выдвинулся к частоколу фортика. До ночи времени немного есть, попробую подобраться поближе и посижу, послушаю, о чём местные говорить во дворе будут.

Оказалось, что так называемая контрольно-следовая полоса вдоль стен есть только со стороны дороги. Сзади все фортификационные работы свелись к множеству заточенных кольев, тупыми концами воткнутыми в землю. Ни капканов, ни ям, ни растяжек. Да и то, что было – сделано было отвратительно. Деревяшки, призванные защитить поселение, вылетали с полпинка из своих лунок. Видимо, аборигены не боялись ничего особо, раз такое раздолбайство допустили. Воздав хвалу человеческой лени и глупости я, практически сразу, спокойно и без лишнего шума подобрался к стене и стал слушать.

Голоса раздались только через час. Было слышно, как два человека вышли из здания, тяжело хлопнув за собой дверью.

– Машк, слышь меня, Ма-а-ашк, – занудно растягивая слова тоненько проговорил первый голос, оказавшийся женским.

– Ну чего тебе? – сердито отозвалась вторая. – Тачку бери, Сеньку с Ильёй привезть надо.

– А почему мы? Мы что – самые крайние? – явно накручивала себя тонкоголосая.

– Ирка, заткнись, а! От меня ты что хошь? Сама без глаз? Так я проясню – Андрей не ходок, как бы не помер от обескровливания совсем. Елена – не пойдет боле, сама знаешь. У Таньки истерики идут – промеж ею с Илюхой любовь была, не надо ей его видеть. Вот мы и остались.

– Да я не про это, Маш… – похоже, что у первой женщины пропало всё желание скандалить и она пошла на попятную. – Страшно идти туда, а вдруг они там нас поджидают. Вон, Елена говорила, что не один тот мужик был у менового камня, просто мы всех не видали…

– Страшно, – согласилась с ней рассудительная Маша. – А только ежели до ночи убиенных не завезём, то пожрут их в лесу до утра. Как есть тогда зубы на полку положим. Дичи, считай, нет, мужиков, – тут она грустно вздохнула. – тоже нет. Коли успеем обернуться до темна – так они нам последнюю службу сослужат, подохнуть не дадут.

Послышался скрип тачки и голоса стали удаляться в сторону ворот.

– Нет, ты мне скажи, а если нападут на нас – что делать? – допытывалась неугомонная Ирка.

– Орать. Да охолонись ты, дура… Ну что тебе мужики в лесу могут сделать, ежели до сих пор не прибили? Ну подол задерут, так не девочка чай, не убудет… Вона, как тебя Андрюха с Сенькой в два свистка драли – не развалилась, даже пищала сладко, так и тут…

Дальнейший разговор мне услышать не удалось. Женщины открыли ворота и покатили свой импровизированный катафалк к месту неудачной засады убитых мужиков.

Похоже, что все мои перестраховки с лёжками и подслушиванием были лишние. Хотя, как это лишние? Безопасности много не бывает, так что всё правильно я сделал. Теперь самое время прижать этих баб к ногтю и содрать с них контрибуцию в виде полезных для скромного путешественника материальных благ, ну и переночевать. Солнце скоро садиться начнёт, так что пора ночлегом озадачиваться.

… Я вошёл в форт вместе с женщинами, когда они завозили во двор второго покойника, предварительно попросив Зюзю быть где-то рядом и не показываться на глаза пока не позову. Не стал их ни пугать, ни грозно трясти оружием, а просто вышел из кустов на встречу и предложил вести себя спокойно, по-хорошему. С их стороны возражений не последовало, поэтому и в здание мы вошли так же без приключений. В большой комнате, бывшей в давние времена столовой, на столе лежал подранок, а вокруг него суетились остальные бабы. Мужиков рядом не было. Единственное ружьё, виденное мною раньше на спине этого… со стола, было прислонено к стене у входа. Повезло, даже искать его не пришлось.

– Елена, тут к нам гости, – произнесла Маша. – У ворот повстречали…

Одна из женщин, хлопотавших над раненым, оторвалась от своего занятия и подошла ко мне. Ей было лет, наверное… тридцать пять – сорок. Точнее не скажу, не сильно я разбираюсь в слабом поле. Одета она была не броско, как, впрочем, и другие обитательницы этого места – косынка, глухая кофта с рукавами, длинная, до земли, юбка. Прямо как крестьянка на фотографии начала двадцатого века.

Но из общей картины рабочей, даже несколько забитой женщины, резко выбивались ухоженные, с аккуратно обточенными ноготками нежные руки, милое лицо и умные глаза, оценивающе и беззастенчиво осматривающие мою персону.

– Ну что, поговорим? – у неё оказался низкий, грудной голос. – Или сначала право победителя используешь?


– Поговорим. Только на воздух пошли, тут неудобно. Все пошли, и болезного не забудьте.

Она понимающе кивнула и вышла первой. Я подхватил ружьё раненого, чтобы никому в голову соблазн в пострелушки поиграть не пришёл, дождался, пока все выйдут, и двинул следом. На улице я выстроил женщин вдоль частокола, заставив упереться в него руками и широко расставить ноги, после чего без каких-либо стеснений обыскал каждую. Только после этого, не найдя ничего опасного для себя, пошёл с Еленой к скамейке в углу двора, с которой открывался чудесный обзор практически на всю территорию бывшего мотеля. Остальные так и остались стоять, не меняя положения.

Мы присели, я на всякий случай упёр ей в бок лезвие засапожника, а оружие поставил со своей стороны так, чтобы удобно было подхватить при необходимости.

– Ну? – спросила Елена, задумчиво теребя рукой край платка. – Что с нами делать будешь?

– Ещё не решили, – я сознательно произнёс последнее слово в множественном числе, чтобы не разрушать легенду о группе лихих ребят, с которыми их мужикам просто не повезло. – Смотря чем наша беседа окончится.

Она очень удивилась и начала внимательно всматриваться мне в глаза. Не знаю, что она в них увидела, однако пауза затянулась и я не выдержал первым.

– Хотели бы убить – убили бы давно. Но вы живые. – страшно хотелось закончить эту фразу многозначительным «Пока живые», однако не стал. Выглядело бы как дешёвая пугалка из младших классов, мальчишество сплошное. Всё, прекращаю говорить первым, иначе тётка из меня и что надо, и что не надо выудит. У женщин это легко – мужика разговорить.

Снова помолчали, при этом я не прекращал следить за стоящими в неудобной позе моими пленницами. Первой заговорила она:

– То есть нас прямо сейчас не перетрахают во все дыры и не перережут глотки, когда наиграются?

– Нет, – флегматично ответил я.

– Тогда зачем весь этот цирк у камня устроили? Мужиков зачем поубивали? – голос её стал набирать громкость. – Вы что, пройти спокойно не могли?! Ты, как я понимаю, на разведку сюда пришёл… Зови сейчас же остальных или остального, не знаю, сколько там вас!!!

Отвечать я ничего не стал, а вместо слов зарядил ей пощёчину. Не сильную, но хлёсткую и обидную. Из глаз Елены градом брызнули слёзы и она, опустив голову, от души разревелась. Мешать в этом деле ей не стал, пусть развлекается. Забавная на моём пути попалась личность – пять минут как знаю, а за это время успела уже три состояния психологических сменить. И спокойная, как бетонная плита, была, и на горло взять пыталась, и истерику демонстрирует. Ну точно, ключик ко мне подбирает. Ай, молодец!

Налюбовавшись представлением, я не выдержал и спросил?

– Актрисой была?

Плач прекратился, лёгкий взмах ладони по лицу – и на меня опять смотрит спокойная, умная женщина. Вот как ей это удалось?

– Нет, хоть и мечтала в молодости. На кружки театральные ходила да по киностудиям бегала по массовкам. Только с тех времён сколько воды утекло…

– Ладно, не прибедняйся. Мне твоё представление понравилось, почти поверил.

– Врёшь? – она улыбнулась краешком губ.

– Вру, – честно ответил я. Ну не распинаться же перед этой незнакомой тёткой в том, что я не верю никому в принципе, повышибли мне из головы эту дурь.

– Хорошо, начнём конструктивный диалог. Спрошу опять – что тебе нужно?

Ответ был мною продуман заранее.

– Рассказ об этом месте и окрестностях, продукты и ночлег. Не больше. Если договоримся, то утром снова будете жить как жили, на сколько возможно в этой ситуации. И ещё одно условие – врать по крупному или в мелочах ты мне будешь в любом случае, однако помни, я тоже умею лгать.

– Поняла, за языком буду следить. Ты своих звать будешь? – и, увидев на моём лице улыбку, решила эту тему не развивать. – Так вот, по порядку… Ты сейчас в старом мотеле, но, думаю, ты и сам догадался. Обустроили тут всё не мы, но и не захватывали. Стоял пустой, люди в Фоминск ушли. Не веришь? Да я серьёзно, они даже записку оставили, где и что лежит! Решили мы трактир сначала устроить – дорога оживает понемногу, да не срослось…

Я отметил про себя упомянутый новый географический пункт – Фоминск. На карте такого не было – видно, из новых форт. Но прерывать рассказчицу не стал. Потом вернусь к этой теме.

– Так вот, – между тем продолжала Елена. – Третий год как въехали сюда, ну обжились там… Хозяйствовать стали понемногу, а тут и ты пришёл…

– Ага, сейчас заплачу. Белые и пушистые вы нехороших людишек отстреливали и в суп пускали. Тебя послушать, так все здешние обитатели такие жертвы, каких на свете не бывает… – не отпуская нож, я второй рукой схватил женщину за подбородок, с силой его сжал, развернув к себе и посмотрел прямо в лицо. Она взгляд не отвела. Последние мои слова были сказаны наугад, но явно достигли цели. Зрачки её сузились от злобы, глаза блестели откровенной ненавистью. Но лишь на пару секунд, затем женщина успокоилась.

– Тебе то что, чем мы тут жили. Ты же нам булки не приносил, чтобы теперь тыкать и своё «фи» высказывать… Жрали, что приходилось, выбирать особо не из чего было, особенно зимой. Думаешь, мне тут легко! Со всей этой оравой из вонючих мужиков и дур набитых управляться? Ни дров толком нет, ни еды, ещё и раненый теперь на шее… Передохнем мы тут теперь…

Из её глаз опять полились слёзы. Но уже не демонстративным ручьём, а понемногу, мелкими слезинками. Но мне было глубоко плевать…

– Ты на слезу меня не бери, страдалица, – рыкнул я. – Вижу, что не врёшь, но правду далеко не всю рассказываешь. Руки у тебя вон какие, ухоженные и гладкие, явно к деревенской работе не привычные. Поэтому сказку про тяжёлый сельский быт заканчивай рассказывать, не интересна она мне. Не вяжется твой крестьянский образ с тобой, образованность выпирает. Поэтому выношу тебе первое и последнее предупреждение. Баб стрелять, конечно не стану, но вот в погребе перед уходом запереть можем вполне. – я опять намеренно употребил множественное число.

Она медленно кивнула, я отпустил её лицо, и беседа продолжилась.

– По рукам, значит, догадался? Молодец, парень… Прокол мой… Ну и что? Ну, узнал ты, что я тут вроде как главная была, и что?!

– Да ничего. Просто ответь на мои вопросы, и расстанемся. Что ты всё воду мутишь, всё юлишь… Каждое слово чуть ли не клещами из тебя вытаскивать приходится… Чего добиться хочешь?

Действительно, разговор у нас не складывался. Своей манерой общения Елена очень напоминала одну мою знакомую из той жизни. Она никогда не могла ответить даже на самый невинный вопрос просто «да» или «нет». Вместо этого на спросившего вываливалась масса посторонних слов, эмоций, но только не понятный окружающим ответ. Иногда, если очень постараться и припереть её к стенке, то можно было в качестве компромисса выдавить из девушки «Наверное… да…» или «Наверное… нет…», но внятный ответ – никогда.

Я довольно долго думал, что моя знакомая просто дура, пока не стал свидетелем её ссоры, в которой она очень лихо отмазывалась от всех обвинений. Все аргументы оппонента красиво разбивались о «Я не давала своего согласия» или наоборот. Ловко как, и предъявить нечего с такой манерой отвечать на вопросы! Похоже, что ещё с одной такой же хитрюгой встретился…

– Знаешь, – задумчиво произнесла она, – тут сейчас четыре беззащитных бабы, а ты ничего не требуешь. Странно это… Но пусть по-твоему будет, давай начистоту. Слово даю, больше никаких игр разума не устраивать не стану… Ты спрашивал, чего мы так вырядились? А что, надо было в кружевах и стрингах встречать? Так мы можем, легко… И накормим, и уложим, и обогреем, и отсо…

Я махнул рукой, прекращая это весьма интересное для одинокого мужика предложение. Не то место и не то время для утех.

Елена продолжила:

– Когда тебя у камня увидели, то мои вонючки, ну, мужики в смысле, сразу решили путника на тот свет спровадить. Я предлагала это ночью сделать, и то, если ты один будешь. Пустить, накормить, обогреть и только потом… Но им словно вожжа под хвост попала. «Да чё мы, лоха не уделаем!» – кого-то передразнивая, низким голосом проговорила она, – вот и уделали, дебилы… Раньше мужиков у нас пятеро было, но двое, как снег сошёл, ушли куда глаза глядят. И оружие всё с собой прихватили, козлы… Вот и пришлось на тебя чуть ли не с голой жопой идти. Так бы чёрта с два у вас получилось моих поубивать, те в этом деле красавцы были. Прохожих как орехи разделывали…