Зимняя вода
Часть 36 из 38 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
После этого между ней и Улофом все было кончено, они жили каждый сам по себе, хотя и в одном доме. С самого рождения Юхана вся ее любовь переключилась на ребенка, Улоф оказался вытесненным на задний план. В минуты самокопания она не могла не признаться себе, что вышла замуж в основном для этого — чтобы родить ребенка. Без Юхана она не могла больше обманывать ни себя, ни Улофа. Они вернулись в Лидчёпинг, и вскоре он вовсе исчез из ее мира. Дом на Урусте продали, и в один прекрасный день Улоф заявил, что лучше им разъехаться, потому что он встретил другую женщину, с которой захотел связать свою жизнь. Лили было все равно, она скорее обрадовалась, что без него сможет лучше проживать целительное для души горе.
Лили сняла двухкомнатную квартиру и устроилась работать на бензоколонку на окраине Лидчёпинга. Но каждый год 11 января она ездила на Уруст, пила кофе и возлагала цветы, теперь уже четыре штуки. Обычно она останавливалась на Урусте на несколько дней, жила в пансионате, и постепенно у нее завязались новые отношения с островом, забравшим ее единственного ребенка.
Здесь окружающая ее пустота воспринималась более интимной, менее пугающей, словно она была чем-то наполнена. А дома в Лидчёпинге было просто пусто и мертво. Там подстерегала пропасть, готовая в любую минуту поглотить ее.
Выйдя на пенсию, она решила переехать обратно на Уруст. Ее доля родительского наследства все время лежала на счете, денег с лихвой хватило на домик со свежим ремонтом и всеми удобствами, расположенный в лесу на севере острова. Таким образом она перебралась поближе к своему единственному живому родственнику, племяннику Буссе, чья квартира располагалась на окраине Гетеборга. Он был единственным ребенком ныне покойной старшей сестры Лили, когда-то они были достаточно близки, но с тех пор, как он вырос, общались мало. Он был одиночкой, и, насколько Лили знала, никогда не имел ни семьи, ни более или менее длительных отношений, все большее место в его жизни занимал алкоголь. При этом он был добрым и душевным человеком, и Лили хотелось видеться с ним чаще. Ведь все ее немногочисленные друзья уже лежали в могиле.
Ее ничто и нигде не удерживало.
Самые глубокие отношения связывали ее с этим берегом, где она потеряла своего сына, с тем морем, что забрало его.
* * *
Нынешнее 11 января ничем не отличалось от предыдущих. Приехав на место, она, как обычно, прошла кружок с Лизой. Обычно она старалась не ходить мимо дома, где они с Улофом и Юханом жили в те счастливые годы, до того, как все кончилось, до того, как возникла большая пустота. Потом Лили оставила собаку в машине, а сама спустилась с корзинкой к скамейке, стоявшей на месте старого бревна.
Она смотрела на море. Вспоминала звуки шагов Юхана по камням.
И вдруг снова услышала шаги. Звук маленьких ножек.
Она услышала шаги.
По-настоящему. Звук шагов.
От дома вниз сбегал мальчик. Он бежал очень быстро, словно всерьез куда-то торопился, и он был без куртки.
Лили узнала его. Это был паренек из магазина, тот, что обычно гладил Лизу. Что он здесь делает? Неужели живет в их доме? Но почему он один?
Мальчуган должен был заметить ее, но он мчался к морю, как будто ему нельзя было терять ни секунды. Подбежав к узким мосткам, он замедлил ход, и теперь уже размеренными, но решительными шагами направился к большому камню.
— Эй! — крикнула Лили. — Постой.
Она встала, подбежала к мальчику, стоявшему на камне, остановилась в каком-нибудь метре от него.
— Иди сюда, — спокойно произнесла она, протягивая ему руку. — Тебе здесь нельзя стоять. Тут скользко. Ты можешь упасть в воду.
Он повернулся к ней, и в его глазах она заметила нечто особенное, то же, что видела во взгляде своего сына в последнюю ночь перед тем, как он пропал, теперь она вдруг вспомнила, хотя давно уже об этом не думала. Он разговаривал во сне, несвязно, словно беседовал с кем-то. Они с Улофом оба встали, заглянули в комнату к сыну, и он повернулся к ним. Было в его глазах что-то необычное, как будто он наполовину отсутствовал, Лили тогда подумала, это из-за того, что он толком не проснулся.
У этого мальчика были такой же взгляд.
И вдруг он закрыл глаза и упал спиной в воду.
У Лили перехватило дыхание.
Было ощущение, что он сам хотел упасть.
Лили забралась на большой камень и, держась одной рукой за лесенку, опустилась на колени и схватила мальчика за рукав свитера, прежде чем он успел полностью скрыться под водой.
— Милый ребенок, — сказала она и, мобилизовав все силы, неизвестно откуда взявшиеся, подтянула его к себе и заставила подняться по лесенке. Пока она его вытаскивала, с мальчика слетел один ботинок и исчез в глубине.
— Милый ребенок, что с тобой?
Теперь он выглядел обычным мальчишкой, потрясенным, испуганным, как и любой ребенок, который случайно упал в ледяную воду.
Должно быть, ей просто показалось, будто он упал нарочно, она постоянно что-то себе воображала, то одно, то другое, ей все об этом говорили. По крайней мере, Юхан такого не делал. Или делал? Она же не видела, как он оказался в воде.
Она осторожно отвела мальчика к скамейке, завернула его в одеяло, обняла и начала утешать.
Его запах пронзил все ее тело, мокрые волосы, кожа, давно забытый запах детской кожи.
— Лиза! — крикнул он вдруг.
Высвободился из ее объятий и побежал прямо к машине. Похоже, его совсем не заботило то, что одна нога у него без ботинка. Он распахнул дверь автомобиля и прыгнул внутрь, к собаке.
Мальчик сидел в ее машине.
Она огляделась. Вокруг никого. Лили сложила одеяло в корзину, подошла к машине и захлопнула за мальчиком дверцу. Села за руль и поехала. На самом деле, она собиралась по дороге заехать за продуктами, она обычно делала покупки в маленьком магазинчике, где ее помнили и где можно было обменяться парой фраз с персоналом. Но туда можно съездить и завтра.
— Как хорошо, что ты запрыгнул в машину. Твои мама с папой попросили меня присмотреть за тобой, — сказала она. — Они мне звонили.
Но мальчик даже не отреагировал. Он продолжал играть с Лизой.
Она не собиралась причинять ему вред, конечно, нет. Но когда она увидела, что он стоит прямо у дома и пялится на ее ребенка, она действовала инстинктивно, схватила первый же тяжелый предмет, который попал ей под руку, и ударила. Ведь любая мать сделает все, что угодно, чтобы защитить своего малыша от человека, которого посчитает опасным?
С тех пор, как несколько дней назад приходила та женщина, сердце у Лили было не на месте, ее терзали недобрые предчувствия.
Она ударила мужчину, потому что хотела, чтобы он исчез. Из поля зрения, из всей этой истории, из того мира, который ей удалось воссоздать.
И который он теперь разрушал.
Ведь она, разумеется, узнала его.
У них с Юханом все было так хорошо. Он ни в чем не нуждался, живя у нее уже почти год.
Естественно, изначально она думала, что побудет у нее недолго, съест мороженое, послушает сказку, а потом она отвезет его в полицию. Она ведь не похититель какой-нибудь, а родителям будет полезно немного поволноваться и выслушать упреки полицейских в том, что они не следят за ребенком. Нельзя же было отпускать его одного на улицу. Тем более без верхней одежды. И своей фамилии он не знал, а вот у ее первого Юхана лежала в кармане бумажка с адресом и телефоном родителей. Не потому, что она когда-либо оставляла его без присмотра, но, если у тебя ребенок, лишняя предосторожность не повредит. Родителям повезло, что его нашла она, Лили.
Но малыш оказался так голоден, бедняга, что Лили подумала, не оставить ли его поужинать.
Вот такие у нее были мысли. Пока она не разгадала божий замысел.
Первую неделю он плакал каждый вечер перед сном, звал маму и папу, пока не падал от усталости. Она объясняла, что им пришлось ненадолго уехать, со временем все пошло лучше, и через несколько недель он уже почти не вспоминал ни родителей, ни кошку, ни куклу Мулле. Как-то вечером Лили услышала, как он понарошку говорит с мамой по старому мобильному телефону, который был у него в кармане, когда она его нашла, и в следующий же свой выезд на автомобиле она взяла телефон с собой и просто выбросила в канаву. В конце концов мальчик, казалось, и вовсе позабыл родных.
В первый раз, когда он назвал ее мамой, он, похоже, сам удивился: он сказал это между делом, слово просто попало в поток других слов, и Лили сделала вид, что ничего странного в этом нет, что это самая естественная вещь на свете, и с тех пор он продолжал называть ее мамой, и она себя тоже.
Сейчас мама ненадолго уедет. Ты побудешь дома с Лизой. Мама запрет дверь, но скоро вернется.
Снова называть себя мамой — это было непередаваемо. Слова лились из нее, как жидкое золото, освещая ее изнутри, она чувствовала это и даже замечала, глядя на себя в зеркало.
Однако жизнь матери-одиночки, особенно в ее возрасте, была нелегка. Отдавать его в садик она не собиралась, так как всегда считала, что если заводишь ребенка, то сиди с ним дома сама. Ее Юхан не ходил в детский сад ни одного дня за всю свою почти четырехлетнюю жизнь.
К счастью, те немногочисленные разы, когда ей нужно было отлучиться надолго, ей помогал Буссе, например, весной, когда она ездила на похороны подруги в Стокгольм, или когда ей пришлось лечь в больницу для небольшой операции. Мальчику у него нравилось, Лизу он брал с собой, а у Буссе он обожал возиться с кроликами, жившими в клетках в саду за домом.
Лили сказала Буссе, что сидит с соседским ребенком, мол, сосед недавно развелся, а у него сплошные командировки. Она попросила Буссе не афишировать, что мальчик находится у него, соседу не понравилось бы, если бы он узнал, что она перепоручает ребенка кому-то еще. Она не была уверена, что Буссе до конца поверил в ее историю, но знала, что он ее не выдаст, слишком хорошо он к ней относился. Да и с кем он общался?
Рассказать ему правду она не могла. Он бы не понял, что это Бог наконец-то восстановил справедливость и вернул ей ребенка. Море взяло и море вернуло, вот и все. А кто такая Лили, чтобы ставить под сомнение Его решения? И вообще, если бы она вовремя не вытащила его из воды, мальчик был бы сейчас мертв. И все же ей хватало здравомыслия, чтобы понимать, что большинство людей — они как Буссе, или как Улоф, их вера слишком слаба, они не полагались на Бога во всем.
В последние месяцы мальчик временами становился неуправляемым, не хотел сидеть запертым в комнате, пока она ездила по делам, и это все осложняло. В такие минуты в глубине души мелькало совершенно чуждое ей чувство, которое шептало ей, что с нее хватит. Она больше не может. Однако она пыталась всячески его подавить, уверяла себя, что все родители иногда ощущают нечто подобное, тут нет ничего странного. И разумеется, в минуты слабости ее посещало беспокойство о будущем: что делать, когда мальчик подрастет, а если с ней что-то случится, или ему нужно будет к врачу или стоматологу? И не следует ли отдать его в школу? Но Лили лишь отмахивалась от таких мыслей, считая, что Бог не бросит своих овечек.
Она выехала в темноте, наспех прихватив пальто и ключи от машины. Пора.
Садясь в автомобиль, она понимала, что все кончено, но не испытывала вины. Потому что она и не была виновата. Она не сводила глаз с бесконечного черного неба, ей казалось, что она едет прямо навстречу ему, в мягкую темноту, словно заключающую в себе все, что ей нужно.
Или в море, в его примиряющие сумрачные воды, то море, что сейчас как раз простирается перед ней, сливаясь с небом, с ней самой, со всем вокруг, затягивая в то единственное первоначальное состояние, когда все по-прежнему возможно, но уже не так важно — в спокойную пустоту, которая предвещает встречу с Богом.
Она переезжала мосты, один за другим, вспомнилась авария, когда в восьмидесятые годы судно снесло ночью один из них, мост на остров Чёрн, как машины исчезали в глубине, целое ожерелье скатывающихся вниз фар, как экипажу судна ничего не оставалось, как наблюдать, разбивающиеся о водную гладь мечты, и тут Лили подумала, что если бы это произошло сейчас, если бы дорога вдруг оборвалась высоко над водой, а они с мальчиком переехали через край и просто рухнули бы вместе в пустоту, — какой идеальный конец. Если бы Он призвал их обоих к себе. Но из-за этого мужчины под окном у нее не было возможности взять ребенка с собой, пришлось это принять.
Если бы она стукнула посильнее, смогла бы выиграть время.
Приближаясь к повороту перед въездом на очередной мост, она увидела вдали, по другую сторону воды, на конце моста, синие огни.
Решение было принято молниеносно, если она вообще его принимала. Она почувствовала, как напряглись мышцы правой ноги, словно их свело судорогой, как нога вдавила педаль и машина помчалась с такой скоростью, с какой еще никогда не ездила, потом удар от пробитых ограждений, или Лили их просто перелетела, она точно не знала, но поняла, что летит, бесконтрольно кружится над водой, а потом падает в воду, как будто это твердая земля, оглушительный удар, потом взгляд Юхана, спокойный и умиротворенный, будто говорящий ей, что «все будет хорошо, мама, бояться нечего, это конец, и он прекрасен, больше ничего не поделаешь, больше не надо ничего чувствовать или хотеть, не надо ни к чему стремиться».
Это просто конец, мама, за ним будет пробуждение.
* * *
Когда Майя привела Мартина в чувство, он не сразу понял, кто он и где находится. Он долго смотрел на нее, на дом, на деревья, пока туман в голове не рассеялся и воспоминания начали постепенно возвращаться, фрагмент за фрагментом.
— Майя, — произнес он. — Что произошло?
— Предполагаю, она тебя заметила, эта мадам, и ударила по голове. Рядом с тобой валяется доска. Шишки тебе не избежать. Но она уехала, я видела ее машину на дороге.
Лили сняла двухкомнатную квартиру и устроилась работать на бензоколонку на окраине Лидчёпинга. Но каждый год 11 января она ездила на Уруст, пила кофе и возлагала цветы, теперь уже четыре штуки. Обычно она останавливалась на Урусте на несколько дней, жила в пансионате, и постепенно у нее завязались новые отношения с островом, забравшим ее единственного ребенка.
Здесь окружающая ее пустота воспринималась более интимной, менее пугающей, словно она была чем-то наполнена. А дома в Лидчёпинге было просто пусто и мертво. Там подстерегала пропасть, готовая в любую минуту поглотить ее.
Выйдя на пенсию, она решила переехать обратно на Уруст. Ее доля родительского наследства все время лежала на счете, денег с лихвой хватило на домик со свежим ремонтом и всеми удобствами, расположенный в лесу на севере острова. Таким образом она перебралась поближе к своему единственному живому родственнику, племяннику Буссе, чья квартира располагалась на окраине Гетеборга. Он был единственным ребенком ныне покойной старшей сестры Лили, когда-то они были достаточно близки, но с тех пор, как он вырос, общались мало. Он был одиночкой, и, насколько Лили знала, никогда не имел ни семьи, ни более или менее длительных отношений, все большее место в его жизни занимал алкоголь. При этом он был добрым и душевным человеком, и Лили хотелось видеться с ним чаще. Ведь все ее немногочисленные друзья уже лежали в могиле.
Ее ничто и нигде не удерживало.
Самые глубокие отношения связывали ее с этим берегом, где она потеряла своего сына, с тем морем, что забрало его.
* * *
Нынешнее 11 января ничем не отличалось от предыдущих. Приехав на место, она, как обычно, прошла кружок с Лизой. Обычно она старалась не ходить мимо дома, где они с Улофом и Юханом жили в те счастливые годы, до того, как все кончилось, до того, как возникла большая пустота. Потом Лили оставила собаку в машине, а сама спустилась с корзинкой к скамейке, стоявшей на месте старого бревна.
Она смотрела на море. Вспоминала звуки шагов Юхана по камням.
И вдруг снова услышала шаги. Звук маленьких ножек.
Она услышала шаги.
По-настоящему. Звук шагов.
От дома вниз сбегал мальчик. Он бежал очень быстро, словно всерьез куда-то торопился, и он был без куртки.
Лили узнала его. Это был паренек из магазина, тот, что обычно гладил Лизу. Что он здесь делает? Неужели живет в их доме? Но почему он один?
Мальчуган должен был заметить ее, но он мчался к морю, как будто ему нельзя было терять ни секунды. Подбежав к узким мосткам, он замедлил ход, и теперь уже размеренными, но решительными шагами направился к большому камню.
— Эй! — крикнула Лили. — Постой.
Она встала, подбежала к мальчику, стоявшему на камне, остановилась в каком-нибудь метре от него.
— Иди сюда, — спокойно произнесла она, протягивая ему руку. — Тебе здесь нельзя стоять. Тут скользко. Ты можешь упасть в воду.
Он повернулся к ней, и в его глазах она заметила нечто особенное, то же, что видела во взгляде своего сына в последнюю ночь перед тем, как он пропал, теперь она вдруг вспомнила, хотя давно уже об этом не думала. Он разговаривал во сне, несвязно, словно беседовал с кем-то. Они с Улофом оба встали, заглянули в комнату к сыну, и он повернулся к ним. Было в его глазах что-то необычное, как будто он наполовину отсутствовал, Лили тогда подумала, это из-за того, что он толком не проснулся.
У этого мальчика были такой же взгляд.
И вдруг он закрыл глаза и упал спиной в воду.
У Лили перехватило дыхание.
Было ощущение, что он сам хотел упасть.
Лили забралась на большой камень и, держась одной рукой за лесенку, опустилась на колени и схватила мальчика за рукав свитера, прежде чем он успел полностью скрыться под водой.
— Милый ребенок, — сказала она и, мобилизовав все силы, неизвестно откуда взявшиеся, подтянула его к себе и заставила подняться по лесенке. Пока она его вытаскивала, с мальчика слетел один ботинок и исчез в глубине.
— Милый ребенок, что с тобой?
Теперь он выглядел обычным мальчишкой, потрясенным, испуганным, как и любой ребенок, который случайно упал в ледяную воду.
Должно быть, ей просто показалось, будто он упал нарочно, она постоянно что-то себе воображала, то одно, то другое, ей все об этом говорили. По крайней мере, Юхан такого не делал. Или делал? Она же не видела, как он оказался в воде.
Она осторожно отвела мальчика к скамейке, завернула его в одеяло, обняла и начала утешать.
Его запах пронзил все ее тело, мокрые волосы, кожа, давно забытый запах детской кожи.
— Лиза! — крикнул он вдруг.
Высвободился из ее объятий и побежал прямо к машине. Похоже, его совсем не заботило то, что одна нога у него без ботинка. Он распахнул дверь автомобиля и прыгнул внутрь, к собаке.
Мальчик сидел в ее машине.
Она огляделась. Вокруг никого. Лили сложила одеяло в корзину, подошла к машине и захлопнула за мальчиком дверцу. Села за руль и поехала. На самом деле, она собиралась по дороге заехать за продуктами, она обычно делала покупки в маленьком магазинчике, где ее помнили и где можно было обменяться парой фраз с персоналом. Но туда можно съездить и завтра.
— Как хорошо, что ты запрыгнул в машину. Твои мама с папой попросили меня присмотреть за тобой, — сказала она. — Они мне звонили.
Но мальчик даже не отреагировал. Он продолжал играть с Лизой.
Она не собиралась причинять ему вред, конечно, нет. Но когда она увидела, что он стоит прямо у дома и пялится на ее ребенка, она действовала инстинктивно, схватила первый же тяжелый предмет, который попал ей под руку, и ударила. Ведь любая мать сделает все, что угодно, чтобы защитить своего малыша от человека, которого посчитает опасным?
С тех пор, как несколько дней назад приходила та женщина, сердце у Лили было не на месте, ее терзали недобрые предчувствия.
Она ударила мужчину, потому что хотела, чтобы он исчез. Из поля зрения, из всей этой истории, из того мира, который ей удалось воссоздать.
И который он теперь разрушал.
Ведь она, разумеется, узнала его.
У них с Юханом все было так хорошо. Он ни в чем не нуждался, живя у нее уже почти год.
Естественно, изначально она думала, что побудет у нее недолго, съест мороженое, послушает сказку, а потом она отвезет его в полицию. Она ведь не похититель какой-нибудь, а родителям будет полезно немного поволноваться и выслушать упреки полицейских в том, что они не следят за ребенком. Нельзя же было отпускать его одного на улицу. Тем более без верхней одежды. И своей фамилии он не знал, а вот у ее первого Юхана лежала в кармане бумажка с адресом и телефоном родителей. Не потому, что она когда-либо оставляла его без присмотра, но, если у тебя ребенок, лишняя предосторожность не повредит. Родителям повезло, что его нашла она, Лили.
Но малыш оказался так голоден, бедняга, что Лили подумала, не оставить ли его поужинать.
Вот такие у нее были мысли. Пока она не разгадала божий замысел.
Первую неделю он плакал каждый вечер перед сном, звал маму и папу, пока не падал от усталости. Она объясняла, что им пришлось ненадолго уехать, со временем все пошло лучше, и через несколько недель он уже почти не вспоминал ни родителей, ни кошку, ни куклу Мулле. Как-то вечером Лили услышала, как он понарошку говорит с мамой по старому мобильному телефону, который был у него в кармане, когда она его нашла, и в следующий же свой выезд на автомобиле она взяла телефон с собой и просто выбросила в канаву. В конце концов мальчик, казалось, и вовсе позабыл родных.
В первый раз, когда он назвал ее мамой, он, похоже, сам удивился: он сказал это между делом, слово просто попало в поток других слов, и Лили сделала вид, что ничего странного в этом нет, что это самая естественная вещь на свете, и с тех пор он продолжал называть ее мамой, и она себя тоже.
Сейчас мама ненадолго уедет. Ты побудешь дома с Лизой. Мама запрет дверь, но скоро вернется.
Снова называть себя мамой — это было непередаваемо. Слова лились из нее, как жидкое золото, освещая ее изнутри, она чувствовала это и даже замечала, глядя на себя в зеркало.
Однако жизнь матери-одиночки, особенно в ее возрасте, была нелегка. Отдавать его в садик она не собиралась, так как всегда считала, что если заводишь ребенка, то сиди с ним дома сама. Ее Юхан не ходил в детский сад ни одного дня за всю свою почти четырехлетнюю жизнь.
К счастью, те немногочисленные разы, когда ей нужно было отлучиться надолго, ей помогал Буссе, например, весной, когда она ездила на похороны подруги в Стокгольм, или когда ей пришлось лечь в больницу для небольшой операции. Мальчику у него нравилось, Лизу он брал с собой, а у Буссе он обожал возиться с кроликами, жившими в клетках в саду за домом.
Лили сказала Буссе, что сидит с соседским ребенком, мол, сосед недавно развелся, а у него сплошные командировки. Она попросила Буссе не афишировать, что мальчик находится у него, соседу не понравилось бы, если бы он узнал, что она перепоручает ребенка кому-то еще. Она не была уверена, что Буссе до конца поверил в ее историю, но знала, что он ее не выдаст, слишком хорошо он к ней относился. Да и с кем он общался?
Рассказать ему правду она не могла. Он бы не понял, что это Бог наконец-то восстановил справедливость и вернул ей ребенка. Море взяло и море вернуло, вот и все. А кто такая Лили, чтобы ставить под сомнение Его решения? И вообще, если бы она вовремя не вытащила его из воды, мальчик был бы сейчас мертв. И все же ей хватало здравомыслия, чтобы понимать, что большинство людей — они как Буссе, или как Улоф, их вера слишком слаба, они не полагались на Бога во всем.
В последние месяцы мальчик временами становился неуправляемым, не хотел сидеть запертым в комнате, пока она ездила по делам, и это все осложняло. В такие минуты в глубине души мелькало совершенно чуждое ей чувство, которое шептало ей, что с нее хватит. Она больше не может. Однако она пыталась всячески его подавить, уверяла себя, что все родители иногда ощущают нечто подобное, тут нет ничего странного. И разумеется, в минуты слабости ее посещало беспокойство о будущем: что делать, когда мальчик подрастет, а если с ней что-то случится, или ему нужно будет к врачу или стоматологу? И не следует ли отдать его в школу? Но Лили лишь отмахивалась от таких мыслей, считая, что Бог не бросит своих овечек.
Она выехала в темноте, наспех прихватив пальто и ключи от машины. Пора.
Садясь в автомобиль, она понимала, что все кончено, но не испытывала вины. Потому что она и не была виновата. Она не сводила глаз с бесконечного черного неба, ей казалось, что она едет прямо навстречу ему, в мягкую темноту, словно заключающую в себе все, что ей нужно.
Или в море, в его примиряющие сумрачные воды, то море, что сейчас как раз простирается перед ней, сливаясь с небом, с ней самой, со всем вокруг, затягивая в то единственное первоначальное состояние, когда все по-прежнему возможно, но уже не так важно — в спокойную пустоту, которая предвещает встречу с Богом.
Она переезжала мосты, один за другим, вспомнилась авария, когда в восьмидесятые годы судно снесло ночью один из них, мост на остров Чёрн, как машины исчезали в глубине, целое ожерелье скатывающихся вниз фар, как экипажу судна ничего не оставалось, как наблюдать, разбивающиеся о водную гладь мечты, и тут Лили подумала, что если бы это произошло сейчас, если бы дорога вдруг оборвалась высоко над водой, а они с мальчиком переехали через край и просто рухнули бы вместе в пустоту, — какой идеальный конец. Если бы Он призвал их обоих к себе. Но из-за этого мужчины под окном у нее не было возможности взять ребенка с собой, пришлось это принять.
Если бы она стукнула посильнее, смогла бы выиграть время.
Приближаясь к повороту перед въездом на очередной мост, она увидела вдали, по другую сторону воды, на конце моста, синие огни.
Решение было принято молниеносно, если она вообще его принимала. Она почувствовала, как напряглись мышцы правой ноги, словно их свело судорогой, как нога вдавила педаль и машина помчалась с такой скоростью, с какой еще никогда не ездила, потом удар от пробитых ограждений, или Лили их просто перелетела, она точно не знала, но поняла, что летит, бесконтрольно кружится над водой, а потом падает в воду, как будто это твердая земля, оглушительный удар, потом взгляд Юхана, спокойный и умиротворенный, будто говорящий ей, что «все будет хорошо, мама, бояться нечего, это конец, и он прекрасен, больше ничего не поделаешь, больше не надо ничего чувствовать или хотеть, не надо ни к чему стремиться».
Это просто конец, мама, за ним будет пробуждение.
* * *
Когда Майя привела Мартина в чувство, он не сразу понял, кто он и где находится. Он долго смотрел на нее, на дом, на деревья, пока туман в голове не рассеялся и воспоминания начали постепенно возвращаться, фрагмент за фрагментом.
— Майя, — произнес он. — Что произошло?
— Предполагаю, она тебя заметила, эта мадам, и ударила по голове. Рядом с тобой валяется доска. Шишки тебе не избежать. Но она уехала, я видела ее машину на дороге.