Зимняя роза

Где бы ни проходил Фредди Литтон, ему всегда смотрели вслед. И сейчас, когда он размашисто шагал под дождем по Беркли-сквер в Мейфэре, женщины в возрасте от пятнадцати лет и до пятидесяти поворачивали голову в его сторону. Их привлекала густая грива золотистых волос, скульптурный подбородок и глаза бледно-янтарного цвета. Высокий, худощавый, гибкий, Фредди был воплощением безмятежного обаяния патрициев. И хотя он делал вид, будто ничего не замечает, но ловил каждый женский взгляд. Взгляды свидетельствовали об интересе, а интерес приносил пользу как в бальных залах и спальнях, так и возле урн для голосования. Женщины не имели избирательных прав – и слава Богу! – но зачастую могли оказывать влияние на мужей, наделенных этим правом.

Фредди увернулся от проезжающей кареты, изящно обошел детскую коляску и направился к ступеням крыльца дома номер 45 – большого городского особняка, построенного Адамом. Там его приветствовал дворецкий, который провел Фредди через анфиладу просторных комнат с роскошным убранством и множеством уникальных старинных вещей. Он знал, что все они достались леди Изабелле по наследству от родителей. Со стороны ее мужа здесь не было ничего. Лорд Бернли был никем. Уэльский угольный барон, которому посчастливилось стать богаче Господа Бога. Изабелла происходила из рода Одли, и ее родословная прослеживалась вплоть до династии де Клеров и Вильгельма-Завоевателя.

Родословная самого Фредди простиралась почти столь же далеко, что уже создавало ему весомую репутацию в глазах Изабеллы. Ричард Литтон, первый граф Бингэм, получил дворянство в конце XIII века, во времена правления Эдуарда I, завоевал королю Уэльс, а затем повел свои войска на север, чтобы сокрушить Уильяма Уоллеса. Нападение Ричарда Литтона на Фолкерк отличалось поразительной жестокостью. Уоллес окрестил его Красным Графом и сказал, что во всех океанах не хватит воды, чтобы смыть кровь с рук этого захватчика. В фамильной галерее Лонгмарша был портрет Ричарда Литтона. Светловолосый, обаятельный, с янтарными глазами, Красный Граф выглядел точно так же, как покойный отец Фредди и сам Фредди. Теперь портрет висел у Фредди в квартире. Мать потребовала, чтобы он забрал полотно, сам вид которого вызывал у нее ненависть.

Проходя через столовую Изабеллы, Фредди завистливо поглядывал на портрет кисти Гольбейна, стол работы Чиппендейла и парные вазы эпохи династии Тан. Какая удивительная коллекция, какой блистательный дом и как выгодно было бы молодому парламентарию завладеть всем этим. Его семья не могла похвастаться таким обилием замечательных вещей. Слишком многое продали, чтобы расплатиться с долгами. Что касается домов, Литтоны владели приземистым кирпичным монстром на Карлтон-террас в Эдинбурге, родовым гнездом Лонгмарш и обветшалым поместьем в Котсуолде. Последние два принадлежали брату Фредди.

При мысли о Бингэме улыбка сразу покидала обаятельное лицо молодого Литтона, как сходит тонкий слой позолоты, обнажая металлическую основу. И тогда на поверхности появлялось иное, куда более угрюмое выражение. Как же я устал стоять в тени других! – с горечью подумал он. Фредди быстро совладал с собой, и в гостиную Изабеллы уже входил, улыбаясь как ни в чем не бывало.

– Миледи, к вам достопочтенный сэр Фредерик Литтон, – доложил дворецкий, открыв двери гостиной.

– Фредди, дорогой, входи.

Его будущая теща сидела у камина. В платье из серого шелкового фая, украшенная жемчугами, она выглядела очень внушительно. Ледяной оттенок ткани сочетался с цветом ее глаз. Хозяйки других богатых лондонских домов давным-давно отказались от официальных дневных нарядов, предпочитая более свободные и удобные платья для полуофициальных приемов. Но только не Изабелла. В корсете родилась, в корсете и умрет, подумал Фредди. Женщина сидела, держа спину безукоризненно прямой. Глядя на Изабеллу, он вдруг понял, что за все годы ни разу не видел ее развалившейся в кресле или на диване.

– Добрый день, Изабелла, – произнес Фредди, наклонился, поцеловал ей руку и улыбнулся.

– Какое удовольствие видеть тебя, Фредди. Как любезно с твоей стороны выкроить время в череде твоих политических дел и навестить меня.

Можно подумать, у меня был выбор, хмуро подумал Фредди.

Приглашение на чай он получил с утренней почтой. Хотя и составленное в учтивых выражениях, оно воспринималось как приказ. Должно быть, Изабелла узнала, что Индия окончила медицинскую школу и стала практикующим врачом. Письмо сразу испортило ему настроение. Наверное, судьбе показалось этого мало. С той же почтой он получил второе письмо – от хорошенькой Джеммы Дин. Она написала, что между ними все кончено. Джемма разозлилась на Фредди за то, что он никогда не выполняет своих обещаний. А ведь он собирался провести с ней выходные. Он даже купил ей подарок: те самые часы, которые пришлось отдать Индии. В тот день он уже выскочил из дома, мечтая о двух сутках постельных развлечений с Джеммой, и вдруг нелегкая принесла этого идиота Уиша, который все испортил. Фредди не оставалось иного, как поехать с ним на выпускную церемонию, делая вид, будто он решил сделать Индии сюрприз. Письмо Джеммы изобиловало упреками. Она хотела выйти замуж за Фредди и злилась на его нежелание на ней жениться. Размечталась! Чтобы мужчина из рода Литтонов женился на девице из Восточного Лондона. Это все равно что сравнить чистопородного жеребца Дарли-Араба с ломовой кобылой. В конце Джемма писала, что уже нашла себе другого и тот на ней женится.

– Как твоя политическая жизнь, Фредди? Солсбери простил тебе переход в другой лагерь? – спросила Изабелла.

Это была прелюдия перед основным разговором. Изабелла распорядилась подать угощение. Учтивая болтовня продлится, пока оно не будет подано. И ни минутой дольше.

– Он вновь со мной разговаривает, – ответил Фредди. – Полагаю, это уже что-то значит.

– Я бы так не поступила. Ты совершил ужасный проступок. Прямое предательство.

– Нет, Изабелла. Это была заявка на выживание. Мое. Ваше. Всего правящего класса.

Два года назад, едва став парламентским представителем от Тауэр-Хамлетс, Фредди ошеломил политический мир, переметнувшись от консерваторов к либералам. Он объяснял это желанием заставить правительство уделять больше внимания нуждам бедняков. В действительности его дезертирство не имело ничего общего с политикой и целиком касалось личных целей. Будучи умным и пронырливым политическим животным, Фредди почуял, куда дует ветер, и определил, на каком направлении его ждут преимущества. Вскоре либералы будут управлять Англией, а он – управлять ими.

– Дорогой, наверное, я чего-то не понимаю. Ты повернулся спиной к своей партии и самому премьер-министру. Каким образом это обеспечит нам выживание?

– Солсбери недолго ходить в премьер-министрах. Он стоит у руля с восемьдесят пятого года. Почти шестнадцать лет. За это время либералы постоянно его атаковали и дважды одержали победу.

Изабелла отмахнулась от слов Фредди.

– Получив премьерство, они не смогли удержаться у власти. Всего год в первый раз, два во второй.

– Да, в восемьдесят шестом и девяносто втором им не повезло. Но тогда Солсбери был крепче. Он сдает, стареет. Он политик ушедшей эпохи. Еще год назад он был готов уйти с поста, и ушел бы, не разразись Англо-бурская война. Как только мы одержим победу, он уйдет.

– А пост премьер-министра займет его племянник. Еще один тори. Как тебе такой вариант, Фредди?

– Артур Бальфур долго не продержится. Это ясно как божий день. Эпоха тори закончилась. Времена меняются. Страна меняется. Новые голоса заявляют о себе. Радикалы, социалисты, суфражистки…

– Сплошь ужасные люди. По мне, так лучше бы они сгинули.

– Согласен, но они не сгинут. И как бы они себя ни называли, все они хотят одного – нового порядка. Тори их не слушают, а либералы прислушиваются. Либералы понимают: настало время, когда правящему классу нужно поделиться малой частью власти.

– Фредди, и ты считаешь это справедливым? – язвительно спросила Изабелла. – Ты считаешь, что мой разносчик молока и мой трубочист, люди, которые не умеют должным образом говорить по-английски, читают по складам и едва могут расписаться, эти люди должны править Англией? Они, а не те, кто родился в семьях с давними политическими традициями, кого обучали и готовили для работы в правительстве? И ты хочешь сказать, что это правильно?

– Боюсь, это не имеет никакого отношения к таким понятиям, как «правильно» и «неправильно», зато целиком связано с необходимостью, – ответил Фредди. – Смотрите, что творится на континенте. Сплошные забастовки и демонстрации. Анархисты бросают бомбы и убивают представителей власти. Они хотят вообще отменить собственность и уничтожить общественный порядок. Мы не можем позволить, чтобы нечто подобное происходило и у нас. Мы должны предотвратить заразу анархизма. Мы должны дать рабочим крохи, и побыстрее, пока они не поднялись и не забрали весь пирог.

Изабелла повернулась к окну. Разговор заметно опечалил ее.

– Белую сирень нужно подрезать, – после некоторого молчания сказала она. – Разрослась до неприличия.

Вот и конец дебатам, подумал Фредди. Поведение Изабеллы было типичным для ее поколения. То, чего они не видели или не желали видеть, попросту не существовало. Движение за независимость в Ирландии, война в Южной Африке, упрямые профсоюзы… Фредди видел зловещую взаимосвязь этих событий. Все они были признаками надвигающейся бури, угрожавшей потрясти основы Британской империи. Изабелла же считала их мелкими помехами, которые можно устранить силами колониальных войск и местной полиции.

Пока говорили о ее саде, ударил гром. Фредди выглянул в окно. Дождь барабанил по окнам. По небу неслись летние дождевые тучи. И вдруг на мгновение он увидел другое окно и услышал другой голос. Он снова был мальчишкой, сидящим в Лонгмарше, в бабушкиной комнате. Играла бабушкина музыкальная шкатулка. Шопен. Прелюдия «Капли дождя». Этой музыкой она заглушала брань и крики отца, который снова напился. Бинг и Дафна лежали на бабушкиной кровати и плакали. Мать сидела на диванчике у окна. У нее была сломана рука.

Бинг снова оставил свой велосипед на лужайке. Там его и нашел отец. Велосипед успел изрядно промокнуть под дождем. Отец схватил медную кочергу и погнался за Бингом, собираясь отлупить за беспечность. Мать загородила сына собой и приняла все удары мужа на себя.

Отец остановился лишь тогда, когда она потеряла сознание. Он поплелся к себе в кабинет, чтобы напиться еще сильнее. К этому времени из сада вернулась бабушка Фредди. Она собрала всю семью в своей комнате, заперев дверь изнутри.

– Кэролайн, ты должна действовать, – сказала бабушка, вытирая кровь с лица матери. – Ты должна оставить его. Немедленно. Сегодня он тебя чуть не убил.

– Я пробовала. Ты это знаешь. Он угрожает мне разводом. Он говорит, что любой суд оставит детей с ним и я никогда их не увижу. Кто тогда их защитит?


Бабушка прошла к туалетному столику – поискать какую-нибудь мазь. По пути ее взгляд упал на Фредди, и она увидела, что, в отличие от брата и сестры, он не плачет, а внимательно смотрит и слушает.

– Ложись, мой мальчик, – сказала она внуку. – Постарайся уснуть.

– Бабушка, что нам делать? – спросил Фредди.

– Сама хотела бы знать. Нас здесь две женщины и трое детей. Мы бессильны против него.

Фредди не хотел быть бессильным. В свои десять лет он заявил бабушке, что станет сильным.

– Бабушка, я обещаю, – с недетской серьезностью произнес он.

Свое обещание он выполнил. Фредди всегда выполнял то, что обещал.

– Опять-таки, Фредди, – сказала Изабелла, вытаскивая его из прошлого. – Зачем я нанимала Гертруду Джекилл и поручала ей устройство цветочного бордюра, когда бо́льшая часть дома пустует?

Служанка подала чай с канапе и печеньем. Фредди знал: сейчас начнется другая дискуссия, куда менее приятная, чем необходимость устройства цветочного бордюра. Он внутренне приготовился. Служанка ушла, плотно закрыв двери. Он остался наедине с Изабеллой.

– Я не привыкла, чтобы дом пустовал. Он всегда был полон жизни. Здесь устраивались вечеринки, званые обеды и балы. Мы проводили здесь весь лондонский сезон. Здесь мои дочери впервые были представлены свету. Ты помнишь?

– Еще бы не помнить!

– Конечно, ты должен помнить, – подхватила Изабелла, остановив на нем взгляд ледяных глаз. – Расскажи, чем нынче занимается Индия.

Фредди решил не подслащивать пилюлю.

– Неделю назад она окончила медицинскую школу, получила диплом врача и теперь работает у доктора Эдвина Гиффорда в его кабинете в Уайтчепеле.

Изабелла с усилием проглотила ком в горле. Когда она заговорила снова, ее голос дрожал от гнева.

– Это ты виноват. Как ты мог это допустить? Тебе нужно было давным-давно на ней жениться. Как муж, ты имел бы право запретить ей работать.

Внутри Фредди вспыхнуло раздражение, которое он тут же обуздал.

– Моей вины в этом нет. Индия отказывалась даже думать о свадьбе, пока не окончит учебу. Вы же знаете, насколько она упряма.

– Фредди, ты должен что-то сделать. Должен воззвать к ее рассудку. Она не может возиться со всем этим… с этой грязью и кровью. Разгуливать по трущобам. Работать бок о бок с мужчинами. Ты должен удалить ее от медицинской практики. Это пагубное занятие для женщины.

– После выпускной церемонии я сказал ей, что больше не желаю ждать. Она согласилась назначить дату свадьбы. Скоро.

– «Скоро» – понятие растяжимое, – бросила ему Изабелла. – Ты ее жених. Если уж ты не можешь ее образумить, наверное, пора поискать того, кто сможет.

Фредди изобразил отчаяние.

– Изабелла, возможно, вы правы. – Он встал. – Вы знаете мои чувства к Индии. Я люблю ее больше жизни. Но я – это я, а она, быть может, найдет свое счастье с другим. С тем, кто ближе к ее миру. У нее есть подруги по медицинской школе. У нее есть Мод. Возможно, это деликатное дело лучше отдать в руки понимающей подруги или сестры.

Изабелла побледнела. Меньше всего ей хотелось, чтобы устройством жизни Индии занимались такие же сумасбродные женщины-врачи, не говоря уже о Мод. Сам намек на то, что одна непутевая дочь Изабеллы будет опекать другую, возымел желаемое действие.

– Сядь, Фредди. Я хочу совсем не этого. Я хочу вернуть Индию. Вернуть в наш мир. Она единственная надежда, моя и мужа. Ты же это понимаешь? Мод – отрезанный ломоть. Индия – нет. Пока еще нет.

Фредди начал говорить ей обычные утешительные слова, но Изабелла его прервала:

– Наши семьи знакомы очень давно. Между нами всегда были доверие и понимание. Надеюсь, я могу говорить с тобой напрямую.

– Конечно, – ответил Фредди.

Все шло даже лучше, чем он надеялся. Он был уверен, что Изабелла настроена исполнить самую заветную его мечту. Они не первый год крутились вокруг этой темы, но она никогда не давала ему твердых гарантий. Только говорила, что даст за Индией внушительное приданое.

– Как ты знаешь, сыновей у нас с мужем нет. Только племянник Алоизиус, которого мы объявим наследником, если у нас не будет внуков. Нам нужен зять, трезво мыслящий мужчина, способный управлять семейным богатством. Я уже не раз говорила тебе: я была бы очень рада видеть этим зятем тебя, но ваша помолвка чрезмерно затянулась. Женись на Индии, верни ее в семью, и побыстрее. Мы не пожалеем денег на свадьбу… если она состоится и если еще до конца года всей этой медицинской чепухе настанет конец.

Фредди кивал, изо всех сил изображая спокойствие. Он был близок, соблазнительно близок к получению желаемого.

– Индия получит приличное приданое, включая кругленькую сумму в сто тысяч фунтов и ежегодный двадцатитысячный доход. Она также получит дом на Беркли-сквер, а после моей смерти и Блэквуд.

Фредди подавил желание запрыгать от радости. Обещание превосходило самые смелые его мечты. Куча денег, лондонский дом и поместье в Уэльсе – все будет принадлежать ему.

– Изабелла, это более чем щедро. Так приятно сознавать, что мы с Индией начнем совместную жизнь… что наша семья начнется в этом удивительном доме. С ним связано столько чудесных воспоминаний. Но для меня важнее всего счастье Индии.

– Для женщины нет большего счастья, чем замужество и подобающее место в обществе. Если ты действительно любишь мою дочь, если у тебя есть хоть капля привязанности ко мне и лорду Бернли, поторопись сделать ее своей женой.

Фредди допил чай и простился с Изабеллой, пообещав, что в ближайшее время пригласит Индию в Лонгмарш. Будущая теща позволила поцеловать ее в щеку и сказала, что ждет добрых вестей.

Гроза прошла, тучи рассеялись. Солнце высушивало мокрые улицы. Фредди был так взбудоражен блистательными перспективами, что перепрыгнул через чугунную ограду, окружавшую Беркли-сквер, напугав какого-то малыша в матросском костюмчике. Идя по парку к Пикадилли, он думал, что в скором времени обскачет Бингэма, Уиша и Дикки Ламберта. Деньги Селвина Джонса… они устранят любые преграды.

Конечно, не все было так просто. Его тщательно продуманные планы упирались в зануду и замухрышку, которую звали Индией. Нужно ее убедить назначить дату их свадьбы. Это легче сказать, чем сделать. Они совсем не виделись. Он был по горло занят в палате общин. Она – у доктора Гиффорда, плюс ее работа в Обществе подавления торговли опиумом, в Фабианском обществе и в Лиге за избирательные права женщин. Фредди вздохнул. Насколько проще, если бы великолепная Джемма Дин была из богатой аристократической семьи. Но Джемма происходила из самых низов.