Жил-был раз, жил-был два
Часть 2 из 57 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В этом заведении Жюли готовила завтраки, чистила этот старый палас. Габриэль представил себе, как она собирает простыни и полотенца. Не лучшая в мире работа, зато дочери удалось накопить карманные деньги на цифровую камеру. Кстати, эта камера две недели назад была приобщена к вещественным уликам по делу: Габриэль так и не смог найти карту памяти, в слоте ее не было. Возможно, незначительная деталь, ведь Жюли могла потерять ее или выбросить из-за повреждения. Так или иначе, карта отсутствовала, и это следовало особо отметить. В делах об исчезновениях любая малейшая аномалия становилась предметом всевозможных толкований. Каждая гипотеза требовала рассмотрения, поглощая время, деньги и человеческие ресурсы.
Габриэль Москато задернул шторы, сел на кровать, со вздохом облегчения стянул армейские ботинки на толстой подошве. Мизинец на правой ноге кровил после долгой ходьбы по Сагасу. С мобильника он послал сообщение жене, предупреждая, что сильно задержится. Она его, конечно, не прочтет, оглушенная антидепрессантами.
Жадно поглядел на мини-бар, но решил, что сегодня вечером лучше не пить. Измотанный, он надавил костяшками больших пальцев на глаза, потом открыл журнал на странице 5 марта, за три дня до трагедии. Скрупулезно переписал личные данные всех постояльцев за семьдесят два часа, каждого из которых потом проверит по базе данных, а если потребуется, то и свяжется лично. Неблагодарная, кропотливая работа, но без нее не обойтись.
— Я отыщу тебя, Жюли. Клянусь, отыщу.
Где его дочь? Почему она затормозила на склоне, в пятидесяти метрах от стоянки для дробилок? Встретила кого-то знакомого? Бросили ли ее труп, привязав к ногам груз, на дно одного из озер или ее держат в каком-то грязном подвале в сотнях километров отсюда? Габриэль был в курсе удручающей статистики по исчезновениям. Убийственный ход времени, ломающий волю и разбивающий надежды даже самых упорных. Возможно, с течением месяцев и лет его дочь обратится лишь в имя, когда-то выкрикнутое в сердце гор.
После того как он исписал три страницы, усталость взяла свое. Габриэль пытался сопротивляться, но тщетно; тогда он лег на кровать поверх покрывала. Потом он заплакал, как плакал почти каждый вечер, иногда прижимаясь к жене, иногда свернувшись калачиком на своей стороне кровати.
Всегда ли столько думаешь о своем ребенке, когда он рядом? Любишь ли его так же сильно, как когда его рядом нет? Габриэль не знал, предыдущей жизни уже не существовало. А в той, которая наступала, оставалось только страдание. К чему бы ни привели поиски, их жизни навсегда станут иными, сломленными, иссушенными всеми слезами, что они с женой пролили. Его глаза закрылись под тяжестью печали последних дней.
Он снова открыл их, разбуженный глухим шумом. Что-то стукнуло в стекло.
Габриэль встал пошатываясь, голова кружилась. Дотащился до застекленной двери. Что могло случиться? Он шагнул в дверь, ничего не понимая, — по всей логике на третьем этаже не могло быть двери, ведущей наружу, — и оказался на асфальте, на уровне паркинга за отелем.
Внезапно левое плечо пронзила острая боль. Врезавшаяся в него птица расплющилась у его ног с приоткрытым желтым клювом. Габриэль не мог объяснить себе то, что видел. Чуть дальше валялся еще один жалкий комок перьев.
Сильные удары вдруг гулко забухали по железу машин и черепице крыши. Кутающиеся в халаты люди выглядывали из своих номеров, поднимая заспанные лица к небу. Черные плотные снаряды десятками выныривали из мрака, чтобы разбиться со звуком дробящейся плоти. Ошеломленный Габриэль отступил, укрываясь в своей комнате, в то время как его сосед в пижаме орал ему в ухо нечто вроде: «Вы видели это? Нет, вы это видели? Апокалипсис какой-то!»
Да, Габриэль это видел. Конечно видел.
Шел дождь из мертвых птиц.
2
Все еще полусонный, Габриэль разомкнул веки, чувствуя в пересохшем рту вязкий вкус, как наутро после пьянки. Его тело большого кузнечика лежало на животе поперек кровати на скомканных простынях, раскинув руки. Он облизал губы, с трудом повернул голову. На электронном будильнике слева высветилось 11:11.
Он выругался в подушку, все еще пропитанный испарениями своего кошмара. Эти безжизненные птицы, несущиеся с неба, разбивающиеся об асфальт и капоты машин…
Воспоминание опять вызвало дрожь. После исчезновения Жюли его сны обрели такую силу, стали настолько реалистичными… Поднявшись на ноги, Габриэль почувствовал жуткую тяжесть в голове, словно в ней собралась вся кровь его тела. Ему понадобилось секунд двадцать, чтобы все вспомнить.
Гостиница… Номер 29… Журнал…
Мелкий дождь ненастного весеннего дня постукивал по стеклу. Он огляделся. Не увидел ни своего телефона, ни журнала, ни блокнота. На полу валялась сумка с мужскими вещами, которая ему не принадлежала. На спинке стула кожаная куртка, а на прикроватном столике очки в черной оправе. Куда он дел свою темно-серую парку? Откуда взялись эти грубые замшевые сапоги в ковбойском стиле вместо его армейских ботинок?
Снаружи послышался шум мотора. Он подошел к окну и с ужасом понял, что его кошмар был реальностью. Десятки, а может, сотни птиц усыпали асфальт. Как и ночью, он толкнул створку двери — кстати, так и оставшуюся приоткрытой — и нагнулся, чтобы прикоснуться кончиком пальца к ближайшей птице. Крошечное тело заледенело, глаза были затянуты серой пленкой. Он выпрямился, не в силах поверить в происходящее.
Только в этот момент он осознал, что находится на первом этаже, двумя этажами ниже, чем заснул накануне. Дверь, в которую он только что шагнул, позволяла входить и выходить, минуя стойку портье, как в мотелях. Он кинулся к прикроватному столику, на котором лежал ключ с большим брелоком. На белом шаре был написан номер 7.
Ладно-ладно… Не торопись и подумай. По всей видимости, он не в своей комнате. Он заснул в номере 29, а проснулся в чьем-то чужом номере. Может, у него случился приступ сомнамбулизма? В бессознательном состоянии он присутствовал при невероятной массовой гибели птиц — зрелище, достойном фильма Хичкока, — а потом снова заснул.
Он проверил содержимое мини-бара: нетронуто. Значит, он не пил. Или же надрался в своем собственном номере, прежде чем отправиться бродить по коридорам, а потом открыл первую попавшуюся дверь? Ничего подобного не случалось с ним прежде, но все последние дни коллеги советовали ему притормозить. Исчезновение, переутомление, постоянный недосып — вот мозги и переклинило, но одно совершенно точно: у этой ситуации существует рациональное объяснение.
Босиком он поднялся на третий этаж, судорожно прикидывая: если он провел часть ночи в номере 7, куда же делся тип, которому он принадлежал? Почему ковбой бросил свои вещи? В конце узкого коридора дверь с цифрой 29 на ней была заперта. Он постучал, но безуспешно. Новый день обещал стать дерьмовым, как и предыдущие.
Вернувшись в каморку внизу, Габриэль набрал на гостиничном телефоне номер своего вечного напарника. Попал на автоответчик и оставил сообщение: «Алло, Поль, это я. Ты не поверишь: я задремал в гостинице „У скалы“, а ночью пошел дождь из мертвых птиц. Сотни птиц падали с неба, как градины! Короче, буду в бригаде через полчаса. То есть если найду свои вещи… Потом все объясню. Чао-чао».
Заодно он позвонил жене. Механический голос сообщил, что данный номер никому не принадлежит. Он набрал снова, тщательно следя, чтобы не ошибиться кнопкой. Тот же припев.
— Что за бардак?
Пошел по коридору к стойке администратора, где женщина лет сорока разговаривала по телефону. Она повесила трубку, не преминув бросить косой взгляд на его босые ноги.
— Мы не единственные, кто попал под град птиц, — сообщила она голосом, в котором все еще звучала паника. — Этот дождь шел повсюду вокруг гостиницы, до самого виадука на въезде в Сагас. В жизни такого не видела. Они, конечно, из той колонии.
— Из какой колонии?
— Вы же наверняка ее заметили, когда вчера подъезжали, верно? Колония скворцов по обоим берегам Арва.
Заметив округлившиеся глаза Габриэля, женщина сочла своим долгом пояснить:
— Специалисты считают, что там около семисот тысяч особей, прилетевших из Северной Европы и мигрирующих в Испанию. Три дня назад они сделали остановку в Сагасе. В полете они выписывают невероятные фигуры в небе, а их крик слышен на сотни метров вокруг. Если вы выйдете и прислушаетесь, сами удостоверитесь.
Она увидела, что Габриэль ничего не понимает, но не стала настаивать:
— Чем могу помочь? Может, вы дверь случайно захлопнули?
— Нет, не в том дело. Вчера вечером мсье Таншон дал мне ключ от номера двадцать девять около… точно не помню, во всяком случае было уже поздно. А глаза я открыл в номере семь, и вокруг были не мои вещи. Я подумал, что со мной случился приступ сомнамбулизма или что-то в этом роде.
Она повернулась к висевшей на стене ключнице. Сняла один ключ.
— Получается, вы спустились с третьего этажа на первый, сами того не заметив, вроде зомби, выставив руки вперед? И зашли в другую комнату?
— Не вижу другого объяснения.
— А где тогда клиент из седьмого номера? В двадцать девятом?
— Не исключено.
— Быть этого не может, потому что ключ от двадцать девятого здесь. Если только он не повесил его на место, а я и не заметила… Простите, но эта история с птицами выбила меня из колеи.
Габриэль впадал во все большую растерянность. Например, он совершенно не помнил, чтобы фигурок святых на полке было так много, как и того, чтобы они отличались подобным уродством. Он был уверен, что никогда не видел эти фальшивые часы — копия с картины Сальвадора Дали «Постоянство памяти», — которые растекались, словно плавленый сыр, на углу стойки. Экран компьютера выглядел сегодня больше и тоньше, чем накануне.
Эти детали вгоняли Габриэля в дурноту. Все казалось ему и похожим, и другим, будто он шел по границе между двумя мирами. Женщина положила перед ним ключ от номера 29 и начала стучать по клавиатуре. Посмотрев на экран, она бросила на жандарма вопросительный взгляд:
— Нет, нет, тут явно что-то не так. Номер, в котором вы проснулись, действительно был зарезервирован на одну ночь неким Уолтером Гаффином, и он его еще не сдал. Значит, он либо по-прежнему в гостинице, либо вышел посмотреть, что происходит с птицами, но скоро должен вернуться. Зато у меня не отмечено резервирования комнаты, которую вы, по вашим словам, оплатили.
Габриэль пошевелил пальцами ног, стоя босиком на холодных плитках пола. Он хотел только одного — побыстрее покинуть это дьявольское заведение и вернуться в бригаду. За спиной дожидалась своей очереди какая-то клиентка с рюкзаком на спине. Молоденькая, темноволосая, вся в татуировках.
— Потому что мсье Таншон не внес меня ни в журнал, ни в компьютер. Он просто предоставил мне номер двадцать девять на несколько часов. Уходя, я должен был положить ключ в корзинку, но я заснул.
— Чтобы Ромуальд просто «предоставил» комнату? Да у вас больше шансов скормить вегану антрекот.
— Послушайте, не будем же мы торчать тут целую вечность. Дайте мне этот ключ, чтобы я забрал свои вещи. Я верну его через пять минут.
Сорокалетняя дама неприязненным жестом протянула ему ключ и обратилась к девице, которая уже начала проявлять нетерпение. Габриэль, весь на нервах, поднялся на этаж. Что она там несла? Какой еще «веган»? Эта гостиница его с ума сведет.
Он отпер дверь и вошел в номер 29. Пустой, с нетронутой постелью и задернутыми шторами. Пахло чистящими средствами и комнатным дезодорантом. Он подошел к окну. Скала… Внизу темные и красные пятна от падения пернатых… Ровно на этом месте он и стоял вчера перед тем, как заснуть, сомнений быть не могло. Он тогда присел на матрас с журналом в руке и скрупулезно переписал данные клиентов в свой блокнот.
Заглянул под кровать, потом в ящик прикроватного столика — на случай, если горничная убрала туда его вещи. Где этот чертов блокнот? И его жандармская форма? Куда дели его армейские башмаки?
Когда он зашел в туалетную комнату, отражение в зеркале подействовало на него как пощечина.
Это был не он.
3
Не в силах оторваться от зеркала, Габриэль застыл лицом к лицу со своим двойником.
Нет, вообще-то, это был он, но совсем другой он: наголо выбритый череп, козлиная бородка с проседью, морщинки в углах глаз и три глубокие складки на лбу. Он приложил ладони к щекам, пальцы скользнули к слегка обвисшему подбородку, потом к горлу, усеянному редкими поблескивающими серыми волосками.
Он, но куда более старый.
Почувствовал, что его закачало, вцепился в край раковины, чтобы не упасть. Он никогда не видел шерстяного темно-синего свитера, который сейчас обтягивал его торс. У джинсов был другой покрой. Тело стало более сухим, вытянутым, кости ключиц торчали, а на шее проступили сухожилия.
Пятясь, он отступил назад, совершенно оглушенный, чуть было не полез искать свои волосы в мусорной корзине или в стоке душа, что было верхом глупости. Где он побрил себе череп? Зачем? Что случилось с его телом?
Он невольно снова подошел к зеркалу, натянул кожу лица, прогоняя морщины. Эти миндалевидные глаза и рот с бледно-розовыми губами, безусловно, его. Ему ничего не привиделось. Все было слишком реалистичным, он находился в ясном сознании. Он, безусловно, не спал, и человек, смотревший на него из зеркала, был он сам.
Голова закружилась. Он закатал свитер, посмотрел на свой живот, выступающие мослы, чуть растянувшуюся кожу в области желудка. Собственная анатомия ужаснула его. На шее он заметил черный шнурок, на котором висел тяжелый ключ со сложной резьбой. Он ощупал его, пытаясь вспомнить, по какой причине ключ болтается у него на груди. Пустота. В панике выскочил в коридор, вцепился в мужчину, который толкал перед собой тележку, набитую постельным бельем:
— Вы убирались в двадцать девятом номере? Там оставались мои блокнот, мобильник и жандармская парка с документами в кармане.
Мужчина, лет сорока, казалось, растерялся. У него был лысеющий череп и гладкий, как сковородка, лоб. Плечи и бицепсы регбиста заросли на редкость густыми волосами. На белой майке красовалось красно-белое изображение электрической гитары. Он уставился на Габриэля, приоткрыв рот, отчего обнажились его передние зубы.
— Что за игру ты затеял?
— Мы знакомы?
Ростом не ниже Габриэля, но более кряжистый, мужчина бросил взгляд на босые ноги собеседника, затем снова вернулся к его лицу. Глаза гиганта казались двумя черными тучами на грозовом небе. В конце концов он повернул голову и сверился со своим рабочим списком:
— Да, мы были неплохо знакомы. Ты меня удивляешь. И нет, я не был в двадцать девятом, сегодня ночью его никто не занимал.
Габриэль Москато задернул шторы, сел на кровать, со вздохом облегчения стянул армейские ботинки на толстой подошве. Мизинец на правой ноге кровил после долгой ходьбы по Сагасу. С мобильника он послал сообщение жене, предупреждая, что сильно задержится. Она его, конечно, не прочтет, оглушенная антидепрессантами.
Жадно поглядел на мини-бар, но решил, что сегодня вечером лучше не пить. Измотанный, он надавил костяшками больших пальцев на глаза, потом открыл журнал на странице 5 марта, за три дня до трагедии. Скрупулезно переписал личные данные всех постояльцев за семьдесят два часа, каждого из которых потом проверит по базе данных, а если потребуется, то и свяжется лично. Неблагодарная, кропотливая работа, но без нее не обойтись.
— Я отыщу тебя, Жюли. Клянусь, отыщу.
Где его дочь? Почему она затормозила на склоне, в пятидесяти метрах от стоянки для дробилок? Встретила кого-то знакомого? Бросили ли ее труп, привязав к ногам груз, на дно одного из озер или ее держат в каком-то грязном подвале в сотнях километров отсюда? Габриэль был в курсе удручающей статистики по исчезновениям. Убийственный ход времени, ломающий волю и разбивающий надежды даже самых упорных. Возможно, с течением месяцев и лет его дочь обратится лишь в имя, когда-то выкрикнутое в сердце гор.
После того как он исписал три страницы, усталость взяла свое. Габриэль пытался сопротивляться, но тщетно; тогда он лег на кровать поверх покрывала. Потом он заплакал, как плакал почти каждый вечер, иногда прижимаясь к жене, иногда свернувшись калачиком на своей стороне кровати.
Всегда ли столько думаешь о своем ребенке, когда он рядом? Любишь ли его так же сильно, как когда его рядом нет? Габриэль не знал, предыдущей жизни уже не существовало. А в той, которая наступала, оставалось только страдание. К чему бы ни привели поиски, их жизни навсегда станут иными, сломленными, иссушенными всеми слезами, что они с женой пролили. Его глаза закрылись под тяжестью печали последних дней.
Он снова открыл их, разбуженный глухим шумом. Что-то стукнуло в стекло.
Габриэль встал пошатываясь, голова кружилась. Дотащился до застекленной двери. Что могло случиться? Он шагнул в дверь, ничего не понимая, — по всей логике на третьем этаже не могло быть двери, ведущей наружу, — и оказался на асфальте, на уровне паркинга за отелем.
Внезапно левое плечо пронзила острая боль. Врезавшаяся в него птица расплющилась у его ног с приоткрытым желтым клювом. Габриэль не мог объяснить себе то, что видел. Чуть дальше валялся еще один жалкий комок перьев.
Сильные удары вдруг гулко забухали по железу машин и черепице крыши. Кутающиеся в халаты люди выглядывали из своих номеров, поднимая заспанные лица к небу. Черные плотные снаряды десятками выныривали из мрака, чтобы разбиться со звуком дробящейся плоти. Ошеломленный Габриэль отступил, укрываясь в своей комнате, в то время как его сосед в пижаме орал ему в ухо нечто вроде: «Вы видели это? Нет, вы это видели? Апокалипсис какой-то!»
Да, Габриэль это видел. Конечно видел.
Шел дождь из мертвых птиц.
2
Все еще полусонный, Габриэль разомкнул веки, чувствуя в пересохшем рту вязкий вкус, как наутро после пьянки. Его тело большого кузнечика лежало на животе поперек кровати на скомканных простынях, раскинув руки. Он облизал губы, с трудом повернул голову. На электронном будильнике слева высветилось 11:11.
Он выругался в подушку, все еще пропитанный испарениями своего кошмара. Эти безжизненные птицы, несущиеся с неба, разбивающиеся об асфальт и капоты машин…
Воспоминание опять вызвало дрожь. После исчезновения Жюли его сны обрели такую силу, стали настолько реалистичными… Поднявшись на ноги, Габриэль почувствовал жуткую тяжесть в голове, словно в ней собралась вся кровь его тела. Ему понадобилось секунд двадцать, чтобы все вспомнить.
Гостиница… Номер 29… Журнал…
Мелкий дождь ненастного весеннего дня постукивал по стеклу. Он огляделся. Не увидел ни своего телефона, ни журнала, ни блокнота. На полу валялась сумка с мужскими вещами, которая ему не принадлежала. На спинке стула кожаная куртка, а на прикроватном столике очки в черной оправе. Куда он дел свою темно-серую парку? Откуда взялись эти грубые замшевые сапоги в ковбойском стиле вместо его армейских ботинок?
Снаружи послышался шум мотора. Он подошел к окну и с ужасом понял, что его кошмар был реальностью. Десятки, а может, сотни птиц усыпали асфальт. Как и ночью, он толкнул створку двери — кстати, так и оставшуюся приоткрытой — и нагнулся, чтобы прикоснуться кончиком пальца к ближайшей птице. Крошечное тело заледенело, глаза были затянуты серой пленкой. Он выпрямился, не в силах поверить в происходящее.
Только в этот момент он осознал, что находится на первом этаже, двумя этажами ниже, чем заснул накануне. Дверь, в которую он только что шагнул, позволяла входить и выходить, минуя стойку портье, как в мотелях. Он кинулся к прикроватному столику, на котором лежал ключ с большим брелоком. На белом шаре был написан номер 7.
Ладно-ладно… Не торопись и подумай. По всей видимости, он не в своей комнате. Он заснул в номере 29, а проснулся в чьем-то чужом номере. Может, у него случился приступ сомнамбулизма? В бессознательном состоянии он присутствовал при невероятной массовой гибели птиц — зрелище, достойном фильма Хичкока, — а потом снова заснул.
Он проверил содержимое мини-бара: нетронуто. Значит, он не пил. Или же надрался в своем собственном номере, прежде чем отправиться бродить по коридорам, а потом открыл первую попавшуюся дверь? Ничего подобного не случалось с ним прежде, но все последние дни коллеги советовали ему притормозить. Исчезновение, переутомление, постоянный недосып — вот мозги и переклинило, но одно совершенно точно: у этой ситуации существует рациональное объяснение.
Босиком он поднялся на третий этаж, судорожно прикидывая: если он провел часть ночи в номере 7, куда же делся тип, которому он принадлежал? Почему ковбой бросил свои вещи? В конце узкого коридора дверь с цифрой 29 на ней была заперта. Он постучал, но безуспешно. Новый день обещал стать дерьмовым, как и предыдущие.
Вернувшись в каморку внизу, Габриэль набрал на гостиничном телефоне номер своего вечного напарника. Попал на автоответчик и оставил сообщение: «Алло, Поль, это я. Ты не поверишь: я задремал в гостинице „У скалы“, а ночью пошел дождь из мертвых птиц. Сотни птиц падали с неба, как градины! Короче, буду в бригаде через полчаса. То есть если найду свои вещи… Потом все объясню. Чао-чао».
Заодно он позвонил жене. Механический голос сообщил, что данный номер никому не принадлежит. Он набрал снова, тщательно следя, чтобы не ошибиться кнопкой. Тот же припев.
— Что за бардак?
Пошел по коридору к стойке администратора, где женщина лет сорока разговаривала по телефону. Она повесила трубку, не преминув бросить косой взгляд на его босые ноги.
— Мы не единственные, кто попал под град птиц, — сообщила она голосом, в котором все еще звучала паника. — Этот дождь шел повсюду вокруг гостиницы, до самого виадука на въезде в Сагас. В жизни такого не видела. Они, конечно, из той колонии.
— Из какой колонии?
— Вы же наверняка ее заметили, когда вчера подъезжали, верно? Колония скворцов по обоим берегам Арва.
Заметив округлившиеся глаза Габриэля, женщина сочла своим долгом пояснить:
— Специалисты считают, что там около семисот тысяч особей, прилетевших из Северной Европы и мигрирующих в Испанию. Три дня назад они сделали остановку в Сагасе. В полете они выписывают невероятные фигуры в небе, а их крик слышен на сотни метров вокруг. Если вы выйдете и прислушаетесь, сами удостоверитесь.
Она увидела, что Габриэль ничего не понимает, но не стала настаивать:
— Чем могу помочь? Может, вы дверь случайно захлопнули?
— Нет, не в том дело. Вчера вечером мсье Таншон дал мне ключ от номера двадцать девять около… точно не помню, во всяком случае было уже поздно. А глаза я открыл в номере семь, и вокруг были не мои вещи. Я подумал, что со мной случился приступ сомнамбулизма или что-то в этом роде.
Она повернулась к висевшей на стене ключнице. Сняла один ключ.
— Получается, вы спустились с третьего этажа на первый, сами того не заметив, вроде зомби, выставив руки вперед? И зашли в другую комнату?
— Не вижу другого объяснения.
— А где тогда клиент из седьмого номера? В двадцать девятом?
— Не исключено.
— Быть этого не может, потому что ключ от двадцать девятого здесь. Если только он не повесил его на место, а я и не заметила… Простите, но эта история с птицами выбила меня из колеи.
Габриэль впадал во все большую растерянность. Например, он совершенно не помнил, чтобы фигурок святых на полке было так много, как и того, чтобы они отличались подобным уродством. Он был уверен, что никогда не видел эти фальшивые часы — копия с картины Сальвадора Дали «Постоянство памяти», — которые растекались, словно плавленый сыр, на углу стойки. Экран компьютера выглядел сегодня больше и тоньше, чем накануне.
Эти детали вгоняли Габриэля в дурноту. Все казалось ему и похожим, и другим, будто он шел по границе между двумя мирами. Женщина положила перед ним ключ от номера 29 и начала стучать по клавиатуре. Посмотрев на экран, она бросила на жандарма вопросительный взгляд:
— Нет, нет, тут явно что-то не так. Номер, в котором вы проснулись, действительно был зарезервирован на одну ночь неким Уолтером Гаффином, и он его еще не сдал. Значит, он либо по-прежнему в гостинице, либо вышел посмотреть, что происходит с птицами, но скоро должен вернуться. Зато у меня не отмечено резервирования комнаты, которую вы, по вашим словам, оплатили.
Габриэль пошевелил пальцами ног, стоя босиком на холодных плитках пола. Он хотел только одного — побыстрее покинуть это дьявольское заведение и вернуться в бригаду. За спиной дожидалась своей очереди какая-то клиентка с рюкзаком на спине. Молоденькая, темноволосая, вся в татуировках.
— Потому что мсье Таншон не внес меня ни в журнал, ни в компьютер. Он просто предоставил мне номер двадцать девять на несколько часов. Уходя, я должен был положить ключ в корзинку, но я заснул.
— Чтобы Ромуальд просто «предоставил» комнату? Да у вас больше шансов скормить вегану антрекот.
— Послушайте, не будем же мы торчать тут целую вечность. Дайте мне этот ключ, чтобы я забрал свои вещи. Я верну его через пять минут.
Сорокалетняя дама неприязненным жестом протянула ему ключ и обратилась к девице, которая уже начала проявлять нетерпение. Габриэль, весь на нервах, поднялся на этаж. Что она там несла? Какой еще «веган»? Эта гостиница его с ума сведет.
Он отпер дверь и вошел в номер 29. Пустой, с нетронутой постелью и задернутыми шторами. Пахло чистящими средствами и комнатным дезодорантом. Он подошел к окну. Скала… Внизу темные и красные пятна от падения пернатых… Ровно на этом месте он и стоял вчера перед тем, как заснуть, сомнений быть не могло. Он тогда присел на матрас с журналом в руке и скрупулезно переписал данные клиентов в свой блокнот.
Заглянул под кровать, потом в ящик прикроватного столика — на случай, если горничная убрала туда его вещи. Где этот чертов блокнот? И его жандармская форма? Куда дели его армейские башмаки?
Когда он зашел в туалетную комнату, отражение в зеркале подействовало на него как пощечина.
Это был не он.
3
Не в силах оторваться от зеркала, Габриэль застыл лицом к лицу со своим двойником.
Нет, вообще-то, это был он, но совсем другой он: наголо выбритый череп, козлиная бородка с проседью, морщинки в углах глаз и три глубокие складки на лбу. Он приложил ладони к щекам, пальцы скользнули к слегка обвисшему подбородку, потом к горлу, усеянному редкими поблескивающими серыми волосками.
Он, но куда более старый.
Почувствовал, что его закачало, вцепился в край раковины, чтобы не упасть. Он никогда не видел шерстяного темно-синего свитера, который сейчас обтягивал его торс. У джинсов был другой покрой. Тело стало более сухим, вытянутым, кости ключиц торчали, а на шее проступили сухожилия.
Пятясь, он отступил назад, совершенно оглушенный, чуть было не полез искать свои волосы в мусорной корзине или в стоке душа, что было верхом глупости. Где он побрил себе череп? Зачем? Что случилось с его телом?
Он невольно снова подошел к зеркалу, натянул кожу лица, прогоняя морщины. Эти миндалевидные глаза и рот с бледно-розовыми губами, безусловно, его. Ему ничего не привиделось. Все было слишком реалистичным, он находился в ясном сознании. Он, безусловно, не спал, и человек, смотревший на него из зеркала, был он сам.
Голова закружилась. Он закатал свитер, посмотрел на свой живот, выступающие мослы, чуть растянувшуюся кожу в области желудка. Собственная анатомия ужаснула его. На шее он заметил черный шнурок, на котором висел тяжелый ключ со сложной резьбой. Он ощупал его, пытаясь вспомнить, по какой причине ключ болтается у него на груди. Пустота. В панике выскочил в коридор, вцепился в мужчину, который толкал перед собой тележку, набитую постельным бельем:
— Вы убирались в двадцать девятом номере? Там оставались мои блокнот, мобильник и жандармская парка с документами в кармане.
Мужчина, лет сорока, казалось, растерялся. У него был лысеющий череп и гладкий, как сковородка, лоб. Плечи и бицепсы регбиста заросли на редкость густыми волосами. На белой майке красовалось красно-белое изображение электрической гитары. Он уставился на Габриэля, приоткрыв рот, отчего обнажились его передние зубы.
— Что за игру ты затеял?
— Мы знакомы?
Ростом не ниже Габриэля, но более кряжистый, мужчина бросил взгляд на босые ноги собеседника, затем снова вернулся к его лицу. Глаза гиганта казались двумя черными тучами на грозовом небе. В конце концов он повернул голову и сверился со своим рабочим списком:
— Да, мы были неплохо знакомы. Ты меня удивляешь. И нет, я не был в двадцать девятом, сегодня ночью его никто не занимал.