Жестокий бог
Часть 44 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Потому что я поклялся в этом самому себе.
– Нарушь свое обещание, – огрызнулась я.
Он сделал шаг ко мне. Бесконечное танго Вона Спенсера и Леноры Асталис. Я ощутила его прикосновение к моей щеке. Не знаю почему, но происходящее казалось мне похожим на расставание.
– Если мы продолжим в том же духе и между нами что-то произойдет, прощание будет слишком тяжело пережить. Я уже готов разорвать мир на части, когда кто-то другой прикасается к тебе.
– У каждого болезненного прощания есть прекрасное начало, – грустно улыбнулась я, прислонившись к его ладони, чувствуя, как мои глаза блестят от непролитых слез.
Его грудь сжалась, и он сделал прерывистый вдох, притягивая меня к своему телу.
– Я не знаю, как обращаться с прекрасными вещами. Я всегда держался от них подальше. Ты убиваешь меня, Асталис.
Ты убил меня раньше, когда мне было двенадцать. Ту мою часть, которой должны были нравиться другие парни. Ты взял ее с собой.
Я посмотрела на него снизу вверх, вне себя от злости, что он заставлял меня испытывать чувства, которых не должно было быть, и прошептала:
– Тогда умри.
Он схватил меня за затылок, запустил пальцы в мои волосы и притянул к себе в карающем поцелуе, обжигая меня горькой, горячей ревностью. Его угрожающее шипение, прозвучавшее, когда наши языки впервые соприкоснулись, убедило меня, что он не простит мою маленькую выходку с Поупом.
– Моя. – Он схватил мой подбородок, целуя так глубоко, что я подумала о том, что сейчас задохнусь.
Он заявлял свои права на меня, но от этого ни один из нас не почувствовал себя удовлетворенным. Он прижал меня к стене и, когда я коснулась ногами холодного бетонного пола, снова потянул за ткань, покрывавшую статую, склоняя меня к ней и заставляя смотреть на нее.
– Видишь это?
Я молча сглотнула.
– Это больно, – сердито сказал он.
Боль. До сих пор я сомневалась, что он способен испытывать это чувство и тем более признаваться в этом.
– Почему?
– Потому что ты лучше меня. И это чертовски убивает.
Мое сердце будто воспарило, бабочки принялись кружиться вокруг него кругами. Он никогда раньше не признавал мой талант.
– Что ты использовала? – Он отпустил мой подбородок.
– Консервные банки, – выдохнула я, когда он просунул руку между моих ног, поглаживая кожу бедер дразнящими движениями и не доставляя мне удовольствия.
Но он это обязательно сделает. Я была уверена, что, несмотря ни на что, он сотрет Поупа из моей памяти, прежде чем уйдет отсюда.
– Что же случилось со мной? – спросил он, указывая на статую.
– Ты уничтожен.
– Как проницательно. – Его пальцы нашли чувственное место, и внезапно я снова стала влажной.
Я захныкала, когда он убрал руку, но затем Вон уверенно и умело погрузил в меня свои пальцы, удивительно, учитывая отсутствие у него практики. Я сжала его пальцы, прикусив нижнюю губу, зная, что он не хочет, чтобы я кончила – он хочет лишь показать мне, что я принадлежу ему.
Он ласкал меня пальцами медленно и глубоко, останавливаясь, когда достигал чувствительного места, и вновь дразня меня легкими прикосновениями. Мои соски затвердели, когда я с благоговением смотрела на его отстраненное, холодное выражение лица. Ноги ослабли, колени дрожали, но я знала, что он не позволит мне устроиться поудобнее.
– Почему ты никому не показываешь свою статую? – спросила я с вожделением в голосе. – Разве все идет не так хорошо?
Он ухмыльнулся мне, как будто я задала глупый вопрос. Но он больше не мог меня одурачить. Я проникла ему под кожу и сделала удивительное открытие. Его кровь была такой же красной, как и моя.
И теплой.
Самой обычной, как у всех людей.
– Тогда почему? – настаивала я.
– Потому что, – сказал он, оставив меня в подвешенном состоянии.
Его глаза блуждали по моему лицу. Этот взгляд сулил неприятности. Я не понимала, смогу ли выдержать нечто большее, чем то, что чувствовала сейчас.
– Я собираюсь заняться с тобой сексом. – Он стал ласкать меня быстрее. Я застонала, прислонившись головой к стене. – Отодрать тебя, пока этого не сделал он. Чтобы ты, черт подери, всегда помнила, что я был первым. Поиметь тебя так же, как ты имела меня, снова и снова, с тех пор, как мне исполнилось тринадцать.
После этих слов я испытала сильный оргазм, всхлипывая от экстаза. Это было совсем не так, как с Поупом. Ставки стали выше. Мне было не все равно. Мне было не наплевать, что он подумает, когда посмотрит на меня в этот момент. Я мечтала, чтобы ему понравилось происходящее. Желала доставить ему удовольствие, и это меня беспокоило.
Вместо того чтобы облизать пальцы, как это сделал Рафферти, Вон вытер их о мою щеку, все еще глядя на меня с презрением.
– К твоему сведению, – произнес он в тот самый момент, когда я собиралась сказать ему, чтобы он не рассчитывал на многое, я не буду спать с тем, кто относится ко мне так, как он, и неважно, как сильно мне этого хочется. – Я не рассказал тебе об Арабелле и твоем отце, потому что мне не представилось возможности. Хотя я не могу сказать, что сделал бы это наверняка. Втягивать себя в семейные драмы – это больше по душе твоей сестре. Но это не было планом по причинению тебе боли. Что касается твоего подарка на день рождения, моя милая… – Он наклонился к моему лицу и с ухмылкой провел пальцами, которыми доставил мне удовольствие, по моим губам. – Разберись с этим сама. Ты уже большая девочка. Жду тебя завтра. В семь вечера в подвале.
Он ушел, не сказав больше ни слова.
Глава 20
Вон
На следующее утро я снова обмотал руку марлей и усмехнулся, увидев состояние своих разбитых костяшек.
Я не злился на себя за то, что пробил бетонную стену. На самом деле я был очень доволен, что она стала единственным предметом, который я ударил, находясь в той комнате. Убийство Поупа занимало важное место в моих сегодняшних планах. За то, что он все еще дышит, мне должны были вручить Нобелевскую премию.
Выйдя в коридор, я убедился, что на горизонте никого нет, прежде чем нанести недолгий визит в его комнату. Он все еще спал. Я толкнул дверь и вошел так, будто это долбаное место принадлежит мне.
– Доброе утро, ублюдок, – поздоровался я, вежливо улыбаясь, склонившись над ним.
Он открыл глаза и рот, чтобы ответить, но, конечно, это было не так просто, потому что я уперся локтем ему в горло.
Глаза Поупа расширились, когда до него дошло, что я перекрыл ему доступ к воздуху, наклоняясь так близко, словно собравшись поцеловать его. Брови Поупа сошлись вместе, и он покраснел.
– Вчера ты сказал, что не боишься меня, но я не понимаю, какое мне до этого дело. Я бы насладился твоим страхом, если бы планировал разбрасываться пустыми угрозами. Как бы то ни было, я выскажу все, что у меня на уме, так что слушай внимательно. Вчера ты тронул то, что принадлежит мне. Независимо от того, придумали ли вы себе какое-нибудь дурацкое оправдание или нет, это произошло. И я не обрадовался тому, что увидел. Но также я понимаю, что Лен любит тебя и не хочет твоей смерти. Я прекрасно понимаю это. И приму во внимание. Я не безрассудный человек.
Хотя, учитывая то, что его красное лицо постепенно приобретало приятный фиолетовый оттенок, я не был уверен, что он согласится с моими последующими словами. Я нажал посильнее, зная, что у меня осталось всего несколько секунд, чтобы насладиться его испугом и яростью. Я собирался остановиться, пока он не задохнулся до смерти. Я мало что знал о девушках, но убийство их лучшего друга не входило в список необходимых вещей для ухаживания.
Не то чтобы я ухаживал за Ленорой.
Мне не терпелось переспать с ней, взять то, в чем я нуждался, и просто свалить.
– Ты никогда больше не прикоснешься к Леноре – ни во время моего пребывания здесь, ни после. Никаких поцелуев. Никаких ласк. Даже не дернешься в ее сторону, как вчера. И ты определенно не приблизишься к ее груди или киске, если хочешь, чтобы твой язык оставался у тебя во рту, а не был засунут тебе в задницу. Ты можешь быть ее другом, ее обычным другом – тем, у кого нет доступа к ее телу. Кроме того, у нас никогда не было этого разговора. Я понятно выразился? Моргни дважды, если это так, и один раз, если ты согласен на приятную поездку в отделение скорой помощи и на использование кислородной маски в течение следующей недели или двух.
Он дважды моргнул, и я отпустил его. Уверен, ему было, что мне сказать, но так получилось, что у меня не осталось ни времени, ни желания его слушать.
Я вышел из его комнаты, спустился к себе в подвал и закрылся там до конца дня, чтобы поработать.
Я почувствовал странный голод и нетерпеливую жажду жизни, которые обрушились на меня, подобно торнадо. Это было странно, ново и неожиданно. Я наконец-то понял эту песню Игги Попа[53]. Но чтобы почувствовать жажду жизни, сначала нужно стать живым. Я не был уверен, что жил до того дня, пока Ленора не переехала в Тодос-Сантос.
Это было какой-то непонятной фигней. Что со мной не так?
Я не чувствовал себя живым.
Я просто был возбужден. Вот и все. Просто хотел порадовать свой член.
Я закончил рабочий день немного раньше, чем планировал, – в три тридцать. Запер за собой подвал и отправился в центр города, протискиваясь мимо студентов и профессоров, которые умоляли показать им свою работу.
Я купил пирожные, вино и цветы, а затем выбросил все в мусорное ведро, прежде чем вернулся в замок. Я разрывался между желанием произвести на Ленору впечатление и желанием убить ее.
Пока я продолжал злиться на себя за то, что в очередной раз позволил девушке поиметь меня, зазвонил мой телефон. Я думал, что это отец, но нет, звонил Найт. Я взял трубку.
– Что?
– Не говори со мной так, будто я прерываю твой чертов график, имеющий только один пункт, по которому ты даришь свои хмурые взгляды местам, людям и твоему собственному отражению. Ты написал, чтобы мы с Хантером приехали в Лондон. Все в порядке?
Его голос звучал трезво, что означало, что он продолжает над собой работать. Я часто общался с ним по скайпу, но все равно меня удивило, что я вновь разговариваю с Найтом, находящемся в ясном уме.
– Беркшир, и да, все идет по плану. Просто нужна поддержка.
– Личная?
– Именно.
– Хорошо. Турагент Хантера сейчас бронирует нам билеты. Как дела у Друзиллы?
Я услышал улыбку в его голосе и сжал челюсти. Он, черт возьми, что-то знал? Признание в том, что у нас с ней что-то есть, только вызовет нежелательные вопросы, когда я осуществлю свои план. Я ни за что не собирался тащить ее в темную кроличью нору, в которую собирался нырнуть.
– Между нами ничего нет, – сказал я ему.
– Нарушь свое обещание, – огрызнулась я.
Он сделал шаг ко мне. Бесконечное танго Вона Спенсера и Леноры Асталис. Я ощутила его прикосновение к моей щеке. Не знаю почему, но происходящее казалось мне похожим на расставание.
– Если мы продолжим в том же духе и между нами что-то произойдет, прощание будет слишком тяжело пережить. Я уже готов разорвать мир на части, когда кто-то другой прикасается к тебе.
– У каждого болезненного прощания есть прекрасное начало, – грустно улыбнулась я, прислонившись к его ладони, чувствуя, как мои глаза блестят от непролитых слез.
Его грудь сжалась, и он сделал прерывистый вдох, притягивая меня к своему телу.
– Я не знаю, как обращаться с прекрасными вещами. Я всегда держался от них подальше. Ты убиваешь меня, Асталис.
Ты убил меня раньше, когда мне было двенадцать. Ту мою часть, которой должны были нравиться другие парни. Ты взял ее с собой.
Я посмотрела на него снизу вверх, вне себя от злости, что он заставлял меня испытывать чувства, которых не должно было быть, и прошептала:
– Тогда умри.
Он схватил меня за затылок, запустил пальцы в мои волосы и притянул к себе в карающем поцелуе, обжигая меня горькой, горячей ревностью. Его угрожающее шипение, прозвучавшее, когда наши языки впервые соприкоснулись, убедило меня, что он не простит мою маленькую выходку с Поупом.
– Моя. – Он схватил мой подбородок, целуя так глубоко, что я подумала о том, что сейчас задохнусь.
Он заявлял свои права на меня, но от этого ни один из нас не почувствовал себя удовлетворенным. Он прижал меня к стене и, когда я коснулась ногами холодного бетонного пола, снова потянул за ткань, покрывавшую статую, склоняя меня к ней и заставляя смотреть на нее.
– Видишь это?
Я молча сглотнула.
– Это больно, – сердито сказал он.
Боль. До сих пор я сомневалась, что он способен испытывать это чувство и тем более признаваться в этом.
– Почему?
– Потому что ты лучше меня. И это чертовски убивает.
Мое сердце будто воспарило, бабочки принялись кружиться вокруг него кругами. Он никогда раньше не признавал мой талант.
– Что ты использовала? – Он отпустил мой подбородок.
– Консервные банки, – выдохнула я, когда он просунул руку между моих ног, поглаживая кожу бедер дразнящими движениями и не доставляя мне удовольствия.
Но он это обязательно сделает. Я была уверена, что, несмотря ни на что, он сотрет Поупа из моей памяти, прежде чем уйдет отсюда.
– Что же случилось со мной? – спросил он, указывая на статую.
– Ты уничтожен.
– Как проницательно. – Его пальцы нашли чувственное место, и внезапно я снова стала влажной.
Я захныкала, когда он убрал руку, но затем Вон уверенно и умело погрузил в меня свои пальцы, удивительно, учитывая отсутствие у него практики. Я сжала его пальцы, прикусив нижнюю губу, зная, что он не хочет, чтобы я кончила – он хочет лишь показать мне, что я принадлежу ему.
Он ласкал меня пальцами медленно и глубоко, останавливаясь, когда достигал чувствительного места, и вновь дразня меня легкими прикосновениями. Мои соски затвердели, когда я с благоговением смотрела на его отстраненное, холодное выражение лица. Ноги ослабли, колени дрожали, но я знала, что он не позволит мне устроиться поудобнее.
– Почему ты никому не показываешь свою статую? – спросила я с вожделением в голосе. – Разве все идет не так хорошо?
Он ухмыльнулся мне, как будто я задала глупый вопрос. Но он больше не мог меня одурачить. Я проникла ему под кожу и сделала удивительное открытие. Его кровь была такой же красной, как и моя.
И теплой.
Самой обычной, как у всех людей.
– Тогда почему? – настаивала я.
– Потому что, – сказал он, оставив меня в подвешенном состоянии.
Его глаза блуждали по моему лицу. Этот взгляд сулил неприятности. Я не понимала, смогу ли выдержать нечто большее, чем то, что чувствовала сейчас.
– Я собираюсь заняться с тобой сексом. – Он стал ласкать меня быстрее. Я застонала, прислонившись головой к стене. – Отодрать тебя, пока этого не сделал он. Чтобы ты, черт подери, всегда помнила, что я был первым. Поиметь тебя так же, как ты имела меня, снова и снова, с тех пор, как мне исполнилось тринадцать.
После этих слов я испытала сильный оргазм, всхлипывая от экстаза. Это было совсем не так, как с Поупом. Ставки стали выше. Мне было не все равно. Мне было не наплевать, что он подумает, когда посмотрит на меня в этот момент. Я мечтала, чтобы ему понравилось происходящее. Желала доставить ему удовольствие, и это меня беспокоило.
Вместо того чтобы облизать пальцы, как это сделал Рафферти, Вон вытер их о мою щеку, все еще глядя на меня с презрением.
– К твоему сведению, – произнес он в тот самый момент, когда я собиралась сказать ему, чтобы он не рассчитывал на многое, я не буду спать с тем, кто относится ко мне так, как он, и неважно, как сильно мне этого хочется. – Я не рассказал тебе об Арабелле и твоем отце, потому что мне не представилось возможности. Хотя я не могу сказать, что сделал бы это наверняка. Втягивать себя в семейные драмы – это больше по душе твоей сестре. Но это не было планом по причинению тебе боли. Что касается твоего подарка на день рождения, моя милая… – Он наклонился к моему лицу и с ухмылкой провел пальцами, которыми доставил мне удовольствие, по моим губам. – Разберись с этим сама. Ты уже большая девочка. Жду тебя завтра. В семь вечера в подвале.
Он ушел, не сказав больше ни слова.
Глава 20
Вон
На следующее утро я снова обмотал руку марлей и усмехнулся, увидев состояние своих разбитых костяшек.
Я не злился на себя за то, что пробил бетонную стену. На самом деле я был очень доволен, что она стала единственным предметом, который я ударил, находясь в той комнате. Убийство Поупа занимало важное место в моих сегодняшних планах. За то, что он все еще дышит, мне должны были вручить Нобелевскую премию.
Выйдя в коридор, я убедился, что на горизонте никого нет, прежде чем нанести недолгий визит в его комнату. Он все еще спал. Я толкнул дверь и вошел так, будто это долбаное место принадлежит мне.
– Доброе утро, ублюдок, – поздоровался я, вежливо улыбаясь, склонившись над ним.
Он открыл глаза и рот, чтобы ответить, но, конечно, это было не так просто, потому что я уперся локтем ему в горло.
Глаза Поупа расширились, когда до него дошло, что я перекрыл ему доступ к воздуху, наклоняясь так близко, словно собравшись поцеловать его. Брови Поупа сошлись вместе, и он покраснел.
– Вчера ты сказал, что не боишься меня, но я не понимаю, какое мне до этого дело. Я бы насладился твоим страхом, если бы планировал разбрасываться пустыми угрозами. Как бы то ни было, я выскажу все, что у меня на уме, так что слушай внимательно. Вчера ты тронул то, что принадлежит мне. Независимо от того, придумали ли вы себе какое-нибудь дурацкое оправдание или нет, это произошло. И я не обрадовался тому, что увидел. Но также я понимаю, что Лен любит тебя и не хочет твоей смерти. Я прекрасно понимаю это. И приму во внимание. Я не безрассудный человек.
Хотя, учитывая то, что его красное лицо постепенно приобретало приятный фиолетовый оттенок, я не был уверен, что он согласится с моими последующими словами. Я нажал посильнее, зная, что у меня осталось всего несколько секунд, чтобы насладиться его испугом и яростью. Я собирался остановиться, пока он не задохнулся до смерти. Я мало что знал о девушках, но убийство их лучшего друга не входило в список необходимых вещей для ухаживания.
Не то чтобы я ухаживал за Ленорой.
Мне не терпелось переспать с ней, взять то, в чем я нуждался, и просто свалить.
– Ты никогда больше не прикоснешься к Леноре – ни во время моего пребывания здесь, ни после. Никаких поцелуев. Никаких ласк. Даже не дернешься в ее сторону, как вчера. И ты определенно не приблизишься к ее груди или киске, если хочешь, чтобы твой язык оставался у тебя во рту, а не был засунут тебе в задницу. Ты можешь быть ее другом, ее обычным другом – тем, у кого нет доступа к ее телу. Кроме того, у нас никогда не было этого разговора. Я понятно выразился? Моргни дважды, если это так, и один раз, если ты согласен на приятную поездку в отделение скорой помощи и на использование кислородной маски в течение следующей недели или двух.
Он дважды моргнул, и я отпустил его. Уверен, ему было, что мне сказать, но так получилось, что у меня не осталось ни времени, ни желания его слушать.
Я вышел из его комнаты, спустился к себе в подвал и закрылся там до конца дня, чтобы поработать.
Я почувствовал странный голод и нетерпеливую жажду жизни, которые обрушились на меня, подобно торнадо. Это было странно, ново и неожиданно. Я наконец-то понял эту песню Игги Попа[53]. Но чтобы почувствовать жажду жизни, сначала нужно стать живым. Я не был уверен, что жил до того дня, пока Ленора не переехала в Тодос-Сантос.
Это было какой-то непонятной фигней. Что со мной не так?
Я не чувствовал себя живым.
Я просто был возбужден. Вот и все. Просто хотел порадовать свой член.
Я закончил рабочий день немного раньше, чем планировал, – в три тридцать. Запер за собой подвал и отправился в центр города, протискиваясь мимо студентов и профессоров, которые умоляли показать им свою работу.
Я купил пирожные, вино и цветы, а затем выбросил все в мусорное ведро, прежде чем вернулся в замок. Я разрывался между желанием произвести на Ленору впечатление и желанием убить ее.
Пока я продолжал злиться на себя за то, что в очередной раз позволил девушке поиметь меня, зазвонил мой телефон. Я думал, что это отец, но нет, звонил Найт. Я взял трубку.
– Что?
– Не говори со мной так, будто я прерываю твой чертов график, имеющий только один пункт, по которому ты даришь свои хмурые взгляды местам, людям и твоему собственному отражению. Ты написал, чтобы мы с Хантером приехали в Лондон. Все в порядке?
Его голос звучал трезво, что означало, что он продолжает над собой работать. Я часто общался с ним по скайпу, но все равно меня удивило, что я вновь разговариваю с Найтом, находящемся в ясном уме.
– Беркшир, и да, все идет по плану. Просто нужна поддержка.
– Личная?
– Именно.
– Хорошо. Турагент Хантера сейчас бронирует нам билеты. Как дела у Друзиллы?
Я услышал улыбку в его голосе и сжал челюсти. Он, черт возьми, что-то знал? Признание в том, что у нас с ней что-то есть, только вызовет нежелательные вопросы, когда я осуществлю свои план. Я ни за что не собирался тащить ее в темную кроличью нору, в которую собирался нырнуть.
– Между нами ничего нет, – сказал я ему.