Женщина-отгадка
Часть 26 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Бабки торговали семечками, вареной кукурузой, помидорами и сушеной таранькой по немыслимой привокзальной цене.
Вокзальная суета, грязь и нервозность угнетали и гнали ее прочь. Была ясна абсолютная бесперспективность ее мероприятия.
Что делать? Вопрос вопросов. Классика помним. Она в раздумье покрутила головой, отошла в сторону, присела на низкую чугунную оградку, выкрашенную в цвет сажи, и…
Решила подумать. Ну, не бывает безвыходных ситуаций. Не бывает! Из любой, самой патовой, есть как минимум два выхода. Два – точно.
– Соберись! – приказала она себе, когда почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.
О том, чтобы вернуться туда, в их «гнездышко», не могло быть и речи. Лучше пешком до столицы. Она даже представила себя бредущую по пыльной, выжженной солнцем дороге – в потрепанных босоножках на грязных и сбитых ногах, волочащую по земле покалеченный чемодан и стучащую в дверь придорожной лачуги с просьбой переночевать и напиться воды.
Ей стало смешно, и она улыбнулась.
– Эй! – окликнули ее.
Рядом возник высокий и худой парень в драных кедах и сильно потертых джинсах. Очень высокий и очень худой.
Она подняла голову и прищурилась от солнца.
– Это вы мне? – холодно осведомилась она.
– Да, тебе, – раздраженно ответил парень. – Что, тоже застряла? И тоже надо валить?
Она кивнула.
– Ясное дело, – он тоже кивнул, – еще одна дура без обратного билета.
– Я с обратным, – возмутилась она, – просто надо свалить пораньше. И не такая я дура.
Он махнул рукой:
– Вот ты еще обидься! И чё твой обратный? Ни поменять, ни обменять. Хотя сдать можешь. По крайней мере на бабки не попадешь.
– А дальше? – спросила она.
Он почесал затылок.
– А дальше… Поедем автостопом. До Ялты, потом до… Дальше – до Курска. А там и до столицы-мамы недалеко. Хоть на телеге, а доберемся.
– Ты серьезно? – удивилась она. – Это возможно?
Он ухмыльнулся.
– Ничего невозможного, детка, на свете нет! Уж ты мне поверь. Особенно если в наличии есть капуста.
– Умник, – усмехнулась она. – И какая я тебе детка, малыш?
Он махнул рукой и взял ее чемодан.
– Двинули, что ли? И добавил: – Малыш! – после чего рассмеялся, и она, неожиданно для себя, – тоже.
Сначала поймали грузинского горячего парня на разбитой «Волге», ехавшего свататься к родне. Грузин сокрушался, что невеста немолода и собою нехороша, но… Он поднимал большой палец и театрально держал паузу: «Богата, как цар! Вернее, царыца». У невестиного папы, дай ему бог здоровья, плантации мандаринов и лимонов – цытрысаваи, короче. Ну, дом еще у папы, машины. Короче – сказка!
Они ухахатывались на заднем сиденье.
– А как же любовь? – давясь от смеха, спросила Марина.
Водитель, обернувшись, посмотрел на нее как на сумасшедшую.
– Какая любовь, слюшай? Уважение! Уважение надо. Почтение. К папе, маме, к жене. А она – любовь! – возмутился он. Потом, словно о чем-то вспомнив, он резко притормозил и закричал: – Кто такая любовь? Кто ее видел?
Он требовал ответа, а они снова умирали от хохота.
Кстати, Марининого попутчика звали Денис. Он был студентом Архитектурного и торопился в Москву по серьезным делам – заболел отец, которому предстояла тяжелая операция.
Она удивлялась его веселью и осторожно спросила:
– А у тебя настроение вполне приличное для такого повода?
Он отмахнулся.
– А ты что предлагаешь? Уже сейчас начать сходить с ума? И кому я помогу? Себе, маме, отцу? Правильно, никому. Вот доберусь и тогда расстроюсь. Не сомневайся. И больничку на уши подниму, и лучшего врача доставлю. И все лекарства – мыслимые и немыслимые. Ты не волнуйся – я замечательный сын. И родители у меня замечательные. И вообще, вся семья. А пока я еще на каникулах.
Она внимательно посмотрела на него и подумала: «А ведь прав! Вот что бы изменилось, если бы он сейчас канючил, ныл, скулил и страдал? Ничего. Научиться бы так! Так относиться к проблемам. Не всякому дано». И она вспомнила своего возлюбленного. Вернее, бывшего возлюбленного. И философски подумала: «Какие на свете разные люди! Ну просто земля и небо».
Потом они ночевали в маленьком селе, куда их привез жених. А утром брат его невесты отвез их на дорогу, где они снова голосовали. Повезло отнюдь не сразу – на дороге торчали почти пять часов. Палило солнце, а потом начался дождь – мощный, отчаянный, но короткий, слава богу.
Пожалел их водитель разбитого грузовичка с открытым кузовом. В кузове перевозили мелкий домашний скот, и желтое редкое сухое сено, устилавшее шаткий деревянный пол, удушливо пахло засохшим навозом.
В машине они уснули и даже почти обсохли. А когда проснулись – от голода и вечерней прохлады, – стали мечтать о мамином борще, домашних пельменях, горячем душе и чистом постельном белье.
Жалела ли Марина, что отправилась в это дурацкое путешествие, поддалась на авантюру незнакомого человека?
Да нет, пожалуй. Хотя к концу второго дня эта «романтика» ей уже поднадоела. Попутчик ее не раздражал – не приставал с лишними разговорами, не клеился, не намекал на что-либо неприличное.
К ночи приехали в небольшой городок, выпрыгнули из кузова и с радостью ощутили земную твердь. Ночевку нашли в общежитии местного техникума, сунув сонной вахтерше мятую трешку, – договариваться Денис мог и умел.
Та же вахтерша принесла им чаю с сушками и полбанки подсохшего сливового варенья.
Марина вытянулась на узкой неудобной скрипучей кровати и… с невиданным блаженством закрыла глаза. Пожалуй, так крепко и сладко она давно не спала – с самого детства.
Утром Денис ее растормошил и приказал одеваться.
– А куда спешить? – сонно удивилась она.
Он внимательно на нее посмотрел и ничего не ответил.
Она тут же пришла в себя, вскочила и виновато сказала:
– Прости.
Следующую машину поймали довольно быстро, и угрюмый шофер обещал целых триста километров сплошного пути – без остановок, но за деньги. Они переглянулись и согласились. В машине на заднем сиденье Марина снова уснула, слыша сквозь сон мужскую беседу – о чем? Вот это было совсем неинтересно.
Остановились у придорожного магазина, где купили сыроватую буханку вязкого серого хлеба, плавленые сырки и пару бутылок молока. Наспех поели и снова двинулись в путь. Теперь на заднем сиденье спал Денис, а Марина сидела рядом с шофером и смотрела в окно.
Ей казалось, что едет она по этой ухабистой, виляющей разбитой дороге черт-те сколько времени – ну, уж не три дня точно. И дорога эта не кончится никогда – так и будет подмигивать редкими светофорами, пугать кочками и ямами, мелькать убогими деревушками, переездами с чахлыми палисадниками, пыльными рябинами, только набирающими свой карминный цвет, и шустрыми, нервными машинами, обгоняющими их неторопливого и молчаливого водителя.
Та жизнь, вернее, тот ее короткий отрезок – на море, в душной комнате с серой марлей на окнах, со сбитыми мокрыми простынями, сковородкой с яичницей и крепким, заваренным в литровой банке чаем, с Андреем, сидящим на краю кровати, – немного растерянным, близоруко щурящимся, разумеется, по-прежнему пытающимся острить и переводить все в шутку, казалась ей какой-то нереальностью, выдумкой, нелепым сном.
Все это было глупо и как-то бессмысленно – особенно ее смешная и дурацкая болезнь. И его суета и забота, пятна зеленки на постельном белье, тоска, раздражение, духота в сердце – и желание, скорее бы…
Скорее бы все это закончилось, прекратилось, исчезло, оборвалось – как не было…
Собственно, так и случилось…
И еще – небольшое, совсем чуть-чуть – чувство неловкости, что ли…
Оттого что заболела, оттого что доставила хлопоты. Оттого что сбежала. Оттого что испытала такое глубокое разочарование…
И совсем слегка – оттого что разлюбила. И он снова оказался прав.
* * *
Дороги оставалось не так много – всего-то четыреста километров. Уже – совсем Россия, леса, луга, поля. И еще более печальная картинка за окном…
Мощная, сильная, прекрасная природа и… убогая человеческая жизнь – хилые домики, щелястые заборы, полупустые огородики, грустные палисадники. Россия не спешила себя прибирать и украшать. И так сойдет…
– Теперь можно и на автобусе, – буркнул водитель, высаживая их на остановке на краю какого-то сонного городишка. И тщательно пересчитал деньги.
Они отправились на поиски общепита. Повезло – оказалось, что городишко, кроме рабочей столовой, имеет кафе и даже ресторан с поэтическим названием «Алые паруса».
Похохмили, мол, вот они, комплексы провинциальной директрисы.
Обсудили, что делать в случае пищевого отравления, пообещав, что умирать на дороге друг друга не бросят.
А оказалось все почти сказочно. Медлительная, с утиной походкой официантка, выслушав историю их нелегкого пути, всплеснула руками и крикнула поварихе:
– Зой! Выйди! Тут такие дела!
Вышла Зоя – такая же полная, уютная и «утиная» – историю пришлось повторить, слегка приукрасив.
Зоя поохала, поахала и припечатала:
– Ждите! Сейчас все оформим. А то мамки родные вас не узнают.
Вокзальная суета, грязь и нервозность угнетали и гнали ее прочь. Была ясна абсолютная бесперспективность ее мероприятия.
Что делать? Вопрос вопросов. Классика помним. Она в раздумье покрутила головой, отошла в сторону, присела на низкую чугунную оградку, выкрашенную в цвет сажи, и…
Решила подумать. Ну, не бывает безвыходных ситуаций. Не бывает! Из любой, самой патовой, есть как минимум два выхода. Два – точно.
– Соберись! – приказала она себе, когда почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.
О том, чтобы вернуться туда, в их «гнездышко», не могло быть и речи. Лучше пешком до столицы. Она даже представила себя бредущую по пыльной, выжженной солнцем дороге – в потрепанных босоножках на грязных и сбитых ногах, волочащую по земле покалеченный чемодан и стучащую в дверь придорожной лачуги с просьбой переночевать и напиться воды.
Ей стало смешно, и она улыбнулась.
– Эй! – окликнули ее.
Рядом возник высокий и худой парень в драных кедах и сильно потертых джинсах. Очень высокий и очень худой.
Она подняла голову и прищурилась от солнца.
– Это вы мне? – холодно осведомилась она.
– Да, тебе, – раздраженно ответил парень. – Что, тоже застряла? И тоже надо валить?
Она кивнула.
– Ясное дело, – он тоже кивнул, – еще одна дура без обратного билета.
– Я с обратным, – возмутилась она, – просто надо свалить пораньше. И не такая я дура.
Он махнул рукой:
– Вот ты еще обидься! И чё твой обратный? Ни поменять, ни обменять. Хотя сдать можешь. По крайней мере на бабки не попадешь.
– А дальше? – спросила она.
Он почесал затылок.
– А дальше… Поедем автостопом. До Ялты, потом до… Дальше – до Курска. А там и до столицы-мамы недалеко. Хоть на телеге, а доберемся.
– Ты серьезно? – удивилась она. – Это возможно?
Он ухмыльнулся.
– Ничего невозможного, детка, на свете нет! Уж ты мне поверь. Особенно если в наличии есть капуста.
– Умник, – усмехнулась она. – И какая я тебе детка, малыш?
Он махнул рукой и взял ее чемодан.
– Двинули, что ли? И добавил: – Малыш! – после чего рассмеялся, и она, неожиданно для себя, – тоже.
Сначала поймали грузинского горячего парня на разбитой «Волге», ехавшего свататься к родне. Грузин сокрушался, что невеста немолода и собою нехороша, но… Он поднимал большой палец и театрально держал паузу: «Богата, как цар! Вернее, царыца». У невестиного папы, дай ему бог здоровья, плантации мандаринов и лимонов – цытрысаваи, короче. Ну, дом еще у папы, машины. Короче – сказка!
Они ухахатывались на заднем сиденье.
– А как же любовь? – давясь от смеха, спросила Марина.
Водитель, обернувшись, посмотрел на нее как на сумасшедшую.
– Какая любовь, слюшай? Уважение! Уважение надо. Почтение. К папе, маме, к жене. А она – любовь! – возмутился он. Потом, словно о чем-то вспомнив, он резко притормозил и закричал: – Кто такая любовь? Кто ее видел?
Он требовал ответа, а они снова умирали от хохота.
Кстати, Марининого попутчика звали Денис. Он был студентом Архитектурного и торопился в Москву по серьезным делам – заболел отец, которому предстояла тяжелая операция.
Она удивлялась его веселью и осторожно спросила:
– А у тебя настроение вполне приличное для такого повода?
Он отмахнулся.
– А ты что предлагаешь? Уже сейчас начать сходить с ума? И кому я помогу? Себе, маме, отцу? Правильно, никому. Вот доберусь и тогда расстроюсь. Не сомневайся. И больничку на уши подниму, и лучшего врача доставлю. И все лекарства – мыслимые и немыслимые. Ты не волнуйся – я замечательный сын. И родители у меня замечательные. И вообще, вся семья. А пока я еще на каникулах.
Она внимательно посмотрела на него и подумала: «А ведь прав! Вот что бы изменилось, если бы он сейчас канючил, ныл, скулил и страдал? Ничего. Научиться бы так! Так относиться к проблемам. Не всякому дано». И она вспомнила своего возлюбленного. Вернее, бывшего возлюбленного. И философски подумала: «Какие на свете разные люди! Ну просто земля и небо».
Потом они ночевали в маленьком селе, куда их привез жених. А утром брат его невесты отвез их на дорогу, где они снова голосовали. Повезло отнюдь не сразу – на дороге торчали почти пять часов. Палило солнце, а потом начался дождь – мощный, отчаянный, но короткий, слава богу.
Пожалел их водитель разбитого грузовичка с открытым кузовом. В кузове перевозили мелкий домашний скот, и желтое редкое сухое сено, устилавшее шаткий деревянный пол, удушливо пахло засохшим навозом.
В машине они уснули и даже почти обсохли. А когда проснулись – от голода и вечерней прохлады, – стали мечтать о мамином борще, домашних пельменях, горячем душе и чистом постельном белье.
Жалела ли Марина, что отправилась в это дурацкое путешествие, поддалась на авантюру незнакомого человека?
Да нет, пожалуй. Хотя к концу второго дня эта «романтика» ей уже поднадоела. Попутчик ее не раздражал – не приставал с лишними разговорами, не клеился, не намекал на что-либо неприличное.
К ночи приехали в небольшой городок, выпрыгнули из кузова и с радостью ощутили земную твердь. Ночевку нашли в общежитии местного техникума, сунув сонной вахтерше мятую трешку, – договариваться Денис мог и умел.
Та же вахтерша принесла им чаю с сушками и полбанки подсохшего сливового варенья.
Марина вытянулась на узкой неудобной скрипучей кровати и… с невиданным блаженством закрыла глаза. Пожалуй, так крепко и сладко она давно не спала – с самого детства.
Утром Денис ее растормошил и приказал одеваться.
– А куда спешить? – сонно удивилась она.
Он внимательно на нее посмотрел и ничего не ответил.
Она тут же пришла в себя, вскочила и виновато сказала:
– Прости.
Следующую машину поймали довольно быстро, и угрюмый шофер обещал целых триста километров сплошного пути – без остановок, но за деньги. Они переглянулись и согласились. В машине на заднем сиденье Марина снова уснула, слыша сквозь сон мужскую беседу – о чем? Вот это было совсем неинтересно.
Остановились у придорожного магазина, где купили сыроватую буханку вязкого серого хлеба, плавленые сырки и пару бутылок молока. Наспех поели и снова двинулись в путь. Теперь на заднем сиденье спал Денис, а Марина сидела рядом с шофером и смотрела в окно.
Ей казалось, что едет она по этой ухабистой, виляющей разбитой дороге черт-те сколько времени – ну, уж не три дня точно. И дорога эта не кончится никогда – так и будет подмигивать редкими светофорами, пугать кочками и ямами, мелькать убогими деревушками, переездами с чахлыми палисадниками, пыльными рябинами, только набирающими свой карминный цвет, и шустрыми, нервными машинами, обгоняющими их неторопливого и молчаливого водителя.
Та жизнь, вернее, тот ее короткий отрезок – на море, в душной комнате с серой марлей на окнах, со сбитыми мокрыми простынями, сковородкой с яичницей и крепким, заваренным в литровой банке чаем, с Андреем, сидящим на краю кровати, – немного растерянным, близоруко щурящимся, разумеется, по-прежнему пытающимся острить и переводить все в шутку, казалась ей какой-то нереальностью, выдумкой, нелепым сном.
Все это было глупо и как-то бессмысленно – особенно ее смешная и дурацкая болезнь. И его суета и забота, пятна зеленки на постельном белье, тоска, раздражение, духота в сердце – и желание, скорее бы…
Скорее бы все это закончилось, прекратилось, исчезло, оборвалось – как не было…
Собственно, так и случилось…
И еще – небольшое, совсем чуть-чуть – чувство неловкости, что ли…
Оттого что заболела, оттого что доставила хлопоты. Оттого что сбежала. Оттого что испытала такое глубокое разочарование…
И совсем слегка – оттого что разлюбила. И он снова оказался прав.
* * *
Дороги оставалось не так много – всего-то четыреста километров. Уже – совсем Россия, леса, луга, поля. И еще более печальная картинка за окном…
Мощная, сильная, прекрасная природа и… убогая человеческая жизнь – хилые домики, щелястые заборы, полупустые огородики, грустные палисадники. Россия не спешила себя прибирать и украшать. И так сойдет…
– Теперь можно и на автобусе, – буркнул водитель, высаживая их на остановке на краю какого-то сонного городишка. И тщательно пересчитал деньги.
Они отправились на поиски общепита. Повезло – оказалось, что городишко, кроме рабочей столовой, имеет кафе и даже ресторан с поэтическим названием «Алые паруса».
Похохмили, мол, вот они, комплексы провинциальной директрисы.
Обсудили, что делать в случае пищевого отравления, пообещав, что умирать на дороге друг друга не бросят.
А оказалось все почти сказочно. Медлительная, с утиной походкой официантка, выслушав историю их нелегкого пути, всплеснула руками и крикнула поварихе:
– Зой! Выйди! Тут такие дела!
Вышла Зоя – такая же полная, уютная и «утиная» – историю пришлось повторить, слегка приукрасив.
Зоя поохала, поахала и припечатала:
– Ждите! Сейчас все оформим. А то мамки родные вас не узнают.