Жена чайного плантатора

– Я могу помочь вам устроиться поудобнее, если хотите.

– Благодарю.

Сави поддерживал стакан, пока она пила, подложил ей под голову еще одну подушку. Гвен стянула с себя шаль, ей было жарко, а потом, то погружаясь в лихорадочный сон, то выплывая из него, как будто распалялась еще сильнее. Иногда Сави был все еще здесь, или это ей только казалось, а иногда пропадал. И Гвен снился очень тревожный сон, будто мистер Равасингхе трогает ее, а она тянет к нему руки, только он вдруг превращался в Лоуренса – и все становилось нормально. Ей ведь можно заниматься любовью с мужем. Когда она очнулась по-настоящему, то увидела, что, должно быть, во сне расстегнула ворот платья и спустила чулки – она помнила, что ей было очень жарко, – а ее новые французские трусики валялись на полу. Когда посреди ночи появилась Фрэн, она велела Гвен залезть под одеяло.

– Посмотри, в каком ты состоянии, Гвен, – полуодета и вся какая-то растрепанная. Чем ты тут вообще занималась?

– Я не помню.

– От тебя разит алкоголем.

– Я пила, Фрэнни, – подтвердила Гвен, все еще чувствуя себя пьяной, – пила шампанское.

Фрэн задула газовый рожок, забралась в постель к Гвен и прижалась к ней, как в детстве.



На следующее утро за завтраком Фрэн не появилась, а Верити ушла на прогулку. Лоуренс был в приподнятом настроении и спросил, понравился ли Гвен вчерашний вечер. Она ответила, что да, но только произошел перебор с шампанским и у нее разболелась голова, а потому пришлось рано уйти спать.

– Я искал тебя, но не смог найти. Верити сказала, что тебя, кажется, увела наверх Фрэн.

– Верити сама была изрядно навеселе. Почему ты не пришел меня проведать?

– Не хотел тебя будить. – Лоуренс помолчал и улыбнулся. – Думаю, вы с Фрэн хорошенько встряхнули наше солидное общество.

У Гвен запылало лицо. Воспоминания о вчерашнем вечере были довольно смутные. Она помнила, что чувствовала головокружение, а потом мистер Равасингхе помогал ей подняться по лестнице. Взглянув на мужа, Гвен подумала: что же ему сказать?

– Тебе понравилось танцевать с Кристиной? – спросила она, намереваясь пошутить, но фраза прозвучала укоризненно.

Лоуренс пожал плечами и намазал маслом тост, потом положил сверху джем.

– Мы с ней давно дружим.

– И это все?

Он посмотрел на нее и улыбнулся:

– Теперь все.

– А раньше было не так?

– Нет, до тебя было не так.

Гвен закусила губу. Она понимала, что это глупо, но невольно почувствовала себя уязвленной.

– А теперь все кончилось?

– Совершенно.

– Не похоже.

Лоуренс нахмурился:

– Ей нравится провоцировать. Не обращай внимания.

– Значит, это не из-за нее?

– Что?

Гвен судорожно вздохнула:

– То, каким ты был. – Ей показалось, что лицо мужа омрачилось, когда он покачал головой. – Для нее тоже все закончилось, да?

– Что это, Гвен, испанская инквизиция? Я уже объяснил тебе, что все кончено.

– И ты об этом собирался сказать мне вчера? – (Лоуренс выглядел озадаченным.) – В холле, когда мы только что приехали…

– Ах это… да… да, конечно.

Гвен решила оставить эту тему и огляделась в поисках другого предмета для разговора. Потом она вспомнила. Впервые ей выпал подходящий момент, чтобы спросить о маленькой могиле. Она отхлебнула чая и промокнула губы салфеткой, потом, за тостом с мармеладом, специально заказанным за границей у фирмы «Фортнум и Мейсон», как она заметила, кротко улыбнулась мужу и спросила:

– Лоуренс, кто такой Томас?

Он напрягся всем телом и сидел, не поднимая на нее глаз.


Пока длилось молчание, Гвен слышала обычные звуки завтрака: обрывки негромких утренних разговоров, легкие шаги официантов, тихое позвякивание ложек в фарфоровых чашках. Пауза тянулась и тянулась, от этого становилось неуютно. Лоуренс вообще собирается что-нибудь сказать? Гвен ощутила легкое покалывание в шее и беспокойно заерзала на стуле. Она намазала маслом еще один тост и протянула его мужу:

– Лоуренс?

Он посмотрел на нее, поднял руку, как будто хотел провести ею по лбу, и, случайно задев тост, выбил его из пальцев Гвен. Выражение его глаз мгновенно изменилось.

– Лучше бы ты туда не совалась.

Голос у него был ровный, но Гвен уловила в нем недовольство и нахмурилась, отчасти растерявшись, отчасти разозлившись.

– Я туда «не совалась», как ты выразился. Я искала подходящее место для беседки. И в любом случае туда забежал Спью и мне нужно было найти его. Я и понятия не имела, что наткнусь на могилу.

– Могилу? – Лоуренс сделал долгий судорожный вдох.

– Да. – (Последовала новая пауза.) – Прошу тебя, скажи. Кто такой Томас? – Выдохнув, Лоуренс устремил взгляд поверх плеча Гвен, а на нее не смотрел. Она доела последний кусочек тоста и пристально взглянула на мужа, потиравшего подбородок. – Мне показалось, это так грустно, что он лежит там совсем один. Почему его не похоронили при церкви? Люди обычно не хоронят покойников у себя в саду, даже если это дети. – Гвен сделала еще глоток чая.

– Томас был не просто ребенок. Он был сыном Кэролайн.

Гвен едва не поперхнулась.

Лоуренс молча вытер рот, положил на стол смятую салфетку и откашлялся, будто хотел заговорить. Но ничего не сказал, и Гвен решила все-таки разобраться до конца.

– Ты имеешь в виду – ребенок одной Кэролайн?

– Сын Кэролайн… и мой. – Лоуренс встал и вышел из-за стола.

Гвен откинулась на спинку стула. О Кэролайн она знала только то, что рассказал ей Лоуренс при их первой встрече. Он был женат, его жена заболела и умерла. О сыне он не упоминал. Ей стало очень жаль его, но почему он ни разу не обмолвился о сыне? И если этот мальчик так много для него значил, почему допустил, чтобы его могила так заросла?





Глава 6




Фрэн оставила на стойке регистрации записку, что, вероятно, задержится в Нувара-Элии и чтобы они уезжали без нее. Это обеспокоило Гвен, потому что, когда они сразу после завтрака сели в машину, надвинулись грозовые тучи и странный свет, который пробивался сквозь них, окрасил небо в желтоватый цвет. Если вскоре начнется дождь, Фрэн не удастся вернуться. Лоуренс говорил, что в прошлом году часть дороги до Хаттона просто смыло и единственным средством передвижения стали лодки. Хотя Гвен и ожидала с восторгом первого в своей жизни муссона, ей было бы спокойнее, если бы Фрэн поехала с ними.

Дома Гвен и Лоуренс часть дня сторонились друг друга, а потом он ушел на чайную фабрику. Воздух в доме изменился: стал как будто более влажным, жарким и плотным, таким плотным, что его, казалось, можно резать ножом, и в нем появился какой-то незнакомый сладкий запах. Было очень тихо, и эта тишина подавляла. Гвен хотелось рассказать сестре о Томасе, и она чувствовала себя несчастной.

Когда наступило время чаепития, Гвен пошла на кухню, чтобы проверить, сколько осталось риса, и увидела там Ника Макгрегора. Он сидел за столом с трубкой и дымящейся чашкой чая. Хотя управляющий жил по соседству, в собственном бунгало, его часто можно было увидеть на кухне в главном доме, где он отдыхал.

Гвен завела с ним разговор о саде, и, к ее удивлению, Макгрегор проявил готовность помочь, согласился выделить работников, чтобы разбить огород, сказав, что они будут трудиться, сменяя друг друга. Результатом этой беседы Гвен осталась довольна. Похоже, она ошиблась в Макгрегоре. Вероятно, раздражительным его делала боль в ноге.

После этого Гвен подумала, стоит ли ей отважиться на вечернюю прогулку вдоль озера вместе со Спью? Идея была не слишком хорошая, так как в любой момент мог пойти дождь, тогда возвращаться придется по расползающимся под ногами тропинкам и скользким ступеням. Вместо этого Гвен взбила одну из гобеленовых подушек, легла на диван и закрыла глаза.

Ее внимание привлек звук шагов Лоуренса. Она всегда их узнавала, неизвестно почему. Вероятно, поступь его была уверенной, и дом наполнялся ощущением, что хозяин вернулся, или дело было в том, что Таппер сразу вылезал из своей корзины.

Гвен вышла из комнаты и увидела стоявшего в коридоре мужа – он смотрел на свои руки, а его рубашка была пропитана кровью. У нее перехватило дыхание.

– Что случилось? – Мгновение он глядел на нее, сдвинув брови, потом мотнул головой в сторону корзины любимой собаки; Гвен оглянулась и увидела, что пес не вышел в холл. – Где Таппер? – (Лоуренс двигал челюстью и, казалось, силился совладать с собой.) – Дорогой, скажи мне.

Он попробовал заговорить, но изо рта у него вылетали какие-то бессвязные слова, и Гвен не смогла ничего понять. Она взяла со столика колокольчик и позвонила два раза. Пока они ждали, Гвен пыталась успокоить мужа, но он оттолкнул ее руки и снова уставился в пол.

Вскоре пришел дворецкий.

– Пожалуйста, скажите Навине, пусть принесет воды и чистую рубашку для хозяина. В его комнату.

– Да, госпожа.

– Ну же, Лоуренс, пойдем в твою комнату. Ты расскажешь, что случилось, когда будешь готов.

Она взяла его под локоть, и он позволил ей отвести себя наверх, в его комнату, располагавшуюся в конце длинного коридора. В спальне Лоуренса Гвен побывала всего дважды. И в обоих случаях ей кто-нибудь мешал хорошенько осмотреться там: один раз пришел мальчик-слуга, чтобы подмести пол, а в другой раз Навина принесла выглаженные рубашки.

Лоуренс толкнул дверь. В воздухе висел слабый запах благовоний, темно-синие шторы на окнах были задернуты, так что внутрь проникал лишь тонкий луч вечернего света.

– Тут темновато, – сказала Гвен и включила две электрические лампы.

Он, казалось, этого не заметил.

Эта комната была так роскошна и настолько не соответствовала Лоуренсу, что ей трудно было такое вообразить. Ничего общего с убежищем одинокого мужчины, которое она ожидала увидеть. Два темно-синих абажура с бахромой, на столе – несколько фотографий в рамках, на каминной полке – фарфоровые фигурки. Часть натертого до блеска пола скрывал персидский ковер, кровать была накрыта атласным пуховым одеялом цвета горького шоколада. С подвешенного к потолку большого кольца свисала москитная сетка, узлом завязанная над кроватью. Мебель была темная, в отличие от ее собственной.

Раздался стук в дверь, и вошла Навина с полотенцем, тазом воды и свежей рубашкой для Лоуренса. Хотя она, конечно, заметила на одежде хозяина кровь, но ничего не сказала, только молча погладила его по руке. Лоуренс поднял глаза, и они обменялись взглядами. Гвен не поняла смысла этого безмолвного разговора, но видела, что они поняли друг друга.