Жажда
Часть 42 из 92 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А ты? – спрашиваю я, заметив, что на нем надета только толстовка с капюшоном. Она плотная, та же, которая была на нем, когда я видела его с Лией в беседке около пруда, но от такого мороза, как сейчас, она не защитит. – Мы могли бы накрыться этим одеялом вместе.
Он смеется:
– Мне не холодно, обо мне не беспокойся.
– Как же мне не беспокоиться о тебе? Ведь сейчас такая морозная погода.
Он пожимает плечами:
– Я к ней привык.
– То-то и оно. Мне надо задать тебе вопрос.
Он заметно напрягается:
– О чем?
– Ты инопланетянин?
На этот раз поднимаются обе его брови:
– Что-что?
– Ты инопланетянин? Это не такой уж шокирующий вопрос. Ведь ты только посмотри на себя. – Я машу рукой под одеялом.
– Я не могу посмотреть сам на себя. – Похоже, он позабавлен.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Вообще не понимаю. – Он наклоняется, и между его лицом и моим остается всего пара дюймов. – Тебе придется мне это объяснить.
– Можно подумать, ты не знаешь, что ты самый привлекательный парень из ныне живущих.
Джексон отшатывается, как будто я ударила его, и, по-моему, ему даже невдомек, что он дотрагивается до своего шрама.
– Серьезно?
– Ты же наверняка понимаешь, что этот шрам делает тебя чертовски сексуальным, не так ли?
– Нет. – Это короткий ответ. Простой. Лаконичный. И все же он показывает намного больше, чем мог бы захотеть Джексон.
– Не нет, а да. Чертовски. Сексуальным. – Повторяю я. – К тому же все вокруг лижут тебе зад.
– Не все. – Он многозначительно смотрит на меня.
– Почти все. И тебе никогда не бывает холодно.
– Бывает. – Он сжимает мою руку под одеялом. И он прав – его пальцы холодны. Но у него определенно нет обморожений, которые наверняка заработала бы я, если бы так долго простояла здесь в одной толстовке.
Я пристально смотрю на него и делаю вид, что, несмотря на холод, от прикосновения его руки к моей меня не обдает жар.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Давай проясним все сразу. Поскольку я, во-первых, самый привлекательный парень из ныне живущих, – говоря это, он самодовольно ухмыляется, – во-вторых, заставляю всех ползать передо мной на коленях и, в-третьих, не очень часто мерзну, ты решила, что я инопланетянин.
– А у тебя есть объяснение получше?
Он на мгновение задумывается.
– Вообще-то да.
– И какое?
– Я мог бы сказать тебе…
– Но тогда придется меня убить?
– Я не это собирался сказать.
– В самом деле? – Теперь уже я склоняю голову набок. – Так что ты собирался сказать?
– Я собирался сказать: ты не вынесешь правды.
Его лицо при этом абсолютно невозмутимо, но я все равно смеюсь – а как же иначе, если он цитирует фразу из фильма «Несколько хороших парней»?
– Так ты фанат старого кино? Или Тома Круза?
Он состраивает гримасу:
– Том Круз тут определенно ни при чем. Что касается старого кино, то я смотрел несколько тогдашних фильмов.
– Значит, если бы я упомянула маньяка, морившего женщин голодом и шившего платья из их кожи, ты бы знал, что я имею в виду…
– Буффало Билла из «Молчания ягнят».
Я ухмыляюсь:
– Тогда ты, возможно, все-таки не инопланетянин.
– Я точно не инопланетянин.
На какое-то время между нами повисает молчание. Но неловким его не назовешь. Вообще-то даже приятно немного помолчать. Но в конце концов мороз все же проникает под одеяло. Я обертываюсь плотнее и тихо спрашиваю:
– Ты скажешь мне, что мы тут делаем?
– Я же говорил, что сегодня покажу тебе мое любимое место.
– Это и есть твое любимое место? – Я с интересом оглядываюсь по сторонам, желая понять, что именно ему тут нравится.
– Отсюда все окрестности видны на многие мили, и никто мне здесь не докучает. К тому же… – Он смотрит на свой телефон, затем устремляет многозначительный взгляд на небо. – Минуты через три ты все поймешь.
– Появится северное сияние? – спрашиваю я, чувствуя радостное волнение. – Мне так хочется его увидеть.
– Мне жаль, но северное сияние можно увидеть только поздней ночью.
– Тогда что же… – Я осекаюсь, когда по небу пролетает гигантский огненный шар. Несколько секунд – и за ним летит еще один.
– Что это?
– Метеоритный дождь. Здесь их можно видеть нечасто, потому что большая их часть случается летом, а тогда у нас почти все время стоит день, вот они и не видны. Но когда метеоритный дождь бывает зимой, это довольно зрелищно.
Я ахаю, когда над нами пролетают еще три метеорита, оставляя за собой длинные светящиеся следы.
– Это не просто зрелищно – это невероятно.
– Я так и думал, что тебе понравится.
– Да, мне нравится. Очень. – Я гляжу на него, чувствуя внезапную робость, хотя не понимаю почему. – Спасибо.
Он не отвечает, но ответа я и не жду.
Мы стоим на парапете добрые полчаса, не разговаривая и даже почти не глядя друг на друга, а просто наблюдая за тем, как самое великолепное из всех когда-либо виденных мною зрелищ ярко озаряет небеса. И я наслаждаюсь каждой его секундой.
Все это странно, но, когда я гляжу на это бескрайнее небо, раскинувшееся над огромными заснеженными горами… это расставляет все по своим местам. Напоминает мне о том, как я, по большому счету, мала, как мимолетны мои проблемы и мое горе, какими бы мучительными и всеохватными они ни казались мне сейчас.
Быть может, именно этого Джексон и хотел, когда привел меня сюда.
Под конец мимо нас пролетают семь или восемь метеоритов подряд. Я не могу не ахать, когда они прочерчивают свои огненные пути по небесам. Когда метеоритный дождь завершается, я ожидаю, что почувствую разочарование, как по окончании по-настоящему хорошего фильма или фейерверка, разочарование от того, что нечто чудесное закончилось навсегда.
– Нам пора вернуться, – наконец говорит Джексон. – Мороз крепчает.
– Мне не холодно. Мне бы хотелось постоять здесь еще минуту или две, если ты не против.
Он наклоняет голову, словно говоря: само собой.
Мне столько всего хочется ему сказать, он столько всего сделал для меня за такое короткое время. Но я никак не могу подыскать подходящие слова и в конце концов просто говорю: спасибо.
Он смеется, но в его смехе нет ни капли веселости. Я не понимаю почему, пока не заглядываю в его глаза и не вижу, что они снова совершенно пусты. Это мне не нравится, не нравится совсем.
– Почему ты смеешься, когда я тебя благодарю? – спрашиваю я.
– Потому что тебе нет нужды за что-то благодарить меня, Грейс.
– Почему? Ты же был ко мне так добр…
– Вовсе нет.
– Не нет, а да. – Я развожу в стороны руки под окутывающим меня одеялом, словно говоря: только посмотри на это все. – Почему ты не хочешь это признать? Просто прими похвалу и иди дальше.
Он смеется:
– Мне не холодно, обо мне не беспокойся.
– Как же мне не беспокоиться о тебе? Ведь сейчас такая морозная погода.
Он пожимает плечами:
– Я к ней привык.
– То-то и оно. Мне надо задать тебе вопрос.
Он заметно напрягается:
– О чем?
– Ты инопланетянин?
На этот раз поднимаются обе его брови:
– Что-что?
– Ты инопланетянин? Это не такой уж шокирующий вопрос. Ведь ты только посмотри на себя. – Я машу рукой под одеялом.
– Я не могу посмотреть сам на себя. – Похоже, он позабавлен.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Вообще не понимаю. – Он наклоняется, и между его лицом и моим остается всего пара дюймов. – Тебе придется мне это объяснить.
– Можно подумать, ты не знаешь, что ты самый привлекательный парень из ныне живущих.
Джексон отшатывается, как будто я ударила его, и, по-моему, ему даже невдомек, что он дотрагивается до своего шрама.
– Серьезно?
– Ты же наверняка понимаешь, что этот шрам делает тебя чертовски сексуальным, не так ли?
– Нет. – Это короткий ответ. Простой. Лаконичный. И все же он показывает намного больше, чем мог бы захотеть Джексон.
– Не нет, а да. Чертовски. Сексуальным. – Повторяю я. – К тому же все вокруг лижут тебе зад.
– Не все. – Он многозначительно смотрит на меня.
– Почти все. И тебе никогда не бывает холодно.
– Бывает. – Он сжимает мою руку под одеялом. И он прав – его пальцы холодны. Но у него определенно нет обморожений, которые наверняка заработала бы я, если бы так долго простояла здесь в одной толстовке.
Я пристально смотрю на него и делаю вид, что, несмотря на холод, от прикосновения его руки к моей меня не обдает жар.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Давай проясним все сразу. Поскольку я, во-первых, самый привлекательный парень из ныне живущих, – говоря это, он самодовольно ухмыляется, – во-вторых, заставляю всех ползать передо мной на коленях и, в-третьих, не очень часто мерзну, ты решила, что я инопланетянин.
– А у тебя есть объяснение получше?
Он на мгновение задумывается.
– Вообще-то да.
– И какое?
– Я мог бы сказать тебе…
– Но тогда придется меня убить?
– Я не это собирался сказать.
– В самом деле? – Теперь уже я склоняю голову набок. – Так что ты собирался сказать?
– Я собирался сказать: ты не вынесешь правды.
Его лицо при этом абсолютно невозмутимо, но я все равно смеюсь – а как же иначе, если он цитирует фразу из фильма «Несколько хороших парней»?
– Так ты фанат старого кино? Или Тома Круза?
Он состраивает гримасу:
– Том Круз тут определенно ни при чем. Что касается старого кино, то я смотрел несколько тогдашних фильмов.
– Значит, если бы я упомянула маньяка, морившего женщин голодом и шившего платья из их кожи, ты бы знал, что я имею в виду…
– Буффало Билла из «Молчания ягнят».
Я ухмыляюсь:
– Тогда ты, возможно, все-таки не инопланетянин.
– Я точно не инопланетянин.
На какое-то время между нами повисает молчание. Но неловким его не назовешь. Вообще-то даже приятно немного помолчать. Но в конце концов мороз все же проникает под одеяло. Я обертываюсь плотнее и тихо спрашиваю:
– Ты скажешь мне, что мы тут делаем?
– Я же говорил, что сегодня покажу тебе мое любимое место.
– Это и есть твое любимое место? – Я с интересом оглядываюсь по сторонам, желая понять, что именно ему тут нравится.
– Отсюда все окрестности видны на многие мили, и никто мне здесь не докучает. К тому же… – Он смотрит на свой телефон, затем устремляет многозначительный взгляд на небо. – Минуты через три ты все поймешь.
– Появится северное сияние? – спрашиваю я, чувствуя радостное волнение. – Мне так хочется его увидеть.
– Мне жаль, но северное сияние можно увидеть только поздней ночью.
– Тогда что же… – Я осекаюсь, когда по небу пролетает гигантский огненный шар. Несколько секунд – и за ним летит еще один.
– Что это?
– Метеоритный дождь. Здесь их можно видеть нечасто, потому что большая их часть случается летом, а тогда у нас почти все время стоит день, вот они и не видны. Но когда метеоритный дождь бывает зимой, это довольно зрелищно.
Я ахаю, когда над нами пролетают еще три метеорита, оставляя за собой длинные светящиеся следы.
– Это не просто зрелищно – это невероятно.
– Я так и думал, что тебе понравится.
– Да, мне нравится. Очень. – Я гляжу на него, чувствуя внезапную робость, хотя не понимаю почему. – Спасибо.
Он не отвечает, но ответа я и не жду.
Мы стоим на парапете добрые полчаса, не разговаривая и даже почти не глядя друг на друга, а просто наблюдая за тем, как самое великолепное из всех когда-либо виденных мною зрелищ ярко озаряет небеса. И я наслаждаюсь каждой его секундой.
Все это странно, но, когда я гляжу на это бескрайнее небо, раскинувшееся над огромными заснеженными горами… это расставляет все по своим местам. Напоминает мне о том, как я, по большому счету, мала, как мимолетны мои проблемы и мое горе, какими бы мучительными и всеохватными они ни казались мне сейчас.
Быть может, именно этого Джексон и хотел, когда привел меня сюда.
Под конец мимо нас пролетают семь или восемь метеоритов подряд. Я не могу не ахать, когда они прочерчивают свои огненные пути по небесам. Когда метеоритный дождь завершается, я ожидаю, что почувствую разочарование, как по окончании по-настоящему хорошего фильма или фейерверка, разочарование от того, что нечто чудесное закончилось навсегда.
– Нам пора вернуться, – наконец говорит Джексон. – Мороз крепчает.
– Мне не холодно. Мне бы хотелось постоять здесь еще минуту или две, если ты не против.
Он наклоняет голову, словно говоря: само собой.
Мне столько всего хочется ему сказать, он столько всего сделал для меня за такое короткое время. Но я никак не могу подыскать подходящие слова и в конце концов просто говорю: спасибо.
Он смеется, но в его смехе нет ни капли веселости. Я не понимаю почему, пока не заглядываю в его глаза и не вижу, что они снова совершенно пусты. Это мне не нравится, не нравится совсем.
– Почему ты смеешься, когда я тебя благодарю? – спрашиваю я.
– Потому что тебе нет нужды за что-то благодарить меня, Грейс.
– Почему? Ты же был ко мне так добр…
– Вовсе нет.
– Не нет, а да. – Я развожу в стороны руки под окутывающим меня одеялом, словно говоря: только посмотри на это все. – Почему ты не хочешь это признать? Просто прими похвалу и иди дальше.